В ЗАБАЙКАЛЬЕ

В ЗАБАЙКАЛЬЕ

В конце апреля 1983 года у меня возникла ещё одна возможность выехать с лекциями по линии ЦК. На этот раз речь шла о выступлениях на протяжении одной недели в Забайкалье, а точнее, в Бурят-Монголии. Я с готовностью согласился, так как, с одной стороны, мне давно хотелось побывать на Байкале, посещение которого предусматривалось предложенной поездкой, а с другой — её намеченные сроки позволяли мне отлучиться с работы на это время до запланированного выезда на очередной раунд переговоров в Женеву. На Старой площади мне сказали, что я должен буду прочитать несколько лекций в самом Улан-Удэ, начиная с выступления перед делегатами партийной конференции республики, а затем в нескольких точках на периферии.

Путь был очень дальний, и я отправился на встречу с Байкалом самолётом. Перелёт из Москвы с посадками в Томске и Новосибирске занял немало часов, очень ощутимо снова напомнив мне о колоссальных размерах территории России. По знакомому теперь для меня порядку я сначала коротко знакомился с высшим партийным руководством автономной республики, с секретарями обкома и горкома, с которыми уточняли программу лекций, а затем в сопровождении прикреплённого ко мне сотрудника местного ЦК приступил к выступлениям.

Первое из них состоялось вечером первого дня моего пребывания в столице Бурят-Монголии в многоярусном Театре оперы и балета, где проходила республиканская конференция. На данном выступлении, которое было частью официальной программы этого крупного партийного мероприятия, присутствовали руководители основных партийных, административных и хозяйственных органов республики, директора предприятий, председатели больших совхозов и колхозов, представители ведущих общественных организаций. В этом театре я выступал с поставленной в центре сцены трибуны при полностью освещённом зале, что помогало лучше видеть слушателей и чувствовать их присутствие.

По просьбе секретаря ЦК республики я рассказал об основных проблемах мировой политики, которые были особенно важны для нашей страны в тот период, включая существовавшие тогда конфликтные ситуации и вопросы разоружения, а затем дал оценку их динамики и проанализировал возможные перспективы их решения. Вопросов поступило так много, что ведущий встречу секретарь обкома после почти двух часов работы подвёл под вопросами черту, одновременно предложив остальным желающим их задать встретиться со мной около сцены после официального закрытия конференции.

К моему удивлению, несмотря на поздний час, таких желающих оказалось человек 10–12, хотя у некоторых из них были не вопросы, а скорее комментарии по выступлению или предложения мне выступить в представляемых ими городах или на их предприятиях. Поскольку за отсутствием возможности я ещё не запомнил всю свою программу, мне приходилось выражать им свою готовность выступить при условии согласования с расписанием, которое было у прикреплённого ко мне сотрудника ЦК. Этот активный и расторопный человек, находившийся уже рядом со мной, взял на себя согласование таких предложений с моей программой, обещая сообщить о результатах авторам предложений на другой день.

Последний из слушателей, которые подошли ко мне, дождался, когда мы оказались вдвоём, и как-то очень просто и подкупающе-искренне сказал, что его казаки будут очень рады послушать меня у них в станице. Формулировка его вопроса меня заинтриговала ссылкой на казаков и станицу, и я вначале подумал, что у меня какая-то проблема с географией. Желая уточнить услышанное, я спросил этого приятного человека, далеко ли их станица от города, на что он ответил, показав рукой за спину: «Да что вы. Тут совсем рядом. Я здесь буду до послезавтра. Если сможете, то я за вами прямо с утра тогда и заеду. Думаю, и вам будет интересно у нас побывать». Я поблагодарил милого человека за приглашение и тут же попросил моего сопровождающего уточнить выделенной мне день на экскурсию. Оказалось, что он попадал на послезавтра, и я с удовольствием принял приглашение моего нового знакомого. Он записал мои координаты, и мы условились, что он заедет за мной в гостиницу послезавтра в 7 часов утра.

Следующий день у меня выдался очень напряжённым, так как для продления поездки в Горячинск и на Байкал по программе пришлось вместо сначала предусмотренных двух выступлений в Улан-Удэ сделать четыре. Особых впечатлений они не оставили. В семь часов утра, на третий день моего пребывания в Бурятии, я спустился после завтрака в вестибюль гостиницы, где меня уже ждал представитель станичных казаков. От этого человека исходило какое-то удивительное крестьянское тепло, с ним было уютно находиться, а его разговор и высказывания вызывали у меня ассоциации с толстовским Платоном Каратаевым. Мы сели в машину Александра Николаевича и поехали, тут же легко разговорившись про дела его станичного совхоза.

Из его рассказа я узнал, что все жители его большого поселения, которое действительно было станицей, в самом деле, были казаками, а точнее, потомками казаков, которые переселились сюда при Екатерине II для несения службы на новых границах на очень привлекательных условиях. В 1920-х годах казачество в этих краях было расформировано, а затем у них был организован обычный совхоз. За разговором я не заметил, что мы уже выехали за город, а когда взглянул в окно, оказалось, что свернули с шоссе и подъезжаем к зданию аэропорта Улан-Удэ, на который я два дня до этого прилетел из Москвы.

Я был совершенно озадачен этим поворотом маршрута и спросил моего спутника, зачем мы едем в аэропорт.

— То есть как — зачем? — совершенно запросто удивился он. — На машине мы к нам и за три дня по горам не доедем. А на самолёте — часа два, и мы в райцентре. Ну а там по горам останется всего километров 60–70, смотря какая сейчас дорога. Не беспокойтесь, мы вас в лучшем виде к нам доставим. Приедем, отдохнёте с дороги, ну а вечером выступите перед народом. Вы очень складно и интересно рассказываете. Мне сразу понравилось. Послушал вас, думаю его к нам уговорить приехать надо. Люди рады будут, — спокойно рассудил мой очередной хозяин, которого я слушал с нарастающим неверием.

— Вы хотите сказать, что к вам надо лететь на самолёте? — с полным изумлением спросил я и продолжил: — Вы знаете, мне думалось, что ваша станица где-то здесь под городом, и в неё надо ехать на машине… Я рассчитывал к вечеру уже вернуться. А оказывается, это так далеко…И потом, когда же и как я вернусь обратно? У меня же завтра утром в 11 часов лекция в районе под Улан-Удэ, как же быть с ней? — выразил я своё удивление и недоумение в связи с неожиданной для меня ситуацией.

— Беспокоится нет нужды, — убеждал меня Александр Николаевич. Всё продумано… У нас завтра утром будет самолёт прямо из станицы. Он у нас два раза в неделю бывает. Маленький, конечно, всего на шесть человек… Ну, помедленнее немного летит, зато прямо из дому… На футбольном поле садитесь, разбегаетесь по лугам, и сразу в Улан-Удэ. Часам к девяти тридцати будете. А вас тут встретят, и отсюда в район на лекцию… Здесь вам ехать туда меньше часа. Всё в порядке будет. Как раз успеете».

Спокойный, уверенный тон моего приятного собеседника звучал убедительно, и моё первоначальное чувство удивления и сомнения почти сразу сменилось на приятное ожидание маленькой романтической авантюры в горах Южной Бурятии на границе с Монголией в казацкой станице. Мы быстро оформились на посадку, и минут через 40 наш небольшой винтовой самолёт медленно и плавно поднялся в воздух и стал набирать высоту. День был солнечный, летели мы непривычно низко по сравнению с обычными реактивными самолётами, что создавало впечатление совершения воздушной экскурсии над лесами, полями и горами этого края.

Через два с небольшим часа мы приземлились в горном районном центре. Нас встречал станичный джип, на котором мы с Александром Николаевичем немного поездили по городу, где ему нужно было коротко зайти по делам в 2–3 учреждения.

Это дало возможность немножко посмотреть на наш небольшой, очень далеко заброшенный, неказистый городишко в горах на границе с Монголией. Улицы были в основном не асфальтированы, в воздухе стояла поднятая ветром и машинами пыль, дома выглядели бедно и неухоженно. Здесь велись разработки каких-то природных месторождений, что объясняло суетливое присутствие массы самосвалов. Состав населения был довольно смешанный, но восточных лиц было заметно больше.

В столовой одного из учреждений, которое посещал мой хозяин, мы быстро пообедали, а затем тронулись в путь в направлении казацкой станицы. Отъехав от города километров 10–15, машина свернула с узкой асфальтовой дороги на просёлочную, которая стала круто подниматься по зелёным, но почти безлесым холмам, опускаясь время от времени в разделявшие их впадины. В некоторых местах мы оставляли дорогу и продолжали ехать по целине, а проехав какое-то расстояние, снова находили большак, потом опять съезжали на еле заметную колею или прокладывали путь заново. Меня удивляло, как водитель определял направление движения к нашей цели при отсутствии каких-либо заметных отличительных ориентиров в этой рельефной, но довольно похожей повсюду местности. Несколько позже местность выровнялась, и какое-то время дорога шла по живописной лесистой долине, а потом снова поднялась на холмистые хребты, которые теперь уже были покрыты массивами кустов и деревьев. По пути следования таким запутанным маршрутом мы видели издалека всего пару деревень и пасшиеся на лугах редкие стада.

Затем вдруг, совершенно неожиданно в этой безлюдной местности, перед нами возникли две крупного размера палатки из тонкого синего пластика, расположившиеся на небольшой лесной поляне. У входа в одну из них на складных брезентовых стульях сидели старик со старухой в ярких монгольских одеждах-халатах.

В руках они держали по большому куску мяса на кости и шамкали беззубыми ртами очередную откушенную порцию. Между двумя палатками была протянута проволока, от которой куда-то в высоту дерева одним концом уходил отдельный провод, а второй его конец замыкался на большом транзисторном приёмнике, который во всю свою силу с треском и шумами вещал последние известия на русском языке.

Мы остановились и вышли из машины размять ноги и поприветствовать встреченных нами местных жителей. Они нисколько не удивились нашему появлению в этом глухом месте и несколько равнодушно на ломаном русском языке отозвались на наши приветствия, продолжая заниматься своим мясом. Александр Николаевич спросил их, давно ли они уже здесь пасут и большое ли у них стадо. По их словам, они там были уже три недели, а стадо состояло из сорока с лишним овец, которых их сын пас где-то недалеко от лагеря. В этот момент радиостанция сообщила: «вы слушаете «Голос Америки»». Мы удивились, что двое монгольских стариков в невероятной глуши на лесной поляне слушали «Голос Америки» на русском языке. Старики попались неразговорчивые, а может быть, им было трудно говорить на русском, словом, разговор у нас не получался, и мы поехали дальше, пожелав пастухам всего доброго.

Когда я поинтересовался у председателя совхоза, кто были эти люди, он сказал, что они, видимо, сопровождают своего сына-пастуха, который пригнал на сезонный выпас в горные луга колхозное стадо. Он добавил, что из-за близости границы на нашу сторону, где пастбища гораздо лучше, порой попадают стада из Монголии, с которыми приходится разбираться пограничникам, хотя иногда случайно происходит и наоборот. Минут через 35 после встречи с пастухами мы выехали на хорошо укатанную просёлочную дорогу, и мой хозяин сказал, что «мы почти дома».

Горные холмы стали широко расступаться, открывая перед нами просторную живописную долину, в которой располагались поля и угодья станичного совхоза. Александр Николаевич комментировал по пути хозяйственные заботы своего совхоза. Вскоре показались дома и подсобные постройки казацкой станицы, а через десяток минут мы уже въезжали на широкую центральную улицу поселка.

Первый же взгляд на него говорил о том, что мы попали в совершенно не похожее на нашу обычную среднерусскую деревню место. Дома здесь были очень просторными, добротными и опрятными. Каждый из них, построенный на сибирский лад, был окружен высокими плотными заборами, сделанными из горизонтально расположенных брёвен, которые создавали целую окружающую стену, напоминавшую стены бревенчатых изб. За такими надёжными стенами, вход через которые открывался глухими дощатыми воротами с навесом и небольшой игривой калиткой, располагался и приусадебный участок с обилием разных посадок на аккуратных грядках, ягодными кустами и фруктовыми деревьями. Каждый дом с участком представлял собой маленькую, хорошо сработанную деревянную крепость.

Дома по обеим сторонам каждой улицы стояли ровными линиями, сама уличная дорога была хорошо утрамбована без всяких ям или колдобин и отделялась от заборов домов довольно широкой полосой густой зелёной травы. При подъезде к деревне мы проехали несколько хозяйственных построек, коровники, свинарник и птицеферму, которые выглядели хорошо выкрашенными и ухоженными. Здание правления совхоза, около которого мы остановились, было просторно, а ведущая к нему земляная дорожка была посыпана толстым слоем жёлтого песка. Такая же дорожка вела от правления к небольшому деревянному дому с резными наличниками, который оказался гостиницей из двух скромных, но приятных уютных номеров. Один из них, куда меня прямо из машины привёл сам председатель, предоставлялся в моё распоряжение. Весь облик станицы был отмечен чистотой и порядком.

Когда мы приехали, было ещё около двух часов. Заботливый Александр Николаевич предложил мне минут 30 передохнуть до обеда у него дома, когда можно было обсудить, что мне хотелось бы у них посмотреть, а потом заняться осмотром, чтобы к восьми тридцати приехать на выступление в их клуб, после чего в столовой при клубе должен был состояться ужин. Так мы и условились. Минут через 25 за мной пришёл джип со знакомым мне водителем, и мы поехали на обед в гостеприимный дом председателя совхоза на другой конец станицы.

Ворота дома Александра Николаевича были широко распахнуты, и, когда мы остановились у ступенек его крыльца, хозяин с женой и сыном-девятиклассником вышли меня встретить у входной двери. Представившись, мы вошли в дом. Теперь я мог увидеть казацкий дом изнутри. В нём было три небольших комнаты-спальни, гостиная с телевизором и просторная столовая, где уже был накрыт красивый и аппетитный стол. После вкусного обеда, за которым мы с хозяином согласовали тему выступления и программу моей блиц-экскурсии по станице, он вместе женой провёл меня по чисто прибранным комнатам дома.

Здесь всё говорило о прошлой казацкой жизни их семьи. На стенах было много старых фотографий, которые с конца XIX века запечатлели портреты их боевых предков в парадных и полевых формах, изображали их у дома с членами их семей, показывали их любимых коней. Здесь же были развешаны старые сабли, винтовки, кинжалы и даже стремена. В одной из комнат хозяева показали мне хранящиеся в кованом сундуке старые казацкие формы и одежды. За всем этим стояло немало увлекательных рассказов о жизни предков этой казачьей семьи, о чём мои хозяева могли только коротко упомянуть за отсутствием времени. Насколько же сильным и живучим был дух казачества, если после десятилетий его разрушения он по-прежнему владел потомками этой исторически совершенно особой части нашего населения! Пробыв совсем немного в этом доме, я уже начал сожалеть, что на эту поездку не было предусмотрено больше времени.

Прямо со ступенек своего дома мои замечательные хозяева передали меня в руки заведующей библиотекой местной десятилетки, которой надлежало быть моим гидом по станице. Пользуясь любезно предоставленным в наше распоряжение джипом, мы с ней объехали основные хозяйственные объекты совхоза и посетили их добротную школу с хорошей библиотекой. Затем эта милая женщина пригласила меня на чай в её дом, где нас встретили её муж, мать и двое детей. Здесь, как и в доме у председателя, в старых фотографиях и оружии на стенах, в рассказах и во всём быте всё напоминало о казачьем прошлом, которым гордились и выросшие в остальном совсем советскими дети. Потом мы заехали в ещё один дом, где хозяева показали свой сад-огород, в котором они сами выращивали как селекционеры южные фрукты и овощи на удивление всей округи. В ту пору года плодов этой деятельности ещё не было видно, но сами растения и кусты росли бодро, обещая необычный южный урожай. Приближалось время выступления, и мы, завершив интересную для меня экскурсию, направились в местный клуб.

Там собралось так много народа, что пришлось открыть двери из большого зрительного зала в танцевальный вестибюль и поставить в нём стулья. Люди в своём большинстве были празднично одеты. Работал буфет, играла весёлая популярная музыка. Минут за 15 до начала выступления приехал председатель, с которым я поделился своими восторженными впечатлениями от посещения станицы и её хозяйственных объектов. Ему было лестно услышать такие отзывы, и, благодаря меня за них, он сказал, что самое главное во всём этом деле заключалось в неплохой жизни, которую людям удалось здесь наладить. О своём прекрасном давнем руководстве совхозом, о чём говорили все, с кем мне довелось встречаться, Александр Николаевич скромно не упоминал, относя заслуги в благоустройстве станицы на счёт её хорошо работавших жителей. Они же в свою очередь отвечали ему любовью, уважением и добросовестным трудом. Складывалось впечатление, что во всех этих казаках было нечто особенное, выгодно отличавшее их от многих наших других сельских жителей.

Открывая встречу, председатель сначала коротко и с юмором поделился с односельчанами тем, как ему удалось «заманить и увести» меня из Улан-Удэ в станицу, задав всему вечеру бодрый и простой настрой. Потом он в нескольких словах рассказал о моей профессиональной биографии, а затем, приглашая меня на край сцены, сказал в мой адрес, что я у них первый посетитель из Москвы, не говоря уже о том, что у них никогда не было и, видимо, никогда не будет других представителей Министерства иностранных дел или ЦК.

Под шквал аплодисментов и, испытывая некоторую неловкость за ещё не заслуженную оказанную честь, я начал с короткого и тоже юмористического изложения моей версии «моего похищения» из Улан-Удэ их председателем, что помогло сразу же установить лёгкий дружественный контакт с аудиторией. Затем в течение примерно 30 минут я рассказывал этой благодатной аудитории о главных мировых событиях момента. Потом более часа я отвечал на вопросы слушателей, которых особенно волновали наши отношения со столь географически близким к их краю Китаем, но интересовало их и многое другое, в том числе и жизнь простых людей в других странах, положение работников ферм в Америке и т. д. Как умно и доброжелательно вели себя в течение нашего долгого вечера эти замечательные, воспитанные, правильные люди, располагая к естественному искреннему общению!

Моё выступление закончилось около половины одиннадцатого, но моё пребывание среди части слушателей продолжилось за большим ужином в столовой при клубе. Там было поставлено много по-праздничному накрытых столов, в том числе и довольно большой стол председателя, за который посадили и меня. Застолье с простыми дружескими разговорами продолжалось почти до часа ночи, а потом мы ещё минут 30 задушевно беседовали с Александром Николаевичем.

В шесть тридцать утра он заехал за мной в гостиницу, где мы с ним легко позавтракали и откуда направились на футбольное поле — местный аэродром. Почти в самой середине его центрального круга стоял небольшой самолёт, из которого выгружали почту, а рядом уже ждала посадки группа из 5–6 пассажиров. Ожидание продолжалось минут 10. Люди стали по лестнице подниматься в самолёт. Мы с Александром Николаевичем поблагодарили друг друга и душевно попрощались. Самолёт прокатился по футбольному полю, делая разворот, и без остановки побежал через одну из его боковых линий в простиравшееся за ней пространство лугов. А через 2–3 минуты мы уже поднимались в воздух, оставляя внизу гостеприимную землю замечательных людей казацкой станицы, затерянной в неведомой дали российских просторов на монгольской границе…

Как и было предусмотрено программой, в 11 часов утра я уже выступал в районном центре под Улан-Удэ, а после обеда — на одном из предприятий города. Ранним утром следующего дня обкомовская «Волга» повезла нас с сопровождавшим меня сотрудником ЦК на Байкал. По пути мне предстояло выступить в ещё одном районном центре, а потом мы посетили краеведческий музей под открытым небом.

Этот музей, находившийся довольно далеко от населённых пунктов, тогда был доступен практически только автобусным экскурсиям, что, по-видимому, объясняло полное отсутствие в нём других посетителей, когда мы там находились. Он был очень оригинален по своему замыслу и являл собой несомненный интерес. Сюда свозились или здесь собирались различные наиболее типичные старые дома, постройки, сооружения, механизмы, утварь, одежды, сельскохозяйственные орудия и всякие другие предметы, характеризовавшие историю жизни, труда и быта коренного населения и поселенцев этого края. Территория музея, расположенного в полном окружении векового леса, была фактически неограниченна и, как говорил нам его экскурсовод-куратор, могла простираться настолько, насколько потребуют экспонаты. Он рассчитывал, что со временем это будет целая деревня-музей. Увлечённый своим делом жизни куратор жил со своей женой и маленьким ребёнком в собственном доме, не имея машины и располагая только мотоциклом и лошадью для связи с внешним миром. Этим самым он как бы символизировал то уединение, в котором жили первые поселенцы Забайкалья.

Места эти были тогда ещё совсем дикими, поселки и деревни находились далеко друг от друга, асфальтовых дорог, кроме центральных, почти не существовало, кругом простирались бесконечные леса, хотя в той местности они не представляли собой непроходимую тайгу, а скорее были даже редкими. В лесах водилось много зверей. То и дело по пути попадались речки и озёра, что обещало хорошую рыбную ловлю. Зимой сообщение осуществлялось в основном на санях. Однако в те первые дни мая почва достаточно подсохла для передвижения на легковой машине, хотя иногда приходилось делать приличные объезды из-за непроходимости просёлка.

К концу дня мы прибыли в Тохорюкту, где вечером я выступал с очередной лекцией о международных делах с акцентом на советско-китайских отношениях. Там же мы переночевали в каком-то безликом, но многолюдном доме отдыха, а рано утром выехали в Горячинск на берег Байкала. После двух лекций в этом небольшом городе мы посетили бедный музей декабристов, отбывавших в тамошних краях своё царское наказание. С большим нетерпением, как, наверное, все, впервые посещающие наше легендарное озеро, я тоже хотел побыстрее выйти на берег Байкала. Эта встреча со «славным морем» для меня состоялась в небольшой живописной сибирской деревушке и вызвала во мне несомненное волнение. Сначала я просто какое-то время стоял на низком его берегу, забыв обо всём и глядя в синеватую даль спокойных волн, которые с лёгким, мягким плеском разбивались у моих ног. Потом, присев на поваленное дерево, я стал разглядывать окружавший меня зелёный берег, который убегал от меня по обе стороны длинными неровными дугами и исчезал за далёким поворотом. Какое громадное величие, какая спокойная и уверенная в себе мощь, какая неповторимая суровая красота заложены в этом «священном» озере-море!..

Мы провели одну ночь и ещё полдня на берегу Байкала, а затем, правда, изменённым маршрутом, что было даже интереснее, с одной остановкой для выступления вернулись в Улан-Удэ на берега рек Курба и Селенга. Моё неординарное пребывание в Забайкалье завершилось коротким посещением моих местных хозяев, после чего я вылетел в Москву, увозя с собой замечательные впечатления об этом необычном далёком крае. Я считаю, что мне очень повезло со всеми тремя большими, насыщенными и удивительно интересными поездками по просторам нашей невероятно огромной страны, в которых я так много узнал, увидел и услышал.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.