1984

1984

Новый 1984 год начался с «Голубого огонька», где Андрей Миронов исполнил новую песню Раймонда Паулса «Полюбите пианиста». А на сцену Театра сатиры наш герой вышел 2 января в роли Саввы Василькова в «Бешеных деньгах». Затем он съездил в Ленинград, где 5 января участвовал в последних досъемках многострадальной «Блондинки за углом»: была записана еще одна песня в его исполнении.

6 января Миронов уже был в Москве и вечером играл в «Трехгрошовой опере». Два дня спустя это была уже «Женитьба Фигаро». Параллельно с этим Миронов усиленно репетировал новую роль – Лопахина в «Вишневом саде» А. Чехова. Репетиции шли трудно, поскольку незадолго до премьеры постановку покинула одна из главных героинь – Татьяна Васильева, которая должна была играть Раневскую. В течение долгих лет она верой и правдой служила Плучеку, но тут ее угораздило влюбиться в молодого актера ее же театра Георгия Мартиросяна (пришел в «Сатиру» в апреле 80-го), чего Плучек ей простить не захотел. В итоге, устав терпеть издевки главрежа, Васильева и Мартиросян покинули «Сатиру» и перебрались в Театр имени Маяковского. А на роль Раневской была введена новая актриса – Раиса Этуш (дочь «товарища Саахова»).

13 января Миронов играл в «Бешеных деньгах». Спектакль закончился в половине десятого вечера, а двадцать минут спустя по ТВ была показана передача «Встреча с А. Мироновым в концертной студии „Останкино“. Миронов на эту трансляцию успел, поскольку не видел эту запись с момента ее премьеры – с ноября 1978 года.

15 января Миронов играл в «Трехгрошовой опере». А на следующий день в столичном кинотеатре «Россия» состоялась премьера нового фильма с участием Миронова – «Сказка странствий» Александра Митты. Как мы помним, наш герой играл в нем главную мужскую роль – поэта и странника Орландо. Судьба у его героя была трагическая: помогая девочке Марте найти ее брата Мая, он погибает от чумы. Вот как описывает героя Миронова критик Г. Масловский:

«Но вот иной тип талантливого человека – Орландо. Врач, поэт, философ, как он сам себя представляет. В противоположность Маю, он открыт и контактен, жизнерадостен и оптимистичен, легок и весел.

Орландо фонтанирующе талантлив: он сделал десятки открытий, в совокупности и даже по отдельности могущих составить счастье человечества. Среди них, кстати, есть и способ добычи золота: как бы в пику способностям Мая, это чрезвычайно легкое и экономичное средство: благородный металл получают с помощью железного креста из коровьих лепешек. Но есть у Орландо и вполне серьезные открытия, в полезности которых мы убедимся сами: хотя бы летательный аппарат, сооруженный чуть ли не на наших глазах.

Но у Орландо своя странность: он не торопится реализовать проекты и открытия, и «рукотворный нетопырь, поднимающий человека», видимо, единственное из воплощенных изобретений. Орландо странствует без цели и задачи, просто так, «из любви к искусству». Но этого профессионального странника то и дело тянет остановиться там, где тепло очага, накрытый стол и играет музыка. На этот счет у Орландо есть полушутливая сентенция: «Голодные философы – все злые, а философ, который желает добра человечеству, должен есть досыта».

Он, конечно, желает добра человечеству, но нам не дано знать ни об одной практической попытке Орландо реализовать свой талант на благо и счастье людей. Он складывает записи своих непроверенных гипотез «про запас», а когда проекты гибнут, признается, что теперь уже не в состоянии вспомнить, в чем суть столь многообещающих открытий. Несчастный случай оборвал его жизнь, но если бы она продолжалась, в сущности, ничего бы не переменилось… Орландо воображает вслух: он научит Мая жонглировать и ходить по канату, Марта станет варить им суп и стирать рубашки, и все вместе они будут странствовать, странствовать… Орландо и для себя, и для Мая не видит возможности реализации таланта, да и особого стремления к этому не испытывает. В его элегической проекции будущее благо человечества – за пределами луча, а собственное счастье не связано с талантом или даже более того – предполагает отказ от реализации дарования…»

К сожалению, фильм «Сказка странствий» не принес большого успеха ни автору (а ведь его предыдущий фильм «Экипаж» стал фаворитом проката), ни актерам, занятым в нем. Фильм не спасли ни знакомый сюжет, напоминающий «Снежную королеву» (там мальчика Кая крадет Снежная королева, здесь мальчика Мая умыкает злой волшебник Горгон), ни многочисленные спецэффекты. Что-то у Митты на этот раз не сработало.

16 января на «Мосфильме» Евгений Матвеев приступил к съемкам фильма «Победа». В тот день снимали эпизод в декорации «кинозал Черчилля», в котором наш герой участия не принимал – его съемки начнутся чуть позже.

Тем временем 21 января в жизни Андрея Миронова грянула еще одна премьера: на Малой сцене Театра сатиры был показан спектакль «Вишневый сад». Помимо Миронова, игравшего купца Лопахина, в нем были заняты: Анатолий Папанов (Гаев), Раиса Этуш (Раневская), Михаил Державин (Епиходов), Ольга Аросева (Шарлотта), Георгий Менглет (Фирс), Луиза Мосендз (Варя), Роман Ткачук (Симеонов-Пищик) и др. Критик Т. Шах-Азизова так отозвалась о роли Лопахина в исполнении Миронова:

«Доверившись тексту пьесы и замечаниям Чехова, режиссер и актер увидели Лопахина человеком порядочным, мягким, с „тонкой и нежной душой“. То, что случается с ним на торгах, – нечаянное предательство, покупка сада, – произойдет как бы помимо воли, словно вырвется наружу тайная, деловая стихия его души. В борьбе этих двух стихий – „сердца“ и „дела“ – диалектика образа, его драматизм, его движение к монологу после торгов, ставшему кульминацией спектакля. Подавленный усталостью, похмельем, Лопахин начнет монолог тихо, сдерживая пробудившийся азарт делового и хищного человека. Азарт все же прорвется, хотя без обычного лопахинского „куража“, и не победит окончательно, мешаясь с горечью и самоиронией, за которой ироническая усмешка театра…»

А вот еще один отзыв – С. Фоменкова: «Как мужскую увлеченность воспринимает Раневская – Этуш привязанность и заботливость Лопахина. Но чувство будущего хозяина вишневого сада, каким его играет А. Миронов, – иного порядка. Лопахин, мучительно закомплексованный, болезненно рефлексирующий, прежде всего восхищен той внутренней свободой, раскрепощенностью, что несет в себе Раневская. Казалось бы, странно, кто как не Лопахин должен ощущать себя хозяином жизни, иметь все основания быть гордым и уверенным. Да, он преодолел унижения, голод, бедность, нищету (актер с щемящей болью ведет тему прошлого своего героя), но, с детства лишенный радости, он утратил саму способность радоваться жизни.

В Лопахине Миронова это обстоятельство обернулось мучительным неверием духовно одаренного, умного, тонко чувствующего человека в свое право на человеческое уважение и понимание. Неверие в то, что он, Лопахин, может быть по-человечески интересен, то порождает неуравновешенность психики, то приводит к резким перепадам от застенчивости до агрессивной категоричности…»

А вот как отозвалась об этой роли Миронова В. Максимова: «Андрей Миронов не часто имеет возможность напомнить о своем даре актера драматического. Все дальше и дальше в глубь нашей памяти, в прошлое уходит его пылкий, светловолосый Жадов, юношески неумело и отчаянно сражавшийся за чистую и честную жизнь в спектакле 60-х годов – „Доходном месте“ режиссера М. Захарова. Роль Лопахина – выразительное свидетельство того, что обаятельный и легкий талант Миронова – комика, лицедея, танцора, пантомиста, всех возможностей актера не исчерпывает. Роль сыграна с учетом условий малой сцены сосредоточенно и строго. „Крупные планы“ дают возможность оценить тонкость мимической игры актера, всмотреться в некрасивое, простоватое, печальное лицо человека в белом, нескладно сидящем пиджаке, в черно-белых, не без претензии на элегантность штиблетах, как будто бы еще не обношенных и оттого неудобных. В начале спектакля Лопахин движется неслышно и торопливо, стараясь не обеспокоить, по дедовской и отцовской привычке не шуметь в покоях барского дома. Предложение о сдаче вишневого сада в аренду дачникам преподносит Раневской трогательно сияя, как дорогой подарок от души, как выношенный, продуманный способ спасения, и теряется почти до слез, когда „дар“ отвергнут…

Драматической кульминацией роли становится не обычное в чеховских постановках возвращение с торгов, не финал, где герой является иным и новым, как бы относимым холодным и стремительным течением предпринимательства от «светлых берегов» вишневого сада и старого дома, а эпизод исповеди во время гуляния, воспоминание о недавнем прошлом. Миронов оправдывает здесь очень сложную мизансцену, данную ему режиссером. Рассказ об отце и дяде – разбойниках и рабах, об их темноте и жестокости Лопахин ведет на коленях. Возможность сентиментального звучания актер исключает способом точнейшего жизненного оправдания. Его Лопахин хочет опуститься на траву и поэтому снимает пиджак, но, начав говорить, заново переживая стыд и боль за себя, за своих предков крепостных, замирает на полпути, остается на коленях. Слова обретают второй, добавочный и существенный смысл. Чувствующий силы необъятные, собирающийся в долгое странствие по жизни, готовящийся ко многим победам, Лопахин как бы просит прощения (у собеседников? у нас, у будущих?) за свой выбор судьбы. «Додумывая жизнь в образе до конца», актер предвидит неизбежность будущей трагедии героя. И потому с торгов Лопахин возвращается в предельном изнеможении, раздавленным, опустошенным. Гордость и злость прорываются в единственной фразе: «Я купил!», которую тотчас же смывает волна отчаяния и жалости к Раневской. Сил остается лишь на то, чтобы шептать еле слышно: «Музыка, играй». «Танцевальнейший» Миронов уходит со сцены, едва волоча ноги, ведомый Симеоновым-Пищиком, униженный тем, что Раневская не подала ему руки…»

22 января Миронов играл в «Трехгрошовой опере».

23 января стало первым съемочным днем Миронова в фильме «Победа». В 9-м павильоне «Мосфильма» была выстроена декорация «квартира Воронова», где в 9 утра и начались съемки. Снимали эпизод из первой половины картины, где Воронов (Александр Михайлов) принимает у себя Чарльза Брайта (Андрей Миронов). Съемки длились до 18.00.

На следующий день съемки продолжились. Но теперь не на «Мосфильме», а в Центральном Доме детей железнодорожников, где одно из помещений было приспособлено под декорацию «комната Джейн». В съемках эпизода из конца фильма участвовали: Миронов, Михайлов, Рижская и др. Снимали с 8 утра до пяти вечера.

Тем временем подтвердилась радостная весть, которая незадолго до этого пришла из Ленинграда, – Госкино разрешило выпустить на широкий экран картину Алексея Германа «Мой друг Иван Лапшин». Правда, режиссеру надо было внести в фильм некоторые поправки (снять пролог – закадровый голос от автора – и эпилог). Приказ о новом запуске «Лапшина» появился 24 января.

25 января с утра Миронов снова снимался в эпизоде «комната Джейн», а вечером играл в «Бешеных деньгах».

26 января съемки «Победы» вновь переместились на «Мосфильм». В павильоне № 9 была построена декорация «ресторан в подвале», где в 9 утра был снят эпизод из первой половины фильма с участием Миронова, Михайлова, Рижской и др. Снимали до шести вечера. Затем три дня Миронов не снимался.

В очередной раз на съемочную площадку он вышел 30 января: снимали все тот же «ресторан в подвале». Вечером наш герой играл в «У времени в плену». На следующий день история повторилась: первую половину дня Миронов снимался («ресторан в подвале»), а вечером играл спектакль («Ревизор»).

1 февраля Миронов снимался в новой декорации, выстроенной в 9-м павильоне, – «кабинет генерала Карпова» (его играл сам режиссер-постановщик фильма Евгений Матвеев). Вечером он снова играл спектакль – «Вишневый сад».

2 февраля съемки объекта «кабинет генерала Карпова» продолжились, но уже без участия Миронова. Он на две недели из съемочного процесса выбыл, поскольку в «Победе» начали снимать Потсдамскую конференцию, и целиком сосредоточился на работе в театре.

3—4 февраля Миронов играл в «Вишневом саду», после чего три дня отдыхал. Вечером 7-го он снова вышел к зрителям: это был Мекки-нож в «Трехгрошовой опере». 10-го это уже был Савва Васильков в «Бешеных деньгах». Затем в театре наступил вынужденный простой – 10 февраля умер очередной генсек – Юрий Андропов, и все развлекательные мероприятия были отменены.

16 февраля Миронов вернулся на съемочную площадку «Победы». В тот день в гостинице «Спорт», что у метро «Спортивная», снимали объект «вестибюль отеля „Хесперия“ и „номер Воронова“. На следующий день там же сняли эпизод из начала фильма, где Брайт приходит в номер Воронова. Съемки длились с 9.00 до 18.00. Спустя час Миронов уже играл в спектакле „Вишневый сад“. 18-го это были „Бешеные деньги“, 20-го – „Женитьба Фигаро“.

21 февраля Миронов вновь снимался. В 9-м павильоне главной киностудии страны была выстроена внушительных размеров декорация «зал заседаний Потсдамской конференции», где Миронов и отснялся в компании двух десятков актеров, трое из которых изображали глав трех государств: Сталина (Р. Чхиквадзе), Черчилля (Г. Менглет), Трумэна (А. Масюлис). На этом съемки Миронова в «Победе» временно прекратились.

22 февраля Миронов играл в «У времени в плену», 27-го – в «Женитьбе Фигаро», 28-го – в «Вишневом саду», 29-го – в «Ревизоре».

1 марта к 9 утра Миронов снова приехал к гостинице «Спорт», чтобы продолжить съемки в «Победе». Сняли эпизод, где уже седой и старый Чарльз Брайт встречается с таким же постаревшим Вороновым в отеле.

На следующий день в том же «Спорте», выдаваемым киношниками за дворец «Финляндия», сняли эпизод с участием Миронова, Михайлова и Натальи Вавиловой (она играла польскую журналистку Барбару).

3 марта съемочной площадкой стал другой натурный объект – столичный Институт научной информации, интерьеры которого были приспособлены под пресс-центр Хельсинской конференции. Съемки с участием Миронова, Михайлова, Вавиловой и других длились с 9 утра до 6 вечера.

6 марта Миронов играл в «Вишневом саду». На следующий день должна была идти «Женитьба Фигаро», но из-за болезни одного из актеров ее заменили на «Трехгрошовую оперу». 9 марта это было «Горе от ума», 10-го – «Вишневый сад», 13-го – «Трехгрошовая опера». Затем целую неделю Миронов не играл. В те дни он ездил в Ленинград, где участвовал в новом озвучании роли Ханина в фильме «Мой друг Иван Лапшин». Его гонорар за эту работу составил 98 рублей (Нина Русланова получит 44 рубля, Андрей Болтнев – 28 руб.).

На сцену Театра сатиры Миронов вышел 21 марта в роли Всеволода Вишневского в спектакле «У времени в плену». 23-го это был уже Лопахин в «Вишневом саду», 24-го – Мекки-нож в «Трехгрошовой опере».

25 марта Миронов вылетел в ГДР, где должны были продолжиться натурные съемки фильма «Победа». На следующий день съемочная группа собралась в замке Марквардт в Потсдаме, но съемок не было – прошли только репетиции.

27 марта на территории замка начали снимать объект «пресс-центр» из конца фильма с участием Миронова, Михайлова и др. Работа длилась с 9 утра до 7 вечера. Два последующих дня снимали тот же «пресс-центр». В тот же день, 29 марта, Миронов вылетел в Москву, где два дня спустя играл Лопахина в «Вишневом саду».

3 и 9 апреля Миронов играл в «Трехгрошовой опере», 11-го – в «Женитьбе Фигаро», 13-го – в «Ревизоре», 15-го – в «Трехгрошовой опере».

16 апреля по ТВ показали очередной фильм с участием Миронова – «Повторная свадьба» (19.15).

19 апреля Миронов играл в «Трехгрошовой опере», 17-го – в «Женитьбе Фигаро», 18-го – в «Горе от ума», 20-го – в «Вишневом саду», 22-го – в «У времени в плену», 24-го – в «Бешеных деньгах», 25-го – в «Вишневом саду».

2 мая по ТВ показали комедию 63-го года «Три плюс два» (21.35). Однако Миронов эту трансляцию не застал, поскольку в эти самые часы был далеко от Москвы – в Потсдаме, где снимался в «Победе». Это был его первый съемочный день после перерыва (последняя съемка с ним прошла 29 марта). В тот день в городском парке сняли эпизод из середины фильма с участием Миронова, Михайлова и Юрия Кузьменкова. Съемки длились с 14.00 до 24.00.

3 мая съемочной площадкой стал другой парк – в замке Цецилиенхоф в том же Потсдаме. Сняли прогулку Брайта и Воронова из первой половины фильма.

На следующий день съемочная группа снова сменила место съемки – перебралась на киностудию «ДЕФА», где был отснят эпизод «на шоссе» из второй половины фильма с участием Миронова, Михайлова, Кузьменкова. Тем же вечером Миронов вернулся в Москву.

5 мая Миронов играл в спектакле «У времени в плену». 7-го и 8-го это был «Вишневый сад».

В праздничный день 9 мая Миронов снова вылетел в ГДР. И уже утром следующего дня вышел на съемочную площадку фильма «Победа». В Шпиленберге снимали эпизод из начала картины, где Брайт и Воронов встречают на аэродроме Гатов глав трех государств. Два последующих дня снимали тот же «аэродром».

Вечером 12 мая Миронов улетел в Москву, чтобы на следующий день играть в «Бешеных деньгах». День спустя он снова улетел в ГДР.

15 мая в Дальгофе снимали эпизод, где Брайт и Воронов находятся на полигоне в английской зоне. «Полигон» снимали и три последующих дня. Затем три дня съемки не проводились.

Тем временем 21 мая на экраны Советского Союза вышла комедия Владимира Бортко «Блондинка за углом» (в Москве фильм демонстрировался в двух самых престижных кинотеатрах: «Россия» и «Октябрь»). Но Миронову, да и многим остальным из съемочной группы, это событие большой радости не доставит, поскольку фильм дойдет до зрителей в обезображенном виде. Во многом именно поэтому критика, писавшая о фильме в дни его премьеры, не оставила от него камня на камне. Приведу лишь одно мнение – Юрия Богомолова, которое он высказал в газете «Советская культура»:

«Случай „Блондинки“ – не простой. Добро бы картина не удалась как сатирическая комедия. Она не удалась еще и как философская притча о человеке, который подустал творить для вечности, жить в будущем и пожелал чего-нибудь менее непреходящего и более съедобного, пожелал пожить в настоящем и для настоящего. Рудименты этого замысла с трудом просматриваются на экране. Нужны глубокие археологические раскопки, чтобы их обнаружить. А жаль. Потому что здесь нащупаны вопросы, ответы на которые не очевидны. И блондинка Надя заслуживает более пристального внимания, нежели однозначного обличения за ее бездуховность. И ей мечтается о духовности, потому и привлекает ее специалист по внеземным цивилизациям…»

Чуть позже (во времена гласности), давая интервью газете «Советская культура», Миронов так описал свои чувства, касающиеся фильма «Блондинка за углом»:

«Я считаю, что фильм оказался дискредитирован редакциями и переделками. Ведь первоначальный сценарий, какой был принят к постановке, с каким знакомился я и другие актеры, к сожалению, имел лишь отдаленное сходство с тем, что вышло на экран. В частности, все „шансонетки“, которые мне пришлось спеть помимо сюжета, дабы оправдать перед зрителями идею и смысловые повороты фильма, тоже были придуманы позже, в период редакции уже отснятого материала.

Я могу понять раздражение зрителя! Этого финала, как и многого прочего, не предполагалось авторами сценария. Фильм переснимался семь раз. В итоге оставалось только пожалеть всю съемочную группу и прежде всего молодого режиссера В. Бортко, оказавшегося в таком трудном положении. Но самое любопытное, что изобретательная редактура не спасла фильм. Все претензии прессы, кинокритиков и зрителей были как раз по тем кускам картины, где основательно прошлись редакторские ножницы. Киноленту справедливо упрекали в недосказанности, в мягкости оценок, в сюжетной неправдоподобности. Конечно, сила этой сатирической истории в ее достоверности, узнаваемости лиц и ситуаций, которые, вероятно, фильм утратил в сравнении со сценарием. Он мог прозвучать намного сильнее и актуальнее. И это было бы так важно в наше время, когда партия повела активную, повсеместную и бескомпромиссную борьбу против стяжателей и тунеядцев, рвачей и взяточников, против всех любителей легкой жизни на нетрудовые доходы…»

Но вернемся в год 1984-й.

22 мая возобновились съемки «Победы». В тот день в Шторкове снимали объект «разбитая железнодорожная станция» с участием Миронова, Михайлова и Кузьменкова. Съемки длились с 9.00 до 19.00.

На следующий день Миронов в съемках не участвовал.

24 мая снимали все ту же «ж/д станцию» с участием Миронова, Михайлова и Кузьменкова. Затем четыре дня опять не снимали.

28 мая Миронов снова вышел на съемочную площадку: под Потсдамом снимали объект «лесная дорога» из второй половины фильма. Участники: Миронов, Михайлов, Кузьменков. Три последующих дня снимали все ту же «лесную дорогу».

31 мая съемочная площадка переместилась в уже знакомый замок Маркварт, где сняли эпизод с участием Миронова, Михайлова и Кузьменкова из второй половины картины. В тот же день Миронов вернулся на родину, поскольку на следующий день начинались гастроли Театра сатиры в Перми.

6 июня Миронов снова прилетел в ГДР и утром следующего дня (в 9.30) вышел на съемочную площадку «Победы». В Потсдаме снимали объект «развалины Берлина» с участием Миронова, Михайлова и Кузьменкова. Это был последний съемочный день Миронова в ГДР: 8 июня он вернулся в Москву, а оттуда взял курс на Пермь.

9 июня по ТВ показали «Соломенную шляпку» (19.55). Для миллионной телеаудитории это было радостным событием, поскольку эту забавную картину родное телевидение подзабыло – не показывало ее аж шесть с половиной лет (с декабря 77-го)! Правда, периодически в разных музыкальных передачах, вроде «По вашим письмам» или «Утренняя почта», крутили клип Миронова с песней «Женюсь, женюсь…», но это было слабым утешением для публики, сразу и безоговорочно полюбившей эту милую экранизацию бессмертного водевиля Лабиша.

Между тем в Перми «Сатира» показала практически весь свой основной репертуар. Было дано 53 представления, на которых побывало 54 тысячи пермяков. Там же, в Перми, Миронов приступил к репетициям нового спектакля: в качестве режиссера он ставил пьесу Григория Горина «Прощай, конферансье!», приуроченную к 40-летию Победы (события пьесы развивались в июне 1941 года, а главными героями произведения были артисты московской эстрады). Помимо режиссуры Миронов играл в спектакле главную роль – конферансье Буркини (его дублером был Михаил Державин). Гастроли театра в Перми продлились до 24 июня, после чего труппа была распущена в отпуска.

Миронов вернулся в Москву, где 26 июня возобновил работу в картине «Победа». В тот день в здании Института научной информации, интерьеры которого были приспособлены киношниками под дворец «Финляндия», снимали эпизоды из конца фильма с участием Миронова, Михайлова и Вавиловой. На следующий день съемки «дворца» были продолжены.

28 июня съемки переместились на «Мосфильм». У 3-го блока была выстроена декорация «хельсинкский вокзал», где сняли эпизод из первой половины картины с участием Миронова, Михайлова и др. На этом участие Миронова в съемках временно прекратилось, и он укатил отдыхать.

22 июля съемочная группа фильма «Победа» отправилась на натурные съемки в Финляндию. Миронов догнал группу два дня спустя. И 25 июля вышел на съемочную площадку: в гостинице «Хесперия» снимали эпизоды из конца фильма с участием Миронова, Михайлова, Вавиловой и др. На следующий день съемки в гостинице были продолжены.

27 июля съемочной площадкой стало хельсинкское кафе «Ваакуне», где был снят эпизод из финала фильма с участием все тех же актеров. На следующий день сняли еще одно кафе – на этот раз открытое, на одной из городских площадей Хельсинки.

30 июля прошли только репетиции.

31 июля снимали объект «сквер» с участием Миронова, Михайлова и Вавиловой. Съемочный день длился с 9 утра до 6 вечера.

1 августа Театр сатиры открыл юбилейный, 60-й, сезон в Москве. В тот день показали «Клопа», в котором Миронов вот уже несколько лет не играл: он в те дни находился на съемках в Хельсинки.

Очередной (он же и последний) съемочный день Миронова в «Победе» датирован 2 августа. На улицах Хельсинки снимали эпизоды из первой половины фильма с участием Миронова, Михайлова и Вавиловой. Съемки закончились в шесть часов вечера, после чего Миронов улетел в Москву.

Перед зрителями, пришедшими в Театр сатиры, Миронов в новом сезоне вышел 3 августа в роли Саввы Василькова в «Бешеных деньгах». Его же он играл и 6-го.

12 августа Миронов приехал на «Мосфильм», где с 9.00 до 18.00 прошла его первая сессия озвучания роли Чарльза Брайта в фильме «Победа».

13 августа Миронов играл в «Женитьбе Фигаро».

14 августа он снова был на озвучании.

15 августа играл все ту же «Женитьбу Фигаро» (в саду «Эрмитаж»). 19-го это уже была «Трехгрошовая опера», 20-го – опять «Женитьба Фигаро», 22-го – «Трехгрошовая опера», 24-го – «Горе от ума», 26-го – «Вишневый сад», 27-го – «Трехгрошовая опера», 28-го – «Вишневый сад».

29—30 августа Миронов вновь был на «Мосфильме» – озвучивал Чарльза Брайта (16.00–24.00).

31 августа играл в «Вишневом саду». Тем же вечером (21.50) по ТВ показали телеверсию давно снятого из репертуара Театра сатиры спектакля «Таблетку под язык».

В первый день осени Миронов был на «Мосфильме», где с 10 утра до семи вечера участвовал в озвучании фильма «Победа».

В театре сентябрь начался для Миронова с «Ревизора» – он играл его 3-го. Далее шли: 4-го – «Бешеные деньги», 5-го – «Вишневый сад». Затем больше двух недель Миронов в театре занят не был.

19 сентября Миронов участвовал в озвучании фильма «Победа».

В том же сентябре на экраны страны вышел многострадальный фильм Алексея Германа «Мой друг Иван Лапшин». Помню свои собственные впечатления от этой картины: я был в восторге. Поражало все: черно-белая пленка, шумы за кадром, игра всех актеров, особенно тех, кто мелькал в маленьких ролях или эпизодах – даже не верилось, что это актеры. Поразил и Миронов в роли Ханина, особенно в сцене, где он пытается в туалете засунуть себе в рот пистолет и покончить с собой. Под впечатлением увиденного я буквально через несколько дней пошел на фильм еще раз, причем взял с собой свою будущую супругу, чтобы она тоже приобщилась не к парадному советскому, а к настоящему кинематографу. Но ее впечатления были диаметрально противоположны моим: все, что мне понравилось, она категорически не приняла. И даже Миронов ее не впечатлил, хотя до этого он входил в когорту ее любимых актеров.

А. Вислова пишет: «В фильме А. Германа „Мой друг Иван Лапшин“ Миронов удивил многих, хотя новаторская эстетика самой картины несколько отодвинула на задний план впечатление от роли актера… Миронов очень органично вошел в этот фильм. Настолько, что зрители первых просмотров меньше всего думали о том, что на экране среди других популярнейший актер. Это была его победа, одержанная в поединке с самим собой, с собственным образом в кино и со зрителями, приверженными застывшим стереотипам восприятия. Роль писателя Ханина, особо сразу не отмеченная, на самом деле оказалась едва ли не лучшей его ролью в кино…»

Между тем очередной спектакль Миронов играл 21 сентября – это был «Вишневый сад». 23-го это была «Трехгрошовая опера», 25-го – «Женитьба Фигаро», 26-го – «Горе от ума», 28-го – «Вишневый сад», 29-го – «Трехгрошовая опера».

В первый день октября Миронов играл в «Женитьбе Фигаро», 5-го – в «Вишневом саду».

В субботу 6 октября по ТВ показали телеверсию спектакля Театра сатиры «Безумный день, или Женитьба Фигаро» (12.40).

В октябре у Миронова в театре выдался плотный график, когда спектакли с его участием следовали один за другим с интервалом через день или два. Так, 8 октября он играл в «Ревизоре», 9-го – в «Бешеных деньгах», 10-го – в «Трехгрошовой опере».

11 октября Миронов провел последнюю сессию озвучания фильма «Победа». За роль Чарльза Брайта Миронов был удостоен рекордного гонорара (больше он еще ни разу не получал) в сумме 4914 рублей (больше получил только сам режиссер Евгений Матвеев – 13 430 руб., а среди актеров суммы варьировались в следующем порядке: А. Михайлов – 4675 руб., Р. Чхиквадзе – 3052 руб., А. Масюлис – 2758 руб., Г. Менглет – 2618 руб., М. Ульянов – 560 руб.).

12 октября Миронов играл в «Горе от ума», 13-го – в «Вишневом саду», 16-го – в «Трехгрошовой опере», 19-го – в «Вишневом саду», 26-го – в «Бешеных деньгах» (на сцене ДК имени Горбунова, что у Киевского вокзала), 29-го – в «У времени в плену», 30-го – в «Бешеных деньгах».

30 ноября Госкино приняло фильм «Победа». Чуть позже фильму дадут максимальную группу по оплате, что вполне объяснимо: такое агитационное кино не могло не быть поощрено со стороны высших идеологических органов.

Между тем 1 ноября Театр сатиры временно закрыл свои двери для москвичей и отправился с гастролями в Болгарию. Турне началось с города Плевена, где были показаны два спектакля: «Вишневый сад» А. Чехова и «Крамнэгел» П. Устинова (в последнем Миронов не участвовал). После чего театр приехал в Софию, где на сцене Сатирического театра были показаны все те же спектакли. Труппой также был проведен творческий вечер в софийском Доме советской культуры. Стоит отметить, что с Сатирическим театром наших «сатировцев» связывали 15 лет тесной и плодотворной дружбы. Валентин Плучек ставил на сцене Сатирического театра «Интервенцию», а у себя пьесу болгарского драматурга С. Стратиева «Замшевый пиджак».

Вспоминает С. Пеев: «Это было в ноябре 1984 года, когда московский Театр сатиры гастролировал в Софии. Нашу дирекцию беспрерывно осаждали звонками – просили о встречах с советскими актерами. Буквально половина Болгарии висела на телефоне, и первое имя, которое называли, было неизменно имя Андрея Миронова. Но, к большому сожалению звонивших и требовавших, поспеть всюду он не мог. И вот 6 ноября между обедом и спектаклем мне предстояло доставить Миронова и Ширвиндта в два места – большое село близ Софии, а потом на завод. Вечером в театре шел „Вишневый сад“.

Андрею явно не хотелось ни встреч, ни разговоров, единственным его желанием было бродить с нами по Софии. Но отказать мне он просто не мог, так как знал, что село и завод – истинные друзья Софийского сатирического театра, которые всегда и во всем нам помогают.

Пришла машина, мы сели и отправились в село, которое находилось в сорока минутах езды от Софии. Все время, пока мы ехали, Андрей напоминал, что мы должны быть краткими и точными, если не хотим опоздать к спектаклю. Мы решили построить встречу так: я вначале скажу несколько слов, потом выступит Ширвиндт – он знает свое дело, а завершит программу Миронов. В машине он не переставал волноваться и говорить о том, что люди ничего не поймут по-русски, я успокаивал его: если нужно будет, я кое-что объясню и даже переведу некоторые места. Обо всем мы договорились, приготовились, но… Приехали. Перед Домом культуры собралось все село. Нас встретили хлебом-солью, мы вошли, и встреча началась. У нас в запасе оставалось всего полчаса. Андрей незаметно постучал пальцем по своим часам – дескать, помните. Все шло как нельзя лучше до той поры, пока он не появился у рампы. И пошел рассказ о театре, о маме, о детстве и юности, о жене и детях, о Советской стране, о Болгарии, о других странах. Потом был сыгран огромный отрывок из «Прощай, конферансье!», и наконец шла песня без аккомпанемента. Мы поглядели на часы – было уже пять. Я стал лихорадочно делать ему знаки: вся программа летит вверх тормашками, а он посмотрел на меня, посмотрел на людей, сидевших внизу, и я понял, что это артист, что он – волшебник. Я смотрел на своих сельчан, которые онемели от восторга, потом смеялись, плакали. Они не все слова понимали, но поняли, что перед ними такой человек, который делает честь человечеству…»

В Москву «сатировцы» вернулись 15 ноября, а уже на следующий день давали спектакли в своем здании на Большой Садовой. Но Миронов вышел к зрителям только 23-го – в спектакле «Ревизор». Два дня спустя должен был играться «Вишневый сад», но его отменили из-за болезни одного из актеров. 26 ноября Миронов играл в «Женитьбе Фигаро», 27-го – в «Горе от ума», 28-го – в «Бешеных деньгах».

Декабрь начался для Миронова с роли Мекки-ножа в «Трехгрошовой опере» (1-го). 2-го он играл Савву Василькова в «Бешеных деньгах», 7-го – Чацкого в «Горе от ума», 9-го – Лопахина в «Вишневом саду». Затем две недели Миронов в спектаклях занят не был, посвятив это время концертным гастролям. Аккомпаниатором у него с недавних пор (вот уже около года) выступал Левон Оганезов. Он вспоминает:

«Более четырех лет я аккомпанировал Андрею Миронову. Даже играл с ним сцены – конечно, сидя за роялем. Каждое движение или слово, а иногда молчание, жест проходили обязательно под музыку, причем выбирал музыку он сам. „Здесь что-то такое, – он шевелил пальцами, – элегантное“, при этом пристально смотрел в глаза и внушал мне свое ощущение. Андрей не называл нужного ему произведения, не напевал, хотя знал столько музыки, что хватило бы на десяток преподавателей музыкальной литературы, а хотел, чтобы я сам догадался. Ему важно было взаимодействие на сцене. Он спиной мог показать мне – „тише“ или „быстрее“, и я понимал его. Это была почти медитация.

Надо сказать, что Андрей редко бывал доволен концертом, собой, мной, но, вспоминая некоторые подробности совместной работы, я знаю теперь, что он всегда находился в состоянии самоанализа – сам себя постигал. «Нельзя быть спокойным на сцене», – говорил он или цитировал строку Пастернака: «Не спи, художник!»

Заглядывал в зал, спрашивал: «Народ есть?» Хотя знал наверняка, что есть.

Андрей всегда массу времени тратил на установку света на сцене. Для этого он сперва начинал интенсивно дружить с осветителем, потом ошарашивал его объемом будущей работы, и когда тот, окончательно сбившись с ног, влезая то на правую, то на левую лестницу, а то и под потолок, наконец добивался нужной Андрею «картинки», вытирал пот и собирался было пойти перекурить, Андрей отходил в зал, вставал к рампе, оборачивался, прищурившись на задник, и… начинал все сначала. Это был не каприз, скорее поиск, а точнее, стремление к совершенству – он не мог выступать в концерте без ощущения, что сделал все как можно лучше.

Многие театральные артисты, даже очень хорошие, к выступлению на эстраде относятся как к чему-то второстепенному: мол, театр – это святое, а здесь и так сойдет. Большинство из них, придя на концерт Миронова, прежде всего поражались: «Зачем ты столько сил тратишь?» Но он знал зачем: он работал не только для публики, но и для себя, удовлетворяя свое ненасытное актерское стремление к совершенствованию.

Я тоже, конечно, старался этому соответствовать. Я, например, равнодушен к одежде: есть какой-то костюм, галстук – все обычно, и у меня не вызывает сомнений. Но для Андрея это был почти вызов. «Надо во всем быть элегантным! – кричал он. – Как ты ходишь, что это за туфли?!» Или: «Я выброшу этот галстук к…» Или еще: «Погладь рубашку, на тебя люди купили билеты!» и т. д. Все это говорилось по-доброму, но требовательно. Я даже начал надевать бабочку, хотя никогда раньше ее не носил. Сам он придирчиво оглядывал себя в зеркало. Поминутно гладились ему рукава на пиджаке, сам он натирал свои туфли какими-то щеточками, которые были всегда под рукой. Все эти приготовления производили впечатление подготовки к премьере. Но так было перед каждым концертом.

Он очень любил анекдоты с неожиданной концовкой или так называемые абсурдные, где все невпопад. Понравившийся ему анекдот он проговаривал про себя, переделывал его, тут же расставлял акценты и уже в новом виде преподносил обществу. Был благороден: «Это мне Шура позвонил» или «Это Левка рассказал…».

Однажды в Новосибирске после концерта за ужином зашел разговор об отце. Зиновий Гердт, который был с нами, вдруг вспомнил, что он и Александр Семенович Менакер часто переговаривались стихами, сочиняя их на ходу. Гердт тут же продемонстрировал это свое умение. Тогда Андрей встал, как бы для произнесения тоста, и вдруг прочитал «поэму», ни разу не сбившись с размера, и, чтобы не было сомнения в сиюминутности импровизации, вкрапливал в стихи детали сегодняшнего дня. Не знаю, как другие, но я был совершенно поражен. Легкость, с которой он это делал, говорила о многом…»

На сцену Театра сатиры Миронов вернулся 23 декабря – играл Савву Василькова в «Бешеных деньгах». На следующий день это был плут Фигаро, 26-го – Лопахин в «Вишневом саду», 25-го – Хлестаков в «Ревизоре», 27-го – Васильков. 29-го Миронов должен был выйти в роли Мекки-ножа в «Трехгрошовой опере», но в последний момент спектакль заменили. Правда, зрители, пришедшие в театр, в накладе не остались: в тот вечер была показана премьера спектакля «Прощай, конферансье!». Как мы помним, режиссером его был Андрей Миронов, он же играл и главную роль – конферансье Николая Буркини. Однако из-за плохого самочувствия Миронов на сцену выйти не смог, и роль вместо него исполнил Михаил Державин, с которым они будут играть эту роль в очередь. В остальных ролях были заняты: Н. Защипина (жена конферансье), Л. Мосендз (певица), В. Безруков (танцор), А. Белов (фокусник), С. Рябова (Вера), Л. Оганезов (аккомпаниатор), Р. Ткачук (сосед Сысоев), З. Высоковский (писатель Лютиков), А. Гузенко (Отто), Р. Александров (артист драмы Поливанов), А. Зенин (лейтенант), Н. Саакянц (концертмейстер) и др.

Рассказывает А. Миронов: «Меньше всего, мне кажется, можно от пьесы требовать хроникальной достоверности в обрисовке жизни и быта фронтовых бригад. Хотя она и опирается на подлинные исторические факты… Самое дорогое в пьесе для меня – это люди, ее населяющие. Незнаменитые, по-своему забавные и непутевые, но удивительно необходимые во все времена, а в трудное время вдвойне. Их обаяние, их талант воспринимать жизнь как праздник и дарить этот праздник окружающим. С этой точки зрения конферансье Николай Буркини для меня чем-то похож на героя любимого фильма О. Иоселиани „Жил певчий дрозд“, только испытания выпали на долю незнаменитого конферансье пострашнее. Я знал таких людей. Мне посчастливилось быть рядом с ними с самого раннего детства. И дело вовсе не в том, что это были артисты, писатели, художники. Они были художниками жизни; театр, карнавал сопровождал каждый их шаг, каждый поступок. Оттого мы, молодые, так тянулись к ним… Сегодня я с грустью ловлю себя на мысли, что таких людей становится, к сожалению, меньше. Какое-то внутреннее равнодушие, а иногда и цинизм загоняют внутрь нашу доброту и подлинную веселость. Те люди не были равнодушными. Когда они встречались и спрашивали друг друга: „Как ваша жизнь?“, им действительно была интересна чужая жизнь, и в их глазах светилось искреннее желание эту чужую жизнь сделать хоть чуточку лучше. Они были по-детски наивны и веселы и как-то умудрялись обходиться без скабрезных, грубых моментов, без которых сегодняшняя шутка почему-то уже перестала быть шуткой… „Прощай, конферансье!“… Мне кажется, в самом названии таится светлая печаль. В силу законов жизни уходят безвозвратно поколения людей. Приходят другие. Принято считать, что они лучше нас. Наверное, так. Но они – другие. Поэтому ушедшим мы говорим „Прощай!“. А все хорошее, доброе, светлое, что они оставили нам, хочется сохранить и передать идущим на смену…»

О самом спектакле рассказывает А. Вислова: «Постановка „Прощай, конферансье!“ – это сплав грусти и юмора, открытой лирики и легкой иронии. Миронов выбрал тему и способ ее реализации в соответствии со своими возможностями, с учетом своей индивидуальности и ее творческого потенциала.

Основываясь на собственном знании закулисной жизни артистов эстрады, он начинал спектакль с конкретных и точных примет, ее определяющих. Открытое пространство сцены. (Он его очень любил, мечтал играть на пустых подмостках). Лишь в глубине заметна какая-то старая, сдвинутая на маленький пятачок мебель. Медленно гаснет свет. На сцену прямо из зала поднимается уже немолодой человек в шляпе и плаще, с маленьким чемоданчиком в руках. Проходя мимо афиши, ненадолго останавливается. Затем немного устало, мимоходом приветствует рабочих сцены, погруженных во мрак еще спящего и едва различимого концертного закулисья. Человек снимает шляпу и плащ, остается во фраке. Мы догадываемся, что это и есть конферансье – главный герой спектакля. Вот он подходит к играющему пианисту. Они обмениваются двумя-тремя шутливыми репликами. Подхватив мелодию, он садится у портала сцены, вытаскивает из чемоданчика лаковые туфли, переобувается, надевает бабочку и, время от времени поглядывая в зал, ненавязчиво втягивает зрителя в живой непосредственный контакт. Но вот, кажется, все готово. Человек выходит на середину сцены, артистично и торжественно поднимает руку, приглашая к началу представления. Есть что-то наивно-детское в самом этом жесте. Звучит музыка. Скрытый дотоле за колосниками занавес идет по кругу, оставляя внутри главного героя. На самом деле занавес закрывают двое рабочих, которые только что приветствовали конферансье. Вначале Миронову хотелось, чтобы собранный наверху по кольцу занавес сам ниспадал с вступлением первых аккордов музыки Я. Френкеля, но наша «чудо-техника» один раз на репетиции подвела. После чего Миронов отказался от первоначальной идеи и решил обнажить прием. От сочетания праздника и прозы театра рождалась необычная атмосфера этого спектакля, который станет признанием сцене и всему закулисному быту в любви.

«Волнение умейте направить на своих героев, на увлеченность их характерами», – часто повторял на репетициях Миронов. Может быть, самая большая его победа в этом спектакле заключалась в том, что кое-кого из артистов он сумел по-настоящему увлечь и заразить добротой, открытостью, одержимостью людей, чьи характеры они воплощают на сцене…»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.