«ВЕРИШЬ ЛИ?»

«ВЕРИШЬ ЛИ?»

Особенностью Иоанна Кронштадтского было то, что люди разных взглядов при встрече с ним видели в нем абсолютно разных людей. Для одних эта встреча оказывалась судьбоносной, меняющей весь строй их жизни, другим представлялась забавным или, напротив, пугающим казусом, который еще более убеждал их в своих антицерковных убеждениях. Чудеса его были столь же очевидны для одних, сколь сомнительны для других.

Василий Шустин вспоминает, как Иоанн Кронштадтский вылечил от «горловой чахотки» его отца, когда профессор Военно-медицинской академии Н.П.Симановский[27] заявил, что «ему осталось жить дней десять, а если увезти с большими предосторожностями в Крым, то он, может быть, еще протянет месяца два».

«В это время как раз вернулся в Кронштадт из одной своей поездки отец Иоанн. Послали ему телеграмму. Дней через пять он приехал к нам. Прошел к отцу в спальню, взглянул на него и сразу воскликнул: “Что же вы мне не сообщили, что он так серьезно болен?! Я бы привез Святые Дары и приобщил бы его”. Мой отец умоляюще смотрел на Батюшку и хрипел. Тогда Батюшка углубился в себя и, обращаясь к отцу, спрашивает: “Веришь ли ты, что я силою Божией могу помочь тебе?” Отец сделал знак головой. Тогда отец Иоанн велел открыть ему рот и трижды крестообразно дунул. Потом, размахнувшись, ударил по маленькому столику, на котором стояли разные полоскания и прижигания. Столик опрокинулся, и все склянки разбились. “Брось всё это, – резко сказал отец Иоанн, – больше ничего не нужно. Приезжай завтра ко мне в Кронштадт, и я тебя приобщу Святых Таин. Слышишь, я буду ждать”. И Батюшка уехал. Вечером приехал Симановский, а вместе с ним доктор Окунев, тоже специалист по горловым болезням. Им сказали об отец Иоанне и что завтра повезут моего отца в Кронштадт. Симановский сказал, что это безумие, что он умрет дорогой. (Нужно было из Ораниенбаума ехать на санях по морю, а была ветреная, морозная погода.) Но отец верил Батюшке, и на следующий день закутали его хорошенько и повезли в Кронштадт.

Батюшка приехал на квартиру, где остановился отец, и приобщил его Святых Таин. Еще два дня прожил отец в Кронштадте, каждый день видясь с Батюшкой. Когда он вернулся домой, Симановский был поражен: в горле все раны оказались затянуты; только голос отца был еще слаб. Симановский во всеуслышание заявил: “Это невиданно, это прямо чудо!” Так совершилось дивное исцеление отца по молитвам Батюшки. Отец прожил после этого 25 лет».

Нет оснований не доверять воспоминаниям Шустина, ибо придумать подобную историю с участием знаменитого врача было бы невозможно. К тому же и во многих других свидетельствах приводится эта характерная деталь: отец Иоанн именно трижды крестообразно дул на больного человека, после чего наступало исцеление.

Иным был результат попытки исцеления отцом Иоанном смертельно больного М.Е.Салтыкова-Щедрина, описанный в книге его сына К.М.Салтыкова «Интимный Щедрин». За два месяца до смерти писателя его жена настояла на том, что следует пригласить отца Иоанна.

«Моего отца нельзя было назвать верующим. Он ждал исцеления своих недугов больше от врачей, чем от Бога». Тем не менее он согласился с женой, но «строго-настрого наказал, чтобы об этом не было известно Боткину, из боязни, что профессор обидится, что его заменяют, как врача, хотя бы временно, священнослужителем. Был отдан приказ швейцару, чтобы он Боткина во время пребывания отца Иоанна не принимал под тем предлогом, что отец отдыхает…»

Приезд отца Иоанна сын писателя описывает не без иронии: «В назначенные женщиной, всегда возившей священника и бравшей за это известную мзду, час и день, у нас появился прославленный как исцелитель отец Иоанн, одетый в атласную рясу. Лицо его, как сейчас помню, было какое-то грустное, имел он усталый вид, что объяснялось тем, что во время приездов его в Петербурге возили из дома в дом, собирая, как говорят, и чему я охотно верю, без его ведома обильную дань с близких больных… Глаза отца Иоанна были замечательны, они как бы пронизывали насквозь людей, и возможно, что он был гипнотизером, благодаря чему, действительно, он мог внушать людям то, что желал. Благословив отца, отец Иоанн поставил его пред собой и, будучи отделен от него столиком, на котором лежали икона, крест и Евангелие, прочел свою знаменитую молитву, начав ее шепотом, усиливая постоянно голос и окончив ее в повелительном тоне, как бы требуя от Бога исполнения этой молитвы. Произнесена она была так, что когда затем спросили отца – понял ли он ее, – он отвечал отрицательно, зато похвалил рясу священника».

Однако развести отца Иоанна и Сергея Петровича Боткина не удалось. Проходя случайно мимо дома писателя именно в это время, знаменитый врач был привлечен видом толпы, сопровождавшей священника в Петербурге и стоявшей возле подъезда дома Щедрина. «Можно себе представить, какое замешательство произошло среди нас при виде плотной фигуры С.П., вдруг неожиданно появившейся в комнате, – пишет Константин Михайлович. – Но Боткин, добродушно улыбаясь, положил конец замешательству, пожурив последнего за то, что он захотел скрыть от него отца Иоанна, с которым он был давно знаком.

– Батюшка и я – коллеги, – пошутил Боткин, – только я врачую тело, а он душу».

Через два месяца писатель скончался. Его сын вспоминал, что «уезжая, Батюшка поцеловал отца в уста. Как нам потом объяснили, поступал он всегда так, когда видел, что помощь его бесполезна».

В этой истории много неясного, но встреча отца Иоанна с самым знаменитым медиком своего времени в доме одного из самых известных писателей прекрасно передает атмосферу в лучшем случае иронического, но куда чаще – неприязненного отношения к «Всенародному Батюшке» со стороны художественной интеллигенции. С огромным уважением относились к кронштадтскому священнику врачи, инженеры, военные и морские офицеры. Но только не писатели! Фофанов – скорее исключение, а не правило в этой закономерности.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.