Глава 47

Глава 47

Время шло. И как-то утром, накормив Гарика, я на кухне занялась своими мелкими делами. Слышу — Гарик дома. Посмотрела на часы и с ужасом крикнула ему наверх: "Гарик, ты уже опоздал на работу!". Он вышел на лестничную площадку и спокойно ответил: "Мама, я в отпуске. Я уже окончил среднюю школу, и мне на работе дали 10 дней отпуска — подготовиться к вступительным экзаменам в университет". В те годы в Москве появилось новое проклятие: пусть ваши дети учатся в десятом классе.

Свое состояние не берусь описать, но в голове явно помутилось. Я притихла, села на нижнюю ступеньку лестницы. Гарик спустился ко мне. Он увидел — его сообщение меня испугало.

— Мама, у меня целых десять дней до экзаменов. Как и у всех наших ребят, с которыми я кончал вечернюю школу рабочей молодежи.

— Гарик, мне звонят ежедневно физики — студенты старших курсов МГУ. Они справляются о здоровье папы и всегда предлагают свою помощь. Я их попрошу, чтобы они позанимались с тобой, порешали те типовые задачи, которые могут быть по физике и математике на экзаменах в университет.

Гарику мое предложение явно не пришлось по душе. Он молча поднялся наверх, а сверху сказал: "Мама, я буду заниматься один. А если ты пригласишь кого-ли- бо заниматься со мной, я уйду из дома". Мальчик про- являл характер отца. Это было даже приятно.

У Дау в больнице я сказала: "Даунька, у Гарика через 10 дней вступительные экзамены в университет".

— Как, Гарик уже кончил среднюю школу?

— Да, оказывается, на днях он получил аттестат зрелости, я сегодня сама только узнала эту новость.

— Коруша, какая успеваемость у Гарика?

— Не знаю. Я Гарика совсем забросила, я даже забыла, что он кончает школу. Сегодня как снег на голову "через 10 дней экзамены в университет".

— Коруша, собственно говоря, почему ты расстроена? После окончания средней школы всегда бывают экзамены в высшее учебное заведение. Это естественное явление. Чем ты взволнована?

— Даунька, я хотела пригласить физиков, чтобы они помогли Гарику подготовиться к экзаменам, а Гарик категорически отказался. Он сегодня вечером к тебе придет. Ты ему скажи, он тебя послушает. Пусть порешает задачи по физике и математике с физиками. 10 дней подготовки к экзаменам — ведь это так мало.

— Коруша, — сказал Дау, — ты говоришь глупости. Гарик прав: специально готовиться к экзаменам, да еще с репетиторами, — не нужно. Он проучился в школе десять лет, он должен с ходу без подготовки выдержать конкурсный экзамен в университет. А если он не пройдет по конкурсу, следовательно, у него нет способностей учиться в высшем учебном заведении. Тогда Гарик должен пойти работать на производство. Высшее учебное заведение засорять нельзя. Там должна учить ся способная молодежь, а не подготовленная с репетиторами.

Все отлично, пришла я к выводу, возвращаясь домой. Дау прежний, все его взгляды прежние, следовательно, все очень хорошо. И ничего нет страшного, если Гарик пойдет работать на производство. Я после школы горела желанием присоединиться к истинно рабочему классу. Главное, Дау мыслит, как прежде, он выздоровеет. В этом было все мое счастье!

Вечером вместе с Гариком пошла к Дау, прихватив с собой стопку стандартных нарезанных листов бумаги, которыми Дау пользовался в своих научных изысканиях.

— А, Гарик! — воскликнул Дау, завидя сына. — Ты уже успел кончить школу (он помнит, молниеносно среагировала я).

— Да, папа.

— Ты не возражаешь, если я тебе сейчас учиню экзамен за всю среднюю школу?

— Нет, — сказала Гарик, очень смутившись от присутствия посторонних.

— Гарик, у тебя бумага есть?

— Есть, — сказала я, передавая Гарику стопку бумаги и ручку.

— Гарик, запиши, — Дау продиктовал Гарику задачу, следя, чтобы Гарик успевал записывать. — Записал? — Да.

— Теперь пиши ответ.

Гарик записал.

— Теперь иди решай.

Я Гарика отвела в комнату дежурных сестер. Он принялся решать задачу, продиктованную отцом из головы. Дау раньше славился тем, что задачи для своих студентов мог черпать из головы, и эти задачи никогда не повторялись, и эти задачи никогда не исчерпывались. Я стала волноваться, но не за Гарика, нет. И меня уже совсем не волновало, выдержит ли Гарик экзамен в университет или нет.

Для себя я уже решила: Гарик пойдет работать на производство, потом в армию. Он еще молод и сейчас совсем здоров, у него все впереди. Он не может выдержать экзамен и пройти по конкурсу. 9-й и 10-й классы, два ответственных года учебы в школе, у него были слишком насыщены трагическими событиями, и он кончил вечернюю школу по моей вине!

В висках стучало, голова раскалывалась от напряжения. Ведь для меня держал экзамен не Гарик, держал экзамен интеллект больного Дау! Пошла к старшей сестре, приняла валокардин и таблетки от головной боли. Зашла к Гарику, мне показалось, что он бесконечно долго решает. Большая стопка бумаги на исходе. Я сказала:

— Мальчик, ты, наверное, запутался. Папа еще очень болен. Он, наверное, сделал ошибку в условии задачи, у тебя, наверное, ничего не получается?

— Нет, мама. Задача правильная, но она очень длинная. Здесь вся средняя алгебра, тригонометрия, геометрия и вся средняя физика. Я никогда не решал таких задач. Сейчас я пойду с тобой.

Волнение, рыдания в горле я должна была сбить большими глотками воды. Стараясь быть спокойной, я шла за Гариком. Дау быстро, привычным жестом надел очки. Передавая листы с решением задачи, Гарик спросил:

— Папа, твой ответ правильный, а как ты его узнал?

Даунька засмеялся:

— Когда я тебе диктовал задачу, в уме я ее сразу решил. Так мой ответ правильный? А сейчас я проверю, правильно ли твое решение.

Дау очень внимательно просматривал решение, в одном месте он сказал:

— Гарик, если бы ты вот здесь применил вот такую формулу, то решение твое было бы гораздо короче и быстрее.

— Папа, нам про эту формулу в школе не говорили. Дау поднял на меня сияющие глаза, сказав:

— Гарик оказался способным. Только реши еще одну задачу. Эта задача будет короче.

Вторую задачу Гарик решил быстро.

На всю жизнь запомнила, как глаза Дауньки сверкнули торжеством, когда он проверял решение второй задачи. Сказал: "Гарик очень способен, не бойся, Коруша, он в университет поступит".

Гарик в университет поступил в 1963 году и, кажется, без труда окончил, неплохо справился и с защитой диплома. Но Дауньки уже не было. Я не сдержала слова, данного Исааку Яковлевичу Кармазину. Я вынуждена была взять Дау домой, и это привело его к смерти. Член-корреспондент Академии наук СССР Гращенков настоял и с помощью интриг заставил меня взять Дау домой. Простить себе это невозможно, нельзя. Я бесконечно казнюсь.

Возвращаюсь к очередным событиям в больнице.

В больнице Академии наук на врачебных консилиумах Егоров и Корнянский, оставленные работать в институте нейрохирургами на более низких должностях, настаивали на необходимости сделать энцефалограмму. Для этого нужно больного академика привезти в Институт имени Бурденко. Они утверждали, что только в своем медицинском учреждении смогут сделать хорошую энцефалограмму. Все врачи согласились. Но осуществить это не удалось. Дау категорически отказался ехать к «врачам-палачам» в нейрохирургию.

На одном из последних консилиумов от психиатров был профессор Снежневский. Гращенков спросил у профессора Снежневского, цитирую: "Давайте попробуем привезти Ландау домой, в его кабинет. Посмотрим, может быть, он забудет о болях в домашних условиях".

Снежневский ответил: "Ни в коем случае. Еще очень рано об этом говорить. По-моему, выздоровление идет нормально. Я вижу большой прогресс в выздоровлении. Мы, психиатры, решим сами, когда это будет нужно. А пока еще очень рано говорить об этом".

В это время президент АН СССР М.В.Келдыш поручил вести дела больного Ландау вице-президенту АН СССР Миллионщикову.

Я забегу по событиям немного вперед. Я позже узнала о том, что Лившиц был очень обижен, что в больнице АН его не приглашают на консилиумы, он даже не может в любое время посетить академика Ландау. Естественно, Женька боялся утратить свое место возле Ландау. Вот вдруг он еще выздоровеет! Выздоравливать Ландау должен только у него, у Лившица на глазах. Следовательно, Лившиц должен помочь Егорову и Корнянскому вернуть им их знаменитого пациента. Тогда к Егорову и Корнянскому опять зачастят иностранные корреспонденты и будут о них писать в зарубежной прессе. Евгений Михайлович сел в свою «Волгу», стал систематически объезжать физиков-академиков, плакаться им, что эта "дура Кора с Топчиевым поместили выздоравливать больного Ландау в больницу, где нет врачей-специалистов по восстанавлению мозговой деятельности. Ландау погибнет, его надо спасать". Физики-академики Тамм, Зельдович и другие, ничего не смыслящие в медицине, согласились с Лившицем. Поспешили к Миллионщикову, тот тоже согласился, что восстанавливать мозговую деятельность Ландау должны врачи-специалисты в Институте нейрохирургии. Егоров тоже посетил вице-президента Миллионщикова, заверив его, что только он может восстановить мозговую деятельность больного Ландау. Миллионщиков заверил и Егорова, и физиков, что если они сумеют больного Ландау перевезти сами и водворить его в нейрохирургию, он не допустит ошибки Топчиева, и Ландау будет выздоравливать у Егорова. Никто из них не знал, какими методами Егоров собирается восстанавливать мозговую деятельность Ландау.

Приближалось 70-летие Егорова, и только его знаменитый пациент, только выздоравливающий Ландау может зажечь Золотую Звезду Героя на груди. Не подозревая этих событий, в палате Ландау я встретила Владимира Львовича, который должен был закончить свои занятия по физкультуре уже часа три назад.

— Здравствуйте, Конкордия Терентьевна. Я специально жду вас. У меня появилась идея. Что если мы завтра с утра, а точнее в 10 часов с Лившицем (он приедет на своей "Волге") сделаем прогулку по городу на автомашине? Лев Давидович ведь уже хорошо ходит. Ему эта прогулка принесет большую пользу, а потом мы привезем его к вам домой. После всего этого вернемся в больницу.

К нам подошла врач Зарочинцева. Владимир Львович сказал, что врач Зарочинцева очень одобряет эту прогулку.

— Да, Конкордия Терентьевна, я считаю, что эта прогулка для Льва Давидовича просто необходима. Я дала свое согласие.

— Валентина Ивановна, если вы как врач считаете это полезным и необходимым, я не возражаю, я согласна.

Владимир Львович чрезвычайно обрадовался. Прощаясь, он сказал: "Конкордия Терентьевна, завтра вы в больницу не приходите. Ждите нас с Львом Давидовичем у себя дома".

Меня поразил счастливо сияющий вид врача физкультуры, но я этому не придала значения.

Вечером, когда пришел Гарик, я ему рассказала о предстоящей прогулке, организованной по инициативе физкультурного врача.

— Гарик, если можешь, пропусти завтра занятия. Папке будет приятно, если ты будешь дома.

Гарик удивленно сказал:

— По-моему, ты, когда рассказывала о последнем консилиуме, назвала фамилию врача-психиатра Снежневского, который в категорической форме, пока, запретил это мероприятие. Сказав, что психиатры сами решат, когда это будет можно. Почему врач Зарочинцева поручила это физкультурнику?

— Гарик, ты прав. Я сейчас же позвоню домой профессору Снежневскому. Он мне дал свой домашний телефон на всякий случай. Как я могла забыть об этом?

Снежневский сам подошел к телефону и был очень удивлен и очень возмущен поведением врача Зарочинцевой. Он спросил:

— Конкордия Терентьевна, вы знаете ее домашний телефон?

— Да, знаю.

Я продиктовала Снежневскому телефон Зарочинцевой. Потом спросила, не нужно ли мне ей звонить и говорить о том, что завтрашняя прогулка не должна состояться.

— Нет, я ей сам все скажу.

Мне осталось сообщить Владимиру Львовичу, что прогулка не состоится. Не хотела, чтобы он в неурочное время приезжал в больницу. Номер его домашнего телефона у меня был. Но как сказать Владимиру Львовичу коротко и ясно: вы, физкультурник, залезли в область психиатров, а психиатр Снежневский это запретил, прогулка не состоится?

На проверку мой характер оказался тряпичным. Я начала мямлить, боясь обидеть физкультурника:

— Владимир Львович, я посоветовалась с сыном.

Мы с ним решили пока эту прогулку отменить. Я уже сообщила Зарочинцевой, что прогулка отменяется

На следующий день с утра зазвонил телефон. Сняла трубку.

— Вы жена Ландау?

— Да.

И полилась беспощадная ругань. Меня ругали, поносили за то, что я отказалась от искалеченного мужа. В ужасе осторожно положила телефонную трубку: что это, вероятно, сумасшедший? Звонки с малыми промежутками продолжали раздаваться. Меня все ругали, упрекали, поносили, обзывали.

Но суть я поняла: врачи якобы выписали из больницы академика Ландау, он уже выздоровел, но остался искалеченным, и я отказалась от калеки-мужа. Оказывается, я "легкомысленная фифочка", выскочила замуж за титул академика и т. д. и т. п. Да, но почему телефон раньше молчал, а сегодня такое нашествие звонков всех москвичей?

Опять звонок: "Жаба, отказалась от такого мужа. Сама скоро подохнешь".

Опять звонок, голос старшей сестры Веры:

— Кора, Майе сейчас звонили и сказали, что врачи выписали Дау из больницы, но ты отказалась взять его домой?

— Ах ты, жаба, как ты смеешь мне такое говорить? Кто вам звонил, кто вам это сообщил?

— Кора, ты не волнуйся, не кричи.

— Позови мне Майку сейчас же к телефону.

— Майя, кто тебе сказал эту чушь?

— Кора, мне многие звонили, и все говорят, что ты отказалась от больного Дау.

— Сейчас же назови мне фамилию, кто тебе сказал это?

— Мне звонил Шальников.

Я бросилась набирать телефон Шальникова. Он подошел сам: Шура, откуда у вас сведения, что я отказалась взять Дау из больницы?

И этот физик мне ответил:

— Об этом уже говорит весь институт. Кора, мы с Олей решили взять Дау к себе.

Я онемела, бросив трубку. Позже поэт Евтушенко напишет: С чужой трагедией будь осторожен! Бестактностью страданья не задень.

Как много профессоров-физиков, имея звания, плохо воспитаны!

Стала соображать, что же произошло. Весь институт знает: любовница Женьки обозвала меня «жабой». И я начала понимать.

Позвонила Женьке, подошла Леля.

— Леля, говорит Кора. Это вы распустили сплетню со своим Женькой, что врачи выписали Дау из больни цы, а я отказала ему в доме. Вы не учли одно обстоя тельство: ваш врач из нейрохирургии всего лишь моло дой физкультурник. Вы медик, вы знаете, ведет больно го Ландау медицинский консилиум. Психиатра Снеж- невского вы не можете не уважать. Предложение физ культурника насчет прогулки Дау вечером я решила согласовать с психиатром Снежневским. Он категори чески запретил эту прогулку, это он отменил прогулку. Снежневский сам звонил Зарочинцевой и запретил ей это мероприятие.

— Как, вы звонили Снежневскому?

— А вы думали как? Послушаюсь вашего Женечку и физкультурника, чтобы они обманным и насильным путем поместили Дау в нейрохирургию, пользуясь тем, что Топчиева уже нет.

Потом этот факт подтвердился.

Вот как бывает: вспомнила, как сама хотела с отчаяния выкрасть Ландау из нейрохирургии, и повеселела. Теперь Егоров хочет выкрасть Ландау.

Телефонные звонки продолжались. Как меня ругала, как меня поносила вся Москва, как меня обзывали! Я все терпеливо выслушивала. В конце концов стала восхищаться: молодцы москвичи!

Они заступаются за моего "наглядно-квантово-механического Дауньку". Они на страже больного! Это говорило о том, как имя Дау популярно в Москве. Звонки продолжались долго, очень долго. В больницу к Дау я приехала счастливая и веселая, думая о том, что если бы не Коруша, Дау сейчас мог быть уже в нейрохирургии. Вот он им задал бы жару! Он уже лев. Нет, они сами привезли бы его обратно. Они глубоко заблуждаются, такого насилия над личностью он никогда бы не вынес. Он бы им показал, где раки зимуют.

Позже очевидцы из нейрохирургии мне рассказывали, что, когда Владимир Львович доложил Егорову о срыве их планов, Егоров выскочил как бешеный и о какой-то рубильник здорово разбил себе голову. Он кричал: второй раз его мероприятие срывается. Следовательно, первый раз — это когда он уверял, что для энцефалограммы больного нужно перевезти в институт. Ведь потом энцефалограммы делали в больнице Академии наук.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.