О друзьях и предателях

О друзьях и предателях

Жили мы тогда у моря. И дача у нас была на морском берегу, на узкой песчаной полосе между соленым морем и пресным Днестровским лиманом. В сентябре дачники разъезжались. Юг, солнце, но все-таки уже холодно, особенно на продуваемой всеми ветрами песчаной полосе без леса.

Пляжи опустели, берег был завален сухими водорослями, скелетами рыб и крабов, выбеленными от соли ветками — следы недавних штормов. Из дворов тянуло сладким запахом дыма. Жгли костры — сухую траву, листья, валежник, виноградную лозу. Тихо, не слышен даже голос прибоя. Иногда только стучал, как дятел, молоток. Это последние дачники готовили дома к противной южной зиме, забивали окна и двери — от воров и от ветров.

По дворам ходили кот и собака. Останавливались за… штакетником, смотрели, что делают хозяева. Если калитка была открыта, робко входили в нее и ждали на отдалении.

Кот и собака! Всегда вдвоем.

Видимо, какие-то жестокие люди предали их: приручили, заставили полюбить, а потом уехали.

Странную пару охотно прикармливали. Они деликатно брали пищу прямо из рук, съедали и смотрели в глаза, как бы спрашивая: «Не нужны ли вам верные и преданные друзья? Не нужны. Жаль. Тогда мы пойдем дальше».

Собаку взяли соседи, кота — мы.

Так у нас в доме появился Кузя.

Мы переехали в город. Кузя быстро привык к новой семье. Днем Кузя жил дома, отсыпался, а вечером уходил на всю ночь. Рано утром первый, кто просыпался из нас, открывал по дороге в туалет входную дверь — Кузя уже сидел у двери. Жадно съедал свой завтрак и дрых весь день у батареи. Вечером опять уходил. Судя по всему, ночные приключения у него были довольно бурными.

Однажды он не явился к завтраку. Все утро я бегал, искал его, пока не услышал слабое мяуканье, доносившееся сверху, с крыши. Обнаружил я его на крыше, на дне глубокого каменного колодца — дом был старый, причудливых форм, в нем когда-то жил Александр Иванович Куприн.

Выбраться из этой каменной могилы Кузе никогда бы не удалось, я сам-то еле спустился туда, да и то предварительно сбегав домой за альпинистским снаряжением — за веревкой, за карабином…

Кому суждено быть повешенным — тот не утонет. Кому суждено утонуть на дне колодца, того собаки не разорвут. Но об этом — после.

Однажды я привез из Москвы крохотного щеночка — бассета. Галя, жена моя, увидела где-то фотографию бассета и потеряла покой — «хочу такого же!». Этого щенка, с кулак величиной, я вез в поезде, в коробке из-под обуви. По дороге он сожрал большую банку консервированного молока, а оставшиеся три часа пути грыз мой палец. Изгрыз до крови. Тут я понял, что везу неслыханного обжору. И не ошибся.

Назвали мы своего бассета Антипом.

День появления Антипа в нашем доме был для Кузи большим потрясением. Весь день он пролежал на диване, глядя сверху на копошившийся в коробке комочек.

И впервые не вышел на ночную вылазку, остался дома… Кузя все реже уходил на ночные свидания — дома стало интереснее. Он сразу признал в Антипе маленького братика. Как трогательно он вылизывал его, позволял кусать себя, играть со своим хвостом.

Спустя две недели мы стали выводить Антипа гулять. Как правило, вечером, когда так сладко пахнет акация — стоял май месяц, Одесса, как в подвенечное платье, оделась в белые цветы акации. Откуда ни возьмись, появлялся Кузя. Бросал своих поклонниц и летел в парк. Трусоватый от натуры, он храбро шествовал впереди Антипа, готовый грудью защитить его от дворовых собак и кошек.

Антип быстро рос. Рос в длину. Бассетов тогда в Одессе еще не было. Остроумные одесситы, увидев мою жену со странным существом на поводке, спрашивали:

— Девушка, вы собаку под шкафом выращивали?

Как я и предположил (еще тогда в поезде), обжорой он оказался неслыханным. Кормили мы его так. Галя ставила в угол миску с кашей, чтобы он не перевернул ее, а я держал дрожащего от возбуждения Антипа. Потом осторожно подносил его к миске, он плюхался в нее мордой и начинал жрать. С невероятной скоростью, не разжевывая, поглощал содержимое, потом долго облизывал миску и гонял ее по квартире.

Однажды я не удержал его, он крепко плюхнулся мордой в миску, и одна жирная капля вырвалась и упала метрах в трех от нее. Антип жадно глотал еду и одним глазом все время поглядывал на эту каплю — вдруг кто-то слизнет ее. Все-таки не выдержал, подбежал, слизнул эту каплю и вернулся к миске.

Беда, когда приходили гости. Тогда он хватал со стола все, что попадется. Из-за малого роста он не видел, что на столе. Но воровал виртуозно. Прокрадется между гостя ми, поставит лапы на чье-нибудь колено, выгнет голову и, ничего не видя, хватает своей огромной пастью все, что попадется. Это мог быть кусок масла, куриная нога или даже рюмка. А что? У Ирины Понаровской был бассет, так он сожрал однажды рюмку. И ничего, не сдох.

Однажды он перестал жрать, перестал выходить на прогулку. Лежит, помирает. Приходили врачи, пичкали его лекарствами, делали уколы. Ничего не помогало, пес умирал. Галя ходила черная от горя, да и я мрачнел день ото дня. Шел как раз кинофестиваль «Золотой Дюк».

Отвлекусь немного. Это был первый негосударственный фестиваль. Не хвастаясь, скажу, что это был самый остроумный, самый веселый кинопраздник за всю историю отечественного кинематографа.

Но вернемся к нашим баранам, вернее, к собакам. Антип умирал, уже не двигался, не ел, не пил, и только смотрел на хозяев печальным взглядом, словно спрашивая: ну, что же вы? сделайте что-нибудь? Галя продолжала вызывать врачей, профессоров, которые только разводили руками, президент фестиваля мрачнел день ото дня, общий психоз распространился на гостей и участников фестиваля, утро начиналось у всех с вопроса: как здоровье Антипа?

А я уже мысленно попрощался с ним. Но жена моя не собиралась сдаваться, за эту неделю она проштудировала десятки медицинских книг, и сама уже, по сути, стала собачьим доктором. Она мучительно искала причину. И нашла ее — стала делать Антипу масляные клизмы. Все гениальное просто. Причина болезни обжоры оказалась до смешного проста. После третьей клизмы Антип благополучно разрешился этой самой «причиной». Ею оказалась пробка от шампанского. Она закупорила кишку, оказалась точно по размеру, не оставив даже щелочки, даже для воздуха.

И вот тут начался настоящий ужас. Из него лилось, а он жрал. Был вечер и как раз были гости. Антип буйствовал, хватал куски со стола, заглатывал в себя пищу, а из него лилась какая-то вонючая грязь. Боже, какой это был стыд. К счастью, гости оказались настоящими людьми — все любили животных.

Спустя два года мы играли с моим товарищем Вахтангом Микеладзе в шахматы, и упала пешка с доски. Антип тут же ее проглотил. Но уже паники не было, Галя знала, что делать. Через пару дней — мы снова играли в шахматы — до меня донесся с кухни Галин вскрик, а потом стук деревяшки о кафель…

Пешку мы отмыли, — с нее только чуть-чуть слезла краска, — и продолжаем ею играть по сей день.

Однажды Антип спас своего собрата.

Рано утром мы выехали из Киева в Одессу. Часа через два остановились — позавтракать. Въехали по грунтовой дороге в лес и заглушили мотор. Антип выскочил из машины и, не успев поднять ногу, бросился куда-то. Я побежал за ним. Вскоре его низкий басовый лай разбудил весь лес.

Он стоял на краю большой, похожей на воронку от фугаса, ямы. На дне ее была желтая дождевая вода, а в ней — мешок. Мешок шевелился. Я спустился на дно, достал из кармана нож, перерезал веревку… И оттуда выскочил рыжий, похожий на лисенка, щенок… Ему было месяца два от рода…

Я посмотрел на жену, она была в полуобморочном состоянии. Такого мы оба никогда не видели, только читали у Тургенева…

Какая же сволочь сделала это? Нет. Это был не человек — нелюдь! Он бросил живое — мыслящее существо! — в яму, полную воды. И уехал. Но вода была дождевая, она быстро впитывалась в почву, а щенок боролся за жизнь. Боролся из последних сил до тех пор, пока лапы его не коснулись земли и он смог дышать сквозь поры мешковины.

Мы с трудом усадили нашего «лисенка» в машину и покинули это страшное место. Он скулил, повизгивал, бился головой о стекло, наверное, думал: его опять везут убивать.

Мы увезли его километров за сто от ближайшей к месту убийства деревни; открыли дверцу, и он пулей умчался куда-то.

И все равно я по сей день ругаю себя. А вдруг он нашел свою деревню, вернулся к своей матери, к своему убийце…

Я очень часто вспоминаю антипкиного найденыша. Надо было взять его с собой. Каким бы он нам стал надежным и преданным другом…

Не помню, кто… кто-то из великих сказал: «Жить было бы совершенно невозможно, если бы не преданная морда собаки, в глаза которой можно смотреть с безграничным доверием».

Антип жил тринадцать лет — довольно много для собак этой породы. Умирал он тяжело, но до последнего вздоха рядом с ним был Человек. Он умер на руках у своей хозяйки.

А что с Кузей? Кузя утонул. Как было и написано у него на роду — погиб на дне колодца. Провалился в песчаный колодец на Каролино-Бугаз. Опять была осень, народу мало, никто не слышал, как он звал на помощь.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.