1919
1919
‹б. д.›
[…] Часто теперь, читая какую-нибудь книгу, останавливаюсь и дико смотрю перед собой,- так оглушила, залипала [вероятно, залила.-М. Г.], все затмила низость человеческого слова и так дико вспоминать, на минуту выплывая из этого моря, что существовало и, может быть, где-нибудь еще существует прежнее человеческое слово!
4 ч. Гулял, дождя нет, пышная зелень, тепло, но без солнца. На столбах огромн [ые] афиши: "В зале пролеткульта грандиозный Абитур-спектакль-бал…" После спектакля "призы": 1) за маленькую изящн [ую] ножку, 2) за самые красивые глаза, киоски в стиле "модерн", "в пользу безработных спекулянтов", губки и ножки целовать в закрытом киоске, красный кабачек, шалости электричества, катильон, серпантин и т. д. 2 оркестра воен[ной] музыки, усиленная охрана, свет обеспечен, разъезд в 6 ч. по старому времени… Хозяйка вечера супруга командующего 3-й советской Армией Марфа Яковлевна Худякова".145 Прибавьте к этому новую орфографию.
25 мая/7 июня.
Прочел "Знамя" и 1 No "Советск. власти", орган одес [ского] Совдепа, долженствующ [ий], по-видимому, заменить собою "Голос красноарм [ейца] ", который уже давно не виден в городе, отправл [ен], как говорят, "на фронт". Все то же! Все "ликвидация григорьевских банд" и "разрастающаяся" во всем мире революц[ия],-между прочим крупно напечатано] сообщение] о большевистск [ом] восстании в Турции ‹…›
Вчера весь вечер дождь, настроение оч [ень] тяжкое. Дождь и ночью, льет и сейчас.
В "Советской] вл[асти]" две карикатуры; несомненно Минского. До содрогания, до тошноты гнусно. […]
28 мая/8 июня.
"Знамя борьбы" наполовину занято Марьяшем. "Проф [ессиональный] союз пекарей извещает о трагическ[ой] смерти стойкого борца за царство социализма…" И еще неск[олько] таких же объявлений; некрологи, заметки: "Ушел еще один… Не стало Марьяша… Стойкий, сильный, светлый…" и т. д. […]
Затем идет смехотв [орное] известие о том, что приморские города вблизи Дарданелл заняты турецк[ими] коммунистами, которые принимают меры к закрытию Дард[анелльского] пролива, сообщение […] что "на Галицию идет огромная польская сила с Петлюрой в авангарде" (я говорил, что Петлюра146 вынырнет!) […]
В полдень телефон из Сергиевск[ого] училища: приехал из Москвы Личкус, сообщил Вере, что у Мити Муромцева147 тронуты верхушки легких и миокардит. Вера заплакала, оч [ень] расстроена. (…]
20. VI 1./2. VIII.
Вчера разрешили ходить до 8 ч. вечера – "в связи с выяснившимся положением" (?) […] Голодая, мучаясь, мы должны проживать теперь 200 р. в день. Ужас и подумать, что с нами будет, если продлится здесь эта власть. Вечером вчера пошли слухи, подтверждающие отход немцев. […]
Был у Полыновых; Маргар. Ник. все восхищается моими рассказами, вспоминали с ней […] о портсигаре из китового уса, который М. Н. подарила когда-то Горькому. […]
Газеты, как всегда, тошнотворны. О Господи милостивый,- думаешь утром, опять […] то же: "мы взяли… мы оставили… без перемен" – и конца этой стервотной драке […] не видно! […]
9 ч. веч. Опять наслушался уверений, что "вот-вот" […] В порту все то же, до сих пор непонятное, за последнее время особенно, вследствие каких [вероятно, "каких-то".- М. Г.] беспрерывных уходов, приходов,- контрминоносец и два маленьких, все бегающих и по рейду и куда-то в даль.
Купил – по случаю!- 11 яиц за 88 р. О, анафема, чтоб вам ни дна, ни покрышки – кругом земля изнемогает от всяческого изобилия, колос чуть не в 1/2 аршина, в сто зерен, а хлеб можно только за великое счастье достать за 70-80 р. фунт, картофель дошел до 20 р. фунт и т. д.! (…] Электричества почему-то нету. (Я таки жег за последнее время тайком,- "обнаглел".)
21. VI1./3. VIII.
В газетах хвастовство победами над Колчаком, в Алешках и над колонистами,на Урале "враг в панике, трофеи выясняются" – всегда не иначе, как "трофеи"! […] А крестьяне будто бы говорят на великолепнейшем русском языке:
"Дайте нам коммуну, лишь бы избавьте нас от кадетов!" […]
Отнес свои рассказы Туган-Барановской. Очень приятна, смесь либеральной интеллигентности с аристократизмом.
Погода отличная, но, хотя и спокоен сравнительно сегодня, все-таки, как всегда, отношение ко всему как во время болезни. Все чуждо, все не нужно, все не то… Многие говорят, что им кажется, что лето еще не начиналось.
Масло фунт уже 160 р., хлеб можно доставать за 90 фунт. Сейчас 4 ч., как всегда, кто-то играет, двор уже почти весь в тени, небо сине-сероватое, акации темно-зеленые, за ними белизна стен в тени и в свете.
22. VII./4. VIII.
Почему-то выпустили газеты – "Известия" и "Сов. власть" – хотя сегодня понедельник. Ничего особенного. Махно будто бы убил Григорьева,148 "война" с колонистами продолжается, красные "дерутся как львы",- так и сказано,- взяли Александровку […] это напечано жирным шрифтом, "трофеи выясняются", но между строк можно прочесть, что дело это еще далеко не потушено; говорят даже, что немцы уже перерезали ж. д. на Вознесенск. На базаре еще более пусто и еще более дорого. Прекрасное утро. Прочитав "Известия" на столбе, встретил Ив. Фед. Шмидта. Он зашел ко мне.- Кабачки нынче 50 р. десяток.
Матросы пудрят шеи, носят на голой груди бриллиант [овые] кулоны. Госуд. Межд. Красный Крест чрезвыч [айно] переводит деньги за границу, арестовывают членов этого креста для отвода глаз.
Как отвыкли все писать и получать письма!
Скучно ужасно, холера давит душу как туча. Ах, если бы хоть к черту на рога отсюда! […]
25. VII./5. VIII.
Снова прекрасный летний день, каких было много,- то же серовато-синее чистое небо, зелень акаций, солнце, белизна стен,- и никакой видимой перемены, все буднично. А меж тем вчера, как никогда, была уверенность, что нынче должна быть перемена непременно.
Вчера после трех пришел Кондаков,149 безнадежно говорил о будущем, не веря в прочность ни Колч[ака], ни Деникина, вспоминал жестокий отзыв Мишле150 и его пророчества о том, что должно быть в России и что вот уже осуществилось на наших глазах. Потом пришел Федоров и г-жа Розенталь,- принесла весть об эвакуации большев [иков] из Одессы. Кондаков не отрицает эвакуации, но говорит, что она делается для того, чтобы грабить город и куда-то вывозить, расхищать награбленное,- тянут, в самом деле, все, что только можно, не только ценности, мануфактуру, остатки продовольствия, но даже все имущество ограбляемых домов, вплоть до мебели,- и для того, чтобы разворовать те 50 миллионов, которые, говорят, прислали из Киева на предмет этой эвакуации. Потом прибежал Коля: у них был (неразборчиво написанное слово, поставленное в кавычки], которому [неясно] официально заявил об этой эвакуации. Пошел к ним. "Одесса окружена повстанцами. Подвойский прислал телеграмму об эвакуации Одессы в 72 ч., перехвачено радио Саблина – сообщает Деник[ину], что взял Очаков, совершил десант в Коблеве и просит позволения занять Одессу". […] Как было не верить? Но вот опять день, каких было много, вышли газеты, долбящие все то же, и ни звуком не намекающие на эту передачу… […]
Вчера говорили о новых многочисл [енных] арестах и расстрелах. Нынче похороны "доблестных борцов" с немцами […]
4 ч. дня в городе. Читал приказы. Уныние снова. О проклятая жизнь!
24. VII/6. VIII.
[…] Ночи прекрасные, почти половина луны. В одиннадцатом часу смотрел в открытое окно из окна Веры. Луна уже низко, за домами, ее не видно, сумрак, мертвая тишина, ни единого огня, ни души, только собака грызет кость,- откуда она могла взять теперь кость? […] Совершенно мертвый город! На ночь опять читал "Обрыв". Как длинно, как умно нередко! А все-таки это головой сделано. Скучно читать. […] Сколько томов культивировалось в подражание этому Марку! Даже и Горький из него.
Нынче опять такой прекрасный день, жаркий на солнце, с прохладным ветерком в тени. Были с Верой в Театральном кружке.
[…] Комендант печатает в газете свое вчерашнее объявление – о лживости слухов, что они уходят: "Эвакуация, правда, есть, но это мы вывозим из Одессы излишние запасы продовольствия" и еще чего-то. Бог мой, это в Одессе-то "излишние запасы"! […] На базаре говорят, что мужики так ненавидят большевиков, что свиньям льют молоко, бросают кабачки, а в Одессу не хотят везти.
Слух: Бэла Кун151 расстрелян, прочие комиссары, пытавшиеся бежать из Венгрии, арестованы. […]
25. VII./7. VIII.
Во всех газетах все то же, что вчера. […] Возвращаясь, чувствовал головокружение и так тянуло из пустого желудка,- от голода. В магазин заходил – хоть шаром покати! "Нечего есть!" – Это я все-таки в первый раз в жизни чувствую. Весь город голоден. А все обычно, солнце светит, люди идут. Прошел на базар – сколько торгующих вещами. На камнях, на соре, навозе – кучка овощей, картошек – 23 р [убля] ф [унт]. Скрежетал зубами. "Революционеры, республиканцы, чтоб вам адово дно пробить, дикари проклятые!"
"Распаковываются",-говорит один. Да, м [ожет] б [ыть], сами ничего не знают и трусят омерзительно. Другие твердят – "все равно уйдут, положение их отчаянное, про победы все врут, путь до Вознесенска вовсе не свободен" и т. д.
[…]
Вечером. Опять! "Раковский привез нынче в 6 ч. вечера требование сколь можно скорее оставить Одессу". […]
Какая зверская дичь! "Невмешательство"! Такая огромная и богатейшая страна в руках дерущихся дикарей – и никто не смирит это животное!
Какая гнусность! Все горит, хлопает дерев [янными] сандалиями, залито водой – все с утра до вечера таскают воду, с утра до вечера только и разговору, как бы промыслить, что сожрать. Наука, искусство, техника, всякая мало-мальски человеческая трудовая, что-либо творящая жизнь – все прихлопнуто, все издохло. Да, даром это не пройдет! […]
Грабеж продолжается – гомерический. Ломбард – один ломбард – ограблен в Одессе на 38 милл. ценностями, т. е. по-теперешнему чуть не на 1/2 миллиарда!
26.VII./8. VIII.
Слышал вчера, что будут статьи, подготовл [яющие] публику к падению Венгрии. И точно, нынче […]
Ужас подумать, что мы вот уже почти 4 месяца ровно ничего не знаем об европейских делах – и в какое время!- благодаря этому готтентотскому пленению!
Вечером. Деникин взял, по слухам, Корестовку, приближается к Знаменке, взял Черкассы, Пирятин, Лубны, Хотов, Лохвацу, весь путь от Ромодан до Ромен. Народ говорит, что немцы отбили Люстдорф. […] У власти хватило ума отправлять по деревням труппы актеров – в какой [вероятно, "какой-то".-М. Г.] деревне, говорят, такая труппа вся перебита мужиками, из 30 музыкантов евреев, говорят, вернулось только 4.
Позавчера вечером, идя с Верой к Розенберг, я в первый раз в жизни увидел не на сцене, а на улице, человека с наклеенными усами и бородкой. Это так ударило по глазам, что я в ужасе остановился как пораженный молнией. Хлеб 150 р. фунт.
[Сбоку приписано:] Зажглось электричество,- топят костями.
27. VII. 19. VIII.
"Красная Венгрия пала под ударами империалистических хищников". […] "Восстание кулаков" растет,- оказывается и под Николаем [вероятно, Николаевом] началось то же, что и под Одессой, хотя, конечно, и нынче то же, что читаю уже 3 месяца буквально каждый день: "восстание успешно ликвидируется". С одесск [ого] фронта тоже победоносные [следует неразборчиво написанное слово], но народ говорит, что немцы опять взяли Люстдорф. […] Сейчас опять слышна музыка – опять "торжеств [енные] похороны героев". Из-за этого сделана какая-то дьявольская забава, от которой душу переворачивает.- Масло 275 р. фунт.
28. VII. /10. VIII.
"К оружию! Революция на Украине в опасности!" […] "[…] Мы на Голгофе… Неумолимо сжимаются клещи Деникина и Петлюры…" На фронте, однако, везде "успехи", все восстания успешно ликвидируются (в том числе и новые – еще новые!- на левом берегу Буга), "красные привыкли побеждать", "Деникин рвет и мечет от своих последних неудач", "набеги остатков Петлюровщины уже совсем выдохлись". Все напечатано в одной и той же "Борьбе", почти рядом! […]
3 ч. Гулял. Второй день прохладно, серо. Скука, снова будни и безнадежность. Глядел на мертвый порт […] На ограде лежит красноармеец, курит. Обмотки.- И желтые башмаки, какие бывают от Питонэ, Дейса – отнятые, конечно, у буржуя. […]
29. VI I./II. VIII.
Был в Театральном, чтобы решить с Орестом Григор [ьевичем] Зеленюком (?) об издании моих книг. Он занят. Видел много знакомых. Погода чуть прохладная, превосходная, солнечный день. Море удивит [ельной] синевы, прелестные облака над противополож [ным] берегом.
Туча слухов. Взята Знаменка, Александрия, вчера в 12 ч. "взят Херсон" опять! "Эвакуация должна быть завершена к 15 авг.". […] Поговаривают опять о Петлюре, будь он проклят […] многому не верится, все это уже не возбуждает; но кажется, что-то есть похожее на правду. […]
Бурный прилив слухов: взят Орел, Чернигов, Нежин, Белая Церковь, Киев! […] Над Одессой летают аэропланы. […]
30. VI 1.112. VIII.
Ничего подобного! […] Издеваются над слухами. Да, я, м [ожет] б[ыть], прав-многое сами пускают.
"Чрезкомснаб, Свуз" – количество таких слов все растет!
4 ч. Был утром у Койранского.152 Он пессимистичен. Уходя, встретил 3. "Дайте сюда ваше ухо: 15-го!" И так твердо, что сбил меня с толку.
1./14. VIII.
Дней шесть тому назад пустили слух о депеше Троцкого: "положение на фронте улучшилось. Одессу не эвакуировать". Затем об [этом.- М. Г.] не было ни слуху ни духу и власть открыто говорила об эвакуации. Но третьего дня депешу эту воскресили, а вчера уже сами правители совали ее в нос чуть не всякому желающему и уже говорили, что она только что получена вместе с известием, что с севера на Украину двинуто, по одной версии, 48 дивизий,- цифра вполне идиотская,- по другой двадцать дивизий, по третьей – 4 латышских полка и т. д. И цель была достигнута – буквально весь город пал духом, тем более, что частично эта "эвакуация" и впрямь была прекращена,- т. е. прекратили расформировывать советские] учреждения и служащим заявили диаметрально-противоположное тому, что заявляли позавчера-вчера. Соответственно с этим сильно подняли нынче тон и газеты: "Панике нет места!" "Прочь малодушие!" […] "передают, что Троцкий двинул с Колчаковского фронта через Гомель",- каково! – "войска на Украину" […] Все это, конечно, брехня,известно то, что позавчера состоялось очень таинств[енное] заседание коммунистов, на котором было констатировано, что положение отчаянное, что надо уходить в подполье, оставаться по мере возможности в Одессе с целью терроризма и разложения Деникинцев, когда они придут, а вместе с тем и твердо решено сделать наглую и дерзкую мину при плохой игре, "резко изменить настроение в городе",- однако факт тот, что они опять остаются!
Газеты нынче цитируют слова Троцкого, где-то на днях им сказанные: "Я бы был очень опечален, если бы мне сказали, что я плохой журналист; но когда мне говорят, что я плохой полководец, то я отвечу, что я учусь и, научившись, буду хорошим!" […]
В Балте "белые звери устроили погром, душу леденящий: убито 1300 евреев, из них 500 малюток".
Немцев восстание действительно заглохло. Нынче газеты победоносно сообщают, что многие "селения восставших кулаков снесены красными до основания". И точно – по городу ходят слухи о чудовищных разгромах, учиняемых красноармейцами в немецк[их] колониях. Казни в Одессе продолжаются с невероятной свирепостью. Позапрошлую ночь, говорят, расстреляли человек 60. Убивающий получает тысячу рублей за каждого убитого и его одежду. Матросы, говорят, совсем осатанели от пьянства, от кокаина, от безнаказанности:- теперь они часто врываются по ночам к заключенным уже без приказов […] пьяные и убивают кого попало; недавно ворвались и кинулись убивать какую-то женщину, заключенную вместе с ребенком. Она закричала, чтобы ее пощадили ради ребенка, но матросы убили и ее, и ребенка, крикнув: "Дадим и ребеночку твоему маслинку!" Для потех выгоняют некоторых] заключенных во двор чрезвычайки и заставляют бегать, а сами стреляют, нарочно долго делая промахи.
Вчера ночью опять думал чуть не со слезами – "какие ночи, какая луна, а ты сиди, не смей шаг сделать – почему?" Да, дьявол не издевался бы так, попади ему в лапы!
Вечером. Слухи: взят Бобруйск, поляками. Гомель вот-вот возьмут […] добровольцы будто бы верстах в 30-и от Николаева. А про Херсон, кажется, соврали – теперь уж говорят, что взят будто бы только форштадт Херсона.
Нынче утром был деловой разговор с этим Зелюником, что ли. Хочет взять "Господ [ина] из Сан-Фр[анциско]", все рассказы этой книги за гроши. […]
Репортер из "Рус [ского] Слова" – "инспектор Искусств" во всей России. Говорят, что сын Серафимовича вполне зверь. Сколько он убил! Отец одобряет, "что ж, это борьба!"
2./15. VIII.
В "Борьбе" передовая: "Человечество никогда еще не было свидетелем таких грандиозных событий… в последней отчаянной схватке бьются прихвостни контрреволюции с революцией на Украине… Наша победа близка, несмотря на наши частичные неуспехи…" и т. д. […] "Хищники хотят посадить на трон в Венгрии Фердинанда румынского…" но – "мировая революция надвигается… в Англии стачка хлебопеков и полицейских… в Гамбурге тоже забастовка…", в Турине уличные бои, в городах Болгарии советская власть… Поляки издеваются в Вильне над социалистами… выпороли раввина Рубинштейна, известн [ого] журналиста С. Ан-ского, известн[ого] поэта Иоффе, критика Пичета, писателя Байтера… В Одессе вчера важное заседание пленума Совдепа, ораторы громили контрреволюционеров, появившихся среди рабочих в Одессе. […] Вообще тон всех газет необыкновенно наглый, вызывающий, победоносный – решение "резко изменить настроение Одессы" осуществляется. Цены падают, хлеб уже 15-13 р. ф., холера растет, воды по-прежнему нет, весь город продолжает таскать ее из [неразборчиво написанное слово] колодцев, что есть во дворах некот [орых] домов. Буржуазии приказывают нынче явиться на учет,- после учета она вся будет отправлена на полевые работы. Угрожают, что через несколько дней будет обход домов и расстреляют "на месте" тех буржуев, кои на этот учет не явились. […]
Щепкин, который недавно закрыл Университетскую церковь и отправил в чрезвычайку список тех служителей, кои подали протест против этого закрытия, на днях говорил открыто, что надо "лампу прикрутить", т. е. уходить в подполье, а теперь снова поднял голову.
4./17. VIII.
Вчера опять у всех уверенность, возбужденность – "скоро, скоро!", утверждения, что взят Херсон, Николаев. […] Пошел слух по городу, что кто-то читал в Крымских газетах, что Колчак взял Самару, Казань (а по словам иных – и Нижний!). Вечером секретная сводка такова: Саратов обойден с с[еверо]-з[апада], взят район Глазуновки (под Орлом – и даже Орел!), взят Бахмач, поляки подошли к Гомелю, Киев обстреливается добровольцами. […]
Нынче опять один из тех многочисл [енных] за последние месяцы дней, который хочется как-нибудь истратить поскорее на ерунду – на бритье, уборку стола, франц[узский] язык и т. д. Конечно, все время сидит где-то внутри надежда на что-то, а когда одолевает волна безнадежности и горя, ждешь, что, может быть, Бог чем-нибудь вознаградит за эту боль, но преобладающее – все же боль. Вчера зашли с Верой в архиерейск[ую] церковь-опять почти восторгом охватило пенье, поклоны друг другу священнослужителей, мир всего того, м[ожет] б[ыть], младенческого, бедного с высшей точки зрения, но все же прекрасного, что отложилось в грязной и неизменно скотск [ой] человеч [еской] жизни, мир, где [неразборчиво написанное слово ] как будто кем-то всякое земное страдание, мир истовости, чистоты, пристойности… Вышли в архиерейск[ий] садик – на рейде два миноносца, а за молом 2 транспорта: опять привезли русских солдат из Фр[анции]. Значит, опять "две державы"-Франция и "советск[ая] власть" честь честью сносятся, ведут дело, переговоры – и свидетельство того, что Одесса далека от освобождения.
Встретили знакомых, все: "погодите еще судить, почем знать, м [ожет] б [ыть], это вовсе не то" и т. д. Нынче это, конечно, в газетах подтверждается. А газета (читал только "Борьбу") ужасна – о как изболело сердце от этой скотской грубости! Опять свирепые угрозы – "Красный террор, массовое уничтожение всех подлых гадин, врагов революции должно стать фактом!" – точно этого факта еще нет! […]
6. /19. VIII.
В субботу 3-го взял в "Днепро-Союзе" восемь тысяч авансом за право перевести некот [орые] мои рассказы на малорусский язык. Решение этого дела зависело от Алексея Павловича Марковского, с ним я и виделся по этому поводу.
Вчера твердый слух о взятии Херсона и Николаева. Красные перед бегством из Николаева будто бы грабили город и теперь, грабя по пути, идут на Одессу – уже против большевиков. Говорят, что С. и Калиниченко бежали в 2 ч. ночи с 4 на 5 на катере. […] Там, где обычно святцы – перечисление убийств, совершенных революционерами. Хлеб 35 р., ветчина 280 р.
Нынче проснулся оч [ень] рано. Погода превосходная.
Когда у Чрезвычайки сменяют караул, играют каждый раз Интернационал. […]
Был 2 раза в архиерейском саду. Вид порта все поражает – мертвая страна все в порту ободранное, ржавое, облупленное… торчат трубы давно [неразборчиво написано.- М. Г.] заводов… "Демократия!" Как ей-то не гадко! Лень, тунеядство. […] Как все, кого вижу, ненавидят большевиков, только и живут жаждой их ухода! Прибывшие из Франции все дивятся дороговизне, темному, голодному городу. […] Говорят, что много красных прибежало из-под Николаева – больные, ободранные. […]
9. /22. VIII.
В "Борьбе" опять – "последнее напряжение, еще удар – и победа за нами!" […] Много учреждений "свернулось", т. е., как говорят, перевязали бумаги веревками и бросили, а служащих отпустили, не платя жалования даже за прежние месяцы; идут и разные "реквизиции": на складах реквизируют напр. перец, консервы. […]
По перехвач [енному] радио белых они будто бы уже в 30-40 верстах от Одессы.. Господи, да неужели это наконец будет! […]
Погода райская, с признаками осени. От скверного питания худею, живот пучит, по ночам просыпаюсь с бьющимся сердцем, со страхом и тоской. (…]
Грабеж идет чудовищный: раздают что попало служащим-коммунистам – чай, кофе, какао, кожи, вина и т. д. Вина, впрочем, говорят, матросня и проч. товарищи почти все выпили ранее – Мартель особенно. […]
"Я вам раньше предупреждаю" – слышу на улице. Да, и язык уже давно сломался, и у мужиков, и у рабочих.
Летал гидроаэроплан, разбрасывал прокламации Деникина. Некоторые читали, рассказать не умеют. […]