НЕЧАЕВ СЕРГЕЙ ГЕННАДЬЕВИЧ

НЕЧАЕВ СЕРГЕЙ ГЕННАДЬЕВИЧ

(род. в 1847 г. – ум. в 1882 г.)

Знаменитый русский революционер, организатор подпольных групп в России, идеолог иезуитского направления в революционном движении.

Сергей Нечаев родился 20 сентября 1847 года в русском городе Иваново. Его отец и мать были из крепостных крестьян, отец – художником по вывескам, мать – швеей. До 18 лет Нечаев учился в церковно-приходской школе в Иваново. Сергей Нечаев стал первым русским политиком-радикалом из «плебеев», но производил сильное впечатление на своих товарищей, революционеров-дворян, которые идеализировали народ. Революционеры считали, что Нечаев «…сохранял в себе всю ненависть крепостных против господ». Но Нечаев ненавидел и революционеров за их дворянское происхождение и великолепное образование.

В 1866 году Нечаев приехал учиться в Петербург, но только осенью 1868 года он был зачислен в университет вольнослушателем. Вскоре он попал в группу молодых радикальных революционеров 3. Ралли и В. Черкезова. Героями Нечаева становятся Пугачев, Бланки, Мадзини, Робеспьер. Нечаев бредит заговорами, террором, конспирацией и революционной диктатурой. Покушение Дмитрия Каракозова на царя в 1866 году горячо приветствовалось Нечаевым и подтолкнуло его к решительным действиям.

В 1869 году Нечаев вместе с революционером-заговорщиком Ткачевым написал «Программу революционных действий», призывая к организации революционных ячеек в России. Мистифицируя восторженную молодежь, они говорили о неком существующем Союзе европейских революционных организаций с центром в Западной Европе и о своей причастности к Союзу. Свою «карьеру» профессионального революционера Нечаев начал с обмана. В марте 1869 года Вера Засулич получила от него записку, в которой сообщалось, что он арестован полицией и томится в каземате Петропавловской крепости. Вскоре Нечаев распространил слух, что он бежал из крепости и стремится перебраться на Запад. Но не было ни побега, ни ареста. Все письма – плод фантазии революционного афериста.

Нечаевым восхищается доверчивая молодежь, ведь он представляется как герой-революционер, лидер тайной международной организации террористов. В том же 1869 году он нелегально переходит российскую границу и, оказавшись в Женеве, является к Бакунину, представившись лидером мощной российской революционной подпольной организации. Наивный Бакунин поверил «тигренку», «герою без риторики», как он называл Нечаева. После приезда Нечаева Бакунин уверовал в революционеров «нового поколения», в их возможности поднять бунт в России.

Бакунин и Нечаев выпустили серию памфлетов и манифестов, призывающих к немедленному бунту в России. Они призывали молодежь «идти в народ», пропагандируя разрушение во имя революции и оправдание любых средств борьбы, «полезных» для революции. Нечаев стал автором (или соавтором) «Принципов революции» и «Катехизиса революционера». В этих «Принципах» были такие слова: «Мы не признаем другой деятельности, кроме работы по истреблению, но мы допускаем, что формы, которые примет эта деятельность, будут весьма различны – яд, нож, веревка и т. д.». Нечаев вещал: «Наше дело – разрушение, страшное, полное, повсеместное и беспощадное… Мы должны соединиться с лихим разбойничьим миром, этим истинным и единственным революционером в России».

«Катехизис» воспевает аморальность, преступление и предательство, подлость и обман во имя революции. Нечаев стал рупором тотального, фанатичного, разрушительного социализма. Зашифрованный «Катехизис» был привезен Нечаевым в Россию в августе 1869 года, но был обнаружен полицией и использован на суде как улика против товарищей Нечаева. Нечаев считал, что революционная организация должна составить список лиц, подлежащих истреблению, и «учил», что революционер должен заманивать в свои сети людей с деньгами и связями и «делать их своими рабами».

Блестяще образованный Бакунин оказался под влиянием малограмотного Нечаева. Бакунин выдал Нечаеву удостоверение уполномоченного представителя Русской секции Всемирного революционного альянса, и все для того, чтобы создать впечатление, что существует всемирная революционная сеть. Бакунин уговорил Огарева посвятить Нечаеву стихотворение о студенте, который умирает мученической смертью в Сибири. Стихотворение было напечатано в виде листовки и распространено в России. Нечаев рассылал компрометирующие письма и революционную литературу своим знакомым – умеренным либералам, чтобы скомпрометировать их перед властями и вовлечь в революционную деятельность. Около 560 посылок, адресованных 387 лицам, задали работы полиции. Нечаев открыто демонстрировал пренебрежение к порядочности, и практика его вошла в революционную историю под именем «нечаевщины».

В конце августа 1869 года Нечаев вернулся в Россию, в Москву, где приступил к организации подпольного революционного общества под названием «Народная расправа». Тайное общество должно было подразделяться на «революционные пятерки», которые безоговорочно повиновались «вождю». Их цель – переворот 19 февраля 1870 года, в девятую годовщину освобождения крестьян в России. Нечаев заставлял членов общества шпионить друг за другом и поощрял вымогательство и шантаж для добывания денег на революцию. Студент сельскохозяйственной академии Иван Иванов выступил против порядков, заведенных в организации Нечаевым, и усомнился в существовании тайного центрального комитета. Опасаясь разоблачения, Нечаев убедил некоторых из своих единомышленников, что Иванов собирается донести на них, а следовательно, необходимо покончить с предателем.

21 ноября 1869 года Иванова заманили в грот в безлюдном парке… На ошарашенного студента набросились Нечаев и четверо его сообщников. Иванов ввязался в драку, он имел все шансы вырваться из рук убийц (вчерашних единомышленников). Понимая, что Иванов может сбежать, Нечаев вытащил пистолет и разрядил его в голову мнимого предателя. Убийство Иванова стало сенсацией в русском обществе. Достоевский использовал его в сюжете романа «Бесы». Насильственная смерть студента привела к аресту в России трехсот революционеров и подозреваемых «в революционности» и, в итоге, к суду над восьмьюдесятью четырьмя «нечаевцами» летом 1871 года.

Нечаев же ускользнул из Москвы в Санкт-Петербург, где раздобыл поддельный паспорт и перешел русскую границу в декабре 1869 года. В январе 1870 года он приехал в Локарно к Бакунину. В Швейцарии Нечаев выпустил два революционных манифеста и издал второй номер журнала «Народная расправа».

Для финансирования своих изданий Нечаев использовал средства «Бахметьевского фонда» Герцена, который под давлением Бакунина и Огарева уступил половину денежных средств фонда Нечаеву. Когда Герцен в январе 1870 года умер, Бакунин убедил Огарева потребовать деньги фонда у семьи Герцена. Сын Герцена передал деньги Огареву, а тот – Нечаеву.

С середины 1870 года отношения между Бакуниным и Нечаевым резко ухудшились. Нечаев, получив значительные суммы денег, больше не выказывал почтения к своему учителю, грубо обращался с ним, отказал ему в деньгах из «Бахметьевского фонда». Нечаев запугивал Бакунина, украл его частные письма и бумаги, чтобы шантажировать старого революционера. В революционных эмигрантских кругах он сеял подозрительность, вражду, провоцировал скандалы и плел интриги. Бакунин писал Нечаеву: «…вы меня систематически надували, я оказался круглым дураком – это горько и стыдно для человека моей опытности и моих лет, – хуже этого, я испортил свое положение в отношении к русскому и интернациональному делу». В то же время Бакунин признавал, что Нечаев «…страстно преданный человек; Вы – каких мало; в этом ваша сила, ваша доблесть, ваше право». Вскоре русский революционер Герман Лопатин сообщил правду об убийстве Иванова, разоблачил вымышленный нечаевский «центральный комитет» и его мнимое «бегство из крепости».

Порвав с Бакуниным, Нечаев уехал в Лондон, где начал издавать революционный журнал «Община», но вскоре переехал в Швейцарию, где устроился работать художником по вывескам. Там его приютили не бакунисты, а итальянские последователи Мадзини. 14 августа 1872 года Нечаев был арестован швейцарской полицией и выдан России как убийца. В Москве в январе 1873 года на суде он держался вызывающе: «Я отказываюсь быть рабом вашего тиранического правительства. Я не признаю императора и законов этой страны».

На суде он не отвечал ни на какие вопросы, не просил о снисхождении, кричал: «Долой деспотизм! Дворян надо вешать!» Нечаев был приговорен к двадцати годам каторги. Последние десять лет жизни Нечаев провел в одиночном заключении в Петропавловской крепости. Полицейские чины предлагали ему смягчение режима, если он согласится сотрудничать. В ответ на такое предложение Нечаев ударил полицейского по лицу, разбив до крови. На протяжении следующих двух лет руки и ноги Нечаева были закованы в цепи, тело начало гнить. В 1881 году Нечаев пребывал в таких тяжелых условиях, что заболел туберкулезом легких и цингой и умер 21 ноября 1882 года.

Формально Нечаев считается анархистом, активно сотрудничает с «пророком» анархизма Бакуниным, который надеялся, что Нечаев станет «анархистом-практиком» в России. Но Нечаев создал свою идеологию, весьма далекую от проповедей свободы и демократии, в его мировосприятии необходимостью были террор, доносительство, насилие, в нем не было места «голубым мечтам» революции. «Советы» Нечаева стали воплощать в практику террористы-анархисты и эсеры, ленинско-сталинские опричники, изуверы Пол Пота и «красных бригад». Сам себя он считал настоящим революционером.

Катехизис революционера

Отношение революционера к самому себе

§ 1. Революционер – человек обреченный. У него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени. Все в нем поглощено единственным исключительным интересом, единою мыслью, единою страстью – революцией.

§ 2. Он в глубине своего существа не на словах только, а на деле, разорвал всякую связь с гражданским порядком и со всем образованным миром и со всеми законами, приличиями, общепринятыми условиями, нравственностью этого мира. Он для него – враг беспощадный, и если он продолжает жить в нем, то для того только, чтоб его вернее разрушить.

§ 3. Революционер презирает всякое доктринерство и отказался от мирной науки, предоставляя ее будущим поколениям. Он знает только одну науку, науку разрушения. Для этого, и только для этого, он изучает теперь механику, физику, химию, пожалуй, медицину. Для этого изучает он денно и нощно живую науку людей, характеров, положений и всех условий настоящего общественного строя, во всех возможных слоях. Цель же одна – наискорейшее и наивернейшее разрушение этого поганого строя.

§ 4. Он презирает общественное мнение. Он презирает и ненавидит во всех ее побуждениях и проявлениях нынешнюю общественную нравственность. Нравственно для него все, что способствует торжеству революции. Безнравственно и преступно все, что мешает ему.

§ 5. Революционер – человек обреченный. Беспощадный для государства и вообще для всего сословно-образованного общества, он и от них не должен ждать для себя никакой пощады. Между ними и им существует или тайная, или явная, но непрерывная и непримиримая война не на жизнь, а на смерть. Он каждый день должен быть готов к смерти. Он должен приучить себя выдерживать пытки.

§ 6. Суровый для себя, он должен быть суровым и для других. Все нежные, изнеживающие чувства родства, дружбы, любви, благодарности и даже самой чести должны быть задавлены в нем единою холодною страстью революционного дела. Для него существует только одна нега, одно утешение: вознаграждение и удовлетворение – успех революции. Денно и нощно должна быть у него одна мысль, одна цель – беспощадное разрушение. Стремясь хладнокровно и неутомимо к этой цели, он должен быть всегда готов и сам погибнуть и погубить своими руками все, что мешает ее достижению.

§ 7. Природа настоящего революционера исключает всякий романтизм, всякую чувствительность, восторженность и увлечение. Она исключает даже личную ненависть и мщение. Революционная страсть, став в нем обыденностью, ежеминутностью, должна соединиться с холодным расчетом. Всегда и везде он должен быть не то, к чему его побуждают влечения личные, а то, что предписывает ему общий интерес революции.

Отношение революционера к товарищам по революции

§ 8. Другом и милым человеком для революционера может быть только человек, заявивший себя на деле таким же революционным делом, как и он сам. Мера дружбы, преданности и прочих обязанностей в отношении к такому товарищу определяется единственно степенью полезности в деле всеразрушительной практической революции.

§ 9. О солидарности революционеров и говорить нечего. В ней вся сила революционного дела. Товарищи-революционеры, стоящие на одинаковой степени революционного понимания и страсти, должны, по возможности, обсуждать все крупные дела вместе и решать их единодушно. В исполнении таким образом решенного плана, каждый должен рассчитывать, по возможности, на себя. В выполнении ряда разрушительных действий каждый должен делать сам и прибегать к совету и помощи товарищей только тогда, когда это для успеха необходимо,

§ 10. У каждого товарища должно быть под рукой несколько революционеров второго и третьего разрядов, то есть не совсем посвященных. На них он должен смотреть, как на часть общего революционного капитала, отданного в его распоряжение. Он должен экономически тратить свою часть капитала, стараясь всегда извлечь из него наибольшую пользу. На себя он смотрит как на капитал, обреченный на трату для торжества революционного дела. Только как на такой капитал, которым он сам и один, без согласия всего товарищества вполне посвященных, распоряжаться не может.

§ 11. Когда товарищ попадает в беду, решая вопрос, спасать его или нет, революционер должен соображаться не с какими-нибудь личными чувствами, но только с пользою революционного дела. Поэтому он должен взвесить пользу, приносимую товарищем – с одной стороны, а с другой – трату революционных сил, потребных на его избавление, и на которую сторону перетянет, так и должен решить.

Отношение революционера к обществу

§ 12. Принятие нового члена, заявившего о себе не на словах, а на деле, в товарищество не может быть решено иначе, как единодушно.

§ 13. Революционер вступает в государственный, сословный и так называемый образованный мир и живет в нем только с верою его полнейшего, скорейшего разрушения. Он не революционер, если ему чего-нибудь жаль в этом мире. Если он может остановиться перед истреблением положения, отношения или какого-нибудь человека, принадлежащего к этому миру, в котором – всё и все должны быть ему ненавистны.

Тем хуже для него, если у него есть в нем родственные, дружеские или любовные отношения; он не революционер, если они могут остановить его руку.

§ 14. С целью беспощадного разрушения революционер может, и даже часто должен, жить в обществе, притворясь совсем не тем, что он есть. Революционеры должны проникнуть всюду, во все еле (слои), высшие и средние, в купеческую лавку, в церковь, в барский дом, в мир бюрократический, военный, в литературу, в Третье отделение и даже в Зимний дворец.

§ 15. Все это поганое общество должно быть раздроблено на несколько категорий. Первая категория – неотлагаемо осужденных на смерть. Да будет составлен товариществом список таких осужденных по порядку их относительной зловредности для успеха революционного дела, так, чтобы предыдущие нумера убрались прежде последующих.

§ 16. При составлении такого списка и для установления вышереченого порядка должно руководствоваться отнюдь не личным злодейством человека, ни далее ненавистью, возбуждаемой им в товариществе или в народе.

Это злодейство и эта ненависть могут быть даже отчасти… полезными, способствуя к возбуждению народного бунта. Должно руководствоваться мерою пользы, которая должна произойти от его смерти для революционного дела. Итак, прежде всего должны быть уничтожены люди, особенно вредные для революционной организации, и такие, внезапная и насильственная смерть которых может навести наибольший страх на правительство и, лишив его умных и энергических деятелей, потрясти его силу.

§ 17. Вторая категория должна состоять именно из тех людей, которым даруют только временно жизнь, дабы они рядом зверских поступков довели народ до неотвратимого бунта.

§ 18. К третьей категории принадлежит множество высокопоставленных скотов или личностей, не отличающихся ни особенным умом и энергиею, но пользующихся по положению богатством, связями, влиянием и силою. Надо их эксплуатировать всевозможными манерами и путями: опутать их, сбить их с толку, и, овладев, по возможности, их грязными тайнами, сделать их своими рабами. Их власть, связи, богатство и сила сделаются таким образом неистощимой сокровищницей и сильной помощью для разных революционных предприятий.

§ 19. Четвертая категория состоит из государственных честолюбцев и либералов с разными оттенками. С ними можно конспирировать по их программам, делая вид, что слепо следуешь за ними, а между тем прибрать их в руки, овладеть всеми их тайнами, скомпрометировать их донельзя, так, чтоб возврат был для них невозможен, и их руками и мутить государство.

§ 20. Пятая категория – доктринеры, конспираторы и революционеры в праздно-глаголющих кружках и на бумаге.

Их надо беспрестанно толкать и тянуть вперед, в практичные головоломные заявления, результатом которых будет бесследная гибель большинства и настоящая революционная выработка немногих.

§ 21. Шестая и важная категория – женщины, которых должно разделить на три главных разряда.

Одни – пустые, обессмысленные и бездушные, которыми можно пользоваться, как третью и четвертою категориею мужчин.

Другие – горячие, преданные, способные, но не наши, потому что не доработались еще до настоящего бесфразного и фактического революционного понимания. Их должно употреблять как мужчин пятой категории.

Наконец, женщины совсем наши, то есть вполне посвященные и принявшие всецело нашу программу. Они нам товарищи. Мы должны смотреть на них как на драгоценнейшее сокровище наше, без помощи которых нам обойтись невозможно.

Отношение товарищества к народу

§ 22. У товарищества ведь (нет) другой цели, кроме полнейшего освобождения и счастья народа, то есть чернорабочего люда. Но убежденные в том, что это освобождение и достижение этого счастья возможно только путем всесокрушающей народной революции, товарищество всеми силами и средствами будет способствовать к развитию и разобщению тех бед и тех зол, которые должны вывесть, наконец, народ из терпения и побудить его к поголовному восстанию.

§ 23. Под революциею народною товарищество разумеет не регламентированное движение по западному классическому образцу – движение, которое, всегда останавливаясь перед собственностью и перед традициями общественных порядков так называемой цивилизации нравственности, до сих пор ограничивалось везде низвержением одной политической формы для замещения ее другою и стремилось создать так называемое революционное государство. Спасительной для народа может быть только та революция, которая уничтожит в корне всякую государственность и истребит все государственные традиции, порядки и классы в России.

§ 24. Товарищество поэтому не намерено навязывать народу какую бы то ни было организацию сверху. Будущая организация, без сомнения, вырабатывается из народного движения и жизни. Но это – дело будущих поколений. Наше дело – страстное, полное, повсеместное и беспощадное разрушение.

§ 25. Поэтому, сближаясь с народом, мы прежде всего должны соединиться с теми элементами народной жизни, которые со времени основания московской государственной силы не переставали протестовать не на словах, а на деле против всего, что прямо или косвенно связано с государством: против дворянства, против чиновничества, против попов, против гильдейского мира и против кулака-мироеда. Соединимся с лихим разбойничьим миром, этим истинным и единственным революционером в России.

§ 26. Сплотить этот мир в одну непобедимую, всесокрушающую силу – вот вся наша организация, конспирация, задача».

С. Г. Нечаев. Лето 1869 г., Женева

Данный текст является ознакомительным фрагментом.