Правитель канцелярии

Правитель канцелярии

Когда Леонид Ильич возглавил страну, он вспомнил всех своих друзей по Молдавии. Константин Устинович Черненко стал заведовать общим отделом ЦК КПСС (его предшественника Владимира Малина утвердили ректором Академии общественных наук при ЦК КПСС), Сергей Павлович Трапезников — заведующим отделом науки и учебных заведений ЦК, Семен Кузьмич Цвигун — генералом армии и первым заместителем председателя КГБ.

Ключевую роль в окружении Леонида Ильича играл Черненко. Первые годы его многие даже не замечали. Ошибочно принимали просто за помощника Брежнева и не подозревали о той особой роли, которую он играл в системе власти.

Черненко и не стремился выставлять себя на первый план, избегал публичности. Выступать не любил и не умел. Все считали, что он должен оставаться в тени. Он не возражал: в тени, значит в тени. Его сила состояла в другом.

Семнадцать лет Черненко возглавлял общий отдел ЦК. Раньше общий отдел назывался особым сектором, а руководил им бессменный помощник Сталина — знаменитый Поскребышев. Но и при нем это была всего лишь партийная канцелярия. Черненко превратил отдел в инструмент власти и орган управления партийным аппаратом.

Задача общего отдела — «обслуживание высших органов партии». Имелось в виду организационно-техническое обслуживание. Но получилось иначе. Ни один документ, в том числе самый секретный, самый важный, не мог миновать общего отдела. От Черненко зависело, какие бумаги лягут на стол генеральному секретарю, какие люди получат возможность изложить свое мнение, какую информацию получит генеральный.

Даже материалы КГБ шли через заведующего общим отделом. Только в исключительных случаях председатель Комитета госбезопасности докладывал лично генеральному. Но Андропов появлялся в кабинете Брежнева раз в неделю, а Черненко — каждый день и не один раз.

Помощники Брежнева вспоминали, что Черненко сам приносил Леониду Ильичу все важнейшие документы, поступавшие в Центральный комитет, сопровождая их своими комментариями и рекомендациями. Причем делал он это с большим искусством, умел доложить дело так, чтобы оно не вызывало раздражения, сглаживал острые углы, что особенно нравилось Леониду Ильичу.

Члены политбюро и секретари ЦК не имели возможности без доклада зайти к генеральному секретарю. Все должны были спросить разрешения у Черненко, объяснить, по какому вопросу желают видеть генерального.

Виталий Воротников, который в начале 1970-х был первым секретарем Воронежского обкома, вспоминал, как он обратился к секретарю ЦК Федору Кулакову, занимавшемуся аграрными делами, с идеей реорганизации системы снабжения сельскохозяйственной техникой.

Кулаков внимательно выслушал Воротникова, что-то ему понравилось, с чем-то не согласился. Потом сказал:

— Готовьте обстоятельную и доказательную записку в ЦК, тогда будем обсуждать вашу идею.

Воротников попрощался и двинулся к двери. Федор Давыдович остановил:

— К Леониду Ильичу не заходил?

— Нет, — ответил Воротников.

Кулаков укоризненно заметил:

— Надо чаще наведываться к генеральному. Воротников позвонил в приемную Брежнева, попросил о встрече. Ему велели перезвонить через день, возможно, Леонид Ильич его примет. Он не стал звонить, а через день вошел во второй подъезд здания ЦК на Старой площади и поднялся на пятый этаж, где был кабинет генерального секретаря. Его попросили подождать — Брежнев принимал иностранцев. В приемной уже собралось несколько первых секретарей обкомов. Брежнев пригласил их всех вместе.

— Нам надо чаще общаться, — сказал он, — а многие секретари редко звонят. Конечно, я неплохо информирован о политической обстановке и хозяйственных делах на местах. Но одно дело информация аппарата ЦК, помощников, другое дело — прямые контакты с вами. Не стесняйтесь лишний раз «побеспокоить» генсека. Правда, нужно не размазывать беседу, доклады должны быть короткими, четкими и объективными.

Брежнев много курил, рассказывал о ситуации в стране, о поездке за границу, о планах. Он расспрашивал и секретарей, но им долго говорить не давал, сам что-то вспоминал.

Прощаясь, опять со значением сказал:

— Во всех делах надежда и опора на вас. Всегда рассчитывайте на мою поддержку. Не стесняйтесь, излагайте мне свои предложения. Нам нужны контакты, общение. Опора государства — это партия, ее ЦК, а на местах — обкомы.

Воротников написал подробную записку и вновь приехал в Москву. Кулаков прочитал все восемь страниц записки, ему понравилось.

Воротников сказал:

— Раз так, Федор Давидович, тогда доложите Леониду Ильичу.

Кулаков задумался, покачал головой:

— Так у нас ничего не выйдет.

Он позвонил Черненко и стал ему рассказывать суть предложения:

— Надо бы познакомить с идеей Брежнева. А еще лучше, если бы Леонид Ильич принял Воротникова.

Выслушав ответ Черненко, Кулаков сказал Воротникову:

— Иди к Черненко, он все устроит.

Воротников сильно удивился, что член политбюро и секретарь ЦК не решается сам позвонить генеральному, а просит об этом заведующего общим отделом.

Воротников тогда еще не вник в аппаратные тонкости. Со временем он сам станет членом политбюро, и ему многое откроется. Черненко даже не стал читать записку, а сказал Воротникову:

— Оставь, а о приеме известим.

Черненко действительно все устроил. Брежнев на следующий же день принял Воротникова. Стал говорить о межхозяйственных животноводческих комплексах, о мелиорации, удобрениях. Медленно и вдумчиво читал записку, одобрительно комментировал по ходу чтения. Упомянул Кулакова:

— У нас дельный секретарь ЦК Федор Давыдович Кулаков. Его уважают на местах. Хороший мне помощник.

Брежнев доверял Черненко и часто, ничего не спрашивая, подписывал заготовленные им резолюции. Или же Константин Устинович просто получал от Брежнева устное согласие и писал на документе: «Леониду Ильичу доложено. Он просит внести предложение». Все, дело сделано…

Решая кадровые вопросы, Брежнев советовался прежде всего с Черненко, который все знал о партийных секретарях, о сотрудниках аппарата, о высшей номенклатуре, в том числе весьма деликатные подробности их жизни.

Это был единственный отдел, в котором секторы был номерные: первый сектор ведал подготовкой материалов для заседаний политбюро; второй — подготовкой материалов для заседаний секретариата ЦК; третий — занимался приемом и отправкой документов; четвертый — приемом и отправкой шифротелеграмм; пятому сектору был поручен контроль за исполнением решений ЦК; шестой — это архив политбюро; седьмой — архив секретариата; восьмой — архив «особой папки».

Контроль был формальным: следили только за тем, чтобы документы исполнялись точно в срок. Когда подходил срок внесения в ЦК предложений по тому или иному пункту постановления, из общего отдела звонили в отраслевой:

— Иван Иванович, срок подходит. Как у вас?…

— Все готово, бумага у руководства на подписи. Потом в составе отдела выделили группу по работе с письмами трудящихся (впоследствии подотдел). Всего в общем отделе трудилось около пятисот человек. В основном это были технические работники.

Первый и шестой секторы, которые обслуживали политбюро, находились в Кремле — там заседало политбюро, остальные на Старой площади. Входившие в состав общего отдела архивы хранили высшие секреты государства — от военных до политических. Там находился личный архив Сталина и взрывоопасные материалы, которые таили от мира: оригиналы секретных протоколов, подписанных с немцами в 1939 году о разделе Польши и Прибалтики, документы о расстреле польских офицеров в Катыни и многое другое.

Даже члены политбюро не имели доступа к этим документам. Только два человека имели неограниченный доступ ко всем документам — генеральный секретарь, который, естественно, никогда не бывал в архиве, и Черненко, хранитель секретов партии.

Когда Черненко возглавил общий отдел, появилась возможность быстро продвигать нужные Брежневу бумаги и тормозить ненужные. Одно решение принималось с курьерской скоростью, другое надолго застревало в партийной канцелярии.

Решения ЦК готовились всеми отделами, обсуждались на секретариате ЦК, а выпускал их в свет именно общий отдел. Известны случаи, когда бумаги, утвержденные на секретариате, хода не получали — общий отдел их не выпускал. Разумеется, этому предшествовала договоренность с генсеком, но тем не менее это свидетельствует о власти руководителя общего отдела.

Черненко создал электронную систему обработки информации, вычислительный центр ЦК. Компьютеры были отечественные, минские, но он распорядился заткнуть за пояс вычислительный центр Госплана. В общем отделе сформировалась колоссальная база данных по кадровым вопросам — на всю номенклатуру ЦК. Все документы, все постановления были занесены в компьютеры. Черненко этим гордился. Любой документ можно было найти за считаные минуты.

Между Кремлем, где сидел Брежнев и где проходили заседания политбюро, и зданиями ЦК на Старой площади провели подземную пневматическую почту, что позволяло мгновенно доставлять нужные бумаги генеральному секретарю. За это Черненко получил Государственную премию.

Константин Устинович избавил Брежнева от черновой работы. Он все помнил, все знал, всегда был под рукой, готовый исполнить любое указание. Между ними установились весьма близкие, доверительные отношения, и Леонид Ильич давал Черненко поручения самого деликатного характера, с которыми он не обратился бы ни к кому другому…

В последние годы, когда Брежнев чувствовал себя совсем больным, Черненко стал ему особенно нужен. Когда другие помощники приходили к Брежневу с какими-то неотложными вопросами, он раздраженно говорил:

— Вечно вы тут со своими проблемами. Вот Костя умеет доложить…

Леонид Ильич заботился о своем верном помощнике.

В 1976 году проходил XXV съезд партии, и Черненко взял подготовку документов съезда в свои руки. Отдел организационно-партийной работы занимался проведением местных выборов, отбором делегатов на съезд. А Черненко ведал документами съезда и был за это отмечен высшей государственной наградой.

Тогда существовала четкая градация. Высшему партийному руководству по случаю шестидесятилетия присваивалось звание Героя Социалистического Труда. К промежуточным датам давали орден Ленина или Октябрьской Революции. Черненко — хотя у него была не круглая дата — в марте 1976 года получил золотую звезду Героя Социалистического Труда. Формулировка указа многих поразила — за подготовку и проведение съезда партии. И на мартовском пленуме его избрали секретарем ЦК.

Общий отдел стал ведущим в центральном аппарате не потому, что так Брежнев распорядился, а потому что Черненко его таким сделал. Он ежегодно проводил совещания с работниками общих отделов местных партийных комитетов. Иногда на совещаниях присутствовал Брежнев. Он этим поднимал авторитет Черненко.

— Леонид Ильич не просто присутствовал как свадебный генерал, — рассказывал Вадим Печенев, который стал помощником Черненко. — Брежнев выступал. Причем без бумажки. Иногда позволял себе назвать Константина Устиновича Костей. Все всё понимали. «Вот Костя вчера звездочку получил. Вы что думаете, это так? Вот как съезд прошел!» И начинал рассказывать. Он заводной был, Брежнев, мог зажечь аудиторию.

— Брежнев всех именовал по имени-отчеству, всех членов политбюро, а его Костей называл, — вспоминал главный помощник Черененко Виктор Прибытков. — Я чувствовал, что ему это не нравилось, но генсек есть генсек. «Ты, Костя, погляди, ну во что ты меня втягиваешь, ты сам с ним поговори». Вот Костя все и делал, очень покладисто и терпеливо…

Осенью 1979 года послу в ГДР Петру Абрасимову позвонил из Москвы Брежнев, сказал, что возглавит делегацию, которая приедет на празднование тридцатилетия ГДР. Спросил, какая ожидается погода, и как бы мимоходом упомянул, что в составе делегации будет Черненко, и добавил:

— Ты там поговори с Хонеккером — не мешало бы немцам наградить его своим орденом.

Это поручение Абрасимов не смог выполнить. И на второй или третий день визита Брежнев упрекнул Хонеккера:

— Эрих, что тебе — жалко Черненко орден дать? Хонеккер недоуменно посмотрел на посла, который его не предупредил о пожелании советского лидера. На следующий день вечером приехал первый секретарь ЦК социалистической единой партии Германии в сопровождении нескольких членов политбюро и вручил Черненко орден Карла Маркса — высшую награду ГДР.

Константин Устинович не был человеком корыстным, никогда не брал подношений.

— На меня несколько раз выходили крупные руководители, — рассказывал Виктор Прибытков. — «Слушай, тут сейчас праздник, домашнего кое-чего подошлем». Я знал Черненко, поэтому отвечал: «Я сам не могу решить, мне надо с Константином Устиновичем поговорить». — «Да зачем советоваться, что это, взятка?» Я говорил, что таков порядок.

Однажды такую посылку Прибыткову все-таки всучили. Он не знал, что с ней делать, и позвонил жене Черненко:

— Анна Дмитриевна, вот такую штуку я допустил. Она: «Ради бога не говори Константину Устиновичу». А что с посылкой делать? — «Отдай Володе Маркину, начальнику охраны, что-нибудь придумаем». А что придумали? Отдали эти бутылки охране.

Прибытков все-таки пошел к Черненко и рассказал, что есть такие звонки. Как реагировать? Тот ответил:

— Знаешь что, у тебя много работы, не занимайся этим, не бери на себя эту обузу. Будут звонить, скажи, чтобы со мной связывались.

Конечно же самому Черненко с предложением подношений никто позвонить не смел.

В последние годы жизни Брежнева роль Черненко невероятно возрасла. Он тщательно фильтровал информацию, поступающую к Брежневу, определял график его работы. Секретари в приемной генсека были его подчиненными.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.