Бусинка сорок третья – «Рояльная» эпопея

Бусинка сорок третья – «Рояльная» эпопея

С развалом Союза, всю бывшую империю захлестнула «золотая лихорадка». Вчерашние коммунисты, внезапно превратившись в яростных поборников демократии, принялись с завидным энтузиазмом перераспределять собственность. Да так рьяно, что у настоящих капиталистов на Западе слегка поотвисали челюсти: «Да-а,… это, тебе, не мелочь по карманам тырить…»

Как и полагается, на самом верху делили по-крупному: целые регионы и отрасли, с мощными заводами и предприятиями.

Рангом пониже – заделались «предпринимателями» и «бизнесменами», растаскивая всё то, что считалось «мелочью» для новоявленных олигархов.

Наконец, чтобы всё выглядело «по-честному», народу тоже спешно нарисовали «ценные бумаги» – ваучеры – дабы он не вякал и наравне со всеми почувствовал бы себя настоящим собственником.

Однако ушлый народец очень быстро смекнул, что окромя себя самого ему больше не на кого рассчитывать, а потому страну вскоре захлестнул челночно-мешочный бум. Таскать и распродавать стали буквально всё, что плохо лежало: от готовой продукции и строительных материалов, до цветных металлов и оружия на складах.

Во всеобщую сумасшедшую гонку решили включиться даже те, в ком напрочь отсутствовала коммерческая жилка.

– Я всё просчитал – заверит меня старший зять – муж моей сестры, придвинув к себе калькулятор. – Вот, гляди: мы покупаем здесь, в Ленинграде, двести литровых бутылок спирта по цене тысячу рублей за бутылку, везём в Бухару и сдаём оптом по две тысячи. Я возвращаю двести тысяч, что взял в долг и у нас на руках остаётся столько же, в качестве стартового капитала. Ну, а дальше мы начинаем работать на себя…

– Да-а, убедительно и заманчиво… – протяну я, почёсывая свой затылок. Сомневаться в выкладках кандидата математических наук не было ни малейших оснований. И, всё же, что-то меня удерживало от вступления в концессию: уж, больно странно сочеталась деловая предприимчивость с внешним обликом бывшего преподавателя политехнического института. Видимо, прочитав мои мысли, зять поправит на переносице очки и приведёт в завершение веский довод:

– А что делать, дорогой? Сейчас время такое: все вынуждены как-то выкручиваться. Упустим этот шанс сегодня – завтра локти себе будем кусать. И потом, – ты ведь, насколько мне известно, всё равно сидишь без работы? А здесь – и дела свои поправишь, и с родными будешь иметь возможность видеться!

Последний аргумент окончательно сломит моё слабое сопротивление.

Вскоре выяснится, что начинающие бизнесмены не учли массу нюансов.

В первую «ходку» нас подкараулили рэкетиры: пришлось «отвалить» бандитам причитающиеся десять процентов. И всё равно, дебют, можно сказать, состоялся.

Во вторую поездку, на нашем пути вновь возникли вымогатели, но уже в милицейской форме.

– Ничего не поделаешь: они тоже живые люди… – резонно возразит нам с братом муж моей сестры, когда мы, миновав наконец все кордоны, уютно расположимся в отдельном купе. Ловким движением руки, он мгновенно свернёт голову «Роялю» и плеснёт жидкости в гранёные стаканы.

– Ну! За относительную удачу!

«Вот это да-а… ну, просто, прирождённый коммерсант!» – отмечу я про себя, восхитившись тем, как жизнь порой заставляет людей поразительным образом преображаться, заставляя осваивать их совершенно чуждые им профессии. В эту минуту я откровенно любовался своим зятем.

Самой памятной и последней стала третья «ходка». Всё было оговорено заранее: зять с братом выезжают из Бухары, а я – из Питера. Красные стрелки на карте сходились на Киевском вокзале Москвы. Впервые, полностью рассчитавшись с долгами, мы ехали на «свои», кровные, рассчитывая получить неплохую прибыль.

На Киевском вокзале столицы мы затарились под завязку, плотно набив нанятую «восьмёрку» так, что с трудом втиснулись туда вдвоём, с зятем. Шухрат же, поспешит на метро, чтобы встретить нас на Казанском вокзале.

Эх, Москва, моя столица! Одних только историй, произошедших в районе «трёх вокзалов», вполне хватило бы для того, чтобы увековечить твоё имя огромными буквами в знаменитой «Книге рекордов Гиннесса»!

Двести шестнадцать литровых бутылок спирта были аккуратно уложены в картонные коробки, по шесть бутылок в каждой. Итого – тридцать шесть коробок с драгоценной жидкостью. Настроение было отличное! Мы ликовали: ещё бы, – нас не шерстили ни бандюганы, ни родная милиция! До Казанского вокзала оставался квартал, когда до нас вдруг дошло: как же мы втроём будем всю эту груду коробок перетаскивать от машины до перрона?

– Шеф! Давай на минутку заскочим вот в этот закуток! – обратится мой зять к водителю, указывая на идеальное тёмное место, рядом с трамвайно-троллейбусным парком, где нас ни одна живая душа не могла заметить. Шофёр послушно свернул, и вскоре мы остановились – как нам показалось – возле небольшой трансформаторной будки.

Решение было мудрое: перевязать шпагатом все имеющиеся в наличии коробки в компактные упаковки – по шесть коробок в каждой. Работа близилась к концу. Осталось перевязать последние шесть коробок. Как вдруг…

О, это столь часто встречающее слово «вдруг»!

Резкий и громкий хлопок заставит нас вздрогнуть и отскочить в сторону, ибо в следующую секунду из «трансформаторной будки» хлынет такой поток горячей воды, что буквально в считанные секунды мы все окажемся по колено в кипятке.

На следующий день об этой аварии будут трещать все средства массовой информации столицы. Но это будет завтра. А пока…

Зять первым вник в ситуацию и громко крикнув мне: «бросай коробки!», метнулся в сторону. Я, стоя по колено в горячей воде, не верил своим глазам: плотно утрамбованный коробками спирта «жигуль», как лёгкая бабочка, готовящаяся вспорхнуть, стал как-то плавно трястись задом, приподнявшись над землёй и юзом скатываться под уклон. Хорошо, что шофёр не растерялся и вовремя запрыгнул в кабину. Было странно видеть, как он беспомощно крутит непослушный руль, ибо машину под напором водной стихии стало спускать вниз, к шоссе, с которого мы только что свернули. Тем не менее, машина благополучно скатилась.

– Бросай коробки и выходи, дурак! – не выдержал зять, ругая меня последними словами.

Наконец, я почувствовал, как нестерпимо горят мои ноги, но взор мой был прикован к оставшимся коробкам со спиртом, которых как игрушечные кубики понесла стремительная река. На ходу, я успел зажать подмышками пару коробок и, преодолевая мощное течение, устремился к берегу.

– Сумасшедший! – только и смог произнести мой зять, когда я очутился в безопасности.

– Скорей! – крикнул я ему, показывая вниз, на бурлящую реку, устремившуюся по проспекту, вдоль трамвайного парка – надо выловить оставшиеся четыре коробки!

– Ты что – совсем сдурел! – в свою очередь накинулся на меня родственник. – Да пропади они пропадом! Ты что – не видишь, что творится?! Скорей в машину! Сейчас здесь будет куча ментов!

Он был прав: едва мы уселись в машину и тронулись в путь, как нам навстречу уже неслась целая кавалькада машин, гудящих своими сиренами и дудками, с синими мигалками на крышах. И милиция, и аварийные бригады, и службы скорой помощи…

Первым, взору заикающегося брата, предстал я.

– Куда вы п-пропали? – накинулся он на меня.

– Сейчас я тебе всё объясню… – попытался, было, оправдаться я, но это только ещё больше заставило его взволноваться.

– Что случилось? – испуганно произнёс он.

– Ничего-ничего… – скороговоркой выпалил я, пытаясь его успокоить. – Всё хорошо… только ты не волнуйся.

– Что произошло!! – взревел брат, раздражаясь тем, что я его стараюсь успокоить: значит, произошло нечто ужасное.

– Тихо-тихо… чего ты так разорался? Всё хорошо… ты только не волнуйся, ладно? – предпринял я последнюю попытку успокоить брата. И, естественно, получил обратный эффект.

– Ты можешь мне внятно сказать – что слу-чи-лось?!! – заорал на меня брат. – И где наш дядя?

– Вода… понимаешь, прорвало трубу… – начал, было я, но посмотрев на его выражение, понял что всё это бесполезно: ему не понять.

– Ну и чё, что вода? Где вы так долго были?

– Идиот! – не выдержал уже, в свою очередь, я. – Там во-от та-кую трубу прорвало, понимаешь?! Коробки со спиртом уплыли… Мы заживо варились в кипятке! Там настоящая авария произошла! В масштабах города!

Шухрат на какую-то долю секунд застыл, осмысливая сказанное, но, судя по его следующей реплике, я понял, что до него так и не дошла истинная картина случившегося.

– Ну и чё? Но при чём, тут, коробки со спиртом? Как они могут уплыть?

И тут на горизонте нарисовался зять. Снизу его брюки был завёрнуты до колен, и нашему взору явственно предстали огромные волдыри от ожога. Шухрат онемел, уставившись на его ноги…

Благополучно перетаскав свою поклажу в вагон, мы традиционно «раскатили» бутылку спирта в уютном и теплом купе и я, проводив своих коллег по бизнесу, уныло двинулся по направлению Ленинградского вокзала. На босые ноги у меня были надеты целлофановые мешки. Хлюпая обувью, я вошёл в своё купе и поздоровался со своим случайным попутчиком. Молодой человек, бросив взгляд на мои ноги, ни слова не говоря отодвинулся подальше. Объяснять кому-то, что-то, уже не было сил. Я налил себе остатки спирта, выпил и откинулся на своё ложе прямо в одежде. Утром меня встретил Питер.

Через несколько дней, я узнаю реакцию мамы. Материнское сердце всегда склонно переживать не столько за тех детей, кто живёт под боком, сколько за тех, кто вдали. Шухрату, который всячески заботился о ней и опекал, как всегда повезло меньше всего: он жил вместе с матерью, а потому львиная доля упрёков выпала на его долю.

– Почему? Я только одного не пойму: почему их ноги сгорели, а твои не пострадали?! – не могла успокоиться мама, когда узнала об этой истории.

Брат в бессилии, стиснул зубы и, глубоко выдохнув, кротко произнёс:

– Простите меня, мама, за то, что я остался цел и невредим.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.