Опыт со взглядом из «клетки»
Опыт со взглядом из «клетки»
Ознакомление с материалами дела шло порядком, выбранным не мною, а представителем следвия, тома были вперемешку, в этом наверняка был какой-то смысл, к которому еще прибавлялась несвоевременная подготовка следующих томов дела, а зачастую - и желение переработать их наиболее удачно для обвинения. В моей ситуации это было не особенно важно.
Для удобства поиска ссылок пришлось составить таблицу с указанием всего выписанного, что давало возможность моментального поиска необходимого и позволяло быть на шаг-два впереди обвинения, при этом не имея на руках самих томов материалов дела, отсутствие которых было тоже проблемой, как и владение ими. Не зная заранее линию обвинения, пришлось бы либо перевозить все, либо заказывать их в зал суда.
При ознакомлении с делом я анализировал те факты и факторы, на которые скорее всего будет обращать внимание обвинение. Какие именно — становится понятным, стоит лишь начать обвинять самого себя.
Здесь нужно понимать некоторые особенности, вернее-методы, причём не всегда законные и благородные, к которым зачастую прибегает прокурор. И это первейшее, что нужно было изучить.
Излюбленным из таких методов является вырывание фраз из контекста таким образом, чтобы зачитанные строчки изменяли общий смысл текста, не изучив который подробно и внимательно, вы не поймёте этого капкана даже в своих показаниях, не говоря уже о чужих и об экспертизах.
К таким методам также можно отнести ущемление в правах, когда не принимаются ваши ходатайства на суде с просьбой повторных экспертиз; когда дают отказ на привлечение свидетелей защиты, а также отказ в привлечении новых фактов или объявлении их ничтожными; когда происходит просто перевирание ваших показаний, зачитываемых на судебном следствии — ведь, скорее всего, вы либо не станете, либо не сможете их перепроверить, так как (элементарно!) такого же тома дела у вас и у вашего адвоката с собой не будет. Можно, конечно, попросить у прокурора, но он точно также может отказать. Я уже не говорю о всяких инсинуациях типа: «Посмотрите, обвиняемые и в "клетке" переговариваются, что подтверждает их сплочённость как банды!». Или: «Обратите внимание, даже на суде господин Шерстобитов даёт указания своим "подельникам", как себя вести (это был момент, когда я по просьбе самой же женщины-обвинителя обрывал нападки Александра Погорелова, заслуженно разразившегося гневной тирадой в ответ на явную ложь в его сторону)».
Часто применяется такой способ как выведение подсудимых, и так находящихся во взведённом состоянии, из равновесия, переходя на личности и семейные подробности, порой оскорбляющие ни в чём не повинных людей, что, как правило, обрывается судьёй только лишь после прозвучавшей фразы. Иногда пользуются какими-то бумажками, написанными оперативными сотрудниками учреждения, где подсудимый находится в заключении, часто — предположениями оперов ещё до задержания, которые не подтверждаются впоследствии следователями, но включены почему-то в материалы дела и преподносятся как факты.
Неприятна также и несвоевременная выдача протоколов судебного заседания, что положено делать по принятому ходатайству осуждённых или их адвокатов буквально после каждого заседания, и ссылки на отсутствие технической возможности просто некорректны при сегодняшнем техническом прогрессе. Другое дело, что подобное ведение защиты, когда можно ссылаться на отмеченное в этих протоколах, иногда может опровергнуть сказаннoe ранее свидетелями или же самим обвинителем В случае же отсутствия таковых этот же обвинитель, как правило, ссылается на то, что никогда подобных фраз не звучало. Соответственно, ведение протоколов оставляет желать лучшего. Так, я, получив свои, уже после окончания написания кассационной жалобы, заметил грубые несоответствия, и не просто описки, а изменение целых речей.
Сами же обвинители имеют возможность получать распечатки протоколов прошедших судебных заседаний и очень даже своевременно на них ссылаются в своих речах.
Всё вышеперечисленное лишний раз доказывает правильность выбранной линии защиты.
При ознакомлении с материалами дела, задача присутствовавшего представителя следственного комитета заключалась только в доставлении на место, то есть в СИЗО, томов дела и в подписании протоколов ознакомления. Люди эти менялись, а суть нет. Мы оба читали, ад-иокат был уже не нужен и приходил реже.
Возникавшие гораздо реже, чем ранее, разговоры почти не касались предстоящего суда и были «выдохом» после окончания крупной и серьёзной работы, а потому, соответственно, допускались расслабления и даже некоторые откровения. Не совсем, конечно, безопасные для чиновников, но время не сталинское, а потому «гуляй — не хочу». Для них это была очередная передышка, для меня — испытание с пополнением опыта судом с участием коллегии присяжных заседателей. Некоторая генеральная репетиция перед неожиданно появившимся в перспективе вторым судом. Ни здоровья, ни крепости нервов и мне, и семье это не прибавило, но создало ту базу, от которой я смог оттолкнуться через год.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.