Князья Василий и Константин Ярославские
Князья Василий и Константин Ярославские
Эти братья, сыновья Всеволода Константиновича, первого ярославского князя, тоже имеют свое место в числе православных святых.
Жить им пришлось в трудное для Руси время – самое начало монгольского нашествия. В 1236 году на русские земли пришли полчища Батыя, предавая огню и мечу все на своем пути. Разорены были многие города и веси, и отец братьев – князь Всеволод, присоединившись к своему дяде, великому князю Владимирскому Георгию Всеволодовичу, принял участие в походе русских князей против захватчиков. Но силы оказались неравны. В битве на реке Сить в 1238-м русское войско потерпело сокрушительное поражение. Многие князья не вернулись в свои уделы. Пали в этой кровавой битве и князь Всеволод, и великий князь Георгий.
Осиротевшие княжичи остались с матерью, старший – Василий – унаследовал престол. Несмотря на юный возраст, Василий проявил ум и волю, достойные зрелого мужчины. Брат его Константин оказался надежным помощником во всех делах.
Князь Василий управлял своей вотчиной, всячески уклоняясь от усобиц соседей, предпочитая битвам духовное утешение в заботах о благе родного княжества, залечивая раны, нанесенные монгольскими набегами, обновляя разоренные храмы, помогая вдовам и сиротам воинов, погибших на Сити.
В 1239 году князь Василий впервые отправился в Золотую Орду вместе с другими князьями «про свою отчину» (чтобы получить от хана ярлык на княжение) и был отпущен Батыем «с честью». В 1244 году он снова ездил в Орду с Владимиром Константиновичем, князем угличским и своим дядей. В 1245 году отправился к Батыю в третий раз, вместе с великим князем Ярославом Всеволодовичем. Вернувшись из Орды, Василий женился на княжне Ксении, с которой имел двоих детей – дочь Марию и сына Василия, умершего в раннем детстве. Переживший немало скорбных событий, князь Василий смиренно принимал все тяготы и невзгоды.
Увы, жизнь его была доброй и благочестивой, но недолгой. Зимой 1249 года князь Василий отправился во Владимир, чтобы встретиться с великим князем Александром Ярославичем (которого мы знаем как Невского). Но, едва прибыв во Владимир, князь Василий заболел и 8 февраля скончался. Гроб с его телом от Владимира до Ярославля сопровождали двоюродные братья Василия, князья ростовский и белозерский – Борис и Глеб Васильковичи, к ним присоединился и великий князь Александр – столь велико было их уважение к молодому, но зрелому духом безвременно почившему князю. Отпевал его Кирилл, епископ Ростовский. Гроб с телом был поставлен в Ярославском Успенском соборе.
Ярославский престол перешел к младшему брату Василия – Константину, который продолжил дело брата и немало усилий приложил к укреплению границ княжества. Но правление Константина тоже было недолгим. Монголы продолжали опустошать русские земли, несмотря на все договоры русских князей с Батыем. Их дикие ватаги перемещались из княжества в княжество, как саранча. В 1252 году разорению подверглось Суздальское княжество. В июле 1257 года монгольские отряды подошли к Ярославлю. Терпению ярославцев и их князя пришел конец – Константин с дружиной вышел навстречу захватчикам. На правом берегу реки Которосль 3 июля противники сошлись в кровавой сече. Многие ярославцы погибли. Пал и князь, отдав жизнь за веру и родину. Монголы взяли числом и умением, хотя и сами понесли большие потери. Разъяренные неожиданным сопротивлением монголы сожгли и разграбили Ярославль, после чего ушли. Возвышенность, на которой случилось сражение, с тех пор называется Туговой горой (от слова «туга», которое и сегодня означает «скорбь, печаль» – но уже в белорусском языке) – в память о слезах, пролитых вдовами и детьми павших воинов. Тело князя Константина было погребено рядом с телом его брата в Успенском соборе в Ярославле. Детей Константин оставить не успел. В 1260 году ярославский престол перешел к смоленскому князю Федору Ростиславичу, женившемуся на дочери Василия.
В 1501 году сильный пожар опустошил ярославский кремль. Сгорел и Успенский собор. Когда начали копать рвы под фундамент нового соборного храма, нашли два каменных гроба с нетленными мощами. Надписи на плитах, закрывающих гробы, указывали на то, что это мощи князей Василия и Константина. Мощи были перенесены из кремля в Борисоглебскую церковь. Великий князь Московский Иоанн III, узнав об этом событии, распорядился построить каменный собор взамен сгоревшего. В тот же год братья были причислены к лику святых. Впоследствии, бывая в Ярославле, Иоанн III не раз приходил поклониться святым мощам благоверных князей, от которых исходила чудесная исцеляющая сила.
В 1744 году новый большой пожар сильно повредил собор, пострадали и мощи святых князей. Останки их были собраны в ковчеги и положены в особую раку, находившуюся с южной стороны собора после его восстановления. В 1919 году большевики изъяли мощи. Лишь в 1989 году находившиеся в хранилище Ярославского исторического музея реликвии были возвращены Русской православной церкви и ныне сохраняются в Ярославском Феодоровском кафедральном соборе.
Что сказать – красивая легенда. Житие благоверных князей Василия Всеволодовича и Константина Всеволодовича Ярославских было составлено в конце 1520-х годов иноком Пахомием, который помимо жития написал также службу святым князьям и стихиры на день их памяти. Житие известно в списках XVI–XIX веков и содержит немалое количество ошибок, признаваемых в силу их очевидности и церковными историографами. Возможно, именно поэтому исходный текст жития никогда не публиковался, а большинство источников приводит его приглаженный и основательно подправленный с оглядкой на летописи пересказ. Какие ошибки? Например, Пахомий называет Василия Всеволодовича сыном не ярославского, а киевского князя, и даже утверждает, что Василий и сам княжил в Киеве. Не говоря уже о том, что великого князя Георгия, погибшего вместе с отцом братьев, князем Всеволодом, в битве на Сити, Пахомий именует братом, а не дядей Всеволода. Но это уже мелочь по сравнению со всем остальным. Относительно кончины обоих братьев сей инок ошибается еще раз, сообщая, что оба они погибли при захвате Ярославля Батыем, при этом умудряется написать о монгольском хане, что тот был «родом града Ярославля от веси Череможския». Впрочем, по замечанию В.О. Ключевского, житие, написанное Пахомием, демонстрирует как изрядное украшательство в литературном отношении, так и полное равнодушие к фактической основе.
О князе Василии летописи говорят очень мало. Известно, что старший из братьев впервые упомянут под 1238 годом в числе князей из рода Всеволода Большое Гнездо, уцелевших после «Батыева погрома», а под 1239 годом – как один из князей, получивших от хана разрешение править в собственных владениях. Предполагается, что Василий родился не позднее 1229 года – что выводится, видимо, из того, что до своей кончины он успел жениться и даже дважды стать отцом. Причем поездки в Орду, занимавшие немало времени, явно не способствовали слишком уж раннему браку (что позволяет теоретически удлинить предполагаемый жизненный путь Василия Всеволодовича на несколько лет). Утверждение Пахомия, что князь Василий позаботился о семьях павших на Сити ратников, а также о восстановлении разоренных монголами храмов, не находит подтверждения в Лаврентьевской и других летописях – в записях, относимых ко времени до написания жития, отражена (и то весьма скромно) лишь политическая (выражаясь современным языком) деятельность князя. В 1244 году Василий вместе с великим князем Владимирским Ярославом Всеволодовичем (дядей своего отца, а также отцом Александра Невского и первым великим князем, утвержденным не съездом князей, а монгольским ханом, иначе говоря – оккупантами) повторно ездил в ставку Батыя за подтверждением ярлыка на княжение. В конце 1245 года Василий снова отправился в Орду, откуда вернулся в начале следующего 1246 года. Причем так и осталось неизвестным, с какой целью была совершена эта поездка, поскольку миролюбивый князь Батыя вполне устраивал, и никто вроде бы на его удел не претендовал. Вернувшись в Ярославль, Василий женился на Ксении, о которой летописи не сообщают ничего, кроме того, что она была княжеского рода. У молодых супругов родились дочь Мария (некоторые источники именуют ее Анастасией, другие же добавляют, что крестильное имя Марии было Феодосия) и сын Василий (вскоре, увы, умерший – во всяком случае, умер он раньше отца).
В самом начале 1249 года он прибыл во Владимир-на-Клязьме, чтобы встретиться с Александром Ярославичем, в тот момент номинально являвшимся великим князем Киевским (но жил он не в разоренном дотла монголами Киеве, а в любимом Новгороде, вотчиной имея также родной Переславль; во Владимире же великокняжеский престол занимал его брат Андрей… впрочем, это уже другая история… к тому же уже изложенная). Там, во Владимире, Василий Всеволодович тяжело заболел и вскоре умер. Тело его повезли домой. В траурной процессии, помимо уже названных князей, была и мать обоих братьев Васильковичей – княгиня Мария, дочь Михаила Черниговского (который, как и отец Александра Невского, не вернулся из далекой Монголии в 1246 году). Князь Василий был похоронен в Ярославле, в Успенском соборе.
Замечу, однако, что никаких прижизненных духовных подвигов в этих вполне обычных для того времени строках биографии князя Василия не просматривается. Неужели мало-мальски благочестивая жизнь для тогдашних русских князей была чем-то из ряда вон выходящим? И каждый, кто ее вел, достоин был причисления к лику святых? Что касается того, что летописи будто бы умалчивают о том, как князь заботился о сиротах и вдовах, о восстановлении храмов – скорее всего, нечего было об этом писать. Не заботился. Не до того было. Ничего предосудительного в том, что молодой князь пекся об укреплении дружины и границ, направляя на это все скудные ресурсы разоренного княжества и оставляя жертв войны на потом, я не вижу. Впрочем, и ничего похожего на проявления святости – тоже. Обычный прагматизм государственного деятеля, который, возможно, стал бы великим – если бы не преждевременная смерть…
Что касается младшего брата Василия, Константина, то тут повесть выйдет еще более короткой. Ибо Константин не упомянут ни одной летописью, завершенной до начала XVI века (хотя и занимал престол довольно долгий срок – от 6 до 8 лет). Нет его и ни в одной из родословных ярославских князей (лишь однажды он упомянут как сын князя Всеволода, без каких-либо дополнительных сведений). Неизвестна и дата его рождения. Не упоминается в ранних летописях XIII–XV веков и битва на Туговой горе, в которой то ли в 1257 году, то ли парой лет ранее будто бы сложил голову князь Константин. К слову, хотя на месте этого легендарного побоища еще в 1692 году была поставлена церковь в память о погибших, до сих пор там никто не проводил целенаправленных археологических раскопок. Да и просто на Туговой горе не находили ничего, указывающего на кровавую сечу. То есть и просто материального (раз уж нет документального) подтверждения сей будто бы исторический факт не имеет.
Собственно, со смертью Константина прервалась по мужской линии первая династия ярославских князей. Единственной наследницей оказалась малолетняя дочь Василия Мария, которую в начале 1260-х годов выдали замуж за Федора Ростиславича, князя можайского (обиженного братьями при дележе смоленских земель), который, став ярославским князем, впоследствии заполучил и смоленский престол. К слову, князь Федор, по прозванию Черный, тоже был причислен к лику святых, причем даже раньше Всеволодовичей. И даже имеет отношение к их посмертной истории, но об этом чуть позже. Вернемся к ярославским чудотворцам.
Обретение мощей святых братьев тоже содержит ряд сомнительных моментов. Например, то, что каменные плиты, служившие крышками их гробам, явно более поздние, чем должны были оказаться – что отмечалось уже тогда, в начале XVI века. Да и опознание мощей было выполнено не по пробам ДНК или радиоуглеродным методом (о которых никто и не мечтал в те далекие времена), а самым простым и по тем временам способом – прочитали имена на каменных плитах. Да и Иван Калита, он же великий князь Московский Иоанн III, приезжал в Ярославль для поклонения мощам Василия и Константина Всеволодовичей, помещенным во вновь отстроенном Успенском соборе, лишь в 1504 году (то есть лишь три года спустя – срок немалый). По-видимому, к этому же времени (началу XVI века) следует отнести установление местного почитания святых князей-братьев.
В 1744 году сильный пожар, вспыхнувший в соборе, фактически уничтожил мощи, которые сгорели вместе с ракой и сенью. Причиной пожара стала неосторожность прислужников, которые гасили свечи и складывали их в ящик, стоявший очень близко от раки. Трудно сказать, что осталось от «нетленных мощей», тем не менее останки были собраны и заключены в два ковчега, помещены в новую раку. И даже являли новые чудеса.
Однако вернемся к житию, написанному Пахомием во время правления Василия Иоанновича (то есть между 1526-м и 1533 годами). Помимо уже описанных ошибок и вольностей примечательно оно и изрядной частью этих самых несоответствий. Сей инок не особенно утруждал себя изучением летописей, опираясь больше на сведения, предоставленные «заказчиком» – Кириллом III, архиепископом Ростовским и Ярославским, и на тексты других житий. Впрочем, задача создать исторически достоверный текст перед ним и не стояла.
В.О. Ключевский в своей книге «Древнерусские жития святых как исторический источник» в главе, посвященной «русским подражаниям до Макарьевского времени», уделил творению Пахомия особое внимание, причем рассматривал его в связке с житием упомянутого князя Федора:
«…Еще любопытнее состав другого ярославского сказания – о князьях Василии и Константине. В 1501 году в Ярославле сгорела соборная Успенская церковь, и когда начали разбирать обгорелые камни, нашли в церковном помосте два гроба с нетленными мощами; на гробах прочитали имена святых покойников, князей Василия и Константина. Последовал ряд чудес… Местное предание запомнило, что князья-чудотворцы были родные братья Всеволодовичи. Приняв это известие за основание своей повести, Пахомий начал ее предисловием, неловко составленным по предисловию серба Пахомия к житию митрополита Алексия или, вероятнее, по переделке его в рассмотренном Антониевом житии князя Феодора. У того же предшественника своего Антония выписал он характеристику князя Феодора, приспособив ее к своим князьям-братьям. Далее, нашедши в летописи известие, что князь Константин Всеволодович в 1215 году заложил в Ярославле каменную церковь Успения, биограф отнес это известие к своему Константину, князю ярославскому, смешав последнего с дедом его, умершим в 1419 году и погребенным во Владимире. Далее опять по Антонию он рассказывает о нашествии Батыя и избиении русских князей, прибавляя вопреки летописи, что они погибли при взятии Ярославля 3 июля. В числе погибших здесь князей были и братья Всеволодовичи ярославские, о которых повествует Пахомий. Рассказ оканчивается сказанием о смерти Батыя в Болгарии, заимствованным также у Антония. По летописи, в татарское нашествие погиб Всеволод Константинович Ярославский; по родословной книге, у этого Всеволода было двое сыновей, Василий и Константин. Первый, по летописи, мирно скончался в 1249 году во Владимире, где в то время находился случайно; может быть, это и дало Пахомию повод назвать его великим князем владимирским. О судьбе Константина в летописях нет известий. Таким образом, рассмотренные памятники ярославской агио– и биографий обнаруживают, с одной стороны, большую заботливость украшать житие в литературном отношении, руководствуясь образцами, с другой – такое же равнодушие к его фактическому содержанию и к источникам, из которых оно черпается».
Ключевскому житие Василия и Константина Ярославских было известно в четырех списках, два из которых содержали дополнительно статью о нахождении мощей в 1501 году и последовавших 15 чудесах, а четвертый оказался дополнен новыми ошибками: «говорится, например, об основании тем же Константином церкви Входа в Иерусалим в Спасском монастыре в 1218 году и об освящении ее в 1224 году епископом Симоном и этим князем. По летописи, это была церковь Спаса, заложенная в 1216 году и освященная в 1224 году епископом Кириллом при сыне Константина Всеволоде…»
К слову, житие князя Федора Ключевский все же счел достойным внимания историков – за включение заимствованного из несохранившейся местной летописи рассказа о смерти Батыя. В житии же ярославских чудотворцев не обнаружилось даже таких следов документальности.
Куда более жесткая характеристика этого, с позволения сказать, «сугубо литературного произведения» принадлежит Е.Е. Голубинскому, который в своей «Истории русской церкви» (1880) написал, что «сказание о князьях, написанное в первой половине XVI века ярославским монахом Пахомием, замечательно тем, что представляет собой чистое и, можно сказать, образцовое баснословие; в этом именно сказании читается классическая, так сказать, и какая-то совсем невероятная чепуха».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.