Глава 11 Суд продолжается
Глава 11
Суд продолжается
Первое судебное заседание. Мы все в сборе. Судья уже знает нас в лицо и здоровается со всеми как со старыми знакомыми. Мы с Малаховским находимся в клетке, Вальдес-Гарсиа сидит, облокотившись на костыли, на скамейке, вытянув переломанные ноги вперед. Охранники и конвойные оккупировали последний ряд. Недалеко от меня расположились адвокаты. Государственный обвинитель начинает долго и нудно зачитывать обвинительное заключение. По закону сторона обвинения обязана огласить, то есть зачитать, обвинение и все доказательства, имеющиеся в материалах дела. Это занимает не один день. Меня возят в суд как на работу. Подъем, обыск, дорога в суд. После суда все повторяется в обратной последовательности. Дорога в тюрьму, обыск, камера. Я очень устаю и порой мечтаю о том, чтобы побыстрее попасть в камеру. Дни мелькают перед глазами, как листки отрывного календаря.
«Подсудимый, вам понятно обвинение?» – спрашивает меня судья.
«Да, понятно», – отвечаю я.
«А вам понятно?» – обращается она к Малаховскому.
«Обвинение мне не понятно, – говорит тот. – Прошу объяснить, в чем меня обвиняют».
Судью определенно раздражает этот ответ, но это позиция Малаховского и его адвокатов. Возможно, из-за этого раздражения судья позже отыграется на нем, дав ему на год больший срок, чем запрашивала сторона обвинения. В итоге он получит двенадцать лет.
Адвокат советует мне дать показания сразу, в начале процесса, не дожидаясь оглашения всех доказательств и допроса свидетелей. По его мнению, это укрепит нашу позицию, так как подобным образом может поступить только абсолютно уверенный в своей невиновности человек. Мне нечего скрывать и выдумывать. Я рассказываю все как есть: как попал на работу в ЮКОС, как открывал офис на Кипре. Подробно описываю, чем там занимался…
«А откуда вам известно, что компания, где вы работали, оплачивала купленную нефть?» – пытается подловить меня прокурорша.
«Факт покупки и оплаты нефти подтверждается материалами уголовного дела», – отвечаю я.
Недовольная моим ответом прокурорша продолжает зачитывать «доказательства». Их сто пятьдесят томов. Процесс явно затягивается.
Она читает документы, датируемые 1998 и 1999 годами. Зачитываются протоколы собрания акционеров и протоколы заседаний совета директоров компании ЮКОС. В то время никто из нас там не работал, и адвокаты с возмущением просят обвинителя объяснить смысл оглашенных документов, не имеющих к нам никакого отношения.
Я смотрю на судью, которая находит в себе силы подавить набежавшую улыбку и легкий смешок. Секретарь суда Катя хихикает. Шляева бессовестно заявляет: «Узнаете позже!»
* * *
Позже мы узнаем, что таким образом, по версии обвинения, происходил «предварительный преступный сговор».
* * *
Неожиданно Вальдес-Гарсиа заявляет: «Я не понимаю, что здесь происходит!»
Судья объясняет: «Вы здесь находитесь в качестве обвиняемого по особо тяжкому преступлению».
Государственный обвинитель возобновляет чтение. Процесс продолжается.
* * *
Очередное судебное заседание. Мы с Малаховским сидим в клетке. Выходит судья, чтобы начать очередное судебное заседание. Обнаруживается, что не приехал Вальдес-Гарсиа. Прокурорша бросается на его поиски, куда-то уходит, возвращается, звонит по мобильному телефону. Через некоторое время появляется виновник переполоха – на костылях, в сопровождении телохранителя, в зал заседаний заходит растрепанный Вальдес-Гарсиа. Время одиннадцать утра. Судья, изумленная такой наглостью обвиняемого, находящегося под подпиской о невыезде, спрашивает: «Вы где были, Вальдес-Гарсиа?»
«На работе! – как ни в чем не бывало отвечает тот. – У меня как смена закончилась, так я сразу к вам».
Немного опешив, судья спрашивает: «А где вы работаете?»
«Я работаю диспетчером в компании “Формула такси”», – спокойно отвечает Вальдес-Гарсиа.
Судья приходит в себя и набрасывается на Вальдес-Гарсию, грозит изменить меру пресечения на арест: «Вы что, не понимаете, где вы находитесь? Еще раз это случится, и вас будут всегда привозить вовремя!» – она кивает в нашу сторону.
Вальдес-Гарсиа огрызается: «А что, мне надо же на что-то жить и где-то работать!»
На меня нападает гомерических хохот, который я не в силах сдержать. Полный идиотизм! Формально Вальдес-Гарсию, как, впрочем, и меня, обвиняют в хищении тринадцати миллиардов долларов и почему-то легализации восьми с половиной миллиардов. А тут какой-то диспетчер такси в сопровождении телохранителя… Бред!
Инцидент исчерпан. Заседание продолжается. Антонио Вальдес-Гарсиа в очередной раз просит разъяснить, в чем его обвиняют. Сторона обвинения по закону обязана раскрыть доказательственное значение каждого доказательства, объяснить, что именно доказывает то или иное доказательство. Например, вот нож, найденный рядом с трупом. Резаная рана на трупе говорит о том, что она была нанесена острым предметом определенного размера. Кровь на ноже, совпадающая с группой крови убитого, доказывает, что рана была нанесена именно этим ножом, если его размер совпадает с размером раны. А отпечаток пальцев на ноже свидетельствуют о том, что именно этот человек держал данный нож в руках. Таким образом выстраивается причинно-следственная связь определенных событий.
Мы с адвокатом настоятельно, по несколько раз в день, просим объяснить доказательственное значение оглашаемых документов. Вот моя трудовая книжка. Кроме того факта (который я не отрицал), что я официально работал в ЮКОСе, ничего иного она не доказывает.
Судья обращается с Вальдес-Гарсии:
«Вальдес-Гарсиа, у вас есть замечания к оглашенным документам?»
Тишина. Вальдес-Гарсиа уснул.
«Вальдес-Гарсиа!» – громко кричит судья.
Никакой реакции. Он не слышит. К Вальдес-Гарсии подбегает адвокат и бережно расталкивает его.
«Вальдес-Гарсиа! – не успокаивается судья. – Вы слышали прокурора?»
«Нет, я спал. Я же не спал двадцать четыре часа, работал в ночную смену. Я вообще не понимаю, что здесь происходит, и прошу отпустить меня домой», – тихо говорит Вальдес-Гарсиа.
Судья безнадежно машет рукой, и прокурор продолжает.
Мы слышим и видим в материалах уголовного дела «Отчет о прибылях и убытках “Юганскнефтегаза”». Кроме того, что компания добывала нефть, продавала ее и получала прибыль, этот документ ничего не доказывает. Ни у меня, ни у моего адвоката, ни у любого здравомыслящего человека не выстраивается никакой логической цепочки в предъявленном обвинении.
Наши вопросы остаются без ответа. Обвинитель невнятно сообщает, что объяснит доказательственное значение оглашенных документов в конце процесса, после их оглашения. Позже она подведет черту, сказав общую фразу: «Оглашенные документы доказывают вину обвиняемых». Ни больше ни меньше. Виноваты, и все! И никакой тебе причинно-следственной связи. Чего напрягаться-то и заморачиваться, когда моя заработная плата, как выясняется, является моей долей от награбленного… от тринадцати миллиардов долларов! «Эх, ребята! Мы явно продешевили», – хотел было пошутить я, но мне было уже не до шуток.
Шляева врет без устали, нагло и безбожно. Объявляется перерыв в судебном заседании. Судье и адвокатам надо перекусить. Нас в это время ведут в подвал. Я успеваю заметить, как прокурорша погружает свою руку в бездонный портфель и выуживает оттуда пакет. Она вытягивает оттуда пирожок за пирожком и кладет их себе в рот. Конвойные и спецназовцы давятся от смеха. Мне тоже становится смешно. Нет зрелища печальнее на свете, чем поедание пирожков прокуроршей!
Мне мерещится Кафка, выбегающий из зала судебных заседаний с понурой головой…
* * *
После обеденного перерыва обвинитель продолжает монотонное зачитывание бессмысленных для обвинения документов. Все устали, и судья прекращает заседание. Мы едем домой, в тюрьму. Процесс отнимает у меня много сил, и я возвращаюсь в камеру опустошенный. Каждый вечер в тюрьме происходит медицинский обход, и врач, заглядывая в окошко каждой камеры, интересуется, не надо ли чего. Я прошу измерить давление. Девяносто на шестьдесят. Мне запомнится это странное подавленное состояние, которое будет часто повторяться. Врач рекомендует мне выпить чифиря, что я и делаю. Впереди несколько дней выходных, и я смогу отлежаться, осмыслить происходящее, да и просто отвлечься.
В камере нас четыре человека. Однажды вечером к нам приводят интеллигентного молодого человека в очках. Я ни у кого не видел большего количества вещей, чем у Алексея Френкеля. Сумки, баулы, пакеты, мешочки… Свободное пространство камеры быстро заполняется его вещами. Они везде. У Френкеля огромное количество каких-то бумаг и документов. Его обвиняют в организации убийства заместителя председателя правления Центрального банка Алексея Козлова. По версии следствия, таким образом Френкель решил отомстить за отзыв лицензии одного из банков, где работал председателем правления.
Мой новый сокамерник – гений и вундеркинд. Он из простой учительской семьи, победитель всесоюзных олимпиад из Саратова, в четырнадцать лет окончил среднюю школу и, приехав в Москву, поступил на экономический факультет МГУ. У него феноменальная память – помнит каждую мелочь, каждую деталь, вплоть до стоимости билета на автобус, купленного лет десять назад, когда он, еще в бытность студентом, путешествовал по России. Алексей – страшный педант, он обладает поразительной работоспособностью. Каждое заявление пишет в двух экземплярах, один из которых оставляет у себя для контроля. Он записывает и фиксирует все, вплоть до количества продуктов в холодильнике. Питаясь в основном шоколадом, он щедро покупает в ларьке все необходимое для своих сокамерников.
Мы сдружились, хотя видимся не часто, а в свободное время играем в шахматы. Каждое утро он после прогулки надевает белую рубашку и костюм, идет к адвокату знакомиться с материалами уголовного дела. «Свой арест я воспринимаю как путешествие и маленькое приключение», – как-то поделится он со мной. Неисправимый оптимист, он излучает бесконечную жизнерадостность и заражает тем же сокамерников. В один из дней, около пяти часов вечера, мы услышим голос надзирателя: «На Эф, с вещами…» Френкеля, написавшего огромное количество жалоб на администрацию, не особо жалуют и переводят из нашей камеры. Очевидно, ему здесь слишком хорошо. Он долго собирает вещи, и мы прощаемся. Без него камера пустеет, и мне даже становится грустно. Позже я узнаю из газет, что ему дадут восемнадцать лет строгого режима…
Утро понедельника. На этот день назначено очередное судебное заседание. Нас всегда привозят минут на тридцать раньше, и мы вынуждены ждать своей очереди в камерах подвала. Конвойные никогда не посадят нас в один бокс, невзирая на все наши просьбы.
Мы поднимаемся в знакомый уже зал и занимаем свои места в клетке. Заходит Антонио Вальдес-Гарсиа с охранником. У него в руках два больших пластмассовых ведра. Все в недоумении смотрят на эти ведра. В зале наступает тишина.
«Вальдес-Гарсиа, зачем вам ведра?» – после некоторой паузы прерывает тишину судья.
«Ваша честь! – обращается тот к судье. – У меня случилось несчастье, и я почти потерял слух. Можно, я подсяду к прокурору поближе, чтобы лучше слышать? А еще у меня в ноге штырь железный, и нога затекает… Можно, я под ногу ведро поставлю?»
Судья, проявляя сочувствие, великодушно разрешает ему это сделать.
* * *
Вскоре сторона обвинения заявит ходатайство о проведении экспертизы на предмет определения вменяемости обвиняемого Антонио Вальдес-Гарсии. Прокурорша заявит, что, по ее мнению, Антонио неадекватно воспринимает действительность, проявляет все признаки невменяемости – или, иными словами, просто сошел с ума. В этот момент я подумаю, что неплохо бы такую экспертизу провести в отношении прокурорских работников, писавших обвинительное заключение, а в частности – проверить саму Шляеву…
Судья рассмотрит это ходатайство и откажет прокуратуре в его удовлетворении. У нее не было никаких сомнений во вменяемости Вальдес-Гарсии. Не сомневался в этом и я, усмотрев во всем этом хороший знак. Мне показалось, что судья имеет свое мнение, не зависимое от прокуратуры.
Шляева тем временем упорно продолжает:
«Следствием установлено, что ООО “Ю-Мордовия”, ООО “Ратибор”, на балансы которых переводилась похищенная нефть, а также “Рутенхолд Холдингс Лимитед”, через которые осуществлялась реализация на экспорт похищенной нефти, были подконтрольными участникам организованной группы, так как руководителями в указанных обществах были или члены организованной группы, или зависимые от них лица, что подтверждается:
трудовым договором, изъятым в ходе обыска, подтверждается, что с 01 апреля 2000 года Переверзин В. И. действительно был назначен на должность директора компании “Рутенхолд Холдингс Лимитед” (том 13, листы дела 38–43);
сертификатом об инкорпорации Республики Кипр № 105420, в соответствии с которым компания “Рутенхолд Холдингс Лимитед” была образована и зарегистрирована на Кипре 07.10.1999 года (том 26, листы дела 19–22);
выпиской из протокола № 120.1–19 от 02.12.1999 года заседания совета директоров ОАО “НК ЮКОС” и уставом ООО “Ю-Мордовия”, согласно которым советом директоров ОАО “НК ЮКОС” 02.12.1999 было принято решение об учреждении ООО “Ю-Мордовия” (том 22, листы дела 2,3–14)».
Я и мой адвокат настойчиво и последовательно выступаем с очередным ходатайством и просим объяснить, что доказывают оглашенные документы. Трудовой договор, кроме очевидного и не отрицаемого мной факта работы в дочерней компании ЮКОСа, ничего другого не доказывает. Свидетельство об инкорпорации компании подтверждает факт ее регистрации, причем за полгода до моего трудоустройства в ЮКОС. А решение совета директоров ОАО «НК ЮКОС» о создании неизвестного мне ООО «Ю-Мордовия» ко мне вообще не имеет никакого отношения.
Ну а то, что все дочерние компании ЮКОСа подконтрольны его руководителям, факт очевидный, с которым и не поспоришь!
Шляева упорно и последовательно продолжает врать: «Позже, позже мы все скажем, все объясним…»
Неожиданно в памяти всплывают слова какой-то глупой песенки: «Я его слепила из того, что было. А потом что было, то и полюбила…»
Прокурорша продолжает петь свою песню:
«Вина подтверждается:
выписками по движению денежных средств по счету ООО “Ю-Мордовия”, из которых следует, что ООО “Ю-Мордовия” перечисляло в 2001 году со своих счетов денежные средства ОАО “Юганскнефтегаз” в качестве оплаты за нефть (том 59, листы дела 19–167; том 121, листы дела 244–277);
актом налоговой проверки № 30–3–14/1 от 30.04.2004 года, согласно которому с января по май 2001 года на баланс ООО “Ю-Мордовия” из ресурсов ОАО “Юганскнефтегаз” было зачислено 14 094 792 тонны нефти на сумму 18 018 062 200 рублей (том 41, листы дела 3–154)».
Я не верю услышанному, хотя и знаю о существовании этих документов. В хищении именно этой конкретной нефти нас и обвиняют. Мне странно слышать из уст прокурора, что, оказывается, «украденная» нефть была официально оплачена, имелись договоры купли-продажи, нефть была передана с баланса на баланс. Не было никаких хищений! Прокуратура сама об этом заявляет. Ура! Ура! Ура!
* * *
Спектакль, ничего общего не имеющий с правосудием, продолжается. В день оглашается один, максимум два тома плюс предстоит еще допрос свидетелей. В неделю проходит три-четыре судебных заседания. Я пытаюсь вычислить продолжительность нашего процесса и прихожу к неутешительному выводу. По моим подсчетам, это действо будет продолжаться около года! «Ничего себе», – разочарованно думаю я, мысленно находясь уже на свободе.
Я практически не ошибся в расчетах. Приговор будет вынесен 1 марта 2007 года.
* * *
Словно во сне, я слышу: «…вина подтверждается:
паспортами сделок ОАО “НК ЮКОС” в ОАО ИБ “Траст” и ведомостями банковского контроля, в соответствии с которыми на валютный счет ОАО “НК ЮКОС” от компании “Рутенхолд Холдингс Лимитед”, возглавляемой участником организованной группы Переверзиным В. И., поступали денежные средства от исполнения контрактов (том 65, листы дела 9–272; том 66, листы дела 2–194);
свифт-сообщениями компании “Рутенхолд Холдингс Лимитед”, в соответствии с которыми “Рутенхолд Холдингс Лимитед”, возглавляемое участником организованной группы Переверзиным В. И., перечисляло ОАО “НК ЮКОС” в 2002 году денежные средства за приобретенную нефть (том 152, листы дела 8–277; том 153, листы дела 1–287);
выписками по движению денежных средств по валютному счету ОАО “НК ЮКОС” в ОАО ИБ “Траст” за период с 01.01.2001 года по 01.05.2004 года, согласно которых на счет ОАО “НК ЮКОС” в период с 2001 по 2004 год поступали денежные средства за реализацию нефти и нефтепродуктов (том 63, листы дела 10–293)».
Я осознаю, что вот на этом самом месте, в этот самый момент меня должны оправдать и отпустить! Моя невиновность очевидна! Мало того, что я вообще никогда не подписывал ни одного платежного поручения, не имея на это соответствующих полномочий, так здесь сама обвинитель говорит о том, что все расчеты за проданную нефть, к которым я не имел никакого отношения, полностью осуществлены. Не желая прерывать чтение доказательств моей невиновности, я пишу короткую записку, которую хочу передать адвокату. Беру в руки листок бумаги, встаю и вопросительно смотрю на судью, показывая, что хочу передать записку адвокату. Она согласно кивает. Я протягиваю руку через решетку и отдаю листок. Неожиданно раздается грохот. С последнего ряда срывается конвоир и, снося все на своем пути, несется к моему адвокату.
«Ааааа… уууууу…» – во весь голос кричит Вальдес-Гарсиа. Этот вояка пробежал по его искалеченным ногам. Конвоир буквально прыгает на адвоката и выхватывает у него из рук мою записку. Судья от удивления замирает, открыв рот. Пауза. Все молчат.
«Вы… Вы что себе позволяете?» – спрашивает судья конвоира.
Тот молчит и тяжело дышит, не в силах перевести дыхание после стремительного броска.
«Отдайте мне записку», – говорит судья.
Конвойный явно не хочет этого делать и мнется. Может, пригрезилось ему, что там какая тайна написана, за которую он получит вожделенную награду?
«Отдайте мне записку», – повелительным тоном настаивает судья.
Тот молча, нехотя отдает записку в руки судье и возвращается на свою скамейку. Судья, скользнув взглядом по безобидной бумажке, передает ее моему адвокату.
Я ставлю еще один плюсик судье.
«Она на нашей стороне! – радостно думаю я. – Но конвой на мне сегодня отыграется! Наверное, бить будут», – предполагаю я.
Разговор состоится в подвале Басманного суда. Меня не били, но пригрозили написать на меня рапорт и посадить в изолятор.
«В зале суда я – главный», – выдает мне конвоир, на плечах которого красовались погоны старшего лейтенанта. Я вспомнил фразу, сказанную адвокатом Малаховского: «Носить офицерские погоны – вовсе не означает быть офицером». Не желая вступать с ним ни в какие дискуссии, я молчу. Рядом проходит местный милиционер, охраняющий судебные казематы. Задумчиво смотрю на его погоны и не могу понять, что за звание у него такое. Звезды вышиты золотой нитью, но вроде как для генерал-лейтенанта они маловаты, а для прапорщика слишком велики. Пытаясь разобраться, я в недоумении тру глаза и снова вглядываюсь в звезды. Они действительно больше уставных, с очевидной претензией на генеральские.
«Да они здесь все сумасшедшие», – заключаю я. Мы садимся в «газель» и благополучно возвращаемся в Матросскую Тишину.
Наступило лето 2006 года, пора отпусков. Судьи тоже люди и хотят отдыхать. Работа нервная и ответственная, поэтому и отпуска у них такие длинные. В судебных заседаниях объявляется перерыв на два месяца. Я мысленно прощаюсь с судьей Ярлыковой до сентября.
У меня наступают каникулы, время вынужденного безделья. Рутинная тюремная жизнь поглощает меня целиком и полностью.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.