ГЛАВА 16. ХОАСКА, ИЛИ АЯХУАСКА

ГЛАВА 16. ХОАСКА, ИЛИ АЯХУАСКА

(Говорит Шура)

Начнем с объяснения названия этой главы, «Хоаска, или Аяхуаска». Различие между этими двумя названиями отчасти связано с историей, отчасти с современным словоупотреблением, а также с необходимостью зафиксировать кое-какие сведения в алфавитном порядке. Проще всего (хотя и не совсем точно) будет сказать, что выбор названия зависит от места, в котором вы живете. Хоаска — португальское название данного напитка, а аяхуаска — его испанское имя. Однако сегодня я уже не могу подписаться под таким утверждением, поскольку слышу оба термина от людей, которые хорошо говорят и по-испански, и по-португальски. Еще более осложняет дело тот факт, что (насколько мне известно) слово «хоаска» является чем-то вроде товарного знака, запатентованного UDV (Uniao de Vegetal) церковью Бразилии. Ни один священный напиток, пусть даже приготовленный из тех же самых растений, не станет хоаской до тех пор, пока его не благословит Местре Габриэль; и именно Местре из UDV решают, кому назначать это лекарство. С другой стороны, суффикс «-хуаска» успешно применяется во многих сложных словах: например «гайяхуаска» (растительные снадобья, которые не являются хоаской), «фармахуаска» (комбинации, в которые входят аптечные лекарства), «эндохуаска» (естественное смешение предметов в мозге). А недавно я слышал даже такие новосозданные термины, как «акацияхуаска» и «мимозахуаска» (снадобья, приготовленные из листьев акации и мимозы). И я подозреваю, что если кто-нибудь в порядке эксперимента сварит напиток из нюхательного порошка йопо и цветков страстоцвета, то это зелье тут же будет названо анаденантерахуаской или пассафлораинкарнатахуаской. Вот так. Далее я намерен называть «хоаской» любые амазонские напитки (пусть даже и не получившие высочайшего благословения); а все, что варится за пределами Амазонии, я буду называть «аяхуаской».

Совсем недавно на одном собрании, посвященном культуре хоаски, некий докладчик сообщил, что это слово состоит не из двух слогов (WAS-ka) и не из четырех (EYE-ah-WAS-ka), но из двух с половиной слогов. Тут он произнес нечто среднее между ee-WAS-ka и eye-WAS-ka; но, поскольку сам он был уроженцем Нью-Йорка, его верхне-манхэттенский акцент поведал мне не столько о бразильских гласных, сколько о его личном способе их восприятия.

Еще одно различие между хоаской и аяхуаской напрямую связано с темой данной главы и заключается в том, что состав этого напитка может быть очень разным. Термин «аяхуаска», конечно же, может употребляться в связи с религиями и национальными культурами Амазонии; но существует также много других, местных названий: каапи, лаге, йахе, мии, дапа, натема и пинде (причем некоторые из них обозначают не столько сам напиток, сколько его компоненты). Две церкви, о которых будет сказано ниже, употребляют описательные названия «дайме» и «вегеталь». Термин «хоаска» преобладает в культурном контексте современной Бразилии и обозначает напиток, приготовленный по строго определенному рецепту. Однако его популярность уже перешагнула границы этой страны, а идея смешивать два препарата распространилась и извратилась настолько, что даже термин «аяхуаска» сегодня является лишь одним из многих, хотя в последние несколько лет именно он начал применяться повсеместно и приобрел почти мистическое звучание. Количество любительских исследований в этой области неуклонно возрастает: сегодня они ведутся во многих странах мира, и, разумеется, в Соединенных Штатах. Буквально каждый месяц я узнаю о какой-нибудь новой комбинации растений, которую опробовали и сочли вполне пригодной. И все они простодушно именуются «аяхуаской». А сколько еще самодельных аяхуасок было опробовано и признано негодными — об этом можно только догадываться.

Популярность термина «аяхуаска» во многом связана со стремительным разрастанием движения «Нью Эйдж», философия которого слеплена из визионерства, траволечения, культа здоровья и природы. Дикари тропических лесов и пустынь считаются здесь последними хранителями природной мудрости. Многочисленные книги об альтернативных способах жизни уже сделали свое дело: слова «шаманизм» и «аяхуаскеро» прочно вошли в наш современный язык. А в последнее время появились даже специальные работы, посвященные аяхуаске: например, «Ayahuasca Analogues» Джонатана Отта, или «Ayahuasca Visions» Луиса Эдуардо Луны и Пабло Амаринго. И редкая работа по этноботанике или шаманизму обходится нынче без раздела (пусть даже самого крошечного), посвященного аяхуаске или аяхуаскеро.

Аяхуаска имеет очень древнее происхождение: традиция ее употребления возникла раньше, чем появилась письменность. Она является неотъемлемой частью древних религий и медицинских техник всех аборигенов Амазонии, вплоть до возвышенностей Колумбии, Эквадора и Перу. Многие исследователи сообщают о ее использовании в шаманизме (особенно в лечебных ритуалах). К сожалению, многие из лидеров этой культуры сегодня считаются «гражданами второго класса», поскольку с трудом говорят на западных языках и ничего не смыслят в политике. И даже более того: большинство южноамериканцев считает местных индейцев грязными, тупыми и ленивыми тварями, которые тормозят весь прогресс. Религиозная жизнь Южной Америки сегодня обходится практически без участия индейцев.

Но вернемся к термину «аяхуаска». Это модное слово тоже очень расплывчато. Например, в Перуанской Амазонии так называют напиток, приготовленный из растения Banisteriopsis caapi без каких-либо добавок; тем же самым словом называют и это растение, и любые экстракты из него. Само слово «аяхуаска» происходит из языка индейцев кечуа, где оно означает «лоза душ» или «лоза мертвых». В других регионах можно встретить другие названия: например, колумбийское слово «яхе» дало название соответствующей алкалоидной фракции Banisteriopsis caapi — ягеин (также называемый телепатином, поскольку ему приписывают некие телепатические свойства). Основные алкалоиды этой фракции — гармин, гармалин и тетрагидрогарман; все они подробно описаны в рецептурной части данной книги. Однако никакого ДМТ здесь нет.

Напиток аяхуаска широко используется в Амазонии, Перу, Эквадоре, Колумбии и Бразилии — впрочем, чаще всего его применяют не для видений, а для очистки желудка и кишечника. В связи с этим его называют «ла пурга» или «ла лимпия». Другие названия аяхуаски — такие, как «камарамти» или «чауа» — связаны с грязно-бурым цветом самого экстракта; прочие растения, добавляемые в экстракт, обычно называются «миша». В большинстве случаев полевые исследования аяхуаски принадлежат этнографам и антропологам, поэтому многие из добавляемых растений до сих пор не идентифицированы.

Очень важный момент здесь заключается также и в том, чтобы отделить лечебное применение аяхуаски, свойственное шаманизму, от ее религиозного применения, о котором будет сказано ниже. В изначальном культурном контексте шаман сам принимает аяхуаску для того, чтобы поставить диагноз и вылечить пациента. Некоторые элементы такого подхода сохраняются и в современном религиозном обиходе (групповое исцеление); но в последнее время пациент все чаще сам участвует в лечении, принимая аяхуаску как лекарство.

Хоаска — одна из множества аяхуасок, предназначенная главным образом для потребления в рамках религии. Это смесь двух совершенно определенных растений — своего рода чай, приготавливаемый из коры Banisteriopsis caapi и листьев Psychotria viridis. Рецепт предписывает залить смесь водой, дать прокипеть, слить с осадка и затем кипятить до тех пор, пока экстракт не станет коричневым и киселеобразным. Самыми лучшими специалистами по изготовлению и применению хоаски считаются члены некоторых религиозных группировок, центр которых находится в Бразилии. Самые известные из этих организаций — это уже упоминавшаяся UDV и Санто Дайме. А теперь попытаемся взглянуть на хоаску глазами приверженцев этих религий.

Самой крупной из перечисленных церквей является Uniao de Vegetal (UDV). По-португальски эта аббревиатура произносится как «ООх-дэй-ВАЙ). За ней следует Церковь Санто-Дайме (произносится как ДАЙЕ-ме). Наряду с этими двумя церквями существует еще много более мелких религиозных объединений (вроде «Баркина» или «Комундиата 2000»), использующих хоаску как святое причастие. Однако мы оставим в стороне все эти незначительные организации и рассмотрим две основных церкви — их философию, структуру и терминологию.

Церковь UDV была основана в 1960-е гг. собирателем каучука по имени Габриэль, который в свое время познакомился с аяхуаской и воспринял ее как магический напиток. Он собрал вокруг себя общину, состоявшую из европейцев, индейцев и бразильских негров; ее члены называли себя «кабоклос». Мотивы архаической мифологии, элементы католического вероисповедания, боги и духи джунглей сплелись здесь воедино, и так возникла новая церковь, UDV. Основной ее заповедью стала абсолютная вера в святость всего, что растет в джунглях, а главным символом этой веры — священный напиток хоаска. Сегодня церковь объединяет более 6000 верующих и подразделяется на множество общин (в настоящее время — 55), число которых растет день ото дня. Они называются нуклеос (т. е. «ядерные частицы»). Члены UDV принадлежат к относительно состоятельным слоям среднего класса, имеющим достаточно высокие доходы и хорошее жилье; лидеры общин носят титул Местре (Мастер). Среди верующих встречаются врачи, юристы, банкиры, политики и т. п. Предметом особой гордости для большинства из них является полное избавление от некоторых «дурных привычек» — таких как курение табака или употребление алкоголя.

Церковь Санто Дайме несколько старше: она была основана еще в 1930-ее гг. И также возникла из группы кабоклос. Ее полное официальное название — «Учение Святого Дайме», а ее членов называют «даймистами». Затем от него отделилось шесть или восемь сект (или «союзов»), одной из которых и является UDV. Каждая секта Санто Дайме состоит из множества общин, которые также называются «нуклеос» и, как правило, связаны с земледелием, а также с мелким и средним бизнесом. Лидеры общин носят титул Падриньос («батюшки») и считаются более духовно развитыми. Члены церкви в большинстве своем принадлежат к классу «синих воротничков». Они менее замкнуты в социальном плане, чаще приглашают гостей на свои богослужения и более терпимы к курению табака. Хоаска (или дайме) играет в этих общинах главную роль и практически заменяет алкоголь. Но лейтмотив деятельности Санто Дайме (впрочем, как и UDV) — это исцеление. Здесь считается, что большинство болезней нашего тела проистекает от болезней духа и исцеляется также через дух. На вопрос о происхождении названия Санто Дайме мне отвечали по-разному. Одни утверждали, что Дайме — это имя святого. Другие — что оно происходит от глагола «давать»; таким образом, название церкви переводится как «Святой Дай-мне». Третьи полагали, что само слово «санто» может означать не только «святость», но и «исцеление»; а потому название церкви должно переводиться как «Даруй мне исцеление». Однако не надо забывать, что сами даймисты называют словом «дайме» хоаску.

Впрочем, здесь стоит упомянуть и о том, что правительство Бразилии относится к употреблению наркотиков, в общем, довольно консервативно. Однако позитивная социальная позиция и здоровый облик обеих церквей, а также их значительные успехи в борьбе с алкоголизмом заставили правительство пересмотреть свое отношение к хоаске и разрешить ее использование в качестве святого причастия. Такое фактическое разрешение употребления психоделиков в религиозном контексте, по-моему, является очень важным прецедентом, свидетельствующим о том, что подобная философия социально приемлема и для Соединенных Штатов. У нас уже действуют небольшие группы, возникшие из ответвлений бразильских церквей. Нетрудно догадаться, что они стараются поменьше говорить о хоаске — по крайней мере, до тех пор, пока их полезная деятельность не получит всеобщего признания.

Для приготовления хоаски используются два растения: Banisteriopsis caapi (старое название — Banisteria caapi) и Psychotria viridis. B.caapi — лиана, которую члены UDV считают мужским компонентом хоаски и называют «силой». В народе ее называют марири, в Церкви Санто Дайме — ягубе. В ее состав входят несколько бета-карболинов, которые являются ингибиторами монаминоксидазы (МАО) и позволяют ДМТ, содержащемуся во втором элементе хоаски, оказывать должное воздействие при пероральном приеме. Лозу молотят до тех пор, пока не получится смесь порошка и мякоти. Недавно я выяснил, что B.caapi — не один, а два вида растений, но ботаники, по-видимому, еще об этом не знают. Один из них — это мягкая лоза, известная под названием тукунака и распространенная главным образом в более прохладных областях Бразилии. Другой вид — это крупная, иногда ветвящаяся лиана с толстыми «узлами», которая называется каупури и произрастает в бассейне Амазонки. Когда растения пересаживают из одного климата в другой, их отличительные признаки сохраняются, что свидетельствует о генетическом различии этих разновидностей. Хоаска, приготовленная из каупури, вызывает более тяжелые симптомы общей интоксикации, чем продукт из тукунаки. Ее побочные эффекты (рвота, понос, судорожное подергивание глазных яблок и мышечный тремор) могут быть очень сильными, что свидетельствует о большем (или совершенно ином) содержании алкалоидов. Но эта теория нуждается в проверке.

P.viridis — второй элемент хоаски. Это кустарник, листья которого считаются женской половиной состава, или «Светом». В народе это растение называют чакрона или чакруна, а в Церкви Санто Дайме — королевой (ла райнья). Ее листья собирают только женщины. Это растение содержит в себе N,N-диметилтриптамин — вещество, благодаря которому хоаска приобретает психоделические свойства.

Детали процесса приготовления хоаски (т. е. ритуала, который члены UDV называют «препаро», а даймисты — «фетисио») в каждой общине свои, однако его основные процедуры просты и неизменны. Это экстракция, разделение и концентрация. Стебли и ветки лозы Banisteriopsis caapi тщательно обмолачивают, чтобы отделить кору. Затем измельченную массу перемешивают с листьями Psychotria viridis, высыпают в большой котел (чаще всего алюминиевый), добавляют воду и кипятят до тех пор, пока экстракт приобретет темную окраску, а измельченная масса осядет на дно. После этого жидкость сливают с осадка и кипятят до тех пор, пока она не превратится в совсем темную гущу, имеющую характерный гнилостный запах. Это и есть хоаска.

Учение UDV утверждает, что на самом деле на человека воздействует не хоаска, а «буррачерия», или «Чужая Сила». Сам напиток обычно называют ча («чай») или вегеталь («отвар из растений»). Критерии качества «чая» — это его «сила» и/или «свет».

Хотя оба основных компонента хоаски были проанализированы уже много раз, химический состав самого напитка до сих пор не вполне понятен. Но выяснить его необходимо: нужно проверить, какие изменения могут произойти с алкалоидами в результате долговременной экстракции и концентрации, которая обычно производится на открытом воздухе и сопровождается помешиванием. Кроме того, если готовая хоаска долгое время находится в открытом сосуде, в нее могут попасть определенные примеси, вызывающие брожение (хотя, скорее всего, этот процесс не затрагивает алкалоидную фракцию).

Множество анализов дайме из различных общин церкви Санто Дайме неизменно показывали наличие в напитке двух карболиновых алкалоидов — гармина и тетрагидрогармана, а также ДМТ, но в несколько меньшем объеме. Кроме того, здесь было отмечено незначительное количество гармалина. В одном случае (когда хоаску рассмотрели под микроскопом) было обнаружено значительное количество дрожжевых и грибковых микроорганизмов.

Члены UDV пьют «чай» только во время особых ритуалов — так называемых «сессий». Обычно «сессии» происходят раз в две недели. Предводитель церковной общины (Местре) вручает каждому участнику отдельную дозу хоаски, которую тот употребляет в один прием. Затем все сидят с закрытыми глазами и слушают музыку; при этом у некоторых могут начаться видения. Иногда аяхуаска проявляет свое очистительное действие: кое у кого из участников начинается рвота или понос. В этом случае работники церкви оказывают ему помощь. После этого подготовительного этапа начинается «духовное очищение», в ходе которого проявляет себя «силовой» компонент напитка. Этот период называется мирасао и считается побочным эффектом; он длится около двух часов. При частом приеме хоаски он становится короче. После него разум становится необыкновенно просветленным и всепонимающим; обычно это состояние сопровождается мышечным тремором. В течение этого периода между прихожанами и Местре происходит стихийное взаимодействие. Так проявляет себя «световой» компонент напитка. Участники ритуала задают вопросы и получают ответы, непрерывно обмениваются мнениями между собой и со своим Местре. Затем Местре поет песню; это значит, что сессия закончена. После этого собравшимся дается немного времени, чтобы привести себя в порядок, и они расходятся по домам — обычно к концу четвертого часа.

Соотношение между периодом мирасао и всем остальным богослужением лучше передать словами очевидца:

«Когда я столкнулся с UDV, я был поражен и до сих пор поражаюсь уровню их организации и исследовательской работе, системе их межобщинных контактов и царящему в общинах духу любви и братства. Я всегда буду благодарен им за то, что испытал и чему научился. Мои первые сессии были очень мощными и как бы собрали воедино все аспекты моей предыдущей работы. Но по мере повторения сессий я увидел, что интенсивные переживания приходят ко мне все чаще. Обычно в них не было ничего страшного. Позже я стал отслеживать закономерности возникновения тошноты и рвоты и начал спрашивать, зависит ли это от того, как сварен «чай». Старые прихожане считают, что тошнота — это своего рода очищение, избавление от ядов, епитимья или даже наказание за грехи. Лично мне больше всего мешают видения: они отвлекают меня от того, что сообщает причастие, и я вынужден переносить их до тех пор, пока не услышу настоящий голос».

На богослужениях Санто Дайме используется тот же «чай», но сам ритуал здесь совершенно иной. Он называется «инарио»; во время него дайме раздают дважды, с интервалом примерно в два часа. В течение всей службы прихожане хором поют гимны и исполняют синхронный и монотонный танец, который называется «байладо». Когда какой-нибудь танцор устанет, смотрители отводят его в сторону и дают отдохнуть. Ритуал инарио происходит вокруг стола, сделанного в форме шестиконечной звезды. Периодически в церкви происходят специальные ритуалы, которые называются «Концентрациями» и «Звездными Трудами». «Концентрация» совершается два раза в месяц; здесь, как и во время инарио, прием дайме повторяется через определенные промежутки времени. Участники усаживаются в фиксированной позиции (голова поднята, спина ровная, руки и ноги не перекрещены) и около часа хранят молчание. Благодаря этому энергия начинает свободно циркулировать в теле; затем ее направляют в общий поток, который идет на благо всех больных, как принадлежащих, так и не принадлежащих к общине.

Ритуал «Звездных Трудов» предназначается специально для больных. Богослужения по этому случаю обычно проходят в особых «Звездных Домах», которые имеются только у крупных общин и предназначаются только для ритуалов исцеления. Это шестиугольный храм, в центре которого установлен стол в форме Звезды Давида; на нем стоят благовонные палочки и другие культовые предметы — например, католические иконы со святыми и Христом или портреты покойных даймистских лидеров. Повсюду расставлены свечи. Мужчины садятся отдельно от женщин. Вокруг стола стоят двенадцать стульев для избранных гостей, а остальные участники сидят на скамейках вдоль стен. После раздачи дайме собравшиеся начинают хором петь гимны, чередуя пение с периодами глубокого молчания. Затем падриньо произносит особую проповедь, которая регулярно прерывается пением дополнительных гимнов и раздачей дополнительных доз дайме.

Таким образом, UDV придает основное значение приему аяхуаски, а Санто Дайме — организации групповой структуры. Это различие лучше всего охарактеризовать словами одного падриньо:

«Ритуал определяет все. Даже в начальной школе ритуал необходим для лучшего запоминания материала. Я думаю, когда мы все достигнем духовного развития, нам не понадобятся никакие ритуалы, потому что тогда мы сами станем ритуалом. Христос не нуждался в ритуалах — он сам был ритуалом. Он просто приходил и раздавал хлеб и вино. Сегодня наш ритуал — это сила Христа, сильнее, чем в католической церкви. Но это всего лишь элемент, который помогает понять веру и управлять ею. Ритуал — это сосуд, в который налит напиток знания. Он только придает жидкости форму; главное — не изменить само содержимое. Напиток непредсказуем. Какова цель ритуала? Мы отделяем женщин от мужчин, чтобы разделить мужскую и женскую энергии. Потом люди сидят сосредоточенные и пьют дайме. Нет здесь такого: один голову повесит, другой ноги задерет. Должен быть полный порядок. Вот такой у нас ритуал».

Общественный облик обеих церквей также совершенно различен. UDV — более закрытая организация, склонная избегать рекламы и внешних контактов. Они считают, что вся их роль состоит в развитии сильной социальной структуры для повышения ценности каждой отдельной личности. Даймисты более непосредственны. Спасение нужно обрести сейчас, потому что завтра весь мир может погибнуть, — таков их взгляд на жизнь. Обе церкви вносят в свои структуры много элементов христианской этики, но подходят к ней с совершенно различных сторон. Они различаются примерно так же, как «Армия Спасения» и «Свидетели Иеговы». Но обе церкви верят в то, что священная хоаска позволяет услышать голос Бога.

Постепенное распространение информации о психофармакологических свойствах хоаски привело к тому, что идея комбинирования психотропных препаратов становится все более и более популярной. В настоящее время такие опыты производятся почти повсеместно и давно уже не ограничиваются двумя вышеописанными южноамериканскими растениями. Экспериментаторы комбинируют не только одно растение с другим, но и растения с синтетическими препаратами; а иногда все сводится к одновременному приему двух совершенно синтетических препаратов. В результате возникает невероятно сложная картина, напоминающая уравнение с тысячей переменных.

Каждый из двух элементов этого социального эксперимента может быть выбран из огромного списка возможностей, благодаря чему ситуация приобретает «второе измерение». Ведь даже с одним препаратом возникает множество проблем: индивидуальная дозировка зависит от качества препарата, а в случае использования растительного сырья — от концентрации активного вещества. А если таких препаратов два? А если их принимают не одновременно, а один за другим, выдержав паузу — что нужно принимать сначала, что потом, и какой должна быть пауза? И возможно ли в этом случае, чтобы два исследователя независимо друг от друга поставили бы один и тот же эксперимент? Я подозреваю, что любые попытки как-то упорядочить этот ералаш обречены на провал. Ведь даже основополагающее понятие о том, что один препарат способен помогать другому (то есть замедлять его метаболическое разрушение) совершенно затерялось в этой каше. Но при этом многие экспериментаторы все равно норовят назвать свой коктейль аяхуаской.

Здесь я попытаюсь изложить дальнейший материал таким образом, чтобы перейти от двух специфических растений, входящих в состав хоаски к более широкому обзору многочисленных растений и препаратов, которыми можно заменить каждый из этих двух компонентов. Короче говоря, речь пойдет о том, что я называю аяхуаской. При этом я сделаю основной акцент на замене растений (количество которых ограничено, а воспроизведение затруднено) химикатами, которые обладают бесконечным разнообразием и воспроизводятся в неограниченных количествах. Таким образом, сперва мы рассмотрим комбинации «растение + растение» (из которых изучены лишь немногие), а затем — растительно-химические комбинации, где один или два изначальных компонента заменяются химикатами или комбинациями химикатов. Сведения о полностью химических «коктейлях» разумнее будет поместить в рецептурной части этой книги — где они, собственно говоря, и находятся.

Из США и Европы уже поступило множество сообщений о применении тех же растений, которые служат неизменными компонентами южноамериканской хоаски. И UVD, и Санто Дайме уже имеют много общин вне Бразилии и все больше и больше утверждаются в качестве общепризнанных религий. Цели и философия этих церквей, содержащийся в них христианский элемент и направленность на оздоровление и здоровье везде приходятся ко двору. Определенную роль здесь играет и их святое причастие, т. е. хоаска. Сырье для нее можно ввозить из Бразилии, но можно производить и из растений, выращенных на месте. И Banisteriopsis caapi, и Psychotria viridis не запрещены законом и хорошо приживаются в США. Растет число ботанических фирм, специализирующихся на производстве семенного материала, черенков и саженцев, которые заполняют постоянно растущий рынок.

Но не только святое причастие способствует этому. Нельзя сбрасывать со счетов и стремительное возрождение научной этнофармакологии. Эта наука постоянно исследует окружающую среду в поисках веществ, которые способны помочь человеку или научить его чему-то новому. Так уж сложилось, что чаще всего этот поиск был связан с изучением препаратов, традиционно применяющихся или применявшихся в культуре народов разных удаленных уголков мира. Но сегодня этнофармакологами можно назвать многих жителей Запада, которые просто исследуют природу, желая лучше понять ее, учиться у нее и использовать ее.

Исследование растений, не входящих в классическую пару B.caapi — P.viridis, и объединение их в пары, где одно содержит ингибитор, а другое — ингибируемое вещество, можно назвать «аяхуасковой ботаникой». Я использую здесь термин «аяхуаска», чтобы сохранить различие между новоизобретенными смесями и более классической, жестко определенной бразильской хоаской. Слово «аяхуаска» сегодня употребляется очень широко и обычно обозначает смеси, в которых по крайней мере один из двух компонентов чаще является синтетическим веществом, чем растительным препаратом. В начале главы я уже приводил примеры неологизмов, включающих в себя суффикс «-хуаска»; однако слово «аяхуаска» кажется мне более адекватным.

Вне зависимости от названия, каждый из этих двух компонентов играет строго определенную роль. Один из них сам по себе не психоактивен, но, попав в человеческий организм, препятствует разрушению тех препаратов, которые не могут быть восприняты человеком в чистом виде. Другой компонент сам по себе психоактивен, но быстро и эффективно разрушается в человеческом организме. Таким образом, один компонент служит допускающим фактором, а второй оказывает допускаемое воздействие.

Но как зовут игроков этих двух фармакологических команд? Роль Banisteriopsis caapi обычно принимает на себя (по крайней мере, в США) растение Peganum harmala. Оно почти монополизировало это право, хотя рядом с ним есть несколько альтернативных источников бета-карболинов — например, семена Tribulis terrestris, действие которых уже проверено на людях. Но P.harmala — богатый источник гармалина и гармина, вполне доступный в домашних условиях. Если в местном магазинчике индийских или арабских товаров еще не понимают этого латинского названия, попросите у них эсфанд — и вы получите то что надо. Вы будете поражены, но они продают это благовонное семя фунтовыми и даже пятифунтовыми пакетами! При этом оно содержит большинство алкалоидов, имеющихся в B.caapi, и может служить вполне аутентичной заменой этому компоненту классической хоаски.

Поиски достойной замены для P.viridis позволят вам применить больше фантазии. В принципе, здесь можно использовать любое ДМТ-содержащее растение, и эффект настоящей хоаски будет обеспечен. В природе существует много источников этого распространеннейшего алкалоида; отчасти они уже были перечислены в главе о «вездесущем ДМТ». Еще один алкалоид, требующий защиты от разрушения — это 5-МеО-ДМТ, который также можно выделить из многих натуральных источников. Он тоже неактивен при пероральном приеме в чистом виде. Однако в последнее время кое у кого возникает стремление сделать вторым компонентом какой-нибудь другой препарат, причем такой, который вполне активен при пероральном приеме. Здесь уж я не вижу вообще никакой логики. Я слышал об аяхуасках, вторым компонентом которых был ЛСД, мескалин, грибы, дурман и даже декстрометорфан. Почему-то считается, будто P.harmala служит усилителем воздействия, хотя на самом деле она лишь помогает воздействию проявиться. Однако здесь вы можете задать мне важный вопрос: если P.harmala не потенцирует другой препарат и не является его синергиком, а просто позволяет его воздействию проявится при пероральном приеме, — значит, она сама по себе обладает неким фармакологическим действием. Но каково это действие?

В ответ я приоткрою завесу тайны и посвящу вас в сложные законы академического мира, в пеструю магию его территориального права и эгоцентрических причуд. Дело в том, что историки фармакологии муссируют вопрос о P.harmala уже в течение многих лет. В Ригведе — древнейшей священной книге индуизма — есть много упоминаний об опьяняющем напитке, известном под названием «Сома». Многие исследователи сломали себе головы, пытаясь узнать, из чего же состоял этот напиток. Многие из моих друзей уверены, что точно знают ее состав — и поверьте мне, их мнения совершенно не совпадают!

А теперь позвольте познакомить вас с Р. Гордоном Уоссоном. Он был одним из самых выдающихся исследователей, авантюристов и писателей, которых я знаю. По образованию он был финансистом и банкиром, но затем, вместе со своей женой Валентиной, открыл мир Волшебных Грибов и тем запечатлел свое имя в истории. Он исследовал множество великолепных загадок, которые привели его в мексиканский штат Оахака, в масатекский мир Марии Сабины, а затем (около сорока лет тому назад) заставили выступить в «Life Magazine» с заявлением, которое произвело эффект разорвавшейся бомбы. Он рассказал всему миру о характере психофармакологического воздействия, обнаруженного у грибов рода Psylocybe. Я не уверен, что его подход к микологии можно назвать научно-исследовательским, но нет никакого сомнения, что он был одним из самых выдающихся микологов-любителей — в полном смысле этого слова. Любовь к грибам передалась ему от жены, и он стал страстным приверженцем грибной науки. Изучение грибов было для него скорее приключением, чем профессиональным занятием; и это воодушевляло его искать грибные мотивы во всем, с чем сталкивались его исследования. Я помню одно собрание в Порт Таунсенде, Вашингтон, на котором присутствовали мы оба; он представлял там свою научную статью о преобладании изображений грибов в раннем искусстве Центральной Мексики. Во время лекции он продемонстрировал каменную фигурку, весьма похожую на плодовое тело гриба. По его словам, она свидетельствовала о том, что грибы служили священным предметом в культуре и религии древней Мексики. Тут из зала был задан следующий вопрос: поскольку данная фигурка имеет примерно тот же диаметр, что и мячи, использовавшиеся для ацтекских игр, то не проще ли предположить, что она просто служила болванкой, по которой отливались мячи? Ведь шляпка имеет форму полусферы; а если две каучуковых полусферы склеить вместе, то получится один каучуковый мяч. Но этот вопрос остался без ответа: его просто-напросто проигнорировали. С точки зрения Уоссона, эта каменная штуковина могла быть только грибом и ничем иным. И когда он решил, что Сома, должно быть, изготавливалась из грибов Amanita muscaria, он тут же подобрал все необходимые доказательства для этого тезиса.

А теперь позвольте познакомить вас с Дэвидом Стофлетом Флэттери. Он тоже ученый, исследователь и автор замечательной книги «Хаома и гармалин». Здесь он, столь же убедительно аргументируя свою позицию, утверждает, что Сома вполне могла изготовляться из семян Peganum harmala (гармалы, горной руты или дикой руты). В наше время ее обычно называют сирийской рутой, но в более старых книгах она называется «африканской», в старинных европейских фармакологических справочниках — «semen Harmalae sive rutae silvestris», в древнем фольклоре Среднего Востока — Хаома, а на современном Востоке более известна под названием «эсфанд». По своим внешним признакам она вполне подходит под ведические описания растения Сомы. Это кустарник, растущий в степной Азии, на Иранском нагорье, а также в Афганистане и Северном Тибете — то есть, во всех областях, где зафиксированы исторические упоминания о Соме. Она служит источником популярного красителя, которым красят турецкие фески и персидские ковры. Из семян ее также делают масло, которое продается в Египте под названием «зит-эль-хармель» и известно как афродизиак и наркотик. И, наконец, употребление семян руты обычно приводит к опьянению, что уже вплотную подводит нас к решению древней загадки Ригведы.

Однако здесь нужно быть очень осторожным, поскольку в биологических классификациях древней Персии термин «рута» употребляется очень обобщенно: Peganum harmala и Ruta graveolens считаются здесь дикорастущей и культурной разновидностями одного и того же растения. Классические источники обоих родовых имен тоже синонимичны: «peganon» — это рута по-гречески, а «ruta» — то же самое по-латыни. Но современные ботаники относят эти растения к двум различным семействам (Zygophillaceae и Rutaceae), поскольку они имеют совершенно разное морфологическое строение. Сегодня название R.graveolens относится к руте обыкновенной — европейскому растению, которое использовалось в средневековой медицине как стимулирующее и возбуждающее средство; оно было связано с народным колдовством и служило символом покаяния. Ее часто можно увидеть на клумбах, в том числе и на моей (семена я купил на Мексиканском рынке, что на 24-й улице в Сан-Франциско). Ее листья издают острый запах, который кому-то нравится, а кому-то напоминает кошачью мочу. Очевидно, именно из-за запаха садовую руту иногда используют в кулинарии, но у меня нет никаких оснований считать ее опьяняющим средством.

Но вернемся к P.harmala. Каково будет действие этого растения, если употребить его в чистом виде, а не в смеси с другими компонентами? Об этом сообщают несколько исследователей, которые принимали семена руты в достаточно большом количестве. Чаще всего они измельчали семена, заливали их водой (обычно слегка подкисленной) и кипятили. Если P.harmala — это действительно Сома, то ее экстракт должен оказать заметное воздействие, соответствующее древним сведениям об этом напитке.

Вот описание недавнего опыта, которое может нам кое-что объяснить:

«Я кипятил одну унцию (28 грамм) семян Peganum harmala в литре воды в течение семи часов, затем слил с осадка и выпарил экстракт до половины объема. В результате получилась коричневая горькая микстура, которую я выпил. Где-то через сорок пять минут меня охватила приятная расслабленность, я сел и начал созерцать окружающее. Я отметил, что все предметы, попадавшие в поле моего зрения, были окружены множеством контуров. Даже малейшее движение тела вызывало у меня тошноту, и я отступил в тихую и темную пустоту. Здесь на меня постепенно нахлынула волна гипнагогических образов, совершенно непохожих ни на что знакомое. Это были фрактальные узоры, которые сперва казались мне абстрактными, но затем очень быстро превратились в нечто вроде лиственных зарослей, которые были совсем рядом со мной, и начали разрастаться, заполняя все поле зрения. Первоначальные спиральные схемы разворачивались в реалистические картины с сине-зеленым отливом. Я видел автобусы, несущиеся по улицам, перекрестки, толпу в супермаркете. Эта визуальная фаза продолжалась почти час, затем началась очень сильная тошнота. После того как меня сильно вырвало, я попытался снова расслабиться, но период видений, очевидно, уже кончился».

Здесь стоит иметь в виду, что в данных семенах гармалина и гармина примерно поровну, тогда как в B.caapi, из которого варят классическую аяхуаску, преобладает гармин. Оба алкалоида — активные ингибиторы аминоксидаз, которые вырабатываются в организме, чтобы защитить нас от ядов типа ДМТ. Существует много типов ингибирования оксидации, но я должен признать, что не умею различать их. Даже если мы составим самую подробную классификацию, в любой момент может обнаружиться какой-нибудь неспецифический способ ингибирования, который разрушит всю нашу четкую картину. В данном случае важен сам факт, что в природе существуют некоторые вещества, которые были бы для нас ядовитыми, если бы механизм их обезвреживания вдруг застопорился. Когда человек принимает определенные серотонинергические или антисеротонинные препараты (которые служат ингибиторами ферментов), у него могут быть серьезные неприятности из-за маринованной сельди, красного вина или некоторых сыров. Действие многих антидепрессантов, применяемых в медицине, основано на их способности ингибировать механизм монаминоксидазы, в связи с чем они могут быть весьма опасными для потребителей аяхуаски. Некоторые из этих препаратов успешно использовались вместо B.caapi. Чистые синтетические гармалин и гармин будут обсуждаться в рецептурной части данной книги.

Я был намерен собрать несколько отчетов об употреблении аяхуаски, в состав которой входили бы сирийская рута и любой аминовый препарат, указав при этом приблизительное количество гармина/гармалина, содержавшегося в руте. Однако этот план тут же пришлось отложить в сторону, когда я узнал, что в семенах руты есть и другие алкалоиды. Тетрагидрогармин не вызвал никаких затруднений: он хорошо известен и легко понять, какую роль он здесь играет. Но как быть с алкалоидами, которые не принадлежат ни к бета-карболинам, ни к триптаминам? Я не знал о них ничего. Я просто взглянул на хроматографический анализ метиленхлоридного экстракта (pH9) семян P.harmala, чтобы проверить соотношение между гармином и гармалином — и увидел высокий и широкий пик такой же молекулярной массы, как и у простейшего гидрокси-тетрагидро-бета-карболина. Но здесь был и менее высокий, более ранний и острый пик, в котором явно не хватало гидроксильной группы. Может быть, это простейший из возможных тетрагидро-бета-карболинов — сам тетрагидро-бета-карболин? Я не мог вспомнить, чтобы кто-нибудь отмечал его наличие в P.harmala. И 6-НО-ТН-бета-С, и сам ТН-бета-С образованы из серотонина и триптамина (с формальдегидом) и, согласно некоторым сведениям, были обнаружены в мозгу крысы; часто их связывают с шишковидной железой. Последнему соединению было присвоено совершенно непривлекательное название «триптолин». Это, по крайней мере, позволяет использовать номенклатуру на основе серотонина, но в дальнейшем порождает такие химерические названия, как меттриптолин (литературный синоним тетрагидрогармана). Однако вся эта странная номенклатура касается только крыс, но никак не растений и не людей.

В химии (а также в физике и, наверное, во всех экспериментальных науках) существует одно старинное правило: хочешь заявить об открытии — подожди до завтра. Однажды (несколько десятков лет тому назад) мы с Дэвидом Ладдером «по уши увязли» в сумахе ядоносном. Я приготовил гексалиновый экстракт и мы внесли его в масс-спектрограф. Всем известно, что фенольные алканы и алкены с С-15 характерны для обыкновенного сумаха, а С-17 — фирменная марка его ядоносной разновидности. Так оно и оказалось. Мы обнаружили ожидаемый пучок четких пиков, все разной степени насыщенности, в позиции С-17. Но мы обнаружили точно такую же корзину в позиции С-21. Здесь в каждой молекуле было четыре дополнительных атома. Вот это да! Неужели никто не замечал их раньше? Неужели никто не смотрел масс-спектр так далеко, и эти штуки просто не попадали в поле зрения? Да ведь это же открытие века! Но на другой день мы стали искать альтернативные объяснения этому феномену и наконец спросили оператора масс-спектрографа, какой газ-носитель он использовал. Оказалось, что это был изобутан, который как раз имеет те самые четыре атома углерода. По нашей просьбе оператор перезарядил масс-спектрограф аммиаком, и на этот раз область С-21 оказалась абсолютно чистой.

Но вернемся к истории с гидрокси-тетрагидро-бета-карболином. Я поискал эту эмпирическую формулу в «Каталоге Мерка» и обнаружил, что здесь указано соединение, о котором я никогда раньше не слышал — какой-то вазицин. Этот алкалоид хиназолиновой группы, также называемый пеганином, был выделен из P.harmala Шпетом в 1934 г. И алкалоид без гидроксильной группы тоже оказался уже известным: он назывался дезоксипеганин. А еще здесь обнаружился кетонпеганин, по структуре очень похожий на метаквалон; соответствующую иллюстрацию можно увидеть в рецептурной части, в разделе о гармалине.

Итак, все кривые моего «новооткрытого» ТН-бета-С вполне логично свидетельствовали о наличии хорошо известных хиназолиновых оснований. В исследуемых семенах обнаружился васционин и дезоксивасционин. Я был слегка разочарован тем, что не открыл в сирийской руте никаких новых алкалоидов. Но зато я обнаружил другой ошеломительный факт: в P.harmala содержится достаточно высокий процент дополнительных веществ, из-за которых фармакологическое действие самого растения и его смесей с другими растениями или химикатами может быть весьма непредсказуемым.

И вот, возжаждав нового глотка вдохновения, я погрузился в фармакологическую литературу, чтобы узнать как можно больше о действии этих неизвестных мне алкалоидов. О Боже! оказывается, они умеют всё! В то время как гармин и гармалин ингибируют монааминоксидазу, спасая от разрушения вещества типа ДМТ, дезоксипеганин служит мощным ингибитором совсем другого фермента — ацетилхолинэстеразы, то есть детоксификатора, который выводит из синапсов нейротрансмиттер ацетилхолин, когда необходимость в передаче сигнала от одного нерва отпадает. Если этот трансмиттер не удается разрушить после использования, нервная система начинает воспаляться и порождает симптом парасимпатического токсикоза, для которого характерны угнетение сердечных мышц, расширение сосудов и усиленное выделение слюны и слез. Антихолинергики непременно входят в состав самых лучших инсектицидов и нервно-паралитических газов. По своему антихолинергическому действию вазицин раз в десять слабее дезоксипеганина, но он зарекомендовал себя как хороший бронхолитик для человека, а также как уретротоническое и абортивное средство (в опытах на животных). Эти алкалоиды также найдены и в других растениях — например, в Andhatoda vasica, от которой и пошло название «вазицин». Листья и цветы близкородственного этому виду A.vasicina издавна считаются хорошим средством от простуды, кашля и бронхита. Кроме того, выяснилось, что кормовое бобовое растение Galega orientalis тоже является известным источником вазицина и, по занятному стечению обстоятельств, называется «козлиной рутой»! До чего же увлекательное дело — гоняться за фактом, пока он не выведет тебя к другому факту! Еще немного, и эта цепь ботанико-химических ассоциаций заведет нас в такие захватывающе-новые места, где и не пахнет южноамериканским священным напитком. Но пора вернуться к нашей теме. Напоследок скажем лишь, что в сирийской руте есть и серотонин, и позициональный изомер 6-гидрокси-триптамина с совершенно иным фармакологическим профилем.

Хватит говорить о побочных эффектах второстепенных компонентов растительного сырья. Уделяя им слишком много внимания, мы загружаем ими подсознание потребителя, и это может вызвать у него «неожиданные» осложнения. По сравнению с процентным содержанием бета-карболинов, которые позволяют использовать P.harmala как замену B.caapi в аяхуаске, количество прочих алкалоидов довольно незначительно.

Впрочем, и с основными алкалоидами здесь возможны такие отклонения и колебания, что я решил не зацикливаться на точной дозировке чистых веществ, а выяснить количество семян, необходимое для желаемого воздействия.

Но все же: какое количество бета-карболинов содержится в данном количестве семян P.harmala? Имеющиеся сведения позволяют заключить, что их количество колеблется в довольно широких пределах (от двух до шести процентов), а это значит, что один грамм семян может содержать от двадцати до шестидесяти миллиграмм алкалоидов. Но здесь вступает в действие еще одна коварная переменная. Между весом и объемом существует вполне определенная разница. Столовая ложка семян может весить два с половиной или три миллиграмма; а японский стаканчик для сакэ — уже от трех до пятнадцати грамм. И количество алкалоидов в каждой из этих «единиц измерения» тоже может колебаться от десятой доли миллиграмма до сотен миллиграмм и даже до полграмма. Типичной индивидуальной дозой P.harmala обычно считают чайную ложку без «горки», то есть три грамма или около тысячи семян (если у вас есть лупа и хватит терпения, чтобы их сосчитать). Это довольно приблизительный способ измерения, но он действует. Кое-что об активности экстрактов из семян вы найдете в рецептурной части (в разделе о гармалине). Как переводить чайные ложки в граммы — постарайтесь догадаться сами.