Тату-apt и самогон-apt

Тату-apt и самогон-apt

Очень хорошие доходы в нью-йоркских тюрьмах у художников узкой специализации: татуировки. Правда, дело это небезопасное — тюремные правила под угрозой карцера запрещают делать наколки себе и другим. Работать приходится скрытно, чаще всего в одной из кабинок туалета или душевой, с помощником, стоящим «на вассе». Выбранный клиентом рисунок делается сначала на бумаге. Затем тело мажут специальным кремом, и татуировщик аккуратно прикладывает к этому месту рисунок. Чернильные контуры отпечатываются на теле, и татуировку накалывают уже по ним. Делается это машинкой, состоящей из моторчика, иглы и ампулы с краской. Мотор обычно вынимают из купленного в ларьке вентилятора. Если такую машинку найдут при шмоне — тоже карцер.

Хотя заключенных с татуировками в американских тюрьмах великое множество, далеко не всегда можно понять, какие наколки сделаны здесь, а какие на воле. Вольные наколки иногда можно определить по цветам, которые в тюрьме не используются (красный, желтый), либо по сюжетам, которые здесь считают глупыми. В Фишкиллской тюрьме многие потешались над огненно-рыжим евреем слегка отмороженного вида: ему пришло в голову наколоть изображения своих детей — два на руках, одно — на ноге. Портреты скорее символические: младший сынок имел вид ангелочка в шляпе и с пистолетом-пулеметом Томпсона. Судя по всему, он доставлял папе немало хлопот.

Из чисто тюремных сюжетов популярна обнаженная девушка, танцующая со смертью. Попадаются также орлы, пауки, драконы (последнее обычно у китайцев). Как правило, никакого подтекста американские тюремные татуировки не имеют. Единственное известное мне исключение — это изображение слезы, которое накалывают у нижнего века. Считается, что это — опознавательный знак осужденных за убийство. От некоторых старых зеков я слышал сетования на то, что такую наколку многие делают «незаконно», проходя по менее внушительным статьям. Самозванцам, однако, ничего не угрожает. Уголовная иерархия в американских тюрьмах отсутствует, и «смотрящих» здесь нет.

Наколки «со значением» я видел только в импортном варианте. Один мой тюремный знакомый — израильтянин, судимый в своей стране за многократные ограбления банков, — имел татуировку с изображением короны — «кетер» — знака статуса, аналогичного российскому «законнику». На острове Райкерс мне повстречался соотечественник, плечо которого украшал пронзенный кинжалом дубовый лист: «Убей прокурора!»

Видел я и арестанта-итальянца с татуировкой в виде контура Сицилии и подписью «Amici Nostri».[8]

Наколки-надписи у американских зеков не особенно в ходу. У англоязычных их практически нет (разве что свое имя или имя женщины), у латиноамериканцев иногда встречаются. Помню, я немного растрогался, увидев как-то на руке пуэрториканца скромное «Perdon Маша»;[9] Члены банды «Латинские короли» порой накалывают девиз своей группировки: «Amor Del Rey».[10] У доминиканца, загоравшего на травке в огромном дворе Уотертаунской тюрьмы, я видел на спине довольно длинную фразу, которую его соотечественник перевел мне так: «В рай меня не примут, в аду боятся, что я захвачу власть». Бакинец, сидевший в тюрьме «Грин Хэйвен» за торговлю «лимонками», собственноручно сделал себе наколки на ногах. На правой значилось «Они устали», на левой — «Но их не догнать». В этом была своего рода ирония: обладателю татуировок набавили срок за попытку побега из тюремного госпиталя в Бруклине.

Даже за самые простые наколки татуировщики берут не меньше блока сигарет. Любители татуировок, впрочем, не скупятся. Многие приплачивают за новую иголку и ампулу с красителем — во избежание заражения СПИДом.

А вот потребителей тюремной браги соображения гигиены не слишком сдерживают. Изготовление ее — тоже доходный промысел. В качестве тары обычно используют пластмассовую бутыль из-под моющего средства для полов (примерно 5 литров). Рецепты браги зависят от фантазии производителя и тех продуктов, которые ему удается купить, получить в посылке или Украсть.

Обычно заливают водой смесь из хлеба, сырого картофеля, сахара и какого-нибудь лимонадного концентрата (для вкуса). Сахарный песок воруют в столовой. Некоторые более утонченные изготовители используют сырые яблоки, которые в нью-йоркских тюрьмах часто дают на завтрак. Один неф в Ривервью пустил в дело даже виноград — конечно, он готовил бражку для себя, а не на продажу. Виноград почему-то пропускают в посылках неограниченно, а вот изюм — не более 60 граммов в месяц.

Впрочем, какова бы ни была рецептура, из-за отсутствия перегонки любителям выпить приходится довольствоваться неизбежно мутной жидкостью мерзкого вкуса и с резким запахом сивухи. Запах, кстати, создает самые большие проблемы: держать емкости с брагой в собственной тумбочке очень опасно. Поэтому обычно брагу фабрикуют арестанты, имеющие доступ к подсобкам или мастерским, где труднее определить, кому именно принадлежит бутыль.

Жарким летом 1995 года в классе ремонта телевизоров Уотертаунской тюрьмы произошел забавный инцидент. Прямо во время занятий раздался громкий хлопок в чулане, где хранились веники и швабры. По классу распространилась волна характерного аромата. Очевидно, кто-то из арестантов-уборщиков решил дополнить самогоноварением свой скудный официальный заработок, но не учел погодных условий. Скандала, впрочем, не произошло: ведущий класс телемастер-вольняшка, сам, судя по пунцовым щекам, любитель зашибить, распорядился выбросить взорвавшуюся емкость и надзирателю ничего не сообщил. Нужно сказать, что это необычно: чаще всего вольные служащие в любой нестандартной ситуации сразу бегут стучать.

В Обернской тюрьме строгого режима, самой старой в штате Нью-Йорк, брагу продавали по кружке за пачку сигарет. На общем режиме берут обычно поменьше, но в Оберне цена включала и закуску. Старик еврей, который делал брагу прямо на кухне, лепил там пирожки с рыбой и выдавал своим клиентам по штуке на кружку. Заключенные очень этому умилялись.

Среди арестантских подпольных профессий есть одна, имеющая репутацию элитной. Нет, не торговля наркотиками — ими как раз в тюрьме никого не удивишь. Любой заключенный, обладающий связями на воле, может продавать наркоту в своем блоке или на общем прогулочном дворе. Самым большим уважением в американских тюрьмах пользуются юристы, познания которых могут сыграть решающую роль в судьбе заключенного.

По закону в каждой американской тюрьме должна работать юридическая библиотека. В тюрьмах общего и усиленного режима заключенные часто вынуждены довольствоваться небольшой комнатой с четырьмя-пятью десятками кодексов, юридических справочников и парой пишущих машинок. В тюрьмах строгого режима, где для многих арестантов хорошо составленная апелляция — единственный шанс обрести свободу, юридические библиотеки порой близки по размерам к университетским. Во всех библиотеках работают сотрудники только из заключенных. В большинстве тюрем существуют курсы, выпускники которых получают право работать «правовыми ассистентами», то есть помогать закаченным составлять юридические бумаги всех видов.

В нью-йоркских тюрьмах можно встретить и бывших профессиональных адвокатов. В Фишкиллской тюрьме я «ознакомился с Марком Фогелем, юристом, который в свое время представлял интересы крупных американских инвесторов в Карибском бассейне. Он даже участвовал в организации правительственного кризиса на Сен-Мартине, чтобы свергнуть несговорчивую администрацию острова. Фогель, осужденный на срок от 4 до 15 лет по 46 эпизодам мошенничества, практически жил в юридической библиотеке. Но он работал только над собственной апелляцией, избегая рассказывать зекам о своей вольной профессии. Другие бывшие юристы, которых я знал — Пласт, получивший срок за заговор с целью убийства своего клиента, и Розенбаум, загремевший за неуплату налогов, — тоже себя не афишировали.

Бывшие профессионалы, как правило, избалованы большими доходами на воле и не хотят рисковать из-за несущественного, по их стандартам, приработка. «Рисковать» — потому что тюремные правила штата Нью-Йорк строго запрещают заключенным взимать плату за юридические услуги другим арестантам. Даже обнаружение во время обыска чужих юридических бумаг чревато карцером. За «правовыми ассистентами» администрация следит особенно бдительно, периодически обыскивая их отсеки и проверяя, не поступают ли на их личные счета подозрительные денежные переводы. Профессиональные юристы, как и другие «интеллигентные» заключенные, обычно стараются быть на хорошем счету — им дискомфортно, когда приходится что-то скрывать или прятаться.

Совершенно другой тип — арестантский юрист (или, по меткому определению одного русского зека, «лойерок»[11]). Чаще всего это долгосрочник, иногда многократно судимый, набивший руку на составлении апелляций, жалоб и прошений, знающий на личном опыте самые разные аспекты уголовного законодательства Некоторые «лойерки» имеют много мелких клиентов: один хочет перевестись в тюрьму поближе к дому, другой оспаривает дисциплинарное взыскание, третий добивается диетической пищи. «Л ой-ерок» готов помочь любому за пару блоков сигарет. Есть и юристы, которые берутся только за крупные дела; составление апелляции или подготовку к иммиграционному слушанию. В таких случаях счет идет на сотни долларов. Их с великими предосторожностями на воле передает доверенному лицу «лойерка» семья клиента.

Мне неоднократно приходилось слышать, что некоторые арестантские юристы работают качественнее, чем профессионалы. На воле действительно трудно найти адвоката нужного профиля. Многолетний опыт личного общения с судебными и тюремными инстанциями зачастую формирует у «лойерков» некое шестое чувство, которого лишены корифеи права с Бродвея и Мэдисон-авеню. Арестантские юристы во многих тюрьмах очень жестко конкурируют, иногда используя чисто гангстерские приемы. В тюрьме Ривервью долгое время очень успешно работал белый «лойерок». Потом туда прибыл с этапом новый правовой ассистент-негр, и в спальном отсеке удачливого конкурента случился поджог. Тюремные правила предписывают в таких ситуациях немедленно изолировать потерпевшего в одиночке «из соображений безопасности» с последующим переводом в другую тюрьму. Это и было проделано с белым «лойерком». Правда, поджигатель своей цели не достиг, его кто-то выдал, и он загремел на штрафной режим. В других случаях, однако, от конкурентов вполне успешно избавлялись такими же или еще худшими методами. Я слышал даже о подбрасывании наркотиков накануне обыска.