Глава пятьдесят восьмая Гордиев узел: март 1897 года

Глава пятьдесят восьмая Гордиев узел: март 1897 года

Антон был нужен всем — Людмиле Озеровой, Елене Шавровой, Вере Комиссаржевской, Лидии Авиловой. А также Левитану. Он хотел, чтобы Антон обследовал его, чтобы Браз написал его портрет для Третьяковской галереи. Собираясь в Петербург, Антон известил Шаврову: «Многоуважаемая коллега! Интриган приедет в Москву 4-го марта в полдень на поезде № 14 — это по всей вероятности. Если Вы еще не уехали, то телеграфируйте мне лишь одно слово: „дома“. <…> Если же Вы согласны позавтракать со мной в „Славянском базаре“ (в час дня), то вместо „дома“ — напишите: „согласна“. Телеграфист может подумать, что я предложил Вам руку и сердце, но что нам до мнения света!!! Приеду я на один день, спешно».

Елена получила письмо 4 марта — отвечать было поздно. Она искала Антона в «Большой Московской», в «Славянском базаре», оставляла записки в «Русской мысли», но он был неуловим, как метеор. В одной из записок, полной глубокого отчаяния, она умоляла его увидеться с ней в Петербурге. Однако в тот самый вечер Антон приник стетоскопом к груди Левитана.

Больного он постарался утешить, но Шехтелю написал: «Дело плохо. Сердце у него не стучит, а дует. Вместо звука тук-тук слышится пф-тук. Это называется в медицине „шум с первым временем“».

Наутро Антон вернулся в Мелихово. Павел Егорович привел в дом священника — исповедать семью и слуг перед приближающейся Пасхой. В парниках между тем удобрили навозом грядки. Чехов нуждался в деньгах — цензор застопорил «Мужиков», а Суворин все не мог найти договора на «Чайку». Александр по поручению Антона насел на Суворина, а затем описал свои злоключения в комической пьеске, попутно обессмертив в ней приготовленную Натальей семгу. Пьеса начиналась так:

Пропавшее условие, или Хвост от семги Драма в 5 действиях Соч. г. Гусева

Действующие лица: Швейцар в доме г. Суворина. Василий, лакей г. Суворина. А. С. Суворин, г. Гусев. Жена г. Гусева.

Действие I. Насадитель просвещения и строитель школ.

Гусев (войдя в переднюю дома г. Суворина, читает письмо): «Надень брюки и сходи к Суворину; спроси, где условие, где марки и отчего он упорно уклоняется от ответа на мои письма. А деньги мне нужны до зареза, так как у меня опять строится школа…» (в сторону) Пррросветители голожопые! Денег нет, а строют школы на фу-фу. Утруждают только поручениями… А нет, чтобы прислать из деревни фунтик масла сливочного или поросеночка к празднику… Попецытели, говно собацее [380].

Александр ненадолго приехал в Мелихово со старшими сыновьями. (Больше сюда он никогда уже не вернется.) Ночевали они во флигеле. Александр рассчитывал на участие родных: похоже, что в Коле, не поддающемся воспитанию и исключенном из школы, заговорили материнские гены, как и положено «в разлагающейся помещичьей семье». Весь вечер Александр со священником пили пиво — старший брат снова впадал в запой.

Девятого марта Александр и сыновья уехали, а в Мелихово на день-другой заглянула Ольга Кундасова. Антон отрешенно ухаживал за Бромом, которого потрепала гончая, и за Хиной, потерявшей щенка. Приход весны, ледоход, неминуемое обострение туберкулеза, умирающий Левитан и хлопоты о его портрете — все навевало мысли о смерти. То и дело ему досаждал отец: «Сейчас за чаем Виссарион разводил о том, что необразованные лучше образованных. Я вошел, он замолчал». Антон не отвечал ни Озеровой, ни Шавровой. Наконец, договор на «Чайку» составили заново, и он получил 582 рубля — довольно, чтобы в Москве навестить Суворина с актрисами, а в Петербурге — Комиссаржевскую с Авиловой.

Девятнадцатого марта, когда в Лопасне появились первые скворцы, Антон начал кашлять кровью. На следующий день в Москву приехал Суворин и поселился в «Славянском базаре». Двадцать второго марта Антон занял номер в «Большой Московской», а вечером пошел обедать с Сувориным в «Эрмитаже». В ресторане, не успев притронуться к еде, он вдруг прижал ко рту салфетку и указал на ведерко со льдом: из горла его потоком хлынула кровь.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.