Вставной сюжет. ЖИЗНЬ ГРАФА АРАКЧЕЕВА, РАССКАЗАННАЯ ИМ САМИМ (Автобиографические заметки на прокладных листах книги Св. Евангелия, принадлежавшей графу.)

Вставной сюжет. ЖИЗНЬ ГРАФА АРАКЧЕЕВА, РАССКАЗАННАЯ ИМ САМИМ

(Автобиографические заметки на прокладных листах книги Св. Евангелия, принадлежавшей графу.)

Глава I. СЕНТЯБРЬ.

Сентября 27-го дня, 1787 года, пожалован Алексею Аракчееву первый обер-офицерский чин, от армии поручика.

20-го сентября, рождение Императора Павла 1-го, 1754 года; в оный же день 1806 г. освящена новая каменная церковь в селе Грузине, во имя Апостола Андрея, построенная графом Аракчеевым.

Сентября 6-го. В сей день, 1809 года, Государь Император Александр I изволил прислать к графу Аракчееву, по случаю мира со Швециею, с флигель-адъютантом, орден Св. Апостола Андрея Первозванного, тот самый, который изволил носить, при рескрипте Своем; оный орден упросил граф Аракчеев, того же числа ввечеру, взять обратно, что Государем Императором милостиво исполнено; а дабы сей рескрипт не утерялся, то с оного копия списана в сей книге на местах в Пасхалии, а другая копия написана на листах в Евангелии в селе Грузине. На оное останется в доказательство, в фамилии Аракчеевых, рескрипт Государя Императора, на сей случай собственною рукою исписанный.

Глава II. ОКТЯБРЬ.

[Октября не было. Чисел в октябре тоже не было.]

Глава III. НОЯБРЬ.

Ноября 8-го дня, 1796 года, пожалован Алексей Аракчеев генерал-майором и кавалером 1-й степени Св. Анны.

Ноября 20-го, 1805 года, онаго числа был граф Аракчеев на сражении, бывшем в Моравии под Аустерлицем с Французами, с Императором Александром 1-м.

Ноября 30-го, 1815 года, поставлены в Грузинском соборе памятники покойному Государю Павлу Петровичу и офицерам графского полка, и в оный день освящены.

Глава IV. ДЕКАБРЬ.

Декабря 12-го, 1796 года, пожалована Алексею Аракчееву грузинская вотчина, 2000 душ.

Декабря 6-го, 1812 года. В сей день ввечеру выехал граф Аракчеев из Петербурга в Вильну с Государем для заграничного похода в 1813 и 1814 годах.

Декабря 12-го, 1815 года, Государь Император Александр 1-й изволил давать графу Аракчееву звание статс-дамы для его матери, но граф оного не принял и упросил оное отменить.

Глава V. ЯНВАРЬ.

Января 5-го дня, 1799 года, пожалован Алексей Аракчеев орденом Иоанна Иерусалимского, с командорством по 1000 рублей в год.

Января 13-го, 1808 года. В сей день граф Аракчеев сделан военным министром и генерал-инспектором всей пехоты и артиллерии.

Января 1-го, 1810 года. В сей день сдал звание военного министра. Советую всем, кто будет иметь сию книгу после меня, помнить, что честному человеку всегда трудно занимать важные места государства.

Глава VI. ФЕВРАЛЬ.

Февраля 2-го, 1782 года. Аракчеев определен в службу, в артиллерийский кадетский корпус — кадетом.

Февраля 4-го, 1806 года, женился граф Аракчеев на Наталье Федоровне Хомутовой. Венчание было в Сергиевском артиллерийском соборе, в присутствии Государя Императора Александра 1-го.

Глава VII. МАРТ.

Марта 11-го числа, 1801 года, пополудни в 12-м часу кончина имп. Павла I.

Марта 31-го дня, 1814 года, в Париже, Государь Император Александр 1-й изволил произвесть графа Аракчеева в фельдмаршалы, вместе с графом Барклаем, о чем и приказ собственноручно был написан, но граф Аракчеев оного не принял и упросил Государя отменить.

Глава VIII. АПРЕЛЬ.

Апреля 5-го, 1797 года, пожалован А. Аракчеев бароном Российской Империи и орденом Св. Александра Невского.

Апреля 27-го, 1803 года, получил именной указ от Императора Александра Павловича, чтобы быть графу Аракчееву в Петербурге из Грузина.

Апреля 14-го дня, 1812 года, выехал граф Аракчеев в армию в Вильну, что было Пятница страстной недели.

Апреля 28-го, 1812 года, приехал граф Аракчеев в армию в Вильну.

Апреля 24-го, 1816 года, прибыла в село Грузино пожалованная графу Аракчееву яхта государева… При приходе в Грузино она салютовала из пушек, на что ей отвечали с батареи Грузинской.

Глава IX. МАЙ.

Мая 5-го дня, 1799 года пожалован Алексей Аракчеев графом Российской Империи; оного же числа 1805 года заложена графом в Грузине церковь каменная Апостола Андрея.

Мая 14-го, 1803 года, принят граф Аракчеев в третий раз на службу, инспектором артиллерии.

Глава X. ИЮНЬ.

Июня с 7-го на 8-е число, 1810 года, что было с понедельника на вторник, Государь Император Александр 1-й, возвращаясь из Твери, нарочно изволил заезжать в Грузине, посетить графа Аракчеева; прибыв ночью во 2-м часу, изволил лечь почивать, а поутру 8-го числа, в 9 часов, одевшись, изволил посещать церковь и гулять по всему саду и селению до 11 — ти часов; потом, возвратясь в дом, изволил фрыштыкать, и потом с графом Аракчеевым ездить на дрожках по деревням, и возвратясь во 2-м часу, изволил иметь обеденный стол, и после обеда пробыл до 7-ми часов вечера, и потом изволил отправиться в С.-Петербург, и был чрезвычайно весел и доволен.

Июня 12-го дня, 1812 года. Французы перешли нашу границу через Неман; в то время я был с Государем в Вильне, откуда выехал с Государем 14-го числа в Свенцяны.

Июня 17-го дня, 1812 года, в городе Свенцянах призвал меня Государь к себе и просил, чтобы я опять вступил в управление военных дел, и с оного числа вся Французская война шла через мои руки, все тайные донесения и собственноручные повеления Государя Императора.

Глава XI. ИЮЛЬ.

Июля 8-го числа, 1816 года, что было суббота, Государь Император Александр 1-й изволил нарочно приехать из Царского Села в Грузино, посетить графа Аракчеева, прибыл 8-го числа в 10 1/2 часов пополудни с генерал-адъютантом Волконским, изволил лечь почивать, а поутру 9-го числа в 7 1/2 часов, одевшись, изволил гулять в саду, и, пройдя чрез большой мост в деревню до магазина, где изволил сесть в елбот, заехал в беседку, посвященную генералу Мелиссино, которая очень понравилась; оттуда переехал на большую пристань садовую и прошел в палату, где готов был фрыштык, и изволил кушать, а потом возвратился в дом, уже в 10 часов утра, в которое время начали благовестить к обедне.

Глава XII. АВГУСТ.

Августа 5-го дня, 1793 года, пожалован Алексей Аракчеев артиллерии майором, а от армии подполковником.

Августа 18-го дня, 1816 года. Государь Император Александр 1-й в Москве, посетил мать графа Аракчеева, в ее квартире, в доме, нанимаемом генерал-майором Ильинским.

Источник: Русский Архив. 1866. Стр. 922–927.

В публикации «Русского Архива» записи Аракчеева разобраны «по бревнышку» и заново выстроены в хронологическую цепь, в соответствии с прямой последовательностью событий: февраля 2-го, 1782 года… ноября 8-го дня, 1796 года… декабря 12-го 1796 года… Лучше вернуться в исходное положение, воспроизвести композицию оригинала: не по годам, а по месяцам, начиная с сентября, как велит допетровский календарь (которому в своих преобразовательных расчетах следовал и Сперанский). Добавив для остроты деление на главы, мы увидим, в какой проекции сам граф мыслил свою судьбу, в какое временное измерение ее помещал. Собственные «труды и дни» Аракчеев не регистрировал в «порядке поступления», но расставлял по месяцам, словно по ящичкам, потому что ощущал их не как свершение и путь, а как разбегающуюся вширь данность. Факты его жизни не сцеплялись по закону взаимопорождения причин и следствий, а накапливались, нарастали, увеличивались в объеме. Жизнь графа была не побегом, а гроздью. Потому и рассказ о ней должен был уподобиться книге миниатюр, заведомо лишенной новеллистического сюжета. Потому и календарь следовало предпочесть не реальный, а символический. Потому и записи полагалось вести на прокладных листах Святого Евангелия, напрямую соотнося книгу своей судьбы с Книгой Жизни.

История Аракчеева, им самим рассказанная, не есть история неуклонного восхождения к вершинам карьеры (как то было у Сперанского), но есть миф о вечном приближении и удалении, вращении и раскачивании вокруг единого, неустраняемого, неподвластного времени центра — монаршего престола. Государства, персонифицированного в Государе. Именно персонифицированного. Высшей наградой был для графа Указ от 14 декабря 1807 года, согласно которому объявляемые Аракчеевым высочайшие повеления приравнивались к именным указам императора.

Вопреки позднейшей репутации, Аракчеев не был бюрократом; бюрократ для него — самозванец, поставляющий себя на место царедворца; безличия Алексей Андреевич не любил. В мемориях архимандрита Фотия Аракчеев будет аттестован так: «Муж преизящнейший».[126] Внешность мужиковатого графа «преизящнейшей» не была. (Скорее, по отзывам современников, обезьяноподобной.) Еще менее тонкими были его манеры. Но все-таки Фотий попал в точку. Само отношение к монархии (а значит, и к жизни) было у Аракчеева вполне прециозным; он был, если угодно, самодержавный персоналист.

Что же до «ценностных оснований» такого рода воззрений, то мы ровным счетом ничего не знаем о «духовных запросах» графа; знаем только, что формально-обрядовую традицию он соблюдал исправно и столь же исправно соблюдал традицию помещичьего отступления от нее, открыто проживая в двойном браке. Ни то ни другое ни о чем не говорит; в жизни бывает всяко. Но не подлежит сомнению, что аракчеевский монархизм был самодостаточным, в богословских обоснованиях он не нуждался и был связан не с верой и не с правдой, а с привычкой; Аракчеев столь же яростно оберегал от «демократических» посягновений пустую скорлупку монархии, сколь яростно устранял ее с пути прогресса прагматичный и предельно ответственно мысливший Сперанский. Но, в отличие от Державина, Аракчеев не собирался наполнять ее личной верой.

Зато в преданности графа царю было, по словам Петра Андреевича Вяземского, «даже что-то рыцарское и поэтическое».[127] После кончины любимого государя Аракчеев обустроил свой кабинет наподобие мемориального музея: бюст, сорочка царя, часы, ежедневно в час кончины Александра бившие «Со святыми упокой…». А при жизни императора он не имел никаких «мирских» пристрастий, кроме государственного делания. Самый быт его в имении Грузино был устроен по-монастырски (в том смысле, в каком бывает «уха по-монастырски»: рецепт иноческий, зал — ресторанный) и отлажен так, что полностью соответствовал возлюбленному государем идеалу «блаженного уголка». Если все это и было ролью, то сыгранной безупречно, с полным перевоплощением.

Точнее, почти безупречно, с почти полным. О том, почему — почти, поговорим в свое время. Пока же вернемся к ситуации декабря 1809 года; представим ужас, отчаяние и ревность Аракчеева, наравне со всеми извещенного об учреждении и открытии Государственного совета и наедине с собою обдумавшего дальние следствия государева решения. Терять графу было нечего. Поражение могло лишь ускорить развязку, а внезапная удача способна была надолго (если не навсегда) упрочить положение. Его лично — и всей Империи в целом.

Аракчеев пошел ва-банк.

Государю отправлено было письмо, на фоне эпистолярной нормы почти вызывающее.

«Всемилостивый Государь!

Пятнадцать уже лет я пользуюсь Вашими милостями, и сегодняшние бумаги есть новый знак продолжения оных… Я, Государь, прежде отъезда моего все прочитал и не осмелюсь никогда иначе понять, как только сообразить свои собственные познания и силы с разумом сих мудрых установлений.

Государь! Вам известна мера бывшего в моей молодости воспитания; оно, к несчастию моему, ограничено было в тесном самом круге данных мне пособий, а чрез то я в нынешних уже своих летах не более себя чувствую как добрым офицером, могущим только наблюдать в точности за исполнением военного нашего ремесла…

Ныне же к точному исполнению мудрых ваших постановлений потребен министр, получивший полное воспитание об общих сведениях. Таковой будет только полезен сему важному сословию и содержит сие первое в государстве звание военное….

Я к оному, Государь, неспособен….

Государь! Не гневайтесь на человека, без лести полвека прожившего, но увольте его из сего звания, как Вам угодно».[128]

Прочтя письмо, Александр должен был ощутить (ибо есть вещи, о которых ни при каких обстоятельствах не говорят прямо — табу!): любимец уходит не потому, что его разлюбили, а потому, что в воздухе пахнет грозой. Грозой, которая ничего хорошего не сулит и его императорскому величеству.

Особенно красив какой-то особой, двусмысленной, соблазнительной красотой придворной лести последний абзац письма «без лести преданного». Я ухожу — ибо остаюсь верен Престолу; я ухожу — ибо Престолу грозит опасность («не мне, не мне, а Имени Твоему!»); и пусть я буду последним, кто ушел не по решению Совета, а по священной воле Императора.

«Увольте… из сего звания, как ВАМ угодно».

Александру Павловичу было угодно уклониться от решения; он ответил формально жестко, но скорее в недоуменно-увещевательном духе:

«Не могу скрыть от вас, Алексей Андреевич, что удивление мое было велико при чтении письма вашего.

Чему должен приписать я намерение ваше оставить место, вами занимаемое? Говорить обиняками было бы здесь не у места. Причины, вами изъясняемые, не могу я принять за настоящие. Если до сих пор вы были полезны в звании вашем, то при новом устройстве Совета, почему сия полезность может уменьшиться? Сие никому не будет понятно.

Все, читавшие новое устройство Совета, нашли его полезным для блага Империи. Вы же, на чье содействие я более надеялся, вы, твердивший мне столь часто, что, кроме привязанности вашей к Отечеству, личная любовь ко мне вам служит побуждением, вы, невзирая на оное, одни, забыв пользу Империи, спешите бросить управляемую вами часть, в такое время, где совесть ваша не может не чувствовать, сколь вы нужны оной, сколь невозможно будет вас заменить…

Но позвольте мне, отложа здесь звание, которое я на себе ношу, говорить с вами, как с человеком, к которому я лично привязан, которому во всех случаях я доказал сию привязанность. Какое влияние произведет в глазах публики ваше увольнение от должности в такую минуту, где преобразование, полезное и приятное для всех, введено будет в правительстве? Конечно, весьма дурное для вас самих…

В такую эпоху, где я право имел ожидать от всех благомыслящих и привязанных к своему Отечеству жаркого и ревностного содействия, вы одни от меня отходите и, предпочитая личное честолюбие, мнимо тронутое, пользе Империи, настоящим уже образом повредите своей репутации.

…При первом свидании вашем вы мне решительно объявите, могу ли я в вас видеть того же графа Аракчеева, на привязанность которого я думал, что твердо смел надеяться, или необходимо мне будет заняться выбором нового Военного министра».[129]

Но не милости искал Аракчеев, а жертвы, сулящей стократную милость. И потому он повторил демарш, чтобы в конце концов уступить министерское кресло Барклаю-де-Толли и занять пост председателя Департамента дел военных в Государственном совете.

Должность по видимости менее значимая. Но только по видимости.

Жертвуя качеством, Аракчеев выигрывал позицию. Он по-прежнему ни от кого не зависел, кроме государя; по-прежнему оставался визирем; придворная Личность торжествовала над безликостью бюрократии…

ГОД 1810. Май. 9.

День св. чудотворца Николая.

Саров.

Вернувшийся в монастырь после многолетнего жительства в пустыни о. Серафим затворяется в келий. Через несколько лет затвор ослаблен, дверь отворена, но подвиг молчания продолжается.

«В течение недели он прочитывал весь Новый Завет по порядку: в понедельник — Евангелие от Матфея, во вторник — от Марка, в среду — от Луки, в четверг — от Иоанна, в остальные дни — Деяния и послания св. Апостолов. В сенях, сквозь дверь, иногда слышно было, как он, читая, толковал про себя Евангелие и Деяния св. Апостолов».[130]

Данный текст является ознакомительным фрагментом.