«Ух, стра-а-ашно!»
«Ух, стра-а-ашно!»
«Генералов песня спета,/ Бьем барона прямо в лоб,/ Знамя Красное Советов/ Понесем за Перекоп…» — такую передовицу сочинил Леонов накануне легендарного прорыва в Крым. Она, правда, так и не появилась в газете.
Инзенцы, в том числе и Леонов со своей боевой типографией, стояли в селе Строгановка возле Сиваша.
Главный удар Красной армии был намечен в тыл белогвардейцам: неожиданной атакой через ледяной Сиваш при отвлекающем прямом ударе на Перекоп. Прорыв был произведен силами именно Пятнадцатой Инзенской дивизии: леоновские однополчане, в числе которых была и упомянутая Александра Янышева, пошли ночью сквозь черные сивашские воды.
Но надо сказать, что не только они участвовали в том прорыве. В центре подразделений, совершивших одну из самых известных операций Красной армии, шла… ударная группа махновцев. Инзенская дивизия располагалась с одного фланга, Особая кавалерийская бригада Первой Конной — с другого. А позади махновцев, для надежности, разместили латышских стрелков. Мало ли что…
Первая попытка пройти через Сиваш была предпринята 4 ноября. Махновцы и Сто тридцать пятый полк Пятнадцатой Инзенской ушли в ночь по высокой воде. Но из-за прилива в Сиваше насквозь промерзшие, заледеневшие бойцы вернулись назад.
5 ноября в Строгановку прибыла делегация: Сергей Каменев и Михаил Фрунзе, Будённый и Ворошилов; совещались. Леонов, работавший в полиотделе, мог их видеть… Спустя десять лет он не раз будет сидеть с Ворошиловым за одним столом.
7 ноября 1920 года до личного состава Пятнадцатой стрелковой Инзенской дивизии был доведен приказ, подписанный начдивом Раудмецом, военным комиссаром Бутковым и начальником штаба Ярчевским:
«Частям Южного фронта и нашей дивизии в частности к началу четвертого года существования Республики Советов предстоит завершить победу над русской контрреволюцией, взять Крымский полуостров и навсегда покончить с врагами рабочих и крестьян.
Командирам, комиссарам и бойцам, учитывая всю важность момента и что борьба нашей республики решится за твердынями Крыма, напрячь все силы и всю волю к разрешению возложенных задач. Быть стойкими: помнить, что никакие жертвы не могут остановить бойцов Красной Армии в уничтожении ее врагов…»
Приказ размножили через редактируемую Леоновым газету.
Следующую попытку штурма предприняли 8 ноября.
Первыми шли части Пятнадцатой Инзенской и Пятьдесят второй дивизий — на этот раз они пересекли Сиваш и ошарашили ничего не ожидавших белых. 9 ноября их усилили подошедшие следом махновские части.
«Лавой хлынули через Сиваш, — так рассказывал Леонид Леонов о событиях тех лет в дни очередного советского юбилея. — Разве ее остановишь, раскаленную человеческую лаву! Таких сил нет в природе. <…> Это был ветер. Ураган. Пестрая лента. Стальная пружина крутилась, разворачивалась с гиком, в храпе коней и топоте копыт… Прокатилась мимо Джанкоя и… Ух, стра-а-ашно, ух, стра-а-ашно!»
Действительность, конечно же, была чуть сложнее: стальную пружину едва не скрутили обратно в первые же дни.
С 9 ноября Инзенская дивизия и кавалерия Махно штурмовали глубоко эшелонированные Юшуньские позиции — последнюю преграду на пути в Крым. Но 11 ноября белогвардейские части стремительно прорвали фронт Инзенской дивизии и стали заходить в тыл штурмовавшим Юшуньские позиции Пятьдесят первой и Латышской дивизиям.
Появление белых частей в тылу предвещало почти неминуемое поражение, стихийное бегство через Сиваш и катастрофу всей военной операции.
На ликвидацию прорыва были брошены части Второй Конной армии под командованием Филиппа Миронова и, как уже можно догадаться, вновь Крымская группа махновцев. В жутком бою белогвардейский кавалерийский корпус был фактически уничтожен.
После штурма Сиваша полурастерзанная Инзенская дивизия с боями вошла в Джанкой. Леонов был в составе передовых частей и стал свидетелем погони за оторвавшимся от своих белогвардейцем на улицах города.
Именно из Джанкоя 16 ноября 1920 года Фрунзе отправил Ленину телеграмму: «Сегодня наша конница заняла Керчь. Южный фронт ликвидирован».
Инзенскую дивизию перебросили на Симферополь, а затем отвели в селение Алешки — чтобы обновить, подлечить и отправить на Польский фронт.
Что касается воинства Махно, то в конце ноября Красная армия вероломно и последовательно начала уничтожать подразделения своих бывших союзников, и Инзенская дивизия, где служил Леонов, еще успела приложить к этому руку. Леонова перевели в другое место в конце января — и как раз с января инзенцы начали гонять по Одесской и Херсонской губерниям тех, с кем недавно шли через Сиваш.
Когда Леонов говорил, что мировоззрение его сложилось в Гражданскую войну, он, видимо, нисколько не кривил против истины. Тогда уже словно врожденное разочарование его в человечестве получило жуткие и кровавые подтверждения.
«И когда умирал какой-нибудь, елозя пробитым животом по несжатому полю, копошилось в нем безответное рыдание и делалась суета души», — напишет Леонов спустя два года в повести «Петушихинский пролом» об убитом в бою. И слово «человек» даже не произнесет, заменив на безличное «какой-нибудь». И рыдание умирающего — безответное, как в самых первых стихах.
…Разрозненные и растерзанные махновские части с боями уходили на Украину, чтоб рассеяться там и навек пропасть…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.