В отставке

В отставке

П. А.: В определенном смысле твоя отставка была более значима, чем отставка Гайдара. Она означала реальную смену внешнеполитического курса, хотя какая-то интеграция с Западом и продолжалась. В случае же Гайдара никто не отменял ни свободную внешнюю торговлю, ни свободные цены, ни конвертируемый рубль. Торможение реформ было, серьезного отката — нет.

Можно теперь немного о личном? Ты стал министром в 39…

Ан. К.: Когда ушел в отставку, было 44.

П. А.: И оказался фактически под запретом на профессию. Как это переживается? Гайдара это убило. Мы вот с Аликом нашли себе применение — деньги зарабатываем, интервью берем. А как это было у тебя?

Ан. К.: Очень тяжело. Я действительно профессиональный дипломат, ничего в жизни не делал другого. Я, правда, сначала в 1995-м избрался в Думу, и у меня с Ельциным был разговор в сентябре. Я был к нему лоялен, но сказал: «Участвовать в реализации „нового курса“ не хочу. Я считаю, что это ваша личная ошибка, что вы перечеркиваете свою историческую роль, это колоссальная ошибка для страны, просто роковая ошибка, я в этом участвовать не хочу. Я пойду в Мурманске избираться. Вот заявление, вы должны меня по закону на шесть дней отпустить». По конституции нельзя было совмещать депутатство с министерством. Ельцин говорит: «Дай мне подумать». Неделю думал, через неделю мне надо избирательную кампанию начинать. Ельцин не отвечает, позвонил Илюшину. Витя пошел к нему, через день звонит: «Есть добро на твое заявление, езжай, занимайся выборами». Принципиально вопрос о моей отставке этим был решен. Но формально он меня отпустил только 5 января 1996 года. До этого времени я занимался избирательной кампанией, ушел в отпуск, уже не работал, но считался министром. А 5 января он мне позвонил и сказал: «Андрей Владимирович, вы, наверное, правы. Останемся друзьями и т. д.». Я просто до потолка подпрыгнул. Может, это было не очень красиво, просто заорал в трубку: «Большое спасибо»…

А. К.: А потом?

Ан. К.: В Думе я оказался в полной изоляции. Пытался что-то сделать для своего округа, но много сделать не мог. Четыре года мучился и ушел, меня пригласили в международную фармацевтическую корпорацию. Стал заниматься самообразованием. Так теперь и занимаюсь бизнесом, постепенно врубаюсь.

П. А.: Мы, когда искали тебя, Андрей, не нашли твоих телефонов ни в приемной Лаврова, ни у Игоря Иванова¹²⁸, просто ни у кого из твоих бывших коллег. Ты потерял с ними контакт? Почему?

Ан. К.: Причина идеологическая, как я понимаю. Им некомфортно со мной общаться официально. Они были моими замами, мы вместе работали, но после моего ухода они стали проводить иной, во многом старый курс. Сначала с Примаковым, потом политика по сути не менялась. МИД — вообще-то неидеологическая организация. Когда я работал, то считал, что 15 % меня полностью поддерживает, 15 % — идейные враги, а 70 % — просто технократы-профессионалы. Мои бывшие замы, будущие министры — блестящие профессионалы. Но старая-новая линия идеологически разошлась с моей. И ничего личного.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.