Добровольные пожарники, люди труда и прочие материи
Добровольные пожарники, люди труда и прочие материи
Во всем Чили (думаю, без исключения) нет профессиональных пожарников, но не это причина того, что служба приходит в упадок, поскольку занять должность одного из командиров пожарных подразделений считается честью, которую оспаривают самые достойные и умелые люди города или района, где подобная служба имеется. И не подумайте, что это задача чисто теоретическая; по крайней мере, на юге страны пожары случаются достаточно часто. Не знаю, что тут влияет в первую очередь: то ли то, что большинство строений деревянные, то ли низкий культурный и материальный уровень населения, то ли еще какой-то дополнительный фактор; а может, и все вместе взятое. Однако факт остается фактом: за три дня, что мы прожили в казарме, случилось два больших пожара и один маленький (не претендую на то, что это среднестатистическая величина, но что было, то было).
Осталось только упомянуть, что, проведя ночь в доме упомянутого лейтенанта, мы решили сменить жилье, уступив просьбам трех дочерей ответственного за пожарные казармы; все три девушки были воплощением прирожденной грации чилиек, в которых во всех — будь они красивые или уродливые — есть нечто непринужденное, свежее, что пленяет мгновенно. Но я уклоняюсь от темы; нам отвели комнату, где мы могли поставить наши койки, на которых уснули по обыкновению беспробудным сном, — это и помешало нам услышать сирены. Дежурные добровольцы, не подозревавшие о нашем существовании, мгновенно выехали с автоматическими насосами, а мы продолжали спать, пока не наступил день, и только тогда узнали о происшествии. Мы настаивали на том, чтобы нам пообещали предоставить возможность участвовать в тушении следующего пожара, и нам действительно кое-что пообещали в этом смысле. Мы уже договорились с водителем грузовика, который за небольшую цену должен был через пару дней отвезти нас в Сантьяго, но при условии, что мы поможем в переезде, который происходил одновременно с перевозкой мотоцикла.
Мы по-прежнему представляли собой весьма популярную парочку, и у нас всегда находилась куча тем для разговоров с добровольцами и дочками коменданта, так что дни в Лос-Анхелесе пролетели незаметно. Однако по сей день для меня, когда я привожу в порядок прошлое, превращая его в курьезную прозу, символическим образом города остается ревущее пламя пожара: то был последний день, спокойно проведенный среди новых друзей, и после обильных возлияний, демонстрировавших прекрасное состояние духа, в каком они с нами прощались, мы завернулись в одеяла, собираясь спать, но тут же столь нами желанный надрывный вой сирен нарушил ночную тишину, призывая дежурных добровольцев; Альберто тоже вскочил со своей койки, как по команде. Скоро мы заняли свои места с подобающей случаю серьезностью возле насоса «Чили — Испания», который никого не потревожил своей длинной, жалобной сиреной, звучащей слишком часто, чтобы быть в новость.
Мазанка вздрагивала всякий раз, когда струя воды обрушивалась на ее объятый пламенем остов, в то время как едкий дым горящего дерева испытывал на прочность легкие стоически трудившихся пожарников, которые, перешучиваясь, защищали соседние дома струями воды и другими способами. Из единственной части дома, еще не объятой огнем, доносилось жалобное мяуканье кота, который, испугавшись огня, мяукал, не осмеливаясь проскользнуть через узкий проход, который еще оставляло ему пламя. Альберто заметил опасность, одним взглядом оценил ее и затем ловким прыжком выиграл у пламени двадцать сантиметров, таким образом спасши находившуюся в опасности кошачью жизнь. Пока он принимал бурные поздравления, глаза у него блестели от удовольствия из-под огромной каски, которую на него напялили.
Но все имеет конец, и Лос-Анхелес прощался с нами. Че Маленький и Че Большой (Альберто и я) очень серьезно в последний раз пожимали дружески протянутые к нам руки, пока грузовик, набирая скорость, двигался в сторону Сантьяго, везя в своем богатырском кузове покойного «Богатыря II».
В столицу мы прибыли в воскресенье. Первым делом мы пошли в гараж Остина, к хозяину которого у нас было рекомендательное письмо, и столкнулись с неприятным сюрпризом: гараж был закрыт, но в конце концов нам удалось оставить мотоцикл распорядителю, и мы продолжали в поте лица трудиться, чтобы оплатить часть нашего путешествия.
Переезд состоял из нескольких моментов: во-первых, что небезынтересно, из двух килограммов винограда, который мы, пользуясь отсутствием хозяев, умяли во мгновение ока; во-вторых, из появления последних и, следовательно, достаточно тяжелой работы; в-третьих, из открытия, сделанного Альберто и состоявшего в том, что помощник водителя — самовлюбленный, на грани приличий, тип; бедняга выиграл все пари, в одиночку унося больше мебели, чем мы и его хозяин вместе взятые («медвежья» сила особо почитается в простом народе).
Весьма недружелюбную физиономию — что простительно, поскольку было воскресенье — скорчил при виде нас консул, которого мы застали по чистой случайности, и он же отвел нам место для спанья во дворе, предварительно прочитав суровую филиппику касательно наших обязанностей как аргентинских граждан и т. п.; высшим проявлением великодушия с его стороны стало то, что он предложил нам двести песо, от которых мы отказались с высокомерным негодованием. Если бы он предложил их три месяца спустя — совсем другое было бы дело!
Сантьяго более или менее похож на Кордову. Ритм его жизни более быстрый, и транспорт играет значительно более важную роль, но здания, облик улиц, климат и даже лица прохожих напоминают наш средиземноморский город. Мы не успели хорошенько познакомиться с этим городом, поскольку времени у нас было в обрез и мы спешили переделать кучу всяких дел, требовавших решения до отъезда.
Перуанский консул отказывался выдать нам визу, ссылаясь на отсутствие ходатайства своего аргентинского коллеги, а тот, в свою очередь, отказывался выдать соответствующее ходатайство, поскольку, как он объяснял, нам придется очень тяжело на мотоцикле и нам не обойтись без помощи в дороге, в том числе и в посольстве (ангельское неведение — он даже понятия не имел, что мотоцикл уже преспокойно почил), но наконец смягчился и выдал нам въездную визу в Перу, за которую пришлось уплатить 400 чилийских песо — деньги для нас немалые.
В эти же дни в Сантьяго находилась ватерпольная команда «Сукия» из Кордовы, многие из участников которой были нашими хорошими друзьями, так что мы нанесли им визит вежливости, сыграли партию в карты и на ходу соорудили перекусон по-чилийски: «отведайте хлебца, съешьте сырку, выпейте еще винца и т. п.», после которых человек встает — если встает — только с помощью исключительного напряжения всей мускулатуры. На следующий день мы взобрались на холм Санта-Лусия — скалистое образование, вздымающееся в самом центре города и имеющее свою, особую историю, — мирно фотографируя город, как вдруг появилась цепочка «сукеистов», предводительствуемая красотками из пригласившего их клуба. Бедняги имели довольно бледный вид, так как сомневались, представить ли нас «видным дамам чилийского света» (что они в конце концов и сделали, причем примерно в тех же выражениях) или притвориться верблюдами — словом, вышли из затруднительного положения, сохранив «командный дух» и оставаясь нашими верными друзьями. Такими верными, какими могут быть люди, принадлежавшие к разным мирам в тот, необычный период нашей жизни.
Наконец настал великий день, когда две символические слезы стекли по щекам Альберто, и, отдав последнее приветствие валявшемуся на складе «Богатырю», мы выехали в Вальпараисо по великолепной горной дороге — лучшему, что цивилизация может предложить взамен подлинно природных зрелищ (читай — не стертых с лица земли рукой человека), — на грузовике, который уверенно поддержал наше отважное начинание.