ГЛАВА 59

ГЛАВА 59

Прекрасный это план для наших целей[291]

Летом 1598 года все еще действовало требование властей, а именно Тайного совета, «снести» театры, поскольку «в спектаклях допускаются непристойности». Это распоряжение ставило театры на грань исчезновения, и они просто его не замечали. Поскольку спектакли имели несомненный успех у публики, труппы вступили в негласное соревнование, а следом за ними стали соперничать и крупные театральные компании. «Слуги графа Пембрука», прежде чем их труппу расформировали, поставили в «Лебеде» «Собачий остров» — об этом мы уже рассказывали.

В городе и на северных окраинах сооружали новые театры, среди них — «Фортуну» и новое здание «Головы вепря». На сцене опять стали выступать мальчики. Год спустя на территории средней классической школы при соборе Святого Павла открылся театр, где ученики сыграли две пьесы нового автора, именовавшего себя «лающим сатириком», — Джона Марстона. Лондонские театры состязались между собой, проявляя поразительную жизнестойкость, однако именитых актеров это раздражало. Между тем «Слуги лорда-камергера» все еще играли в «Куртине», а «Слуги лорда-адмирала» — на другом берегу реки, в «Розе». Нет никаких свидетельств, подтверждающих, что в тот год труппа выезжала на гастроли, поэтому можно предположить, что Шекспир вместе с остальными актерами играл в столице. Мы знаем, что осенью 1598 года они представляли новую пьесу Бена Джонсона «Всяк в своем нраве». Выходит, Шекспир играл в пьесе/ автора которой последующие поколения провозгласили его «соперником». Сторонники обоих драматургов, скорее всего, изрядно преувеличивают, рассказывая об этом соперничестве. Мы можем возразить им, напомнив, что Шекспир стал крестным отцом одного из детей Джонсона.

О том, что Бен Джонсон отличался упрямым, капризным и вспыльчивым нравом, знают все на свете. Но часто забывают о том, что он был превосходным художником слова, создававшим произведения для театра в особой, только ему свойственной манере. В отличие от Шекспира, он не стремился был доставлять удовольствие публике. Однако он искренне верил в себя, гордился своими успехами и заботился о том, чтобы его сочинения были изданы должным образом. К творениям Шекспира он, кажется, относился с восхищением, впрочем критикуя их за излишне стремительное развитие действия и «нестыковки» в сюжете. Джонсон преклонялся перед античностью и получил классическое образование. Он признавал гениальность Шекспира, однако полагал, что тот впадает в крайности и слишком далек от жизненной правды. По словам Джона Драйдена, «читая высокопарные разглагольствования Макбета, недоступные пониманию, он [Бен Джонсон] повторял, что это ужасно». Из записок современников нам известно, что двум драматургам случалось беседовать в таверне «Русалка». Сама таверна находилась на задах Бред-стрит, войти туда можно было со стороны Чипсайда и Фрайди-стрит. Джонсон имел репутацию сквернослова, у него с языка то и дело слетали сексуальные намеки и разные непристойности; Шекспир, как мы убедились, тоже не гнушался скабрезностей, так что их разговоры были, вероятно, не всегда поучительны. Современных слушателей они бы, несомненно, шокировали. «Много было поединков в острословии между ним [Шекспиром] и Беном Джонсоном», — писал Томас Фуллер в «Истории знаменитостей Англии»:

Этих двоих я бы сравнил с большим испанским галеоном и английским военным кораблем; господин Джонсон, словно галеон, был лучше оснащен знаниями; действовал медленно, но основа тельно. Шекспир, подобно легкому английскому судну, казался менее внушительным, зато был легок на плаву, ловко маневрировал в волнах, стремительно менял направление и подстраивался под любой ветер благодаря быстрому уму и изобретательности.

Автор этого прелестного отрывка также отличается изобретательностью. Вряд ли Фуллера можно цитировать как свидетеля, поскольку родился он не ранее 1608 года; однако ему удалось уловить индивидуальные особенности обоих драматургов.

В этот период сэр Уолтер Рэйли основал «Клуб Русалки», члены которого встречались каждую первую пятницу месяца; среди них были, по словам одного из первых издателей Бена Джонсона, Шекспир, Бомонт, Флетчер, Донн и сам Джонсон. Бомонт написал Джонсону стихи о встречах в «Русалке»:

Что там происходило? Мы слыхали

Слова, исполненные быстрой мысли

И скрытого огня…

Принадлежали ли какие-то из этих «слов» Шекспиру, неизвестно. Но среди членов «Клуба Русалки» значился Эдвард Блаунт, один из издателей шекспировского Первого фолио. Так что определенная связь существует. Джонсон в то время открыто признавал себя католиком и встречался в «Русалке» с собратьями по вере. Прежним владельцем «Русалки» был хозяин типографии, католик Джон Растелл, связанный родственными узами с сэром Томасом Мором. Компания, собравшаяся в необычном месте, надолго остается дружной. Позднее, когда Шекспир купил на паях дом, одним из его совладельцев стал хозяин «Русалки» Уильям Джонсон.

Вскоре после выхода в свет пьесы «Всяк в своем нраве» произошла стычка между Джонсоном и его бывшим коллегой по труппе лорда-адмирала, актером Гэбриелем Спенсером. Ссора, возможно, произошла из-за недавнего перехода Джонсона к «Слугам лорда-камергера» или же по каким-то личным причинам. Как бы то ни было, на полях Шордича недалеко от «Театра» произошла дуэль, где Джонсон насмерть сразил Спенсера своей шпагой. Драматурга спасло от виселицы старинное «право священнослужителей» на помилование; в елизаветинские времена им могли воспользоваться те, кто доказал свою грамотность. На большом пальце Джонсона выжгли клеймо «Т» — «Тайберн», чтобы в следующий раз он не избежал наказания.

В это же самое время Бербедж и Шекспир, вместе с коллегами по театру, пришли к важному решению, которое имело последствия и для молодого Бена Джонсона. Их переговоры с владельцем «Театра» по поводу аренды зашли в тупик. Споры затянулись надолго, и за это время, внимательно изучив существующий контракт, друзья нашли решение проблемы. Хозяину принадлежала земля, но не сам театр. Так пусть он и остается со своей землей, а театр они перенесут на новое место. И они на самом деле буквально перетащили здание. Спустя три дня после Рождества 1598 года, при сильном снегопаде, братья Бербеджи, Катберт и Ричард, вместе со своей матерью, двенадцатью рабочими, землемером и плотником Питером Стритом явились к зданию театра в Шордиче. Оскорбленный хозяин земли, Джайлз Аллен, оставил красочное описание происходящего.

Бербеджи с компанией «собрались воинственной толпой», вооруженные «шпагами, кинжалами, пиками, топорами и тому подобными предметами», после чего «пытались снести упомянутый театр». Аллен утверждает, что многие люди просили их «прекратить беззаконные действия», но Бербеджи упорствовали и принялись «крушить здание театра самым скандальным и возмутительным образом». Из-за этого жители Шордича пребывали «в большом беспокойстве и великом испуге». Интересно, что при Тюдорах общественные отношения часто напоминали мелодраму; на всех уровнях это общество насквозь пронизано театральностью.

Большое беспокойство, если таковое действительно имело место, продолжалось четыре дня. За это время Бербедж и его команда разобрали старые бревна, из которых был построен театр, и погрузили их в тележки; артистические уборные, балки, галереи — все сняли и переправили на другой берег реки, на пароме и по Лондонскому мосту. О железных конструкциях не упоминается, хотя маловероятно, чтобы столь ценный материал просто так бросили. Многое, конечно, по ходу дела развалилось. Театр со всеми его принадлежностями разместили на южном берегу реки, где Бербеджи еще раньше взяли землю в аренду сроком на 31 год. Участок находился немного восточнее «Розы», в Саутуорке, в районе увеселительных заведений, в некотором отдалении от берега.

Бен Джонсон, описывая это место, упоминал, что его «отделяет от болот глубокая канава». Там было полно мусора, тины, нанесенной приливами, и местами стояла вода. Со временем «Слуги лорда-камергера» привели участок в порядок; теперь на нем разместилось семь садов, дом и несколько помещений для сдачи внаем, где могли жить пятнадцать человек.

Вот в каких нездоровых условиях появился «Глобус». Построить его здесь было смелым и мудрым решением. Николас Бренд, хозяин земли, на которой сооружали «Глобус», приходился родственником королевскому казначею. Репутацию он имел безупречную. Список доверенных лиц, участвовавших в переговорах о сделке, может многое рассказать о сложных социальных связях в елизаветинском обществе. Один из них, кузнец Томас Сэвидж, был родом из Раффорда в Ланкашире, где, как полагают, Шекспир в молодые годы служил у сэра Томаса Хескета школьным учителем и актером. Жена Сэвиджа происходила из многочисленного семейства Хескетов. Возможно, это было простым совпадением, однако оно все же наводит на размышления. Другим поручителем был купец по имени Уильям Левесон, участник колониальной экспедиции в Вирджинию, к которой имел отношение граф Саутгемптон. Таким образом, два давних покровителя Шекспира оставили след и в его дальнейшей карьере.

Джайлз Аллен, естественно, пришел в крайнее раздражение, обнаружив, что театр, стоявший на его земле, исчез. Он попытался взыскать с Бербеджей по суду восемьсот фунтов за причиненный ущерб. Дело рассматривалось два года в различных инстанциях. Но Бербеджи действовали строго в рамках закона, и Аллен не получил компенсации.

Строительство «Глобуса» шло не так быстро, как предполагалось. И Бербеджи решили привлечь к делу новых компаньонов. Они образовали группу из пяти пайщиков, поделив расходы; пайщики при этом становились совладельцами нового театра. Одним из них был Уильям Шекспир, ему отныне принадлежала десятая часть театра, в котором он играл и для которого писал пьесы. Теперь связь драматурга с театром стала настолько крепкой, насколько это вообще возможно. Его компаньонами были ведущие актеры труппы лорда-камергера: Уилл Кемп и Томас Поуп, Джон Хемингс и Огастин Филипс. Благодаря этому новому предприятию все они постепенно превратились в довольно богатых людей.

Питер Стрит обязался завершить работы за семь месяцев, хотя в его заявлении, скорее всего, просто проявился извечный оптимизм строителя. «Глобус» возводили на заболоченной почве, а потому требовался особенно прочный фундамент; в землю вгоняли деревянные сваи, через канаву перекинули мост для публики. На это отвели шестнадцать недель. К маю 1599 года в официальном документе уже значился «domus» с примыкающим садом в приходе Спасителя в Саутуорке «in occupation Willielmi Shakespere et aliorum», занятый Уильямом Шекспиром и другими; имя Шекспира, вероятно, особо выделено потому, что он переехал туда первым. Достаточно любопытное здесь слово «domus» может означать как сам театр, так и примыкающий к нему дом. Шекспир, обосновавшийся в непосредственной близости от театра, — такую картину представить совсем не трудно.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.