В долине пяти львов

В долине пяти львов

Итак, я по приказу комдива отправился в Панджшер («Пандж – пять, Шер – лев) – «долину пяти львов» в переводе с таджикского, потому что основное население в этом уезде составляли таджики.

В Афганистане существует два государственных языка: дари (таджикский) и пушту (язык пуштунов – коренных жителей Афганистана, живущих южнее горного хребта Гиндукуш). Из двуязычия не делатся никакой проблемы: таджики говорят на таджикском, пуштуны – на пушту. Газеты, журналы, книги выходят на двух языках. И никто не поднимает тему – какой же язык главный?

Что касается района операции, то долина реки Панджшер простирается на глубину до 250 км вплоть до пакистанской границы и имеет огромное количество пещер, нор, ущелий, перевалов, проходов, прилегающих к основной долине. Там имеется свободный выход в Бадахшан, Кунар и Лагман, Андараб, Тагаб и Ниджраб, в долину Горбанд и зеленую зону Парвана, в Кабул и на основную автомагистраль, соединяющую Кабул с Термезом, в районе перевала Саланг.

Ширина долины от 8—10 км в начале до 1–2 км в конце. Хребет Гиндукуш, проходящий по северной стороне долины имеет высоты от 5 до 7 тыс. м, горы же на южной стороне Панджшера более низкие, но тоже не менее 3–5 тыс. м.

Это я рассказываю к тому, чтобы прежде чем рассказывать о боевых действиях в горах, необходимо показать условия, в которых приходилось вести эти действия.

Во все годы Панджшер имел несколько особый статус и всегда считался более независимым, чем другие районы Афганистана. Во-первых, его географическое положение: высокогорная местность, горные перевалы, открытые для движения несколько месяцев в году. Во-вторых, мононациональный состав населения – одни таджики, причем всего только нескольких племен.

Здесь наиболее сильны родовые кланы, жители Панджшера дисциплинированны, организованы, несколько даже особо фанатичны в вопросах религии.

Их руководитель – таджик по национальности, Ахмад Шах по прозвищу Масуд (счастливый) родился в 1953 году в кишлаке Базарак уезда Панджшер в семье полковника королевской армии, крупного землевладельца, потомка старинного и влиятельного рода военной аристократии.

Учился в привилегированном кабульском лицее «Истикляль», где преподавание велось на французском языке. Окончил два курса инженерного факультета Кабульского политехнического института. Переворот 1973 года, когда был свергнут афганский король Мухаммед Захир Шах, привел к тому, что семья Масуда, опасаясь репрессий со стороны новых властей, эмигрировала в Пакистан.

Там образованный человек, свободно владевший английским и французским языками, сблизился с исламистами. Масуд прошел обучение в лагерях по подготовке террористов в Ливии и Ираке. Участвовал в террористических акциях Организации освобождения Палестины против Израиля.

Когда началось советское вторжение в Афганистан, Ахмад Шах Масуд вернулся на родину. Перед этим он прошел серьезную военную подготовку в Пакистане под началом американских инструкторов.

К 1984 году у Масуда, руководителя ИОА в Панжшере, по данным нашей разведки, было около 160 вооруженных формирований (в том числе непосредственно в долине около 100, и в прилегающих районах 60) с общей численностью более трех тысяч человек. Они не признавали новую власть в Кабуле и представители этой власти, правительственные войска и Царандой (милиция) находились практически в осаде в панджшерских гарнизонах.

Из советских войск в уездном центре Руха с 1982 года находился 2-й отдельный мотострелковый батальон (177 отряд специального назначения) под командой подполковника Керимбаева и в кишлаке Анава – парашютно-десантный батальон 345 гв. опдп. Эти части практически постоянно были под угрозой обстрела с окружающих ее гор.

Предыдущая Панджшерская операция (шестая по счету) проводилась в мае – июне 1982 года, проходила тяжело, с немалыми потерями для нас. В ней было задействовано 36 батальонов (20 афганских и 16 советских; общая численность около 12 тыс. человек), более 320 единиц бронетанковой техники: танки, боевые машины пехоты (БМП), бронетранспортеры (БТР), 155 орудий и минометов, 104 вертолета, 26 самолетов.

Руководитель операции – начальник штаба 40-й армии генерал-майор Н.Г. Тер-Григорьянц. Общее руководство осуществляла ОГ МО СССР в Афганистане.

Официальную цифру советских потерь так никогда не обнародовали, считалось, что погибло около 100 человек, однако по слухам – не менее 400. Количество погибших афганцев же, как правительственных, так и мятежников, не считали вообще.

«Духи», по словам очевидцев, сопротивлялись отчаянно, пытаясь удержать свои районы. Многие пещеры и дома были превращены в огневые точки и приходилось прилагать большие усилия, чтобы их уничтожить.

Однако, как говорят, против лома нет приема. Руководитель мятежников Масуд понял, что рано или поздно их все равно загонят в угол и уничтожат. Вышел с инициативой о проведении переговоров, примирении и признании государственной власти.

По политическим соображениям, эта инициатива была принята, прошли переговоры, подписано соглашение сроком на 2 года, и советские и афганские правительственные войска покинули Панджшер, оставив в целости и сохранности многочисленные, хорошо вооруженные отряды мятежников.

Подводя итоги проведения операции против отрядов Масуда в 1982 году, командующий войсками ТуркВО генерал-полковник Ю.П. Максимов отмечал: «В результате проведенной операции разгромлены штабы 10 зональных исламских комитетов, объединенный штаб зональных исламских комитетов в Астане, главный исламский комитет ущелья Панджшер, провинций Парван и Каписа в населенном пункте Сата, основной центр управления и база Ахмад Шаха в ущелье Парандех, а также большое количество складов продовольствия, боеприпасов, военно-технического имущества.

При этом захвачены документы, в том числе структурная схема руководства мятежным движением; списки на 5200 членов партии ИОА с фотографиями и анкетами; список 113 активных членов контрреволюционного подполья в Кабуле; дневник Ахмад Шаха; документы боевых групп, действующих на маршруте Саланг – Кабул, в зеленой зоне провинции Парван; документы, подтверждающие связь руководства Панджшера со штабами Горбандского ущелья, Андарабской долины, районов Тагаба, Ниджраба, Саланга и пригородов Кабула; программа борьбы контрреволюционных сил против правительственных и советских войск на ближайшие годы; списки лиц, подлежащих физическому уничтожению в зоне «Центр»; другие важные документы, которые позволяют более целенаправленно проводить борьбу с контрреволюционным подпольем в стране…»

Честно же говоря, результат операции – близок к нулю. Самое главное – не ликвидировали масудовскую группировку. Как всегда все решили политики.

Отвлекусь от событий тех лет. Сейчас Ахмад Шах Масуд в Афганистане считается национальным героем. Может быть, соглашусь, что для афганцев, хотя и далеко не всех, это справедливо.

Но непонятно, почему его героизируют сейчас в России? В 2007 году в Москве вышла книга, как сказано в предисловии «известных экспертов по Афганистану Александра Ляховского и Вячеслава Некрасова», под названием «Гражданин, политик, воин. Памяти Ахмад Шаха Масуда».

Так вот там эти «известные эксперты» льют слезы и прославляют своего героя. Не знаю уж, чем он им так угодил, знаю одно: этих «экспертов» не было в рядах воюющих (подчеркиваю – воюющих, а не сидящих в высоких штабах) в Афганистане советских парней, тысячи которых сложили свои головы с помощью того же Ахмад Шаха и его воинства.

Не было «экспертов» и 1–3 августа 1980 года в долине Машхад под кишлаком Яварзан и ущелье Шаеста (пр. Бадахшан), когда погибли около 70 советских воинов 201 мсд в боях с группировкой ахмадшаховцев.

Не было их и 30 апреля 1984 в ущелье Хазара (Панджшер), когда погибли в бою 53 воина 682 мсп 108 мсд, убитые бандитами Масуда.

А сколько наших солдат и офицеров погибло в бесчисленных Панджшерских операциях?

Потери убитыми в 108 мсд (Баграм) за Афганскую войну составили 2900, 201 мсд (Кундуз) – 2700, 860 омсп (Файзабад) – 224, пограничников – около 500 человек; всего свыше 6 тыс. человек, и это только в соединениях, сражавшихся с формированиями Ахмад Шаха в своих зонах ответственности.

А ведь были еще и 103 вдд, 56 дшбр, 66 омсбр, 345 опдп, 191 омсп, принимавшие участие в операциях в Панджшере и тоже там понесшие потери. Ведь в Афганистане с Масудом не воевали только 70 омсбр (Кандагар), 15 и 22 обрСпН, выполнявшие задачи по борьбе с караванами на пакистанской границе. Так сколько крови советских воинов на руках Масуда?

Получается, что более 50 % всех безвозвратных потерь в Афганистане нашей стране принес этот коварный и беспринципный «Гражданин. Политик. Воин». А неужели никто не задумывался, сколько бед и страданий он принес собственному народу?

Возглавляя сначала кучку вооруженных людей, с помощью США и Запада создал армию из взятых насильно рекрутов. Кто считает, что все душманы были идейными борцами, тот сильно ошибается. Как раз идейных-то борцов у него было не так уж много. Насильственный призыв в бандформирования, жестокое преследование уклоняющихся от сотрудничества, убийства активистов, военнопленных, сбор с крестьян налогов, реквизиция продуктов, скота – все это было. Ведь если бы не он и ему подобные, в Афганистане бы давно наступил мир.

Власти Афганистана дали крестьянам землю и воду, никто не посягал на религию и родовые устои, никто не собирался сгонять крестьян в колхозы и «обобществлять» женщин, как вещала душманская пропаганда. Душман – одинаково на языках дари и пушту означает «враг». А Ахмад Шах был не просто душманом, но и главарем самой крупной бандитской группировки. Так какое имеют моральное право эти «известные эксперты» прославлять бандита?

Я никогда не употребляю слово «моджахед», «полевой командир», эти слова придумали продажные журналисты, пишущие на заказ в угоду людям, ненавидящим нас и нашу историю. Душман, главарь банды – вот их настоящие имена.

Мне кажется, что если бы эту книгу написали посторонние беспристрастные люди: американцы, немцы, голландцы, например, да и кто угодно – можно было еще как-то понять. Но это написано бывшими советскими людьми, бывшими членами КПСС!

Раньше бы сказали – безыдейно, а сейчас я скажу – бессовестно! Считаю глубоко аморальным такое отношение к памяти наших воинов и исторической правде.

Закрывая эту тему, я хотел бы предложить свой вариант названия книги о Масуде: «Авантюрист, террорист, бандит. Недоброй памяти Ахмад Шаха Масуда». Вот это было бы честно.

Однако вернемся в 1984 год. За прошедшие два года после перемирия Масуд не собирался признавать власть, восстанавливал свою армию, инфраструктуру, вел пропагандистскую работу, настраивая жителей против властей и контингента Советских войск.

Пользуясь перемирием, Масуд усилил свою группировку, распространяя сферу влияния за пределы Панджшера. Он начал укрепляться в уездах Хост-Ференг, Нахрин и южных районах провинции Тахар. Численность его отрядов достигла 3500 человек.

В конце апреля 1984 года заканчивался срок договора о перемирии, продлевать же его он не собирался. Естественно, что на апрель была назначена карательная акция против Масуда, и не надо было много иметь ума и прозорливости, чтобы догадаться об этом.

Корректировку действий всех привлекаемых сил и средств осуществляла ОГ МО СССР во главе с Маршалом Советского Союза С.Л. Соколовым. В операции участвовало более 11 тыс. советских и 2,6 тыс. афганских военнослужащих, около 200 самолетов и 190 вертолетов.

Панджшерская операция, по счету седьмая, началась 14 апреля. Однако тактика мятежников была уже совсем другой, чем в 1982 году. Широко объявив местным жителям о том, что «шурави» (советские) применят отравляющие вещества, они потребовали от них, чтобы те покинули свои дома и ушли из Панджшера.

Афганцу, чтобы уйти, много времени на сборы не надо. Погрузил на лошадь, ишака или корову пару узлов с одеялами и подушками, взял пару кувшинов да кастрюль, полмешка муки да сахару, жену и детей за руку – и вперед. Остальное, если оно у него есть, закопал где-нибудь поблизости от дома.

Поэтому когда наши войска вошли в Панджшер, их ничего, кроме противопехотных мин, там не ждало. А мин там было предостаточно еще с предыдущей операции.

Кроме обычных противопехотных мин, установленных саперами, наши в большом количестве высыпали тогда с самолетов мины «Лепесток», чтобы заблокировать выходы из Панджшера, всего, как говорили, более 1 млн штук.

Противопехотная мина «Лепесток» (ПФМ-1С) – это пластиковая подушечка зеленого цвета, размером чуть больше спичечной коробки. Советский вариант американской мины BLU-43/B «Dragontooth», в 70-е годы, широко применявшейся во Вьетнаме. Мина весит 80 грамм, из которых 40 – жидкое ВВ. Силы взрыва достаточно, чтобы сантиметров на 10 оторвать наступившую на нее ногу.

По техническим характеристикам, эта мина самоликвидируется, т. е. сама взрывается через 1—40 часов после установки. Однако 5–7 % этих мин не самоликвидируется, опять же по техническим причинам. Она будет лежать в траве, пыли, грязи, воде и 100, и 200 лет, пока кто-нибудь на нее не наступит, и тогда она свою работу добросовестно выполнит. А что такое 5–7 % от 1 миллиона? Это 50–70 тыс. мин.

В первые несколько дней операции от подрывов на минах только в нашей дивизии пострадало около 50 человек, ставших инвалидами. Погибших не было, но это – слабое утешение.

Вертолет МИ-8 мягко опустился около небольшого кишлака Анава, и я впервые стал на землю Панджшера. Первое впечатление: кругом высоченные горы, деревьев почти нет, пыль и нищета как в подавляющем большинстве горных кишлаков.

Разведбат расположился на склоне горы: 120 пыльных и усталых солдат и офицеров. С ними взвод саперов, минометный взвод 82-мм минометов. Всего где-то чуть больше 150 человек. Небогато, по обычным меркам половина батальона – 1,5 роты. А задача предстояла серьезная.

Собрал всех офицеров, их тоже немного: 6 разведчиков, сапер – командир роты спецминирования из 541 оисб Миша Рябов, артиллерийский корректировщик, авианаводчик. Вместе со мной и переводчиком Намозом Якубовым – 11 человек. Все люди обстрелянные, проверенные в деле, хорошо знавшие друг друга.

Ставлю задачу: завтра с рассветом начинаем выдвижение в горы, выходим на перевал Арзу (выс. 4805), далее по ледникам выходим к реке Арзу и вдоль нее спускаемся в долину реки Андараб к кишлаку Бану, где блокируем этот район и совместно с 395 мсп, который продвигается по долине навстречу нам, уничтожаем мятежников и не даем им прорваться в горные районы северных провинций Тахар и Бадахшан.

Остаток дня прошел в подготовке к боевым действиям: организации взаимодействия, пополнении запасов, проверке связи и т. д.

С рассветом 26 апреля мы начали подьем в горы. Я и раньше, а теперь тем более, всегда удивлялся альпинистам, проводящим свой отпуск в горах. Добровольно идти на такие мучения? Правда, мы были не альпинисты – нам было намного хуже. Ведь альпинист в легкой, специальной одежде, со специальным горным снаряжением, палатками, спальными мешками, компактным специальным горным пайком был по сравнению с нами горным орлом.

Представьте солдата в обычных сапогах, ботинках или кроссовках, в бушлате, панаме, за спиной вещмешок типа «сидор» образца русско-японской войны 1904 года, в котором находится 800 патронов, 4 гранаты, 4 сигнальные ракеты, несколько дымовых гранат, сухой паек, 2 фляги с водой, котелок, плащ-палатка. Да несет на себе еще для общего пользования 2 мины к 82-мм миномету (6 кг), да 1–2 кг взрывчатки. Я уже не говорю, что при нем автомат, 4–6 магазинов с патронами, штык-нож. Все это тянет килограммов на 35–37.

Кто хочет попробовать, пусть возьмет двухпудовую гирю, повесит ее себе на шею и походит с ней хотя бы один час. А тут не просто идти, а сутками идти вверх-вниз, все время в готовности к вступлению в бой. Вот так мы и шли в течение всего дня, постепенно поднимаясь к перевалу.

По тропинке, что вела вверх, шли очень осторожно, так как видели несколько пустых контейнеров от авиационных мин, значит, и мины где-то здесь. Впереди, как всегда, шли саперы с длинными палками (2–2,5 м) с самодельными лопатками на конце. Увидев «Лепесток», сапер осторожно поддевал его лопаткой и отбрасывал в сторону. Визуально эту маленькую мину было обнаружить очень тяжело: пролежав на земле 2 года, она покрывалась пылью и грязью и ничем не отличалась от камней, во множестве лежавших вокруг. Но, к счастью, мин на самой тропинке и рядом не было, видимо, за эти 2 года на них или кто-то уже подорвался, или их уничтожили.

Невольно, хотя и не вовремя, вспоминался «афганский» анекдот.

На окраине кишлака сидят старики. Смотрят, вдали по полю идет афганский декханин (крестьянин) с женой. Причем жена идет впереди него метрах в 30–50. Старики ему возмущенно кричат: «Ты что, несчастный, не знаешь, что согласно Корану, женщина должна идти сзади тебя?» Афганец повернулся к ним и говорит: «Уважаемые аксакалы, все я знаю, однако Коран был написан более 500 лет назад, а тогда в Афганистане не ставили на дорогах противопехотных мин». Вот такие анекдоты слагались в те годы.

На высоте 3000 м началась зона вечных снегов. Снег, лед, камень – вот весь пейзаж. К перевалу Арзу вышли только к вечеру. На перевале был пост мятежников, человек 7–8. Они обстреляли нас издалека из винтовок, мы развернули минометы, сделали по ним несколько выстрелов, и они разбежались.

Ночевать пришлось на перевале. Высота над уровнем моря – 4806 м. Температура – минус 5. Хорошо, что еще не было ветра, а то было бы гораздо хуже. Бывалые солдаты запаслись еще внизу в кишлаке всякими одеялами, у нескольких офицеров были трофейные спальные мешки. Лагерь наш стал напоминать цыганский табор, но тут было не до красоты и воинского порядка. Собравшись по несколько человек, прижавшись друг к другу, накрывшись одеялами, мы, наверно, напоминали стаю бездомных собак зимой, но надо было как-то спать – впереди предстоял очень трудный день.

Все, в том числе и я, так физически устали, что проспали даже рассвет. Оговорюсь сразу, охранение было выставлено надежное, да и были мы на самой вершине хребта Гиндукуш, выше нас было только солнце.

Вечером, когда мы выходили к перевалу, уже опустился туман и толком ничего не было видно. Теперь же, с восходом солнца, перед нами предстала воистину величественная панорама гор. Заснеженные шапки вершин, темные провалы ущелий, сверкающий снег. Ярко-синее небо. И звенящая тишина.

Красиво, конечно, но мы не туристы, любующиеся природой. Теперь нам надо спускаться с перевала и выполнять боевую задачу. А это оказалось очень непросто. Дело в том, что спуск представлял собой узкий серпантин шириной в полметра: справа скала, слева пустота. Осторожно начали спускаться. Спустились метров на 200 вниз. Дальше ледник, замерзшее озеро. Кругом трещины, провалы. Один неосторожный шаг и все…

Альпинисты всегда ходят в связке, т. е. связанные страховочной веревкой. И если один поскользнулся или оступился, то напарник его удержит. На ботинках у них съемные специальные шипы (трикони), врезающиеся в снег. В руках не автомат – а ледоруб. Опять же чтобы вбивать его в снег и не оступиться. Мы же шли так, как будто вышли воевать в пустыню, а случайно оказались в высокогорье.

Наша дивизия, которая воевала уже полгода не просто в горах, а в высокогорной местности, не имела ни одного комплекта высокогорного снаряжения!

Мало того, в дивизии не было ни одного инструктора по альпинизму. До всего предлагалось дойти своим умом: через кровь, синяки и шишки. Хорошо, что среди нас был офицер – старший лейтенант Николай Курсин, в прошлом двухгодичник, в студенческие годы увлекавшийся альпинизмом и имевший несколько восхождений.

Он-то нам и рассказывал азы альпинизма, что и как укладывать, как сделать самодельные солнцезащитные очки, что надо обильно смазывать вазелином лицо, особенно губы, что в движении надо максимально раздеваться, чтобы одежда была сухой, и много такого, что нам был должен рассказывать штатный инструктор. А если бы не было Курсина?

Дальше склон, по нему надо пройти метров 600. Опять узенькая тропинка в снегу, ниже по склону обрыв, а под ним ущелье, глубиной метров 300–400. Раз нет ледоруба, приходится использовать автомат. Обмотав ствол тряпкой, чтобы в ствол не набился снег, с силой втыкаешь его в спрессованный снег, и, держась за него, делаешь шаг, другой, и т. д.

Скажу, что пока мы проходили этот склон, я внутренне молился всем богам, чтобы нас в этот момент не обстреляли с какого-нибудь склона или соседней скалы. Мы были абсолютно беззащитны, как мишени в тире, и мало того, каждое неосторожное движение могло привести к срыву в пропасть. Хотя я и приказал развернуть минометы на леднике, чтобы прикрыть наше движение, однако на них надежды было мало.

Но на этот раз пронесло. Мы успешно преодолели склон, потом еще ледник, потом еще серпантин и спустились к реке. Здесь сделали небольшой привал, дождались минометчиков и тыловое охранение.

Позавтракали, а заодно и пообедали, есть пришлось всухомятку, ведь ни травы, ни кустарника вокруг не было – одни скалы, снег и лед. Попытались все-таки вскипятить хотя бы чай – не получается. На такой высоте, а было еще не менее 4000 м, вода закипает при температуре приблизительно в 70 градусов и чай не заваривается. Интересно смотреть: можно кипящей водой мыть руки, а вода только горячая и не обжигает кожу.

Дальше мы пошли вдоль горной реки Арзу, начинавшейся от ледников, вниз. Я приказал выслать дозоры в стороны, и горы, даже на такой высоте, к удивлению, оказались не такими уж безжизненными. Привели несколько крестьян, мирные ли жители, душманы ли – кто их знает? Поговорив с ними через переводчика Намоза и ничего не добившись, я отпустил их.

В одном из прилегающих ущелий нашли крупнокалиберный пулемет ДШК китайского производства, он стоял на треноге и был замаскирован кустами. Но никого вокруг из людей не нашли. Я прямо физически ощущал, что десятки глаз наблюдали за нами. Пулемет я приказал саперам взорвать, что они и сделали. Нести его с собой было просто невозможно, так как и без того солдаты были нагружены как вьючные лошади.

Чтобы как-то снизить эффективность возможной засады, приказал рассредоточиться, растянуться, ни в коем случае не собираться в группы, выслал еще несколько дополнительных дозоров.

Когда мы спустились ниже 2500 м, появилась возможность вызывать вертолеты, и они, периодически пролетая над нами, вселяли какую-то уверенность.

Природа уже сильно изменилась. Снег и лед исчезли, начались луга. Ну а где трава, там и отары овец. Пастухи все разбегались при нашем появлении, и спрашивать было не у кого.

К вечеру, когда мы остановились на ночевку, солдаты быстро забили и разделали барана, все уже предвкушали горячую шурпу и свежее вареное мясо, но опять то же самое: вода кипит, а мясо не варится. Пришлось есть что-то типа шашлыка – мясо, обжаренное на шомполе. Понятно, что жесткое, горелое мясо – не пища гурманов, но усталым и проголодавшимся людям это сошло за деликатес.

Что радовало, так это обилие холодной, свежей и вкусной воды. Вода в Афганистане – проблема. Даже если она есть – это мутная солоноватая жижа, не утоляющая жажду. И растворенный в ней пантоцид (таблетки хлора) абсолютно не добавляет приятных вкусовых ощущений. А тут море настоящей горной снеговой воды.

Что значит вода в горах, я знал не понаслышке.

В октябре 1983 года мне пришлось, тоже вместе с разведбатальоном, воевать в горах Карабатур в 30 км от Кундуза. Горы там были невысокие:1700–2000 м. Так там была полная сушь, воду доставляли вертолетами, помню, делили ее, чуть ли не граммами, по 2–3 крышечки от солдатской фляги. Кто видел эту крышечку – меня поймет.

Однако вернемся назад в горы Гиндукуш. С утра третьего дня пошли дальше. Мы уже были ниже 2000 м и вокруг уже начинался обычный афганский пейзаж: черные горы, пыльные камни, чахлая трава и кусты.

Начались первые стычки с душманами. Конечно, наш рейд от перевала Арзу к кишлаку Бану не был для них внезапным, так как видимость с прилегающих гор была до 15 км и наш походный порядок и дозоры, двигающиеся со скоростью 3–4 км/ч, не могли кого-либо застать врасплох.

Для крупного нападения у них не хватало сил, да и, видимо, решительности, здесь уже были другие люди, не панджшерцы, а андарабцы, для которых Масуд хоть и был авторитетом, но не настолько, чтобы отдавать за его интересы свою жизнь. Да и летающие над нами вертолеты снижали воинственность «непримиримых».

Я много общался с местными жителями. Большинство из них рассуждало так: нелады с властями и «шурави» – у панджшерцев, это их проблемы. Мы имеем свою голову и сами решаем, как нам жить. Поэтому они сами по себе, мы сами по себе. Посмотрим, что нам даст народная власть, если будет лучше – мы ее поддержим.

Дело в том, что власти, пришедшей в 1978 году, как они сами себя называли – народной, здесь не было вообще. А прошло уже 6 лет. Власть была в руках, как сейчас говорят, местных полевых командиров, который был здесь и бог, и царь, и воинский начальник.

В районе кишлаков Кадждара и Лагак были небольшие стычки дозоров, но местные жители все валили на панджшерцев, небольшие группы которых бродили по окрестностям. По словам местных крестьян, основная их масса вместе с Масудом ушли на север в уезд Хост-Ференг и далее в провинцию Тахар, где власти горные районы не контролировали.

28 апреля, в день Саурской революции (установления народной власти в 1978 году), мы, наконец, вошли в Бану, где встретились с подразделениями 395 мсп нашей дивизии. Туда вскоре прибыл командный пункт дивизии вместе с командиром дивизии. Во второй половине дня прибыла техника разведбата вместе с командиром батальона подполковником Тихоновым, которому я передал власть и принялся выполнять свои непосредственные обязанности.

Недавно прочитал стихотворение, ну все как про нас.

Не альпинист я, а – парень с равнины.

Видел в кино только скалы, лавины,

Мне на вершине не ставить флаг,

Но надо там быть прежде, чем враг.

Что горы в радость – для нас только сказки,

Без троп, напрямую лезем без связки,

И каждый полцентнера прет на горбу

Припасов себе и «подарков» врагу.

Ох, эти горы! Кто выдумал вас?

И бога, и черта здесь вспомнишь не раз.

И, кажется, сил уже нет ни на грош,

Но не успеешь – тогда пропадешь.

Ливнем свинцовым на камни сметет,

Не доберется сюда вертолет,

Лишь в темноте тот, кому повезет,

Вниз невезучих ребят понесет.

 Рвемся к вершине! Остались лишь метры.

Воют бессонные горные ветры.

Вот и вершина. Не дали мы маху!

Тщетно душманы взывают к аллаху.

Им остывать на камнях, а – не мне.

Кто на вершине – тот на коне!

(Поэт-афганец Сергей Александров, цикл «Панджшерские стихи»)

Про этот переход через хребет Гиндукуш и все, что с ним связано, я всегда вспоминаю, глядя на маленький круглый знак «Альпинист СССР», который я получил через несколько месяцев вместе со всеми, кто участвовал в этом походе. Храню его вместе с орденами и медалями, и для меня он дорог не меньше, чем они.

Закончился этот трудный горный рейд. Казалось, главные трудности позади. Но, как я уже раньше говорил: жизнь – тельняшка. И пришел опять черед для черной полосы.

«Шел третий год службы…»

Эта история за 25 лет обросла различными слухами и версиями. Это происходит всегда, когда отсутствует нормальная информация о событии.

Афганская война тем и знаменательна. В отличие от Великой Отечественной войны, где все средства массовой информации широко пропагандировали подвиги людей на фронте, здесь все безмолствовало.

Официальная версия гласила: ОКСВА призвана помогать афганскому народу в строительстве социализма в стране – и точка!

Значит пресса, радио, телевидение должны отражать этот процесс, так как реального противодействия ему нет. А мелкие стычки с несознательными гражданами Афганистана – не в счет.

Даже на памятниках погибшим нашим солдатам и офицерам не разрешалось упоминать об Афганистане. Вот где верх цинизма! И чему тут удивляться, когда парни, прибывшие с настоящей и кровопролитной войны, не встречали понимания в нашем обществе. «Я вас в Афганистан не посылал!» – вот характерный лозунг времен так называемой «перестройки».

В очерке «Две трагедии 783 отдельного разведывательного батальона» я уже рассказал о двух кровавых событиях, оставшихся в те годы незамеченными.

Так и в этом случае. Просматривая Интернет, я нашел отголоски события, произошедшего 3 мая 1984 года, в котором я участвовал и все знаю как очевидец.

Привожу тексты из сети Интернет:

«…Елена, родная сестра разведчика, рядового Андрея Подкорытова, одного из погибших в этом бою, через восемь лет полностью восстановит картину боя в Панджшерском ущелье. Родные вновь переживут драматическую и страшную минуту, когда их Андрюша, спасая раненого, упадет на афганскую землю. Пуля душмана оборвет жизнь высокого красивого парня – настоящего русского богатыря. Тяжело об этом знать. Но еще тяжелее – не знать, не ведать, что думал, чем жил на афганской войне, как встретил свой последний час их самый дорогой человек. «Осознание того, что мы, родные Андрея, ничего не знаем о его последнем дне жизни, обстоятельствах гибели, жгло и не давало покоя, – рассказывает Лена. – В 1990 году я опубликовала заметку в газете «Аргументы и факты», где обратилась к бывшим военнослужащим 783-го отдельного разведывательного батальона с просьбой рассказать о том бое в Панджшере. Пошли письма, и постепенно выстроилась вся цепочка событий, произошедших 3 мая 1984 года…»

«Кто знает, как могло все повернуться, если бы не предательство начальника разведки 149-го мотострелкового полка, дислоцировавшегося в Кундузе. Война – часто цепь роковых случайностей. Офицер в момент внезапно возникшего конфликта застрелил мэра Кундуза и, забрав с собой двух солдат, ушел к моджахедам. Разведбат, выдвинувшийся было в район Файзабада на уничтожение крупной банды, был брошен на задержание изменника. Однако поиск войсковых разведчиков ничего не дал. А 19 апреля 1984 года началась очередная Панджшерская операция против вооруженных формирований Ахмад Шаха Масуда, прервавшая перемирие в этом мятежном районе».

«…Наше подразделение получило приказ прочесать ущелье Арзу, что в районе Панджшера. День был хмурый, с утра сгустился туман, – рассказывал в своем письме Юрий Щетинин из Борисоглебска. – Мы вошли в ущелье и продвинулись километров на шесть. Вокруг все было тихо, никаких признаков войны. Рота остановилась возле дома в саду, на отдых. Расставив посты, начали готовить обед, шутили, смеялись. Потом по рации был получен приказ – возвращаться назад. В цепочку по одному пошли в обратном направлении. Через триста метров по нам вдруг открыли огонь. Завязался бой. Мы поняли, что попали в засаду. Это страшно вспоминать. Стреляли отовсюду. Просто-напросто они нас расстреливали в упор. Не знаю, как я и мои товарищи остались только живы. Я видел, как Андрей и Коля Каштуев тащили раненого Колю Самолюка. Огонь с каждой минутой усиливался. Вскоре пуля попала в голову Андрея. Тут же был убит и Коля Каштуев…»

«…Наша рота осталась идти в замыкании: мы должны были прикрывать отход основной группы, – добавляет подробности боя в своем письме Николай Наскалов из г. Хмельницкого. – Вдруг начался обстрел, а мы как раз были на открытом месте. Андрей погиб самым первым. Он не мучился, его смерть была мгновенной. Мы сразу отнесли его под огнем к ручью, где было небольшое углубление. Мы все там находились и прятали убитых и раненых. Отстреливались до темноты. Наши первая и вторая роты нам не могли помочь, настолько был плотный огонь. Попытаться это сделать стало бы напрасной гибелью людей. Помощь подоспела, когда уже стемнело. Мы начали продвигаться с ранеными и убитыми к «броне». Я нес убитого сержанта Чертенкова, а Андрюшу несли солдаты из 149-го полка. Наутро оказалось, что ночью умер тяжело раненый наш командир старший лейтенант Олег Антоненко – в день своего рождения. Ваш и наш Андрей за чужие спины не прятался, он был настоящим мужчиной».

«Когда начался обстрел 1-й роты, наша 3-я вернулась на выручку, – писал Елене Сергей Хомяков из Воронежа. – То, что произошло, было похоже больше на кровавый кошмар. Душманы навалились на нас с двух сторон. Офицеру-артнаводчику замполит роты приказал вызвать огонь артиллерии на наш квадрат. Я думаю, что это и спасло нас, оставшихся в живых. К нам на помощь подошел батальон мотострелкового полка. Всю ночь мы несли убитых и раненых на себе».

«У нас патроны почти кончились, и было видно, как душманы смеясь, достреливали Самолюка, до которого нельзя было добраться», – добавлял горькую картину Олег Ширшов.

Владимир Синица из Донецка написал родным рядового Подкорытова: «Я уже потом узнал, что ребята решили стоять до последнего. Куда-то бежать у Андрея и мысли не было. Пули во всех убитых и раненых входили спереди. Ни Андрей, никто другой за спины товарищей не прятался».

3 мая 1984 года 783-й отдельный разведывательный батальон потерял 13 человек – 3 офицера и 10 солдат. «Батальон попал в засаду, устроенную душманами, и потому были большие потери. Я летел на самолете, который доставлял гробы с телами наших ребят в Советский Союз. Своего друга Олега Антоненко похоронил на его родине в Киеве. С тех пор солдаты и офицеры батальона 9 мая собираются на могиле офицера, и потом идут к его маме, – написал Подкорытовым старший лейтенант Юрий Калинин, – я могу вам точно сказать, что у нас за время моей службы с апреля 1982 по июнь 1984 годов не было ни одного солдата, попавшего в плен». Последняя фраза в письме офицера не случайна. Было и такое послание сестре Андрея, в котором утверждалось, что он жив и ныне живет в Канаде. Недоразумение рассеялось, когда Елена выслала фотографию Андрюши».

Как видите, правда и слухи сплелись в один комок. Спешу сообщить читателям, что информация об измене начальника разведки 149 гв. мсп – чистой воды вымысел!

Начальник разведки полка в этот период, капитан Николай Бородихин, честно выполнил свой воинский долг и никакого отношения к слухам не имеет. Я с ним прослужил более 1,5 лет и могу охарактеризовать его как смелого, инициативного офицера с очень развитым чувством порядочности и ответственности за свое дело.

Понятно, что такой слух мог появиться только после дезертирства и сдачи в плен в марте 1984 года бывшего начальника разведки 122 мсп нашей дивизии подполковника Зайца. Об этом я подробно написал в очерке «Охота на Зайца».

К сожалению, в 1990 году письмо Елены Подкорытовой из Свердловска в газете «Аргументы и факты» я не читал. Поэтому, хоть и с большим опозданием, хочу рассказать, что же действительно произошло 3 мая 1984 года в долине реки Андараб (эта река идет практически параллельно долине реки Панджшер, но только с северной стороны гор Гиндукуш).

Так как мы действовали в рамках Панджшерской операции и пришли в Андараб из Панджшера (очерк «В долине пяти львов»), неудивительно, что многие считают, что этот бой произошел в Панджшере.

В тот день пешая группа из всех рот разведбата, человек 50, пошли для проверки результатов авиаудара по кишлаку Лагак в ущелье Арзу. Расстояние от основных сил дивизии было в одну сторону около 12 км.

По всем существующим правилам, возглавлять их должен был командир батальона подполковник В.Н. Тихонов или кто-то из его заместителей. Однако никого из заместителей в этот момент в батальоне не было, а сам комбат, ссылаясь позже на недавнюю травму ноги, в горы не пошел, а назначил старшим этой группы командира разведывательной десантной роты, недавно прибывшего из Союза вместо Игоря Плосконоса, весной уехавшего по замене. Естественно, что этот офицер боевого опыта не имел, но уже пару раз выйдя на боевые действия, не считал себя новичком.

Самое плохое было в том, что Тихонов никому о своем решении не доложил, развернул свою командно-штабную машину рядом со своей палаткой и держал связь с ротами. Я, выходя по радио на него, считал, что он вместе с ними, а он, находясь в 500 м от меня, создавал видимость своего присутствия с подразделениями.

Ну и получилось то, что должно было получиться, когда бой ведут неопытные, а хуже того, безответственные люди.

Проверив результаты авиаудара, о которых доложил мне Тихонов, я дал им команду возвращаться. Тихонов продублировал мою команду в пешую группу и пошел обедать. Где-то часа через два вдруг послышалась отдаленная стрельба, и в центр боевого управления дивизии (ЦБУ) сообщают, что подразделения разведбата попали в засаду и ведут бой. До района боя было не больше 1,5 км.

Комдив немедленно поднял по тревоге мотострелковый батальон 395 мсп и направил его на помощь разведчикам. Я же по радио выхожу на Тихонова и требую доложить обстановку, он путается, что-то говорит несвязное. Я начинаю понимать неладное, прямо спрашиваю, где он находится. И вот тут-то выясняется, что он весь день просидел от меня в 500 м и никуда не выходил.

Я был этим буквально поражен. Но сейчас не до Тихонова, надо выручать людей. Вместе с переводчиком Намозом и еще несколькими офицерами выходим навстречу. Из радиопереговоров понял, что роты попали в засаду, есть убитые и раненые. Бой уже закончился: выходят сначала разведчики, потом мотострелки, потом афганские солдаты. Несут убитых и раненых.

Пострадали только разведчики: они бы и самостоятельно смогли отбить нападение, но, как и в Дарвазе, погибшие были в первые минуты боя от обстрела в упор. Убитых 12 человек, среди них два офицера: командир танкового взвода 2 роты старший лейтенант Василий Павлюк и артиллерийский корректировщик Владимир Пирогов. Убитых солдат десять. Из них четверо «дембелей», служивших уже 3-й год, которые через 2–3 недели должны были ехать домой.

Тяжело ранен и без сознания командир взвода старший лейтенант Олег Антоненко, получили серьезные ранения, но держались на ногах замполит роты старший лейтенант Н. Стрельчук и командир взвода старший лейтенант В. Шапкарин. Ранено еще 4 солдата, один тяжело – 6 пулевых ранений, но в сознании. Убитых положили в ряд у палатки медсанбата, раненых занесли внутрь и начали оказывать им помощь.

Что же получилось? «Духи» из панджерской группировки Ахмад Шаха, около 15–20 человек, увидев нашу пешую группу, утром выходившую в Лагак, решили напасть на нее по возвращении их в лагерь. Подготовили засаду в заброшенном саду, верно посчитав, что уставшие «шурави» (а они прошли более 20 км пешком) назад не пойдут более трудной дорогой по гребню высоты, а спустятся в долину и пойдут через этот сад.

Так оно и получилось, хотя у нас всегда действовало железное правило – одной и той же дорогой никогда не ходить. Пошел в засаду одной дорогой – возвращайся другой, иначе сам в засаду попадешь. Это знали все, кроме нового командира роты.

Другие же, более опытные, чем он, офицеры не стали спорить, понадеявшись на «авось», тем более до расположения батальона было не более 2 км и наш лагерь был уже им виден – рукой подать. И ведь сами поплатились за это: из всех офицеров целыми остались лишь двое: командир роты и авианаводчик, остальные 5 были или убиты, или ранены.

Самым безвыходным в этой ситуации было то, что нельзя было немедленно вызвать вертолеты, чтобы эвакуировать раненых. Уже наступила ночь, а ночью вертолеты в горах не летают. У нас было двое тяжелых, им требовалась немедленная операция. Олег Антоненко был ранен в печень, у него было сильное внутреннее кровотечение, к утру он умер. Раненый сержант из 3 роты, уже не помню его фамилию, несмотря на 6 пулевых ранений, выжил.

Считаю большим просчетом командования, не взявшим на боевые действия полевую операционную машину с хирургической бригадой скорой помощи. Ведь раньше это всегда делалось. А на данную операцию почему-то не взяли, видимо, рассудив, что не понадобится. Этот просчет стоил жизни О. Антоненко, так как в данной ситуации имеющаяся медицина, кроме капельниц, помочь ему просто нечем не могла. Только немедленная операция могла его спасти. С рассветом прилетели вертолеты, взяли тела убитых и раненых, и каждый полетел по назначению: раненые в госпиталь, убитые в морг.

Помню, утром, перед прилетом вертолетов, я пришел к зданию маленькой школы на берегу горной речки в кишлаке Бану. Погибшие лежали в ряд, накрытые брезентом. Я попросил у находившихся здесь двух солдат снять его.

Крайний справа был Олег Антоненко. Далее офицеры В. Павлюк, В. Пирогов, сержанты А.И. Самолюк и Н.А. Каштуев, А.В. Чертенков, А.В. Сполохов, рядовые П.А. Клименко, А.И. Подкорытов, Ю.В. Шабанов, фамилий еще троих, к сожалению, я не помню. Я мысленно попрощался, отдал честь погибшим товарищам. Что я мог еще сделать? Чем помочь? Мог только отомстить за них, а как, я расскажу несколько позже.

Комдив был в ярости от поступка Тихонова. Даже хотел возбудить по нему уголовное дело. Но потом остыл, кто будет сам себе ЧП создавать? Крепко досталось, конечно, и мне.

Короче, отделался Тихонов легким испугом, но комдив ему этого не простил. Так за 1,5 года его службы в дивизии его не представили к ордену, который, и не по одному, у нас получали все разведчики.

Первая и последняя встреча с Тихоновым после Афганистана у меня состоялась в 1994 году в Киеве, 9 мая, на военном кладбище, где однополчане собирались на могиле Олега Антоненко. После кладбища поехали домой к его матери – Евгении Александровне, всегда устраивавшей поминки по Олегу в этот день.

Тихонов, заменившись в Союз одновременно со мной, стал старшим офицером разведуправления ТуркВО, далее – преподавателем в Военной академии им. М.В. Фрунзе на кафедре разведки. С развалом Союза уволился из армии и жил в Москве, занимался бизнесом. В Киев приехал по каким-то своим делам.

За столом он пространно вспоминал свою службу в Афганистане, потом начал мне давать советы, как надо жить и служить. На первом же перерыве я, молча, не прощаясь с ним, ушел, о чем и до сих пор не сожалею. Его я, конечно, не обвинял и не обвиняю в гибели разведчиков, но неприятный осадок в душе остался до сих пор.

Недавно я узнал, что В.Н. Тихонов скоропостижно скончался 3 мая 2012 года, не дожив до 65 лет. Похоронен на своей родине – в городе Бахмач.

Через несколько дней после гибели наших разведчиков я решил провести акцию возмездия, и мы провели ее в форме диверсии против местных андарабских душманов.

Диверсия – способ скрытого активного воздействия на противника, редко применяется в войсковой разведке. Обычно это прерогатива спецназа и особенно агентурной разведки. Но тут случай был особый.

Благодаря полученным разведданным появилась возможность крепко насолить «духам», и упустить эту возможность, особенно после случившегося, я не мог. Согласия начальства я даже и не пытался получить, потому как заранее знал, что откажут.

Весь замысел состоял в том, что от агентурной разведки я получил данные о месте и времени сборов местных главарей. Они собирались почти каждое утро где-то с 7.00 до 9.00 в большой двухэтажной чайхане в центре кишлака Дехи-Сала, в 10 км от нашего расположения.

Что делать? Можно было бы, конечно, нанести авиаудар, но у нас не было наводчика, который бы показал место удара, да и точность бомбометания оставляла желать лучшего.

Совершить туда рейд, окружить кишлак и уничтожить «осиное гнездо» тоже не представлялось возможным, так как, двигаясь по горной дороге с черепашьей скоростью, вряд ли можно было рассчитывать на какую-то внезапность. Можно было, конечно, высадить там вертолетный десант, но у «духов» были зенитные пулеметы ДШК, а новых потерь я не хотел.

Сделал так. Доложил комдиву, что в этом кишлаке находится склад оружия, предложил провести захват его. Комдив дал «добро», и утром следующего дня я с разведротой и отделением саперов выдвинулся к кишлаку, оцепил его и начал искать мифический склад с оружием. Пока солдаты прочесывали кишлак, я с переводчиком Намозом и саперами нашел ту самую двухэтажную чайхану.

Именно ту самую, поскольку в кишлаке их было еще две, но в одноэтажных зданиях. Выгнав хозяев и посетителей на улицу, мы оцепили ее и начали щупами искать схроны. В общем-то я и не ожидал там что-либо найти, но нужен был повод для проверки.

На первом этаже в земляном полу саперы быстро вырыли шурф глубиной около 1,5 м, и мы установили там заряд тротила килограмм на 20 с часовым взрывателем. Время взрыва было установлено на трое суток, приблизительно 69 часов, т. е. на 8.00 третьего дня. Установив мину-сюрприз, мы замаскировали место ее установки, еще час порылись во дворе и других комнатах. Солдаты в других домах нашли несколько старых винтовок, патроны, ножи. Задача была выполнена, и мы возвратились в расположение без приключений. Доложив начальнику штаба о выполнении задачи, я стал ждать истинного результата нашей акции.

На третий день рано утром я с взводом разведчиков выдвинулся в сторону кишлака и к 8.00 был уже на горе, с которой хорошо было видно кишлак. Ровно в 8.00 над кишлаком вздыбились дым и пыль взрыва, донесся далекий, глухой раскат. Мина сработала минута в минуту, теперь надо было ждать подтверждения результатов нашей работы. Они не замедлили себя ждать: по сообщению агентурной разведки, взрывом было уничтожено 2 главаря банды и 8 местных самых зловредных стариков, активных фундаменталистов ислама, заставлявших молодежь идти в банды и сражаться с «неверными».

Никто даже не догадался, от чего произошел взрыв. Местные афганцы считали, что это наш самолет сбросил на них бомбу. В штабе дивизии я доложил, что, возможно, у самих «духов» случайно что-то взорвалось (бывало и такое), так как полетов нашей авиации в этот день там не было. Короче говоря, отомстили «духам» за наших погибших. Утешение небольшое, но все же…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.