«Наставникам, хранившим юность нашу…»[39]

«Наставникам, хранившим юность нашу…»[39]

Перенесемся мысленно в Царскосельский лицей, где полтора столетия назад расцветал вольнолюбивый гений Пушкина. Представим себе обстановку, в которой лицей, созданный «для юношества благородного происхождения, предназначенного к важным частям службы государственной», лицей, здание которого примыкало к императорскому Екатерининскому дворцу, превратился в «лицейскую республику».

Познакомимся с теми, кому Пушкин «дань сердца» отдавал, чьими думами была его «чистая лампада возжена», кем были воспитаны декабристы.

Лицей был открыт 19 октября 1811 года. Лицеисты каждый год отмечали этот день в своем тесном кругу. Вдохновенными посланиями Пушкин приветствовал своих товарищей.

Когда лицей отмечал свою четырнадцатую годовщину – это было 19 октября 1825 года, Пушкин отбывал ссылку в Михайловском. Оттуда он направил в «лицейское подворье», своему товарищу Яковлеву великолепное стихотворение «Роняет лес багряный свой убор», в котором призывал бывших лицеистов:

Наставникам, хранившим юность нашу,

Всем честию и мертвым и живым,

К устам подъяв признательную чашу,

Не помня зла, за благо воздадим.

Об этих наставниках мы и будем говорить.

Конец июля 1811 года. Василий Львович Пушкин, довольно известный поэт того времени, увозит из Москвы двенадцатилетнего племянника Александра учиться в Царскосельский лицей.

На хлопоты об определении Александра в «придворный» лицей уходит почти два месяца.

12 августа Александр Пушкин держал приемные экзамены.

Экзаменаторы дали такую оценку его знаниям: «В грамматическом познании языков: российского – очень хорошо, французского – хорошо, немецкого – не учился, в арифметике знает до тройного правила, в познании общих свойств тел – хорошо, в начальных основаниях географии – имеет сведения, в начальных основаниях истории – имеет сведения».

В лицей были приняты тридцать мальчиков. Александр занял среди них особое положение.

Товарищи видели, что он всех их опередил – прочитал и знал многое такое, о чем они и не слыхали. Великолепно все помнил. И удивило их, что он совсем не важничал, как это часто бывает с детьми-скороспелками – всем им ведь было лет по двенадцати.

День открытия Царскосельского лицея многократно воспет впоследствии Пушкиным.

Большой стол, покрытый красным сукном с золотой бахромой, стоял между колоннами актового зала. На нем лежала роскошно оформленная грамота об утверждении лицея.

По одну сторону стали в три ряда только что принятые воспитанники лицея, инспектор и гувернеры во главе с директором, по другую – профессора. В креслах перед столом сидели высшие сановники Петербурга. Присутствовал и император Александр I с семьей.

После вступительного слова директора лицея В. Ф. Малиновского профессор Н. Ф. Кошанский представил царю принятых в лицей воспитанников.

– Александр Пушкин! – гулко прозвучало в наступившей тишине. И на середину конференц-зала вышел курчавый быстроглазый мальчик.

Александр Пушкин!.. Мог ли император думать, что через несколько лет этот мальчик будет разить его своими эпиграммами и призывать к свержению самодержавия?..

И неожиданно в присутствии царя раздался смелый и бодрый призыв двадцативосьмилетнего профессора нравственных и политических наук Александра Петровича Куницына:

– К вам обращаюсь я, юные питомцы! Дорога чести и славы открыта пред вами… На какую бы ступень власти не взошли вы в будущем, помните всегда: нет высшего сана, чем священный сан гражданина…

Говоря об обязанности гражданина и воина, Куницын ни разу не упомянул имени Александра I – не к нему обращался он. И в своем «Наставлении воспитанникам Царскосельского лицея» призывал он не к проявлению раболепных верноподданнических чувств, а к гражданскому служению Родине. Приглашал их действовать так, как думали и действовали древние россы:

– Любовь к отечеству должна быть вашим руководством!

Эта смелая речь произвела впечатление не только на присутствующих, но и на самого императора. Александр I был тогда еще либерально настроен и наградил Куницына Владимирским крестом – весьма лестной наградой для только что возвратившегося из Геттингена и Парижа молодого ученого.

Ненадолго, однако, хватило царского либерализма. За свою книгу «Естественное право» Куницын был отстранен от преподавания. Его учение было признано «весьма вредным, противоречащим истинам христианства и клонящимся к ниспровержению всех связей семейственных и государственных». Книга его была сожжена.

Но первое раздавшееся в лицее вольное слово произвело большое впечатление. Через четверть века вспоминал Пушкин речь Куницына:

Вы помните: когда возник лицей,

Как царь для нас открыл чертог царицын,

И мы пришли. И встретил нас Куницын

Приветствием меж царственных гостей…

Вольным пушкинским эхом отозвалась речь Куницына, произнесенная при открытии Царскосельского лицея.

Что представлял собой Царскосельский лицей? Какие принципы были положены императором в основу воспитания нового поколения русских государственных деятелей в духе, враждебном идеям французской революции?

В разработке устава лицея приняли участие два деятеля резко противоположных воззрений: М. М. Сперанский, один из самых передовых людей александровской эпохи, попавший впоследствии в опалу за свои либеральные взгляды, и Жозеф де Местр, писатель и художник, посланник низложенного сардинского короля, иезуит и реакционер.

В результате борьбы этих двух направлений родился «двуликий» устав: с одной стороны – запрещение телесно наказывать лицеистов и показной либерализм, которым любил щеголять в первые годы своего царствования Александр I, с другой – иезуитско-полицейские принципы управления лицеем.

Под влиянием исторических событий ярким пламенем вспыхнула и разгорелась в лицее зажженная Куницыным «лампада». Здесь сыграли свою роль победоносная война с Наполеоном, дотоле дремавшие и пробудившиеся силы русского народа, вольнолюбивые настроения, вывезенные из Франции офицерами гвардейских полков, стоявших в Царском Селе, лицейские наставники и, наконец, пушкинская «ликующая муза»…

Дух благородной дружбы и верности, жажды знаний, творческого горения царил в лицее. Его поднимала и на протяжении шести лет лицейской жизни поддерживала сразу же сплотившаяся группа лицеистов, в центре которой всегда стоял Александр Пушкин. В характере его была удивительная черта – душевно привязываться к тем, кто нравился ему, привлекать их к себе.

В лицее была прекрасная библиотека и газетная комната. Лицеисты, совсем еще мальчики, знакомились здесь с мировой литературой и новостями дня. Здесь можно было прочитать последние номера «Вестника Европы», «Русского Вестника», «Пантеона».

Чаще всех засиживались в библиотеке три друга – Пушкин, Дельвиг и Кюхельбекер. Пушкин впитывал в себя знания, на память цитировал прочитанное, а Кюхельбекер вписывал в свой «Словарь» особо будоражившие его мысли и выдержки.

Здесь зарождались и зрели у юного Пушкина мысли о «Вольности», о «барстве диком, без чувства, без закона», о насильственной лозе и порабощенной русской «Деревне», а перед Кюхельбекером открывалась даль усеянного терниями и тридцатилетними страданиями пути на Сенатскую площадь…

После В. Ф. Малиновского, человека доброго и простодушного, малообщительного и слабого, директором лицея стал Е. А. Энгельгардт.

Знакомя питомцев с правилами внутреннего лицейского распорядка, Энгельгардт говорил, что «все воспитанники равны, как дети одного отца и семейства», и потому никто не может презирать других… Он запрещал лицеистам кричать на служителей и бранить их, даже если это были крепостные.

Простые человеческие отношения установились у директора с лицеистами. Он часто принимал их у себя на дому, устраивал совместные чтения, знакомил с правилами и обычаями светской и общественной жизни. Летом совершал вместе с ними дальние прогулки, зимой ездили на тройках за город, катались с гор… Во всех этих увеселениях принимала участие семья директора. «Одним словом, – вспоминал И. И. Пущин, – директор наш понимал, что запрещенный плод – опасная приманка и что свобода, руководимая опытною дружбой, удерживает юношу от многих ошибок».

Когда Александр I надумал «познакомить лицеистов с фронтом» – ввести военные занятия, шагистику, – Энгельгардт решительно воспротивился этому. Он сумел отклонить и предложение царя посылать лицеистов дежурить камер-пажами при императрице во время летнего ее пребывания в Царском Селе.

У Энгельгардта до конца дней сохранились дружеские отношения со своими бывшими лицейскими питомцами. Когда Пущин, Кюхельбекер и Вольховский за участие в восстании оказались на каторге и в ссылке, Энгельгардт не боялся вести с ними переписку, всегда насыщенную сердечным теплом, любовью и уважением.

Пушкин почему-то всегда относился к Энгельгардту отчужденно, даже враждебно. Пущин не раз пытался выяснить, чем объяснить создавшиеся между ними отношения, но ничего не добился. И все же, когда, окончив лицей, воспитанники прощались с директором, Пушкин оставил в памятной книге Энгельгардта запись: «Приятно мне думать, что, увидя в книге ваших воспоминаний и мое имя между именами молодых людей, которые обязаны вам счастливейшим годом жизни их, вы скажете: в лицее не было неблагодарных. Александр Пушкин».

Большой популярностью пользовался в лицее доктор философии и свободных искусств, один из лучших знатоков античной литературы, профессор российской и латинской словесности Н. Ф. Кошанский.

Когда Кошанский заболел, его сменил в лицее талантливый А. И. Галич, только что вернувшийся из-за границы, где готовился к профессорскому званию.

Он обращался с лицеистами дружески, как старший товарищ. На уроках они часто окружали его, задавали вопросы, спорили, озорничали. Когда дело заходило слишком далеко, Галич брал в руки творения латинского классика Корнелия Непота и, предлагая приступить к переводу их на русский язык, говорил:

– Ну, теперь потреплем старика!

Видимо, доброго Галича вспоминал Пушкин в 1823 году в кишиневской ссылке, когда закончил вторую главу «Евгения Онегина» стихами:

Прими ж мои благодаренья,

Поклонник мирных аонид,

О ты, чья память сохранит

Мои летучие творенья,

Чья благосклонная рука

Потреплет лавры старика!

Лицеисты очень любили Галича, часто посещали его на дому. Это он предложил юному Пушкину написать для лицейского экзамена свои «Воспоминания о Царском Селе». Пушкин тепло и дружески упоминает о Галиче в своих позднейших стихотворениях.

В «Пирующих студентах» он приветствует его и приглашает:

Апостол неги и прохлад,

Мой добрый Галич, Vale!

Ты Эпикуров младший брат,

Твоя душа в бокале,

Главу венками убери,

Будь нашим президентом,

И станут самые цари

Завидовать студентам!

От всех лицейских профессоров отличался историк И. К. Кайданов. Несмотря на некоторые его странности, лицеисты внимательно относились к его лекциям.

Если он был, например, недоволен леностью лицеиста Ржевского, то обращался с ним грубо:

– Ржевский господин! Животина господин! Скотина господин!

Но Кайданов был человек добрый. Поймав однажды Пушкина за сочинением непристойного стихотворения, увидев, что Пушкин вносит в него, смеясь, какие-то поправки, он взял Пушкина за ухо и тихонько сказал:

– Не советую вам, Пушкин господин, заниматься такой поэзией, особенно кому-нибудь сообщать ее. И вы, Пушкин господин, не давайте воли язычку…

Профессор физико-математических наук Я. И. Карцов не сумел заставить лицеистов полюбить свой предмет. Человек острый и язвительный, он любил рассказывать на уроках разные истории и анекдоты, от которых лицеисты помирали со смеху.

Если, стоя у доски, лицеист отвечал невпопад, он издевался над ним:

– А плюс Б равно красному барану.

Математикой увлекался лишь один Вольховский, и Карцов, по существу, занимался только с ним. Остальные готовились на его лекциях к другим урокам, писали стихи или читали романы.

О Куницыне, Кошанском, Кайданове, Карцове, привлекавших к себе особое внимание лицеистов, первый биограф Пушкина П. В. Анненков писал: «Можно сказать без всякого преувеличения, что все эти лица должны были считаться передовыми людьми эпохи на учебном поприще. Ни за ними, ни около них мы не видим в 1811 году ни одного русского имени, которое бы имело более прав на звание образцового преподавателя, чем эти, тогда еще молодые имена».

Среди других учителей лицея следует особо отметить Д.И. де Будри, профессора французской словесности. Он привлекал к себе общее внимание тем, что был младшим братом Жана-Поля Марата, знаменитого «друга народа», деятеля Великой французской революции.

Это был забавный, коротенький старичок, довольно объемистый, с засаленным, слегка напудренным париком. Однако преподаватель был строгий и дельный. Гордился своим братом-революционером.

Ему, конечно, Пушкин обязан был в значительной степени своим блестящим знанием французского языка.

О Пушкине Д. И. де Будри писал уже в декабре 1811 года в рапорте об успехах воспитанников: «Он проницателен и даже умен. Крайне прилежен, и его приметные успехи столь же плод его рассудка, сколь и его счастливой памяти, которые определяют ему место среди первых в классе по французскому языку».

Учитель рисования и гувернер С. Г. Чириков был человек тактичный и обходительный. Лицеисты не имели права пользоваться отпусками, и свободное время они нередко проводили у Чирикова, в его лицейской квартире.

Сорок лет прослужил в лицее учителем чистописания и гувернером Ф. П. Калинич, обладавший великолепным почерком. Все грамоты и выдаваемые лицеистам похвальные листы переписывались его рукой. Особым образованием и умом, при своей осанистой, импозантной внешности, он не обладал.

Любили лицеисты своего учителя музыки и пения Теппера де Фергюсона, часто проводили в его доме вечера, пели, музицировали, пили чай, дружески беседовали. Это был вдохновенный старик, не только учивший лицеистов петь, но и сочинявший разные концерты. Он написал музыку лицейской прощальной песни «Шесть лет промчались, как мечтанье» на слова Дельвига, которая на протяжении сорока лет исполнялась на лицейских выпускных актах.

В течение года гувернером лицея был А. Н. Иконников. Затем его уволили за злоупотребление спиртными напитками. Пушкина он интересовал как большой чудак и человек со странностями. Характеристику Иконникова Пушкин дал в своей лицейской дневниковой записи: «Легкомыслен до чрезвычайности, мнителен, чувствителен, честолюбив… Имеет дарование, пишет изрядно стихи и любит поэзию. Вы читаете ему свою пьесу, наотрез говорит он: такое-то место глупо, без смысла, низко. Зато за самые посредственные стихи кидается вам на шею и называет гением. Иногда он учтив до бесконечности, в другое время груб нестерпимо. Его любят иногда, смешит он часто, а жалок почти всегда».

С любовью относились лицеисты к врачу Ф. О. Пешелю, остряку, весельчаку и балагуру. Всегда приглашали своего старого доктора на празднования лицейских годовщин. 19 октября 1837 года Пешель обратился к ним с посланием на немецком и латинском языках: «Я прошу моих старых друзей для их собственного блага на мировом театре не забывать моих прежних увещаний, именно: что все покоится на отношениях и что единственное утешение – терпеливо следовать девизу: «ничему не удивляться!» А для здоровья: спокойствие души, телесные упражнения, диета, как качественная, так и количественная, вода».

Особо следует остановиться на личности лицейского надзирателя по учебной и нравственной части М. С. Пилецкого-Урбановича. «Это был довольно образованный человек, но святоша и мистик, обращавший на себя внимание своим горящим всеми огнями фанатизма глазом, кошачьими приемами и походкою, – как характеризовал его лицеист М. А. Корф, – с жестоко хладнокровною и ироническою, прикрытою видом отцовской нежности строгостью. Он долго жил в нашей памяти, как бы какое-нибудь привидение из другого мира».

Недовольные развязно-ласковой фамильярностью Пилецкого-Урбановича с посещавшими их сестрами и кузинами, лицеисты вызвали его однажды в конференц-зал и заявили:

– Либо вы удалитесь из лицея, либо мы все потребуем собственного своего увольнения.

«…Мы прогоняем Пилецкого», – записал Пушкин в своих «Программах записок». Однажды за обедом, как пишет В. В. Вересаев, Пушкин начал громко выражать свое возмущение издевательскими и оскорбительными отзывами Пилецкого о родителях некоторых лицеистов. Его поддержали Корсаков, Кюхельбекер и Малиновский, предложившие обратиться по этому поводу с жалобой к директору. Товарищей, отказавшихся идти с ними, они бранили.

В присутствии директора Малиновского лицеисты объяснились с Пилецким, и ему было предложено покинуть лицей. Так решительно повели себя лицеисты в отношении своего надзирателя по учебной и нравственной части, не сумевшего заслужить их уважения и доверия.

Таковы были наставники лицеистов, которых Пушкин так тепло, сердечно и взволнованно вспоминал в стихотворении «19 октября», посвященном четырнадцатой годовщине Царскосельского лицея.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.