И снова «Метель»
И снова «Метель»
В марте 1962-го Леонов поехал в Карелию — на этот раз его выдвинули кандидатом в депутаты в Верховный Совет от Беломорского избирательного округа.
8 марта он прибыл в Беломорск, побывал на строительстве местной ГЭС, а в клубе имени Сергея Кирова повстречался с избирателями.
Роман «Русский лес» в те времена дал ему большое количество читателей всех возрастов. В газете «Беломорская трибуна» периодически публиковались вполне, судя по нетривиальному содержанию, искренние отзывы жителей Карелии о писателе и кандидате Леонове. Едва ли не все из них пишут благодарные слова об этой книге.
Проблема сохранения лесного богатства стала и главной его заботой как депутата, и на встречах об этом говорили больше всего.
В Беломорске, в том марте, Леонов отчитывался перед людьми: «Моя последняя книга посвящена запутанной и непролазной лесной проблеме — защите родной природы, от которой мы требуем всё больше, чем отдаем ей накопившегося долга. До сих пор еще в нашей лесной промышленности есть достаточное количество последователей Грацианского… Пока мы ведем этот разговор, наверное, сотни безумных костров горят на наших лесосеках, так я за то, чтобы погасить эти неразумные огнища».
Такие депутаты — которым еще и не нравилось что-то в Стране Советской — были внове; даже если б выборы той поры не были безвариантной профанацией, его б избирали все равно: сотни писем жителей Карелии радетелю русского леса, полученные Леоновым в тот год, — тому порукой.
9 марта Леонов съездил в село Нюхча, общался там с рыболовами. Карелы его очаровали — не очень похожий на русских, степенный, сдержанный и — что Леонову было особенно важно — мастеровитый, бережный к лесу народ.
В том же марте Леонова в третий раз избрали депутатом в Верховный Совет.
Лето принесло писателю две новые обнадеживающие вести: во-первых, было предложено сделать сценарий для экранизации «Русского леса» — и Леонов его написал; во-вторых, появилась возможность вернуть на сцену запрещенную и не переиздававшуюся двадцать два года пьесу «Метель» — ту самую, что едва не стоила Леонову жизни.
Критик Евгений Сурков буквально уговорил режиссера Московского театра драмы и комедии А.К.Плотникова пьесу прочесть. Тот был прочтенным просто поражен, но самочинно взяться за такую постановку, естественно, не мог.
Плотников вышел на министра культуры Екатерину Фурцеву, рассказал о желании ставить пьесу.
Фурцева приняла просьбу к сведению, прочла «Метель»… Пригласила на встречу самого Леонова и попросила его пойти на некоторые исправления в крамольном тексте. Он спорить не стал, в итоге 30 июля 1962 года Екатерина Фурцева подала в ЦК КПСС докладную следующего содержания:
«Московский театр драмы и комедии обратился в Министерство культуры СССР с просьбой разрешить ему поставить пьесу Л.Леонова “Метель”.
Ознакомившись с существующим вариантом пьесы, Министерство культуры СССР считает, что при некоторых авторских доработках она могла бы быть использована в репертуаре театров.
Автор пьесы Л.Леонов согласен вместе с театром доработать пьесу с учетом всех замечаний, которые будут сделаны по прилагаемому старому варианту “Метели”.
Считая необходимым привлечь Л.Леонова к активной работе с театрами, Министерство культуры СССР просит ЦК КПСС пересмотреть принятое в 1940 году постановление о пьесе “Метель” и разрешить Московскому театру драмы и комедии после авторской доработки включить это произведение в репертуар театра».
18 октября 1962 года Президиум ЦК КПСС принимает решение: отменить постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 18 сентября 1940 года о пьесе «Метель» как необоснованное. 25 октября «Литературная газета» публикует первый акт пьесы — причем в старом еще варианте.
В декабре Леонов читает уже переработанный текст актерам Московского театра драмы и комедии.
Казалось, что всё должно получиться, тем более что к «Метели» помимо Театра драмы и комедии проявил интерес еще и МХАТ.
В итоге обе эти, принесенные 1962 годом, вести Леонова лишь разочаровали.
МХАТ так и не решился взяться за «Метель». Театр драмы и комедии продолжил репетиции, хотя уже было известно, что у пьесы объявились недоброжелатели «наверху». В марте Леонов писал литературоведу Владимиру Ковалёву, что над пьесой «собираются тучки среднего размера».
Работу над постановкой все-таки довели до конца, премьера должна была состояться в декабре 1963 года, даже афиши появились на тумбах.
Но спектакль все равно закрыли, причем вместе с театром. В начале 1964 года по решению исполкома Моссовета главным режиссером вместо Плотникова был назначен Юрий Любимов, сам Театр драмы и комедии был реорганизован и официально получил новое свое имя Театр на Таганке.
В планы Юрия Любимова, позднее заслуженно зарекомендовавшего себя провозвестником свобод в Советской России, постановка «Метели» не входила. Заметим, что в первые годы своей работы он куда более успешно делал, безусловно, яркие, но и столь же правоверные советские спектакли по Маяковскому и Джону Риду — про «Десять дней, которые потрясли мир».
Зато «Метелью» (равно как и «Золотой каретой») очень заинтересовались в большинстве стран соцлагеря. Объяснений этому, как минимум, два.
Во-первых, в послевоенные годы в европейских театрах пьесы Леонова шли не реже, а порой и чаще постановок, скажем, по Чехову и Горькому. Леонова хорошо знали и любили.
Во-вторых, потайное недовольство, испытываемое интеллигенцией стран соцлагеря, требовало выхода, в том числе и в сфере культуры — и здесь пьесы Леонова стали неожиданным подспорьем. С одной стороны, признанный советский писатель, с другой — пишет о том, чего никто или почти никто не решался писать ни у них, ни у нас.
В Советской России «Метель» незаметно, во второй раз, но уже без шума прикрывают. Однако спустя месяц, 18 марта 1964 года, Леонов едет в Венгрию — потому что пьесу ставят там. Как же было не появиться «Метели» в стране, пережившей известные события 1956 года.
Тем более что в Венгрии к тому времени уже были поставлены и «Нашествие», и «Золотая карета», и «Обыкновенный человек»; и книги Леонова там тоже были известны. Еще в 1928 году отдельным изданием в Венгрии был опубликован «Конец мелкого человека». Потом был долгий перерыв — режим Миклоша Хорти давал о себе знать, — а с 1949-го там выходят, одно за другим, все главные леоновские сочинения: сборник из двух повестей («Саранча» и «Взятие Великошумска»), «Соть» (под названием «Тронется лес»; 1950; роман переиздан в 1956-м венгро-румынским издательством), «Дорога на Океан» (1951; переиздана в 1965-м), «Русский лес» (1955), «Скутаревский» (под названием «Комета»; 1956), «Вор» (1962; в послесловии к роману, между прочим, говорится, что именно в этой книге «миропонимание Леонова развертывается полнее всего») и так далее. И даже «Метель», не переиздававшуюся в России, венгры выпустили отдельной книжкой в том же 1963 году.
Венгерская постановка пьесы стала, пожалуй, лучшим подарком к 65-летию Леонида Леонова, которое теперь с неизменным елеем отмечалось во всех правительственных газетах СССР. Лучше бы пьесы позволили ставить вместо публикаций трафаретных и с каждым юбилеем все более неживых панегириков…
Еще до Венгрии, в 1957-м, «Метель» и «Золотая карета» были поставлены в Чехословакии, а в 1958-м еще и «Волк». Отзывы чешской критики на эти постановки были более чем откровенны: утверждалось, что Леонов восстает против догматизма советской системы, прямо писалось о воссозданной в сочинениях драматурга «атмосфере подозрительности, уродующей человеческий характер». В России подобных рецензий на сочинения Леонова не писал никто. Мы, правда, не уверены, что писателя такое прочтение приводило в восторг. О европейском фуроре своих драм Леонов почти никогда в советской прессе не высказывался.
Да и вряд ли ему стоило рассказывать, что «прикрытую» в СССР «Метель» в той же Чехословакии издали в 1957-м, переиздали в 1958-м и еще раз в 1959 году — настолько быстро расходились тиражи! И едва ли ему пришло бы в голову поделиться радостью, что в 1967 году в Чехословакии вышла книга «Бабель. Леонов. Солженицын» (где главным сочинением Леонова назван «Вор», и интерпретировался роман вполне прозрачно: «Если революция, по его (Векшина. — З.П.) мнению, дает право на кровь, не означает ли это, что, собственно, все позволено?»).
Всего с середины 1920-х до середины 1960-х в Чехословакии зафиксировано 70 изданий произведений Леонова — как отдельных книг, так и публикаций в главнейших журналах и газетах страны.
Плюс ко всему в 1963 году в Чехословакии поставили на сцене «Бегство мистера Мак-Кинли» — до которого у советских театров руки вообще так и не дошли.
Одновременно с венгерской постановкой в марте «Метель» ставят в Югославии, в белградском Современном театре, и там пьеса идет особенно успешно: билеты раскупаются за неделю до премьеры. Интервью Леонова, приехавшего в декабре того же года в Югославию, появляются в каждой третьей местной газете. Наименования рецензий, публикуемых на постановку, опять же, говорят сами за себя: «Атмосфера страха», «Занесенные метелью» и т. п.
Встречают его там «на ура»: Леонов выступает в столичных университетах, много общается с местными писателями, его возят по древним монастырям…
В следующем году в Югославии сделают сценическую постановку романа «Вор» — чего на родине Леонова тоже не случалось никогда.
В декабре 1964-го на больших экранах Страны Советской появляется картина «Русский лес». И Леонида Леонова, и большинство зрителей и почитателей этого романа ждет некоторое разочарование.
В качестве режиссера выступил Владимир Петров, прославившийся в 1930-е масштабной исторической картиной «Пётр Первый», снявший в 1940-е «Кутузова» и «Сталинградскую битву», после войны с успехом экранизировавший классику — от «Ревизора» (1952) по Гоголю до «Накануне» по Тургеневу (1959). Казалось бы, лучшего режиссера для «Русского леса» — романа, с одной стороны, эпического, а с другой, наследующего русской классике, — и придумать было невозможно.
Музыку к фильму писал великий Георгий Свиридов, один из любимейших композиторов Леонова. Над сценарием работали втроем: сам Владимир Петров, Юрий Лукин (недавно сделавший сценарий к «Судьбе человека» по Шолохову) и автор собственно «Русского леса».
Но, признаться, с писателем было не так просто ладить: законы кинематографа его волновали куда меньше, чем собственный текст. Леонов вообще кино не очень жаловал, предпочитая театр. Сохранилось пять неутвержденных вариантов сценария! И утвержденный — шестой: Леонид Максимович, по-видимому, хорошо помучил своих соавторов.
Сложную архитектонику романа так и не удалось перенести в кадр. Вот лишь один пример: в первой части фильма, действие которой происходит 22 июня 1941 года, трижды пришлось повторять одну и ту же сцену с сидящим в своем кабинете Иваном Вихровым (его играл лауреат Сталинской премии Борис Толмазов). А всё потому, что иначе не удалось соединить воедино четыре ретроспекции: возврат в его детство — раз, показ юности Вихрова — два, воспоминания о встрече с Грацианским — три и переезд Вихровых в столицу — четыре.
Фильм в итоге получился труднопроходимым, тяжеловесным, почти трехчасовым, и ни замечательная музыка, ни отменная актерская игра упомянутого Толмазова, Руфины Нифонтовой, Николая Гриценко, Майи Булгаковой и Юрия Яковлева ленту не спасли.
В отличие от книги фильм не пользовался известностью и вскоре был позабыт.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.