Шаушпиллер
Шаушпиллер
Я выучила песню из того фильма: нашла внутри двора дверь, из которой нас выпускали после сеанса, села на ступеньки. И совсем рядом из динамиков полилась музыка.
У меня даже выработался собственный сюжет оригинального фильма. В нем играли тетя Валя в прическе Марики Рекк, мама, папа и я. Когда совсем уж не обойтись, появлялась сама звезда — Марика Рекк!
К этому способу выучивать музыку из нового фильма я прибегала потом всегда, когда не было денег на кино.
У Карла был теперь новый шеф. Настоящий зверь. Он ходил в золотом пенсне, со стеком в руке, точно таким же, который впился мне тогда в подбородок. Стек я рассмотрела совсем близко. Красивая коричневая с горбиками блестящая плетка, сужающаяся к концу и похожая на змеиный хвост.
Детям запретили не только входить на территорию части, но и стоять около железных труб. Карл меня предупредил, что новый шеф «нихт гуд», «Лючия нихт зинген». А я не поверила, пока не попалась. Шеф тихонько подкрался сзади с несколькими солдатами, а потом как закричит — и своим стеком налево, направо. Мне досталось по плечу, сильно, даже кастрюля вывалилась из рук.
Теперь мы знали: если на территории тихо — значит, шеф на месте. Если смех и губная гармошка — значит, можно рискнуть и приблизиться.
Я исполнила песню из кинофильма «Девушка моей мечты». Назло всем! Назло шефу, который ее никогда не услышит… Назло боли в плече! Назло врагам! Я спела ее по-новому! Дома продумала движения, напоминающие танец Марики Рекк, и разложила их на каждую строчку текста песни. А в конце, чтобы добить, должна быть папина «чечеточка» и мое «х-х-ха!»
Слова от прослушиваний сами собой заучились. Значение слов «нахт», «менш» и «аляйн» — знаю. Значит о чем поется? Что ночью люди одни. А «либен» — это очень похоже на русское «любовь». Так что если хорошо пошевелить мозгами, то в песне все очень просто:
Ин дер нахт
Ист дер менш нихт герн аляйне
Ден дас шейнсте ист ди либе им монд шайне,
Я зи виссен, я зи виссен вас их майне,
Айнерзайц унд андерзайц
Унд аусердем…
Х-х-ха!
Я ожидала, что будет переполох, будут кричать ободряющее «браво». Я все нафантазировала…
Все грустно улыбались, вежливо аплодировали и говорили: «Лючия шаушпиллер». Надо будет это слово запомнить. Какие они с новым шефом притихшие стали… Я еще не знала тогда, что фронт приближается и наши войска скоро возьмут Харьков. И Карла нет: сопровождает своего начальника. Если бы Карл слышал, он бы вынес что-нибудь поесть.
Я не знала имени немца, который всегда сидел в стороне один, на все грустно смотрел и ни разу не улыбнулся… Почему? Ведь когда я пела «Му!», смеялись все. «Му!» была самой последней песней, которую я запомнила перед войной. На пластинке ее пели Леонид Утесов со своей дочерью Эдит:
Что-то я тебя, корова,
Толком не пойму.
(Корова отвечает: «Му!»)
Все туманно, все так грустно
Сердцу и уму.
«Му!»
Наклонись же ближе к уху,
Утешай меня, Пеструха,
Очень трудно без участья
Сердцу моему.
Это я пела низким голосом, как Утесов. А дальше вступает высоким голосом Эдит. Коровье «Му!» и резкие смены мужского и женского голосов всех веселили. Этот немец не реагировал никогда.
И вдруг после моего танца из фильма и «чечеточки» в конце он направился прямо ко мне. Я аж съежилась. А вдруг ударит? Кто его знает, чем он дышит? Он подошел, провел рукой по моей стриженой голове. Я еще больше втянула голову в плечи… «Айн момент» — и пошел в здание.
Он вынес что-то завернутое в голубую красивую бумагу, явно несъестное. Тогда что? Я развернула… Ах! Два портрета Марики Рекк! На обратной стороне ноты ее песен.
— Мам, что такое шаушпиллер?
— Не знаю.
— Ты же учила немецкий.
— Этого слова я не знаю. Шпиллен… вообще — играть.
— На чем играть?
— Отстань… откуда я знаю…
— А как ты думаешь, сколько лет Марике Рекк?
— Не знаю.
— Ну, а как ты думаешь?
— Вечно ты со своими глупостями. Точно Марк… По-моему, она моя ровесница. Почему я о ней должна думать? На черта она мне нужна, эта немка?
Ага. Стоп. Маме сейчас двадцать пять лет. А мне в ноябре 1942 года будет семь.
— Мам, двадцать пять минус семь будет восемнадцать9
— Да.
Долго. Очень долго еще ждать.
В 1957 году вышел на экраны фильм «Карнавальная ночь». В нем я сыграла свою первую большую роль в кино. В фильме я пою и танцую. В этом же году у меня была первая поездка за границу. Я была в делегации московских комсомольцев, поехавших в ГДР по приглашению молодежи Большого Берлина.
И надо же, чтоб так совпало: первая поездка — и в Германию… При слове «немец» у меня внутри навсегда засело чувство страха.
Мы жили в гостинице «Адлон» около Бранденбургских ворот. Нам сказали, что в ней останавливался Гитлер. Гитлер, немецкая отрывистая речь — как это далеко… И все равно я боялась что все это будет действовать угнетающе…
… Эти немцы мне незнакомы, хотя и речь та же. Ведь все они в штатском… Нет, вроде не страшно, по-моему, я их не боюсь.
На пресс-конференции рядом со своей фамилией я вдруг услышала слово «шаушпиллер». Чуть не вскрикнула. С нетерпением дождалась конца пресс-конференции, и спросила у переводчика, стараясь быть спокойной: «Простите, что такое „шаушпиллер“? Она ответила: „Шаушпиллер“ по-немецки — это ваша профессия — актриса».
А-а? «Шаушпиллер» — актриса…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.