О сосне и изобретении Жеймо

О сосне и изобретении Жеймо

В начале июня зацветает сосна. Первыми раскрываются мужские цветы, ярко-зеленые, на краях веток. Дует ветерок, летит пыльца… «Сосна пылит!» — говорят про такую сосну.

Скромные женские цветы таятся в глубине веток. Пройдет по лесу лесовод, приметит много мужских и женских цветов… ну, будет нынче хороший урожай шишек!..

А урожая нет. Почему? А потому, что по неведомой причине женские цветы запоздали распуститься и пыльца развеялась попусту.

Можно ли было предугадать беду? И можно и нельзя. Можно потому, что на цветение действуют те метеорологические условия, что были во второй половине июля и первой августа, в момент закладки почек, и нельзя потому, что метеорологические условия мы еще не научились по-настоящему предугадывать.

В дождливое лето в нашей зоне женские почки не закладываются; однако бывает, что и закладываются.

После закладки почек наступает период покоя, длится он до следующего мая.

Если весна хорошая, заморозков нет, в оплодотворенном женском цветке начнет созревать шишка. До полного развития она потребует еще год.

За это время многое может случиться в природе, и поэтому очень трудно и подчас даже невозможно предугадать урожай.

Когда на ученом совете в НИИ выступали против ненужности опытов с кулисами Коршунца, выступали еще и потому, что в лесхозе уже были проведены подобные опыты.

Раскорчевывали делянки, освобождали землю и засевали ее семенами сосны. Семена давали всходы… сплошной зеленый ковер!

Радовался сеятель. Но проходил год, и картина менялась: исчезал сплошной зеленый ковер, середину его занимала мертвая коричневая сушь. Жили только окраины. Такая овчинка не стоила выделки. Коршунец утверждал: при его кулисной системе питомники не нужны, семена сами будут выпадать и обсеменять участок и тяжелый труд по сбору семян отпадет. А толк-то какой? Обсемененная таким образом делянка давала нищенский прирост.

И вот тогда над этими вопросами задумался лесничий Викентий Викентьевич Жеймо.

Он, как и старший лесничий, любил лес бескорыстной любовью. Ему хотелось знать все, что касалось этого могучего организма нашей земли; он был не только лесничим, но и студентом-заочником на пятом курсе вуза. Он не только наблюдал жизнь леса, но и много думал над рационализацией лесного хозяйства.

Его неустанная работа и занятость вызывали насмешки Потапова, лесника соседнего лесничества.

Потапов одобрял левый заработок, который приходил к нему то в виде величавого зава овощной базой, то в лице директора магазина или магазинчика, а подчас и председателя артели.

Участки под застройку всеми упомянутыми лицами получены. Надо строиться. Есть разрешение на порубку такого-то количества леса… Но ведь не всегда для заготовителя место удобное (вспомним историю с настоятелем церкви)… да и нельзя ли побольше?.. в документе указано столько-то, а нельзя ли еще полстолько! Ведь можно?

Если Левый заработок имел дело непосредственно с Жеймо, тот отвечал:

— Нельзя, гражданин.

— Но почему же? — и после паузы: — Ведь не даром…

— Нельзя, гражданин!..

— Я не скуп, вы не пожалеете…

— Нельзя, гражданин, я лес жалею…

— Лес жалеете? А в газеты чуть ли не каждую неделю писатели, журналисты и простые советские люди пишут о том, как у нас истребляют леса. Миллионы кубометров не вывозят, топят, гноят, и это повсеместно! А я у вас прошу лишних два десятка кубометров для маленького дома, и вы жалеете. Ведь потопят, сгноят, не вывезут!

Часто Левый заработок действовал через Потапова. Лесник приходил к знакомому лесничему, приносил водку и закуску. Он любил, идя в гости, приносить угощение, подчеркивая свое благополучие и независимость. Кроме того, он обо всем имел собственное, как он говорил, мнение.

— Ты мне не подсовывай готовенького, — поучал он Жеймо, — за тебя подумали, за тебя написали, а ты повторяешь.

— А какое же у тебя по этому поводу собственное мнение, Афанасий?

— Очень простое. Заключается она в том, что есть люди, для которых самое важное идея… вот, например, для тебя. Люди живут хлебом, водкой, хозяйством, чтобы крепко стоять на ногах, а тебе на все это наплевать, ты живешь идеей. Ну что ж, и живи. Но ты хочешь, чтоб и все остальные жили только идеей, а уж это, извини, дурь. Ты пропагандируешь меня так: если все станут бороться за идею, то мы быстро достигнем всеобщего благополучия. Когда-то Лев Николаевич Толстой проповедовал: если каждый будет творить только добро, то на земле незамедлительно наступит рай. Но один критик посмеялся над великим писателем: ведь это утопия, чтоб все люди вдруг стали добрыми! Не станут они вдруг! То же самое, думается мне, и про идейность… Кто идейный, тот идейный, а все вдруг идейными не станут. А раз все в один миг идейными не станут, то всеобщее благополучие настанет не скоро, и приходится человеку заботиться о себе. Вот у тебя с твоей Раисой четверо ребят. Вместе вы учились в лесном техникуме — хорошо. А теперь она работает не по специальности, на стекольном заводе, но не в этом, впрочем, дело, а в том, что при большой семье она на стороне деньги выколачивает. Хорошо ли? А все из-за твоей идейности… Так вот, Викентий, был у тебя только что порядочный человек, он хочет законного — чтобы на земле ему было удобно и радостно, — и просил тебя пособить ему по малости, с тем что и он тебе тоже пособит, а ты, как бычок, всеми четырьмя ногами уперся…

Жеймо и Потапов сидят в большой комнате. Дом недавно срублен, струганые, неоштукатуренные стены создают особую приятность, они дышат, и воздух в комнате особого, доброго качества. И стол некрашеный, но сделан так любовно, что просто не хочется живую древесную ткань прикрыть краской или клеенкой. А у окна второй стол, на нем книги, конспекты, зачетные работы.

Потапов пьет водку стаканчиками, перед Жеймо стопочка на полглотка, два таких полглотка он уже сделал.

— Ты что же молчишь и меня не пропагандируешь? — спросил наконец Потапов.

В это время в комнату вошла Раиса. Слова Потапова она услышала еще за порогом.

— Что вас, Афанасий, пропагандировать, ведь вы справедливые слова называете пропагандой!

— Я лесник, а живу лучше вас.

— Поймите, вы — человек старого мира, а мы зовем вас в новый. Все то, что вы говорите, что отстаиваете, хорошо было для старого мира, для нового не годится никуда.

— Послушать вас, так мы перестали быть людьми. А вот скажите: поощряется у нас материальная заинтересованность или не поощряется?

— Поощряется.

— А материальная заинтересованность — это старый мир или новый? По-моему, старый, и, думается, даже вы не станете отрицать, что старый. Значит, старый и новый мир идут рядком, и подчас не разберешь, где новый, а где старый. Вот помочь человеку, по-моему, да и по-вашему, — это уж никак не старый мир, а твой муженек подводит так, что это старый.

Потапов вылил остаток водки в стакан и выпил.

Жеймо сказал:

— Ты умный человек и пользуешься словами для того, чтобы напустить туман. Лес мы и так отпускаем дешевле дешевого, твой же порядочный человек хочет сунуть мне полсотни и взять все даром.

— Беда с этими идейными, — вздохнул Потапов, отрезал крупный кусок сала и положил в рот.

— Рая правду говорит, — продолжал Жеймо: — жить так, как жило старое человечество, нельзя, всю землю погубим. Просвета нет. Ну представь себе, что не было бы нашей революции. Как бы человечество устраивалось со своим будущим? Ведь безнадежно! Единственная цель — личное благополучие, а от такой цели даже миллиардеры пускают себе пулю в лоб.

— Понес! — махнул рукой Потапов. Он встал и прошелся по комнате. — А эта что у тебя за приспособление… товарищ лесничий?

— Не соображаешь? Ты же лесник…

— Соображаю, что вроде пылесоса… разве у тебя в лесу много пыли?..

— Вот когда ты в следующий раз придешь без водки и закуски, я тебе все объясню.

— А теперь не хочешь? Как же — орлинский лесничий! А я всего-навсего лесник!..

— Не дури, Потапов!.. Приходи в следующий раз.

Но следующего раза уже не было, через несколько дней Потапова похоронили.

Он все-таки помог своему Порядочному человеку, Левому заработку. Они отправились в лес, нагрузили огромную с прицепом машину, нагрузили от жадности сверх меры, и после этого Потапов потребовал: «Работа тяжелая: ставь!» Порядочный человек поставил. Выпили, закусили. Пора отправляться. А Порядочный человек никак не может расстаться с лесом, видит — стоит чудесная сосна, ровная, золотисто-красная, только кроной, как кудрявой головой, в небе помавает.

— Еще эту, Афанасий!

— Эх, глаза завидущие… да ладно, свалим…

Свалили. И еще три такие свалили, потому что Порядочный человек вынул из мешка вторую бутылку… уважил! Ну и его уважили.

Нагрузили машину выше бортов… скрепить хлысты скрепили, да после вина не очень слушались руки.

Шофер завел мотор. Порядочный человек сел в кабину, Потапов взгромоздился на хлысты, два грузчика тоже, машина тронулась. Дорога была — тряская лесная дорога, мысли водителя рассеивались, и, когда машина переезжала каменистое ложе ручья, плохо скрепленные бревна посыпались, грузчики успели соскочить, а задремавшего Потапова бревна понесли с собой, навалились на него и раздавили.

Так окончилась жизнь Потапова.

А пылесос, который он приметил в углу комнаты, на самом деле был не пылесос, а семясос, изобретение Викентия Викентьевича.

Семена сосны созревают в феврале — марте. В это время еще лежит снег, дуют ветры. От ветра больше всего достается опушкам, где наиболее пышны кроны сосен и больше всего шишек. Мартовский ветер подхватывает и несет семена. Они касаются снега, скользят, несутся… если встретят ямочку, залягут, семечко на семечко… Можно их собрать? Да! Но как, чем? Пальцами?

Викентий Викентьевич, скитаясь весной по лесным опушкам, пришел к выводу, что легкое сосновое семечко нетрудно взять пылесосом. Конечно, не пылесосом, а прибором, сконструированным по принципу пылесоса.

Но в лесу нет электроэнергии… как быть? Жеймо вышел из положения, придумав систему колесиков. Разные по величине колесики передавали друг другу все большую силу вращения, создавая необходимый вакуум и, следовательно, всасывающую силу.

На конце прибора шланг, по нему поток воздуха увлекал семена в мешочек.

Аппарат работал превосходно, он подбирал не только кучки семян в ложбинках, но и любое отдельное семечко.

Аппарат работал превосходно, а продуктивность его была ничтожна!.. Огромное количество семян ветер уносил вдаль, через пологие ямки и бугорки.

Викентий Викентьевич шел на лыжах; возвращаясь, он увидел: его старая лыжня полна семян… Лыжня оказалась великолепной семясобирательницей.

Так и нужно делать: вдоль опушки прокладывать две-три глубокие лыжни… ну, а в лесу нужно смотреть во все глаза: чуть заметил скопление семян, приставляй шланг и верти ручку.

Разве такое дело не интереснее, товарищ Потапов, твоей материальной заинтересованности? Это тоже материальная заинтересованность, но как она не похожа на ту, которая раньше времени открыла перед тобой могилу.