549 (оборот). См. письма к Полю Гогену.
549 (оборот). См. письма к Полю Гогену.
550
Не знаю, читал ли ты у Гонкуров «Братья Земганно», книгу, которая, вероятно, в какой-
то мере воспроизводит биографию авторов. Если читал, то поймешь, как несказанно я боюсь,
чтобы ты не надорвался, добывая для нас деньги.
За исключением этой постоянно гнетущей меня тревоги, все обстоит хорошо: работаю я
лучше, чем раньше, здоровье мое тоже лучше, чем в Париже.
Все больше убеждаюсь, что, когда ты хорошо питаешься, когда у тебя есть мастерская,
хватает красок и т. д., работается гораздо легче.
Но разве для меня так уж важно, подвигается моя работа или не подвигается? Нет,
тысячу раз нет. Я хотел бы втолковать тебе, наконец, что, снабжая деньгами художников, ты
сам выполняешь работу художника и что единственное мое желание – делать мои полотна так
хорошо, чтобы ты был удовлетворен своей работой…
Знай, если ты чувствуешь себя плохо, если ты слишком изнуряешь себя или у тебя
слишком много огорчений, работа неизбежно замедляется. Когда же ты чувствуешь себя
хорошо, дело идет как бы само собой. У того, кто ест вдоволь, гораздо больше новых и ценных
мыслей, чем у того, кто сидит впроголодь.
Если я зашел слишком далеко, крикни мне: «Стой!» Если же нет, тем лучше – мне ведь
тоже работается гораздо лучше, когда я живу в достатке, чем когда я нуждаюсь. Только не
думай, что я дорожу своей работой больше, чем нашим общим благополучием или душевным
спокойствием. Очутившись здесь, Гоген сразу почувствует облегчение и быстро поправится. И
для него, может быть, настанет день, когда он снова захочет и сможет стать отцом семейства, а
оно у него есть.
Мне очень, очень любопытно, что он успел сделать в Бретани. Бернар пишет много
хорошего о его работах. Но создавать полнокровные полотна на холоде и в нищете бесконечно
трудно; поэтому вполне возможно, что Гоген в конце концов обретет подлинную родину на
более теплом и счастливом юге.
Если бы ты видел здешние виноградники! Тут попадаются гроздья весом в кило:
виноград в этом году великолепный, так как всю осень стояла хорошая погода, хотя лето и
оставляло желать лучшего…
Париж осенью, наверно, тоже очень хорош. Сам Арль, как город, ничего особенного
собой не представляет, ночью здесь черным-черно. Мне сдается, что обилие газа, горящего
оранжевым и желтым светом, лишь углубляет синеву ночи, здешнее ночное небо, на мой взгляд,
– и это очень смешно – чернее парижского. Если когда-нибудь вернусь в Париж, попробую
написать эффект газового света на бульваре.
Зато в Марселе все наоборот: по-моему, на Каннебьер ночью красивее, чем в Париже.
Я очень часто думаю о Монтичелли. Размышляя над тем, что рассказывают о его
кончине, я пришел к выводу, что надо отбросить версию насчет его смерти от пьянства, от
вызванного алкоголем отупения, следует помнить, что люди здесь проводят на воздухе и в кафе
гораздо больше времени, чем на севере.
Например, мой приятель почтальон целыми днями торчит в кафе и, разумеется, пьет,
чем занимался, впрочем, всю жизнь. Однако он отнюдь не отупел; напротив, за стаканом его
оживленность естественна и разумна; о политике же он рассуждает широко, как Гарибальди;
поэтому я убежден, что легенда о Монтичелли – жертве абсента имеет под собой не больше
оснований, чем имели бы подобные же россказни о моем почтальоне.
551
Начал новый холст размером в 30 – осенний сад: два пирамидальных кипариса
бутылочного цвета, три маленьких каштана с оранжево-сигарной листвой, небольшой бледно-
лимонный тис с фиолетовым стволом, два кроваво-красных и ало-пурпурных кустика.
Немного песку и травы, клочок синего неба.
Я дал себе клятву передохнуть, но каждый день повторяется одно и то же: я выхожу из
дому и вижу вокруг такую красоту, что не могу ее не писать.
Деньги, которые ты мне посылаешь и которые я сейчас прошу особенно часто, я
возмещу тебе своим трудом – и теперешние, и за прошлое время. Но дай мне поработать, пока
к тому есть хоть малейшая возможность; будет еще хуже, если я ее упущу.
Ах, дорогой брат, если бы я умел делать то, что вижу, если бы мы работали над этим
вместе с Гогеном и если бы к нам еще присоединился Сёра! К сожалению, нам пришлось бы
оценить его большие вещи, вроде «Натурщиц» или «Гранд-Жатт», тысяч в пять франков, по
самому скромному моему подсчету.
Следовательно, в случае объединения с ним мы с Гогеном должны были бы каждый
внести, как свой пай, полотен на 10 тысяч по номиналу.
Это точно совпадает с той суммой, которую я тебе называл, говоря, что за дом я
обязательно должен написать картин на 10 тысяч франков. Забавно все-таки – я
руководствуюсь не расчетами, а чувством, и все-таки в итоге получаю те же самые цифры, к
которым пришел бы, исходя из совсем другой точки зрения. Словом, о комбинации с Сёра я не
смею не то что говорить, но даже помыслить. Сначала мне следует поближе познакомиться с
Гогеном. С ним во всяком случае не пропадешь. Кстати, как только сумеешь, желательно
поскорее, закажи мне:
10 метров холста по 2.50 фр.
Затем – все в таких же тюбиках, как серебряные и цинковые белила:
цинковых белил – 20 самых больших тюбиков
серебряных белил – 10 « « «
желтого хрома № 1 – 10 « « «
№ 2 – 5 « « «
прусской синей – 5 « « «
гераниевого лака – 10 средних тюбиков
зеленого веронеза – 10 самых больших тюбиков
Начался листопад, деревья желтеют прямо на глазах, желтый цвет с каждым днем
преобладает все больше.
Это, по меньшей мере, столь же прекрасно, как сады в цвету, и, смею думать, не только
не вредит работе, а скорее идет ей на пользу.
552
У меня огромные расходы, чем я очень огорчен, так как все больше убеждаюсь, что
живопись обходится чрезвычайно дорого, хотя этим ремеслом занимаются преимущественно
очень бедные люди.
Но осень до сих пор несказанно прекрасна! Чертовский же все-таки край, родина
Тартарена! Да, я доволен своей участью: это не какая-нибудь утонченная, неземная страна, а
воплощенный Домье.
Перечитываешь ли ты «Тартарена»? Не забудь это сделать. Помнишь, в «Тартарене»
есть великолепная страница – описание того, как скрипит тарасконский дилижанс. Так вот, я
написал эти зеленые и красные экипажи, красующиеся во дворе гостиницы. Скоро ты их
увидишь, а пока вот тебе набросок, наспех воспроизводящий композицию. Передний план
очень простой – только серый песок; задний план тоже очень прост – желтые и розовые
стены, на окнах зеленые решетчатые ставни, клочок голубого неба. Оба экипажа – очень
пестрые и яркие – зеленые, красные; колеса их – желтые, черные, голубые, оранжевые.
Размер полотна обычный – 30. Экипажи написаны густыми мазками, a la Монтичелли. В свое
время у тебя была очень красивая вещь Клода Моне – четыре цветные лодки на берегу. Так
вот, моя композиция в том же духе, только вместо лодок – экипажи.
Теперь представь себе огромную сине-зеленую сосну, раскинувшую ветви над очень
зеленой лужайкой и песком в пятнах света и тени.
Под сенью дерева две фигуры влюбленных; полотно размером в 30.
Словом, бесхитростный уголок сада, оживленный на заднем плане, под черными
ветвями сосны, клумбами герани цвета французского сурика.
Затем еще два полотна размером в 30 – Тринкетайльский мост и другой, тот, по
которому железная дорога пересекает улицу.
Второй по колориту слегка напоминает Босбоома. Тринкетайльский мост со всеми его
пролетами изображен в серые утренние часы: камни, асфальт, проезжая часть – все серое; небо
– бледно-голубое, фигуры цветные, листва чахлого дерева – желтая. Итого получается два
полотна в серых, приглушенных тонах и два в очень ярких.
Извини за скверные наброски – я совершенно вымотан тарасконским дилижансом и
мне не до рисования. Сейчас пойду обедать, а вечером напишу еще.
А декорация-то моя все-таки подвигается; думаю, что она научит меня более широко
видеть и писать.
Она во всех отношениях заслуживает критики, но для меня важно одно – выполнить ее
с подъемом.
Край добряка Тартарена нравится мне все больше и больше – он становится для меня
новой родиной. Но я не забываю Голландию – именно по контрасту я много думаю о ней.
Скоро продолжу письмо.
Вот я опять и взялся за него. Как мне хочется показать тебе то, что я сейчас делаю.
Я в самом деле страшно устал: писать и то трудно. Подробнее напишу лучше в другой
раз. Скажу лишь, что замысел декорации начинает теперь приобретать зримые очертания.
Позавчера снова написал Гогену и повторил ему, что здесь он, вероятно, скорее
поправится. И сделает также немало хороших вещей.
Выздоровление, конечно, потребует известного времени.
Но, уверяю тебя, если сейчас у меня так много замыслов и они так ясны, то это в
значительной степени объясняется хорошим питанием. Вот что нужно каждому, кто занимается
живописью.
Сколько нужно перемен, для того чтобы художники смогли бы начать жить, как живут
рабочие! Ведь столяр или кузнец производит гораздо больше, чем они.
Для живописцев следовало бы устроить большие мастерские, где каждый имел бы
возможность регулярно трудиться.
Я в полном смысле слова валюсь с ног и ничего не вижу – так хочется спать и так
устали глаза…
Эту неделю я работал над пятью картинами. Таким образом, количество картин
размером в 30 для дома достигло пятнадцати.
2 картины Подсолнечники
3 « Сад поэта
2 « Другой сад
1 картина Ночное кафе
1 « Мост в Тринкетайле
1 « Железнодорожный мост
1 « Дом
1 « Тарасконский дилижанс
1 « Звездная ночь
1 « Вспаханное поле
1 « Виноградник
555
Из письма Гогена я узнал, что он отправил тебе картины и этюды. Буду очень рад, если
ты выберешь время и подробно напишешь, что же он тебе прислал. К его письму было
приложено письмо от Бернара, который сообщает, что он получил посылку с семью моими
картинами и что они хотят их все до одной оставить у себя. Для обмена со мною Бернар сделает
новый этюд, а трое остальных – Море, Лаваль и еще какой-то молодой человек пришлют мне,
как я надеюсь, автопортреты.
Мой уже у Гогена, и Бернар пишет, что ему тоже хотелось бы иметь такой же, хотя у
него уже есть мой автопортрет, который он выменял у меня на портрет своей бабушки.
Мне приятно, что им нравится сделанное мною по части фигур. Я все еще не пришел в
себя после прошлой недели – работа так вымотала меня, что я до сих пор не в силах за что-
нибудь взяться; к тому же мистраль сегодня особенно неистовствует, взметая целые тучи пыли
– деревья белы от нее снизу доверху. Поэтому я просто вынужден ничего не делать. Я проспал
16 часов подряд и до некоторой степени отошел.
Завтра окончательно приду в себя после этой сумасшедшей гонки.
А неделя была все-таки недурна – целых пять полотен! А если за такое приходится
потом расплачиваться, что ж – это в порядке вещей. К тому же, если бы я работал медленней, я
не управился бы до начала мистраля.
Когда погода хорошая, ею надо пользоваться – без этого тут ничего не сделаешь.
Чем занят Сёра? Если увидишь его, передай от меня, что я работаю над декорацией,
состоящей уже сейчас из 15 полотен размером в 30, и что для завершения ее мне потребуется
еще самое малое штук 15. Прибавь, что в этой большой работе меня нередко поддерживает
воспоминание о нем и о посещении его мастерской, где я видел его прекрасные большие
картины.
Мне очень хочется иметь автопортрет Сёра. Я написал Гогену, * что предложил ему
обмен портретами, прежде всего, в расчете на то, что они с Бернаром уже сделали немало
этюдов друг с друга.
Но поскольку я ошибся в своем предположении и Гоген написал свой автопортрет
специально для меня, я не хочу меняться, так как считаю его работу слишком для этого
значительной. Он настаивает, чтобы я согласился на обмен, и осыпает меня похвалами, которых
я не заслуживаю. Поэтому довольно о нем. Посылаю тебе статью о Провансе, на мой взгляд,
очень недурную. Эти «Фелибры» * – Кловис Гюг, Мистраль и другие – представляют собой
литературно-художественное общество. Они пишут по-провансальски, а то и по-французски
подчас недурные, а подчас и просто отличные сонеты.
Если фелибры когда-нибудь перестанут не замечать меня, они все побывают в моем
домике. Предпочту, чтобы это произошло не раньше, чем я закончу свою декорацию, но, любя
Прованс не меньше, чем они, все-таки считаю, что заслуживаю право на внимание с их
стороны.
Впрочем, заявлю я об этом праве лишь в том случае, если встанет вопрос о том, где мне
работать – здесь или в Марселе, куда, как ты знаешь, я не прочь перебраться, ибо полагаю, что
марсельские художники обязаны продолжить дело, начатое Монтичелли.
Чтобы связаться с ними, достаточно будет, если мы с Гогеном напишем статью в одну из
местных газет.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.