Ретроспективный взгляд на вещи
Ретроспективный взгляд на вещи
В наш насыщенный информацией век трудно найти сколько-нибудь приличный участок суши, о котором не было бы написано с десяток книг. Поэтому каждый «географический» автор вынужден объяснять в предисловии, зачем он добавляет к написанным томам еще один, не претендуя, однако, на то, что именно его книга и даст окончательное и исчерпывающее описание предмета.
Я собираюсь писать о Чукотке. Об остроконечном клочке Азиатского континента, который, подобно мечу, рассекает два океана. О Чукотке, наверное, написано больше, чем о Рязани, но все-таки я буду писать о Чукотке, а не о Рязани. На это есть ряд причин.
В одной интересной книге описывается восторг, охвативший Васко Нуньес де Бальбоа, когда он смог видеть с одной из высот Панамского перешейка два земных океана. Не знаю, допускает ли география Панамы возможность наблюдать с одной точки два океана, но на Чукотке это можно. Более того, в районе Уэлена в принципе возможно увидеть два океана и два континента земли сразу.
На Чукотке много можно увидеть. Может быть, поэтому невольно «растекаешься мыслью по древу». Я работал здесь около десяти лет после окончания геологоразведочного института. Из увиденного запоминается, как правило, не экзотика, а обыденные вещи, которые в обыденности своей для каждой земли и составляют суть этой Земли.
Почему-то ощущение, что вот в данный момент ты одновременно видишь два океана и два континента земли, не потрясает. Я не помню тот момент эмоционально, но я хорошо помню обжигающий морозный ветер с моря Бофорта, когда мы на маленьком самолёте полярной авиации сделали посадку на дрейфующие льды за 74-м градусом северной широты. Был вечер, от торосов шла черная тень, и громадное оранжевое солнце сплющивалось о землю на горизонте. Морозно щелкали растяжки у крыльев Ан-2, и скрип снега казался оглушительным, потому что здесь, в Ледовитом океане, стояла мертвая тишина.
Ежедневные рабочие маршруты в тундре помнятся плохо, но зато я великолепно помню одного знакомого гуся. Мы возвращались из маршрута и уселись отдохнуть, прислонив спины к рюкзакам, на берегу тундровой реки Паляваам, а гусь плыл по вечерней глади воды куда-то по своим делам. Он плыл нерешительно, как бы задумавшись, и вдруг резко повернул и быстро поплыл обратно, так что волны веером пошли.
Коса Двух Пилотов, острова Серых Гусей, лагуна Валькакиманка, горы Маркоинг — эти географические названия полны очарования для каждого, кто любит Чукотку.
И, конечно, нельзя забыть удивительный вид стаи белых канадских гусей на острове Врангеля. Белые гуси, летящие над черным камнем.
В рассказах о Чукотке нет нужды писать о пургах, штормах, последней спичке и прочих остросюжетных вещах. Об этом слишком много написано. К тому же самые «жестокие» страницы написаны, как правило, людьми, зажигавшими костер разве что в пионерском возрасте. Кроме того, я знаю, что среди тружеников полярной геологии не приняты рассказы о сугубых обстоятельствах. Но коль скоро «страшный» рассказ идет, то в нем преобладает юмор и упор на собственную оплошность, которая к тем обстоятельствам привела. Поэтому я попытаюсь сделать другой рассказ, своего рода эмоциональную исповедь, о том, почему я считаю Чукотку одним из самых воспитующих, интересных и ласковых мест на земле. Такой набор «материнских» эпитетов я употребил здесь не случайно.
Когда я думаю о Чукотке, она мне чаще всего кажется окрашенной в два цвета. Желтый — цвет благодатной чукотской осени, желтой тундры, желтого прозрачного воздуха по утрам, когда вода уже покрывается пленкой льда, желтого неяркого солнца над ней и удивительного подъема, когда ты веришь, что можешь шагать по подмерзшей тундре сотни верст подряд без остановки, отдыха и без конца. И чувствовать в это время твердую осмысленность и надежность земного бытия.
И белый цвет Чукотки — цвет зимних заснеженных перевалов, жутковатой глади морского льда, пологих хребтов, врезанный в снег след нартовых полозьев, мельканье, мельканье, мельканье собачьих лап, даже когда лежишь в спальном мешке с закрытыми глазами.
Конечно, все это не более чем эмоциональное восприятие деталей не такой уж большой страны, зажатой меж большими морями Великого и Ледовитого океанов. Но как «все мы родом из детства», так и притягательная, воспитующая сила любой страны рождается из деталей времени и ее пространства.
По мере сил я постараюсь рассказать о людях, о работе и о странных и таинственных вещах (отнесемся, к ним с юмором), которые конечно же есть на Чукотке, как и на всякой другой земле. Возможно, поэтому повествование получится не всегда связным во времени и в порядке событий. А в заключение этой краткой главы я не могу не присоединиться к словам Кнута Расмуссена, полярного путешественника, этнографа и великолепного человека:
«Теперь, когда мне предстоит охватить своим повествованием все пережитое, оставившее во мне наиболее глубокие впечатления, я, естественно, в той же мере испытываю радость при мысли о том, что могу рассказать, как и смиренную грусть при мысли о том, что я поневоле должен пропустить.»