ХАРАКТЕРИСТИКА ГЕНЕРАЛА

ХАРАКТЕРИСТИКА ГЕНЕРАЛА

Приведу лишь небольшой отрывок из показаний Реннера (он же Ковач), арестованного в Венгрии.

«Все задания, какие я должен был выполнить в ВНР, я начиная с 10 января 1957 года регулярно обсуждал с Сенткути то у себя на квартире, то у него. Главным образом мы обсуждали методы и способы организации нелегальных групп, в задачи которых входило распространение пропагандистских листовок, получение и хранение оружия и боеприпасов к нему, а также умелое использование оружия в подходящее время…»

МОН — то есть запланированный на этот месяц новый контрреволюционный мятеж — не удался, а его руководители оказались арестованными…

Да, руководители его были арестованы, однако остались контрреволюционеры, окопавшиеся в Вене, которые вели враждебную для ВНР деятельность. Из Центра мне было дано указание любым способом разделаться с этой группой.

Задание было не из легких. Я не имел представления, как его выполнить, не подвергая себя смертельной опасности. Приходилось считаться с тем, что провал Реннера вызовет усиленный контроль за всеми, кого можно считать противником этой организации.

И на этот раз мне помогли случай и мои хорошие связи, а вера в своих людей подсказала и ключ для решения этой задачи.

Однажды ко мне явился хореограф Кальман Шоймоши, в прошлом работавший в Венгерской государственной опере. В Вене он сколотил балетную труппу из эмигрантов.

— Ты знаешь о существовании молодежной организации, что располагается в Вердерторгассе? — возбужденно спросил он.

К тому времени я уже кое-чем помогал этим людям, например Йожефу Юхасу, Виолетте Феррари и их партнерам. Шоймоши, несмотря на его молодость, я считал человеком серьезным, вот почему, собственно, меня и удивило его необычное состояние.

— Разумеется, — ответил я. — Это боевая, политически зрелая гвардия.

— Может, в политическом отношении они и зрелые, а вот в человеческом — нисколько!

Такого заявления я от него не ожидал, тем более что оно относилось к организации, способа уничтожить которую я так искал.

— Объясни, в чем, собственно, дело?

— Вики пошла к ним за помощью. Ей выдали талон, который на складе лысый старик Гебей должен был отоварить.

— О ком ты говоришь?

— О лысом старикашке, который так и заявил Вики, что если она с ним переспит, то получит шубу.

Вот тут-то меня и осенила мысль, что, используя этот инцидент, я могу здорово насолить контрикам.

Вики была самой молодой и очень красивой девушкой в балетной труппе. То, что она пошла куда-то за помощью, меня нисколько не удивило. Среди диссидентов вошло в моду повсюду выпрашивать подачки в виде вещей, продуктов, денег, чем они охотно и занимались.

Сначала с девушкой поговорил я, а потом ее расспросили мои сотрудники. Сделано все это было под предлогом сохранения чистоты эмигрантских рядов.

Когда же в моих руках оказались веские доказательства, я навестил своего старого знакомого, дядюшку Герцога.

Старик выслушал меня с философским спокойствием.

— Я уже слышал об этом инциденте, — сказал он, — но, как я полагаю, дело это нужно замять без скандала.

— Никакого скандала и нет, — заметил я. — Но раз слух об этом безобразии дошел до меня, то рано или поздно об этом станет известно и представителям христианско-демократической прессы.

Я отнюдь не случайно сослался на эту прессу, хорошо зная, что в предстоящей предвыборной борьбе далеко не все равно, какими компрометирующими фактами будет располагать противная сторона.

Дядюшка Герцог, словно забыв о своем почтенном возрасте, горячо воскликнул:

— Нам только этого и не хватает! — Немного подумав, он повернулся ко мне и спросил: — А ты что скажешь?

— Нужно подумать, целесообразно ли социалистической партии иметь на своей спине такой горб?

Старик уставился на меня так, будто видел впервые, а затем весело засмеялся:

— Феноменально! — Перестав смеяться, он стукнул ладонью по столу. — Скажи, а откуда тебе известно, что нас интересует этот вопрос?

Я ответил с таким видом, будто хорошо обо всем осведомлен:

— По логике вещей нетрудно догадаться, что социалисты вряд ли возьмутся помогать тем, кто становится на путь белого террора.

— Ты прав. — Он сразу же стал серьезным. — Мы прикроем эту группу молодежи, Корнеля Вадаса отправим в Швецию, чтобы он там немного остыл, а остальных развеем по ветру.

Вскоре эта молодежная группа действительно перестала существовать.

Приблизительно в это же время судьба подарила мне одну интересную встречу. Я встретился с доктором Золтаном Шахи, которого считал незаурядной личностью. Он был человеком очень замкнутым с чужими, но по-детски открытым и доверчивым с друзьями. Когда ему по моей просьбе через Международный Красный Крест вручили докторский чемоданчик с великолепным набором инструментов, он радовался как дитя.

И вот доктор Золтан Шахи позвонил мне как-то по телефону и попросил принять его вместе с человеком, попавшим в беду.

— Сюда он прибыл две недели назад. Тебе стоит с ним познакомиться, — сказал Шахи перед тем, как положить трубку.

Широкоплечий, спортивного телосложения мужчина, которого привел доктор, действительно заинтересовал меня.

— Меня зовут Геза Банкути, — отрекомендовался он. — Я мотогонщик.

Видя, что его слова не произвели на меня должного впечатления, он добавил:

— Вместе с Ференцем Галом я восемь раз был чемпионом Венгрии.

— Очень похвально, но здесь вы, видимо, оказались совсем по другой причине?

— Сюда я приехал из-за Белы Кирая, вернее, из-за его безответственных действий.

— Что вы имеете в виду? — насторожился я.

— Разве вы ничего не слышали о деле Реннера?

— Абсолютно ничего. Может, расскажете?

Я старался держаться так, чтобы не выдать себя, тем более, что, являясь представителем «Революционного совета» в Австрии, должен был хранить его тайны. Если же я не стану делать этого, то либо провалюсь сам, либо потеряю доверие совета. У читателя невольно может возникнуть вопрос, не рисковал ли я, делая вид, что фамилия Реннера мне ничего не говорит. Отвечу просто. Реннер редко пользовался своей настоящей фамилией, все звали его Петером Ковачем, и, за исключением нескольких доверенных лиц и высшего начальства, никто не знал его настоящего имени.

Геза Банкути принялся рассказывать:

— В ноябре я входил в вооруженную группу, располагавшуюся на площади Сены, в Будапеште, которой руководил дядюшка Сабо. Мне повезло, меня никто не предал. Вот, собственно, почему в период массового бегства за границу я вместе с женой и двумя детьми остался в столице.

— Как же случилось, что восьмикратного чемпиона Венгрии так никто и не узнал?

— Я исполнял обязанности связного-посыльного и осведомителя одновременно. Обо мне, кроме дядюшки Сабо и Усатого — так ввали руководителя кружка «Корвин» Гергея Понграца, — никто ничего не знал. А как член спортивного клуба «Гонвед», тем более что у меня офицерский чин, я находился вне всяких подозрений.

— Прошу вас, продолжайте.

— Короче говоря, меня никто ни в чем не подозревал и, естественно, не трогал. И поскольку жизнь в стране постепенно входила в нормальное русло, я чувствовал себя в безопасности. Денежное содержание мне регулярно выплачивали, и даже шла речь о том, чтобы я возобновил тренировки. В начале февраля однажды у моей двери позвонили. Сердце мое так и сжалось. Можете себе представить, как чувствует себя человек в моем положении?! Я открыл дверь. За ней стояли два молодых парня. Один из них показался мне знакомым, но я никак не мог вспомнить, где видел его. «Не узнаешь меня? — шепотом спросил он. — Я из кружка «Корвин». Впусти нас!» Сам не знаю, что на меня нашло в тот момент — то ли какая-то надежда, то ли страх, но я впустил их в квартиру. Тот, лицо которого показалось мне знакомым, молча передал мне визитную карточку Усатого, на обратной стороне которой от руки было написано несколько строчек.

— И что же там было написано? — не без любопытства спросил я.

— А я вам могу это показать.

Достав из внутреннего кармана бумажник, Банкути протянул мне визитку. Чтобы заучить текст записки наизусть, я прочел его несколько раз. На визитке было написано:

«Мой дорогой друг! Как руководитель кружка «Корвин» прошу тебя с доверием принять своих друзей и помочь им!»

— Выходит, визитера звали Реннером?

— Что вы! Не все так просто. Венгра, который дал мне визитку, ввали Улаи. Второй, это был швейцарский студент, если ему можно верить, был некто Мензиль. Они обещали предоставить мне технические средства связи для подслушивания чужих разговоров, оружие и обещали дать очень много денег… и все это для организации нового мятежа.

— Венгр, видимо, тоже имел кличку.

— Как ни странно, но он носил свою подлинную фамилию… Меня терзали сомнения, но я все же разыскал тот адрес, который они мне оставили.

— Ужасная наивность!

— В том-то вся и беда. Спустя два дня ко мне домой пришел другой связной, назвал условленный пароль. Это был Петер Ковач. С того дня я заметил, что за моей квартирой установлена слежка.

— Выходит, Ковач оказался предателем?

— Да! Я сразу же уехал из Венгрии. Здесь я узнал, что настоящее имя того венгра Реннер, что он — доверенное лицо Белы Кирая. Он провалился! Следя за ним, люди из органов безопасности пришли ко мне на квартиру…

Представьте себе, в каком положении оказался я! Напротив меня сидел человек, являвшийся членом антигосударственной организации, из-за которой я, как разведчик, не достиг необходимых результатов.

В какой-то степени мне стало жаль его, так как я чувствовал, что втянутым в контрреволюционную деятельность он оказался отнюдь не по убеждениям, а из-за своей наивности и ложного идеализма, короче говоря, он попал в сети более хитрых мерзавцев. Мне нужно было решить, смогу ли я использовать этого человека с пользой для Венгрии.

Сам Банкути нисколько не пострадал бы, если бы я (с согласия Центра, конечно) использовал его в своих целях. Итак, я взял его к себе. Он вошел в мое непосредственное окружение и одновременно стал моим шофером. Позже и без моей помощи он организовал «Международный комитет венгерских спортсменов-эмигрантов» под председательством Пушкаша и по моему предложению возглавил секретариат. В тех условиях это было действенным средством для возможности нанести удар по Беле Кираю и так называемому «Союзу венгерских борцов за свободу», а в конечном счете по их хозяину — ЦРУ.

По договоренности с Центром я послал Беле Кираю письмо следующего содержания:

«Дорогой Бела!

Прежде всего хочу поблагодарить тебя за то, что ты вспомнил обо мне в связи с делами комитета ООН. Хочу также поставить тебя в известность о том, что деятельность комитета здесь вызывает жгучий интерес, и я боюсь, что не смогу работать, так как не исключены нежелательные последствия. Точнее говоря, речь идет о том, что околачивающиеся вокруг комитета люди интересуются…»

Здесь я намеренно прерву последовательность изложения, чтобы сообщить, что так называемый «комитет пяти» ООН я «толкал» на опрос свидетелей из Европы. Забегая вперед, скажу, что руководители Центра считали целесообразной мою идею об опросе свидетелей. Далее я умышленно как бы мимоходом упомянул в письме об опасности утечки информации, чтобы отвести тем самым от себя всякое подозрение, понимая, что мое правительство в ходе ведения дипломатической войны будет вынуждено обнародовать полученную от меня информацию.

Возвращаясь к Реннеру, вернее говоря, к делу Банкути, я написал в письме следующее:

«…В данный момент у меня в комнате сидит Геза Банкути, с которым швейцарцы вошли в контакт еще на родине как с одним из руководителей эмиграции, а затем регулярно направляли к нему Реннера. Гезу Банкути, в недалеком прошлом чемпиона по мотоциклетным гонкам, хорошо знают в группе с площади Сены. Семья его осталась дома, а сам он уехал в последний момент.

…Дорогой Бела! Ты, как солдат, лучше моего знаешь, как ужасно бывает, когда по безответственности и упущению рушится человеческая судьба. Война, как известно, без потерь не бывает, однако это вовсе не значит, что жертвовать надо без ума… Таким образом, я осуждаю не борьбу, а лишь способ ее ведения, когда живущие в безопасности люди без нужды подвергают риску жизнь других. Пишу я тебе об этом только потому, что эта история связана с твоим именем.

…Не сердись, но как здешний представитель «Революционного совета» я обязан копию своего письма отослать нашему секретарю Шандору Кишу».

На это письмо я получил ответ, который дал нам в руки важное доказательство. Вот что было написано в нем:

«Дорогой друг!

Твое письмо от 19 апреля я получил; мне понятно твое беспокойство, однако я не считаю необходимым предупреждать об этом кого бы то ни было. С делом я знаком, но должен тебе заметить, что «Союз венгерских борцов» не давал официального согласия на нелегальную деятельность Реннера или кого-либо другого.

Еще раз благодарю тебя за письмо.

Генерал-майор Бела Кирай».

Хочу обратить внимание читателя на фразу: «не давал официального согласия…» То есть «Союз венгерских борцов за свободу» не дал согласия на МОН. Письмо Кирая безусловно свидетельствует о том, что эта история превратилась в наших руках в политическое и моральное оружие в борьбе против новых попыток контрреволюционного отребья.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.