Рассказ о культурном помзамзаве, о невежественной машинистке и о необычайном происшествии в Горсовнархозе или Торжество культуры («Я начну свое повествованье…»)

Рассказ о культурном помзамзаве, о невежественной машинистке и о необычайном происшествии в Горсовнархозе или Торжество культуры («Я начну свое повествованье…»)

1

Я начну свое повествованье

Не спеша, куда мне торопиться:

Я, во-первых, не пожарный, славы,

Во-вторых, не очень жажду, в-третьих,

Умирать пока не собираюсь.

И к тому ж скажу вам откровенно:

В наши дни культурных достижений

Вообще спешить писать не надо.

2

Тише пишешь – дальше будешь! Это

Для меня как дважды два четыре.

Потому то и неторопливым

Метром, именуемым хореем

Пятистопным, белыми стихами,

Но заметьте, это очень важно,

Хоть без рифм, но все-таки не прозой,

Я спокойно к делу приступаю.

3

Жил да был – начну традиционно —

В городе районного масштаба,

В наше героическое время,

Капитон Мартыныч Застреляев.

Был он сладок, лыс и беспартиен,

Одинок, не стар, но и не молод,

И как значилось в его анкете,

Был он трудовым интеллигентом.

4

Он пристроился в Горсовнархозе,

Занимая по заслугам место

Пятого помощника замзава;

Всех одиннадцать их было прежде;

А сейчас их там в связи с режимом

Экономии всего лишь десять,

Что по-моему совсем немного

Для солиднейшего учрежденья.

5

Вот и всё, что я могу, пожалуй,

Вам поведать о своем герое;

Впрочем, нет, еще есть, извините,

Я забыл сказать о самом главном,

Именно: пред чем благоговел он,

И чему с таким энтузиазмом

Отдавал и в праздники и в будни

Сто процентов своего досуга.

6

Капитон Мартыныч Застреляев

Птицами ужасно увлекался,

Это первое, второе был он

К языку богов неравнодушен.

И хотя соседи говорили,

Что не только галки от вороны,

Отличить он будто бы не может

Даже страуса от попугая.

7

Автор этому не хочет верить,

Мало ль что в провинции болтают,

Да еще из зависти, герою ж

Моему завидовали: служит,

Комнату отдельную имеет,

Никому не платит алиментов

И с собою носит постоянно

Свой объемистый мешок пайковый.

8

О его литературном вкусе

Я не буду здесь распространяться,

Я замечу лишь, что из поэтов

Всех времен и всех народов, выше

Всех он ставил по «красотам слога»

И «глубинам мысли» не Шекспира

И не веймарского олимпийца,

А из наших одного пиита.

9

Увидав портрет его в журнале,

Застреляев с пафосом воскликнул:

– «Сразу видно, что поэт хороший,

Даже гениальный безусловно,

Это вам не Сологуб, не Бедный,

Не Ратгауз и не Антокольский!..

Ишь какой на-редкость волосатый

И фамилия такая птичья.

10

Мой герой любил блеснуть цитатой,

И на этой безобидной почве

С ним история однажды вышла,

Кончившаяся по-счастью с пользой

Для него, но всё же по району

Вызвавшая много кривотолков

И не угодившая в газету

Лишь благодаря весенней вспашке.

11

Дело было так: Пред окончаньем

Трудового дня в Горсовнархозе,

В комнату, где пятый помзамзава

Протирал двенадцатые брюки,

Забрела одна из машинисток —

Гурия Овидиевна Фазик,

Чтобы взять на всякий случай справку,

Что она действительно пишмашка.

12

Капитон Мартыныч был в ударе:

Только что ему приснился дятел,

Он встал с места, повернулся к Фазик,

Принял угрожающую позу

Неестественно мигнул глазами,

Руку к лысине воздел и зычно

Крикнув: «Что же дали Вы эпохе,

Живописная лахудра?!.» плюнул.

13

Слабое перо мое бессильно

Вам изобразить, что тут случилось,

Но поскольку автор я мне нужно,

Если не для вас, так для потомства,

Попытаться дать сию картину:

Фазик прыгнула и с диким воплем

Рухнула в истерике у шкафа,

Как подстреленная антилопа.

14

Мой герой вспотев и рот разинув,

Превратился сразу в изваянье,

Остальные в панике мгновенно

К двери бросились, давя друг друга,

С громом опрокидывая стулья

И так яро топая ногами,

Что внизу в общественной столовой

В щи посыпалися тараканы.

15

Чтоб понять как следует всё это,

Нужно знать, что завом учрежденья

Был партиец с восьмилетним стажем —

Ветер Пантелеймоныч Епоха.

Он как человек с железной волей,

Ни одной минуты не промешкав,

Отстранил обоих от работы

Впредь до выяснения конфликта.

16

И три дня с утра до поздней ночи,

В тесном помещении месткома,

Пили чай, курили, брали слово,

Возражали и голосовали.

Прежде попросили Г. О. Фазик;

Председатель пальцем ткнув в бумагу,

С удовольствием икнул и буркнул:

– «Ну-с, товарищ Фазик, докладайте!..»

17

Фазик доложила: Застреляев

Обозвал ее при всех лахудрой,

Да притом еще и опорочил

Имя доброе ее, придумав,

Что она товарищу Епохе

Будто бы дала чего-то, это —

Клевета и сплетни, потому что

Застреляев – бюрократ и склочник.

18

И потом прибавила с апломбом:

– «Я служу уже четыре года,

Поведенье всем мое известно,

До сих пор я девушка и в Мопре

Состою я с самого начала,

И в Осоавиахиме тоже,

И примазавшемуся к соввласти

Оскорблять себя я не позволю!..»

19

Молвила и гордо посмотрела

На портрет Буденного, изящно

Высморкалась, бедрами вильнула

И весьма демонстративно вышла.

Застреляев отскочил от двери,

Но она его не удостоив

Даже взглядом, вдоль по коридору

Проплыла как ледокол «Малыгин».

20

После небольшого перерыва

Пригласили моего героя.

Он вошел и потирая руки,

Вразумительно и деловито,

Объяснил почтенному собранью,

Что здесь вышло недоразуменье,

Он ничем гражданку не обидел,

Ибо он достаточно культурен.

21

– «Граждане страны социализма!..»

Продолжал он воодушевляясь:

«Где же и какая здесь обида?

Я продекламировал две строчки

Нашего советского поэта.

Он вам всем известен, полагаю,

Это – Уткин, он по направленью

Мапповский символик романтизма.

22

Даже сам нарком по просвещенью

Анатоль Васильич Луначарский,

Терпсихору этого поэта

Одобряет и рекомендует;

Он не так давно в газетной прессе

Похвалил его: Изящный лирик,

Говорит, и языком владеет

И знаком с гражданскою войною!..

23

Всем известно, что нарком наш скупо

Хвалит литераторов, к примеру,

Из поэтов нынешних, ей Богу,

Он не похвалил и половины!

Значит, если он похвалит, можно

Быть уверенным, что не напрасно:

Это вам не буржуазный критик,

Ведь подход-то у него марксистский!..»

24

Пораженные таким конкретным

Доказательством, зашевелились

Заседавшие, а комсомолец

Секретарь, облизывая ручку,

Заявил: «Ах, Уткин! Как же, знаю,

Я его всю книжку проработал,

Так сказать, поэт на ять, что надо!

Классик пролетарского Парнаса!..»

25

Председатель промычал: «Чего же

Взбеленилась данная гражданка?

Эти женщины народ отсталый,

Особливо на культурном фронте,

В голове у них лишь шуры-муры;

Нет бы, чтоб поинтересоваться

Романом каким иль сочиненьем,

Мало ли у нас теперь талантов?!.

26

Вы, товарищ Застреляев, правы,

Я сочувствую вам полным сердцем,

Но скажите нам, хотя, конечно,

Целиком мы это понимаем,

Что имел в виду писатель Уткин,

Помянув в стихе своем Епоху,

И в каком-таком особом смысле

Вы поняли это выраженье?..»

27

Капитон Мартыныч улыбнулся

С видом превосходства и сейчас же

Самыми доступными словами

Изложил свои соображенья.

Он изрек: «Эпоха, это значит,

Что ли время, то же и период!

Разные у нас эпохи были,

Иль как раньше выражались эры.

28

Например: в истории известна

Ледниковая эпоха в мире:

Было холодно тогда всё время,

Лета вовсе не было, морозы

В сорок градусов весь год стояли.

А теперь – советская эпоха,

И у нас бывает очень жарко!..

Вот на это намекнул и Уткин.»

29

– «Так», заметил председатель, «верно!

Наш Епоха вовсе не причем тут…

А теперь еще вопрос, товарищ,

Почему поэт из вдохновенья

Величает женщину лахудрой?

Что названье это означает?

Может быть действительно обидно

Девушке услышать эту кличку?..»

30

– «Что вы, что вы!.. В высших кулуарах

Говорят, что по происхожденью

Уткин – сын рабочего испанца;

Ясно, что ему довольно трудно

Позабыть свой диалект природный,

Потому-то иногда и в стих свой

Он вставляет что-нибудь такое.

Ведь лахудра по-испански – дева!..»

31

Резолюция гласила: Фазик

Порицанье вынести, вменив ей

Крепко политграмоту освоить

И в кружке рабкоров заниматься.

Застреляеву за культработу

Благодарность объявить и выдать

К первомаю, как пример для прочих,

Месячный оклад за счет месткома.

32

Уткина признать поэтом, всё же

Указав ему, чтоб он в дальнейшем

Выражался лишь по-русски, ибо

Родину его без передышки

Гнет в дугу лакей капиталистов,

Враг трудящихся, фашист известный,

Золотопогонник и сообщник

Муссолини – Примо де Ривера.

<25 июля. Среда – 2 августа. Четверг.

1928 года. Москва>

Данный текст является ознакомительным фрагментом.