Каламубрист[143]

Каламубрист^[143]

Самой, возможно, стильной и противоречивой фигурой журнального мира Лондона был в те дни карикатурист, редактор и бонвиван Марк Боксер. Это он создал обложки для цикла романов «Танцы под музыку времени», все двенадцать томов которого стояли у меня на полке рядом с другим циклом — «Дарами забвения» Саймона Рейвена, которому я отдавал (и сейчас отдаю) предпочтение. В шестидесятых Боксер руководил созданием и выпуском первого в Британии цветного журнального приложения к газете («Санди таймс»), ныне же был главным редактором «Татлера». Как-то во второй половине восьмидесятых я получил от Боксера письмо с просьбой позвонить в его рабочий кабинет.

— А, ну да. Стивен Фрай. Здравствуйте. Могу я пригласить вас на ленч? Завтра у Лангана, годится?

О ресторане «Пивная Лангана» я слышал, но никогда еще в нем не бывал. Основанный Питером Ланганом, Ричардом Шефердом и актером Майклом Кейном, он приобрел репутацию одного из самых гламурных и эксцентричных ресторанов Лондона. Гламурность обеспечивалась принадлежавшей ресторану коллекцией произведений искусства, меню работы Патрика Проктора и постоянным присутствием за его столиками кинозвезд, аристократов и миллионеров; эксцентричностью же ведал Питер Ланган. Этот новатор ресторанного дела, вечно пьяный ирландец, склонный к резким перепадам настроения, был печально известен своим обыкновением оскорблять посетителей, к которым он внезапно проникался непредсказуемой неприязнью, рвать в клочья счета тех, кому хватало смелости спорить с ним, гасить сигареты в их салатах и гнать их вон из ресторана. С бутылкой «Круга» в одной руке и сигарой либо сигаретой в другой он переходил, пошатываясь, от столика к столику, смеясь и ругаясь, улыбаясь и рыкая, обнимая одних и отталкивая других. Кухня в ресторане была приличной, но не безупречной, обстановка — волшебной, а опыт, который в нем можно было приобрести, столкнувшись с Питером, — незабываемым. Дон Бойд рассказал мне, что его жена, Хилари, как-то обнаружила в поданном ей там салате слизня. Когда мимо их столика проходил икавший Питер, Дон остановил его и указал на нежелательного брюхоногого, устроившегося среди зелени на тарелке жены.

Питер согнулся в две погибели, вгляделся в тарелку.

— Ну что же, спасибо, — сказал он, беря двумя пальцами подрагивавшего живого слизня. — Большущее вам спасибо, дорогой.

Он уронил слизня в свой стакан «Круга», осушил оный и рыгнул.

— Люблю хороших свежих улиток, особенно если с ракушками возиться не требуется. Вкуснотища охеренная.

Я пришел в ресторан пораньше, как приходил на любую назначенную встречу, и меня провели наверх. Марк появился точно в срок.

— Надеюсь, вы не против того, чтобы посидеть здесь, наверху, — сказал он. — Здесь как-то спокойнее. Особенно когда по ресторану шастает Питер. Вы с ним знакомы?

Я ответил отрицательно.

— Вот и постарайтесь не познакомиться, — сказал Марк.

Боксер оказался приятной наружности человеком лет, я полагаю, пятидесяти, но обладавшим моложавостью, которая попросту бросалась в глаза и придавала ему сходство с эльфом. Он был женат на дикторше программы новостей и соучредительнице телекомпании «Ти-ви-эй-эм» Энни Форд. Пока мы управлялись с первыми двумя блюдами, он болтал — очаровательно и весело, перескакивая с темы на тему, — так, точно только для того и пригласил меня на ленч. Истории из его кембриджской жизни привели меня в совершенный восторг.

— В то время было модно выдавать себя за гомосексуалиста. Я носил фантастически узкие белые брюки и уверял каждого регбиста, с каким знакомился, что он — самая сладкая душечка на свете. Тот, кто не вел себя так, казался каким-то странным. Во всяком случае, в моем кругу. А начнешь изображать гея, так никто и глазом не моргнет. Ну и разумеется, девушки на нас просто-напросто вешались. Вам известно, что я единственный, если не считать Шелли, человек, которого изгоняли из университета за атеизм?

— Нет! Правда?

— Ну, почти. Я редактировал «Гранту» и опубликовал стихотворение, уже не помню чье, которое университетские власти сочли богохульственным. И потребовали исключить меня как редактора, однако на мою защиту прямо-таки стеной встали Э. М. Форстер, Ноэл Аннан и другие, так что полное исключение заменили временным, из чистой подлости назначив его на Майскую неделю, чтобы я на Майский бал не смог попасть, да только они не сообразили, что балы-то эти продолжаются далеко за полночь. И едва часы пробили двенадцать, я объявился в «Кингзе», и меня, облаченного во фрак, носили от шатра к шатру на руках, как одержавшего победу героя. Дивная была ночка.

Мне с трудом верилось, что передо мной — человек одних с моим отцом лет. Он обладал даром — если, конечно, это дар — внушать мне более сильное, чем обычно, чувство, что я буржуазен, зауряден и ничем не интересен.

— Итак, ? nos moutons, ^[144] — сказал он, когда подали сыр. — «Татлер». Я знаю, вы уже однажды писали для нас. Чудесная, кстати сказать, была статья. В ней действительно все правда?

Речь шла о моем опусе, напечатанном «Татлером» в том же году, несколько раньше, — мы им еще займемся. Я покраснел точно мак, что происходило со мной при каждом упоминании о той статье.

— Да. Полная.

— Боже милостивый. Ну ладно. Журнал… Вы его, кстати, читаете?

— Время от времени… То есть нельзя сказать, что я его не читаю, но, по-моему, я ни разу его не покупал. Не считая номера с моим сочинением.

— Ну и ладно, — сказал он. — Вот взгляните, это номер за следующий месяц. Обложки у нас в последнее время чудесные. Мы позвали в главные художники Майкла Робертса. Он великолепен — никакими словами не опишешь.

Я взял предложенный им номер, полистал.

— Тут все хорошо, — продолжал Марк. — Все правильно. Но правда, кое-что… кое-чего не хватает.

— Ну, чем бы оно ни было, — сказал я, — это определенно не реклама.

— Ха! Нет, дела у нас идут очень хорошо, поверьте. Однако мне нужен человек, который мог бы каждый месяц, ну… принюхиваться к номеру, прежде чем он пойдет в типографию.

— Принюхиваться?

— М-м… как бы это объяснить? Просматривать статьи, развороты, прикидывать, что их объединяет. И придумывать текст для обложки и спинки…

— Спинки?

— Для задней обложки.

— А, ну да, спинка.

— Мне требуется человек, который не участвует в создании номера каждодневно. Чтобы принюхиваться к нему и…

Тут меня озарило.

— Вы говорите, — спросил я, — о человеке, который сочинял бы для вас шуточки и каламбуры?

Он хлопнул ладонью по столу:

— Я знал, что вы поймете!

Еще с того времени, когда у руля «Татлера» стояла выдумщица и новаторша Тина Браун, этот журнал славился, помимо прочего, каламбурными заголовками, подзаголовками и фразочками, появлявшимися на «спинках», как они, оказывается, назывались.

— Значит, договорились. Вы — наш командующий каламбурами. — Явно довольный, он одним глотком допил свой кофе. — Да, и вот еще что пришло мне в голову по дороге сюда. Нам присылают кучу самых разных книг. По большей части это невыносимо скучные руководства по ужению на муху или воспоминания давно забытых герцогинь, но иногда встречается и кое-что занятное. А книжного обозревателя у нас нет. Давайте мы будем раз в неделю доставлять вам курьером все присланные в редакцию книги, чтобы вы могли…

— Принюхиваться к ним?

— Вот именно. Принюхиваться и сочинять колонку с их обзором или просто рассуждениями о том, что за книги издают в наши дни. В общем, что-нибудь злободневное и зловонное. Вам это интересно?

Я заверил его, что злободневное и зловонное всегда пробуждало во мне живейший интерес.

— Отлично. Тогда, может, сходим сейчас к нам на Ганновер-сквер, я бы вас со всеми и познакомил.

— А мне часто придется бывать в редакции?

— Да нет, будете просто заглядывать туда время от времени, чтобы…

— Принюхаться.

— Точно, чтобы принюхаться.

Первый номер, в котором я исполнил роль генерального нюхача, вышел в июне. Время стерло из моей памяти безобразные акты насилия над словами, в которых я был тогда повинен, могу сказать лишь, что для каждого номера, к коему я оказывался причастным, мне приходилось совершать больше дюжины этих актов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.