О капусте и многом другом

О капусте и многом другом

Покинув По, где его сестра твердой рукой проводила в жизнь эдикты Жанны д’Альбре, Генрих обосновался в Нераке, в самом центре находившейся под его управлением Гиени, в замке, для обустройства которого потратил так много средств и сил его дед Генрих д’Альбре. Здесь в свое время царила его знаменитая бабка Маргарита Ангулемская, собравшая вокруг себя кружок гуманистов. Замок, некогда богато меблированный, сильно пострадал, когда в нем хозяйничала солдатня Монлюка. Однако Генрих Наваррский, отнюдь не домосед по натуре, мало обращал внимания как на внутреннее убранство дома, так и на собственные наряды. Несмотря на годы, проведенные при дворе Валуа, он сохранил привычки деревенского жителя. Предоставив своим помощникам хозяйственные заботы, он предавался любимым занятиям, целыми днями разъезжая верхом по окрестностям, охотясь на оленя или забавляясь соколиной охотой. Нет необходимости напоминать, как много времени он уделял и «охоте» иного рода. Хотя, как мы знаем, и присутствие жены не служило для него препятствием, теперь, оказавшись в положении «соломенного вдовца», он чувствовал себя особенно привольно. Не довольствуясь «малышкой Тиньовиль», дочерью Ланселота де Тиньовиля, бывшего мажордома Жанны д’Альбре, так сказать, официальной метрессой этого периода, он беспрестанно заводил мимолетные интрижки с местными красотками, с которыми знакомился на деревенских праздниках и которым было весьма лестно, что на них обращает внимание сам король. Ничем иным он не мог добиться их благосклонности, ибо ни красотой, ни прочими достоинствами великого сердцееда не обладал, а на подарки был скуповат, да к тому же находился в стесненном финансовом положении.

Впрочем, и у этого беззаботного гуляки жизнь не была столь уж безоблачной. Помимо того, что на политической арене положение Генриха Наваррского продолжало оставаться несколько двусмысленным, ему то и дело создавали проблемы люди из его ближайшего окружения, среди которых были и католики, и протестанты и которых нередко приходилось мирить. Ему как губернатору Гиени было досадно, что целые города расположены к нему недружелюбно — прежде всего Бордо, главный город провинции, куда ему даже хода не было. Именно тогда, в начале его губернаторства, с Генрихом Наваррским произошла еще одна невероятная история, в правдивость которой верится с трудом, но которая позволяет судить об отношении к нему жителей региона. Совершая объезд вверенных ему территорий, Генрих прибыл к городишку под названием Оз, у ворот которого его встречали с ключами члены городского совета. Оказанный прием не предвещал дурного, и он бесстрашно ступил под спускную решетку ворот, как тут же послышался крик: «Довольно, опускайте решетку, король здесь!» Решетка упала, отрезав Генриха от его эскорта. Оглянувшись, он увидел, что с ним лишь четверо из его спутников — верные Бац, Рони, его кузен Бетюн-старший и Дюплесси-Морне. Из толпы доносились призывы: «К оружию! Бей их!» Наиболее отчаянные двинулись навстречу с аркебузами наперевес, подбадривая друг друга: «Стреляйте в этого в красном плаще с белым султаном, это король Наваррский!» Но всё завершилось молниеносно и к вящей пользе короля. Выхватив пистолеты, он заставил бунтовщиков уважать себя, выстрелив пять или шесть раз (похоже, у него имелось автоматическое оружие или он был с головы до ног увешан заряженными пистолетами, коими орудовал, как заправский ковбой с Дикого Запада). Тем временем Бац, пришпорив коня, поскакал к другим воротам и приказал открыть их (его приказ, надо полагать, безропотно исполнили), дабы впустить королевский эскорт. Как ни пришпоривай коня, времени у горожан было достаточно, чтобы перестрелять «гостей», и если бы их хотели убить, то убили бы. История, достойная барона Мюнхгаузена — и короля Генриха IV Французского. Исторически достоверно лишь последствие этого ковбойского приключения: губернатор Гиени подал на имя Генриха III жалобу, указывая на неправомерные действия его наместника Виллара, и тот был заменен более дипломатичным деятелем — маршалом Бироном, являвшимся губернатором Бордо.

Екатерина Медичи, издалека следившая за успехами зятя, предприняла коварный шаг, добившись предоставления маршалу Бирону полномочий губернатора всей Гиени на случай отсутствия короля Наваррского. Разумеется, Бирон получил указание следить за действиями Генриха и всякий раз, когда потребуется, создавать для него помехи. Но этого мало. Екатерина решила лично препроводить дочь Марго к ее супругу — не потому, что надеялась на воссоединение этой семейной пары, а с тайным намерением поссорить зятя с его друзьями, а может быть, даже и возвратить его в Париж; неплохо было бы также изучить организацию гугенотов и оценить их силы. Сама Маргарита была не против того, чтобы отправиться к мужу. Продолжая вести распутный образ жизни, она вызывала недоброжелательное отношение к себе со стороны всех группировок, прежде всего членов ордена Святого Духа и королевских миньонов. Вероятно, это и послужило одной из причин того, что она решила воссоединиться со своим супругом, который, в принципе, не возражал возобновить совместное проживание, прерванное его бегством от французского двора, хотя и относился к этому без особого энтузиазма. Он не испытывал доверия к королеве-матери и ее дочери, но и ответить им отказом тоже было нельзя. Король Наваррский был даже столь любезен, что отправился встречать их в Лa-Реоль, в сопровождении эскорта из полутора сотен вооруженных всадников.

Впрочем, было одно обстоятельство, способное помешать воссоединению супругов: уже давно и безрезультатно Генрих добивался выплаты ему приданого, обещанного за Маргаритой, что являлось причиной неутихающего спора. Невозможно было возвратить ему супругу, не урегулировав этот спорный вопрос. Общая сумма приданого, слагавшегося, как мы помним, из нескольких частей, превышала миллион ливров и не могла быть выплачена наличными, учитывая бедственное состояние государственных финансов. В конце концов король Франции подсластил пилюлю, согласившись выплачивать Маргарите ежегодную ренту в размере 67 500 ливров, а также предоставив ей в качестве приданого ряд территорий и городов, граничивших с Гиенью, которыми она могла распоряжаться как своей собственностью.

Екатерина Медичи с дочерью двинулись в путь 2 августа 1578 года в сопровождении свиты из трехсот человек, в которой важное место отводилось фрейлинам королевы, ее летучему эскадрону. В состав свиты была включена, разумеется, не без умысла, дабы польстить Генриху Наваррскому, и мадам де Сов, а для его, видимо, вразумления — четверо католиков из рода Бурбонов: кардинал Бурбон, герцог и герцогиня де Монпансье, а также вдова покойного принца Конде. При королеве-матери находились также ее советники по политическим вопросам, в том числе и пользовавшийся ее особым доверием Жан де Монлюк, епископ Валансский. Маргариту сопровождали наиболее приближенные к ее особе лица, такие как Брантом, не устававший расточать в ее адрес комплименты. Сделав остановку в Шенонсо, дабы поразвлечься охотой, а затем в Коньяке, 18 сентября дамы прибыли в Бордо, резиденцию маршала Бирона, где был устроен подобающий их величествам прием. Архиепископ, первый президент парламента и губернатор Бирон собственной персоной вышли приветствовать их. Недоставало только одного человека — Генриха Наваррского, встреча с которым первоначально была назначена именно в Бордо, однако король Наварры не любил этот город, в свое время отказавшийся принять его, поэтому и изменил программу, определив в качестве места встречи с супругой и тещей отдельно стоявший дом близ Ла-Реоли. Там 2 октября 1578 года, после двух с половиной лет разлуки, и встретились супруги, столь мало подходившие друг для друга. Их свидание прошло при полном взаимном безразличии. Гораздо больше внимание Генриха привлекли к себе красотки из «летучего эскадрона» Екатерины Медичи.

По прибытии королева-мать первым делом решила наладить отношения между не находившими общего языка друг с другом Генрихом Наваррским и маршалом Бироном, пришедшим на смену Монлюку и исполнявшим обязанности военного коменданта Гиени и Сентонжа. Родившийся в 1525 году Арман де Гонто, барон де Бирон, самый значительный сеньор Перигора, в свое время служивший пажом при Маргарите Ангулемской, был одним из наиболее крупных военачальников своего времени. За большие заслуги перед королем он в 1577 году получил жезл маршала Франции. Его характер и личные качества должны были сблизить его с Генрихом Наваррским, но он испытывал в отношении него то горькое чувство, которое свойственно старикам в присутствии молодых людей, способных превзойти их. Непомерную гордыню отца унаследует и сын, для которого она окажется роковой. Екатерина Медичи решила устроить встречу этого ревниво-обидчивого полководца и короля Наваррского, что позволило бы внести умиротворение в административное управление Гиенью.

Намеченная встреча состоялась 8 октября. У престарелого маршала был гневливый характер, он считал короля Наваррского молокососом, а Генрих не испытывал ни малейшего желания исполнять его указания. Разговор явно не клеился, всё больше перерастая в конфликт. Марго попыталась было сыграть миротворческую роль, как она это понимала, но результатом явилось то, что ее супруг в дальнейшем отказался следовать за кортежем тещи. Вновь они воссоединились лишь в Оше, главном городе графства Арманьяк, где предполагалось обсудить спорные вопросы, возникавшие в связи с исполнением условий Бержераке кого мира, в частности, о передаче королевским войскам крепостей, захваченных гугенотами, о чем Генрих и слышать не хотел. Там произошел один трагикомический, но весьма показательный для царившей тогда политической обстановки случай. Как-то вечером, когда общество развлекалось танцами, Генриху сообщили, что отряд католиков внезапно захватил замок города Ла-Реоли. Позднее рассказывали, что крепость будто бы сдал католикам ее престарелый комендант, месье д’Юссак, влюбившийся в одну из красоток «летучего эскадрона»; став объектом небезобидных шуток со стороны Генриха Наваррского, он отомстил ему, сдав замок противнику. По другой, более вероятной версии жители Ла-Реоли, не имевшие более сил терпеть тиранию капитана Фава, гугенота, подстрекаемые жителями Бордо, решили сдаться другим хозяевам. Король Наваррский реагировал на полученное известие молниеносно: никому ничего не говоря (то есть не выражая своего негодования королеве-матери, дорогой своей теще), он собрал отряд и той же ночью захватил принадлежавший католикам город Флёранс. Екатерина Медичи, умевшая выражаться афористично, отреагировала достойно. «Понимаю, — сказала она, — что взятие Флёранса является реваншем за Ла-Реоль и что король Наваррский хотел отплатить капустой за капусту, только у моей кочаны покрепче».

После этого досадного инцидента переместились в Нерак, где в начале 1579 года продолжились переговоры, которые с той и другой стороны вели советники и легисты. Гугеноты донимали Генриха своими непомерными требованиями, а католики, в свою очередь, наседали на королеву-мать, требуя, чтобы она ни в чем не уступала, добиваясь неукоснительного исполнения Бержеракского мирного договора и прежде всего незамедлительного возвращения крепостей. Екатерина Медичи оказалась в трудном положении: требовать всего, чего ждали ее сторонники, означало ослаблять позицию короля Наваррского, который, как она понимала, старался сдерживать не в меру ретивых ревнителей протестантизма. С другой стороны, ее уступчивость повредила бы Генриху III, дала бы дополнительные козыри в руки Гизов и Священной лиги. Поэтому теща и зять настойчиво продолжали договариваться, склоняя к соглашению представителей обеих сторон. Трудные переговоры увенчались подписанием 28 февраля соглашения: в свободе отправления культа, чего они добивались, протестантам было отказано, зато в их распоряжение предоставили 15 крепостей на срок шесть месяцев. Пребывая в полной уверенности, что одержала верх, Екатерина Медичи покинула Нерак и продолжила свое турне, посетив Лангедок, Прованс и Дофине, где подписала аналогичные соглашения. С ее стороны было великой иллюзией воображать, будто протестанты по истечении шести месяцев по доброй воле отдадут предоставленные в их распоряжение крепости. Что же касается попыток королевы-матери заманить Генриха к своему двору, то тут она потерпела полную неудачу и покидала Нерак с чувством легкого разочарования. Утешением для нее послужил приятный сюрприз, ожидавший ее на одной из промежуточных станций: перед ней собственной персоной появился любезный зять, прибывший специально для того, чтобы пожелать ей доброго пути. Екатерина Медичи была искренне тронута проявлением этой поистине сыновней любви.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.