Случаи

Случаи

Относиться к жизни как к театру абсурда в стиле Беккета — занятие неблагодарное: рано или поздно такое отношение ударит по тебе самому, и контраст, связанный с возвращением к реалиям жизни, будет особенно болезненным.

Однако нет ничего плохого в том, чтобы порой сохранять некую отстраненность от происходящих с тобой зачастую действительно довольно абсурдных или забавных случаев и даже получать удовольствие от их конструирования. Это не только позволяет забыть о давящих на нас сиюминутных заботах, но и пережить нечто вроде акта творчества подобно режиссеру, ставящему спектакль или снимающему фильм. При этом какое-нибудь заурядное событие типа посещения книжного магазина может превратиться в интереснейшее действо, как это случилось со мной лет тридцать назад.

Я жил тогда в коммунальной квартире на улице Руставели и учился в аспирантуре мехмата МГУ. Часов до четырех в квартире никого не было, и я мог спокойно заниматься математикой, но затем приходили с работы соседи, и я уходил побродить по городу, зайти в книжный или сходить на лишний билетик в театр на какой-нибудь интересный спектакль.

В тот день я заглянул в букинистический отдел книжного магазина на улице Руставели. Накануне мне посчастливилось купить там два стареньких номера «Нового мира» с «Театральным романом» Булгакова и «Словами» Сартра, и я рассчитывал на такую же удачу и в этот раз. Но, к сожалению, на полке стояло всего несколько неинтересных журналов и полный комплект устава Вооруженных сил СССР. Я взял на секунду в руки одну из книжек устава и услышал вдруг язвительный старушечий голос: «Вот вам что читать надо! Может быть тогда людьми станете!» Я повернулся и увидел стоящую рядом совершенно злобного вида маленькую старушку в платочке и стертых тапочках, с неудовольствием разглядывавшую меня. «Зачем же вы так со мной говорите, вы же совсем меня не знаете» — попробовал возразить я. «Да что там знать, все вы одинаковы!» — ответила старушка, и тут со мной в первый раз в жизни случилось то, что потом я в себе так ценил и даже культивировал. Я внезапно почувствовал некоторую театральную абсурдность и отстраненность ситуации, как будто оказался в модной постановке, где отчасти сам являюсь режиссером. Я посмотрел на нее и вежливым, но хорошо поставленным и уверенным голосом сказал: «Партия и правительство оценили мою работу орденом». Надо было видеть, что случилось с моей визави! Она ни на секунду не усомнилась в сказанном, лишь мигнула своими маленькими глазками и вся как-то опала, как будто из нее выпустили воздух. «Это что ж, из гениальных что ли?» — все, что смогла спросить она в ответ. «Возможно» — ответил я и, посоветовав ей «никогда не заговаривать с посторонними», гордо удалился.

Я до сих пор считаю, что в тот день по непонятному мне самому вдохновению я создал маленький шедевр и числю этот случай среди самых интересных.

* * *

В следующем случае, о котором я хочу рассказать, степень конструированности была значительно выше. Как-то в районе шести-семи часов, прогуливаясь по Москве и просматривая театральную афишу, добравшись до строки с театром кукол им. С. Образцова, я прочитал название даваемого в этот день спектакля: «День открытых дверей». Дело было весной, когда во многих вузах (в том и числе и в МФТИ, где я тогда уже начал работать) проходили так называемые «дни открытых дверей», на которые пускали без каких-либо пропусков всех желающих узнать что-то об институте. Разумеется, я испытал радостное ощущение от замеченного совпадения и не мог упустить такой случай.

Я подъехал к зданию театра за 15 минут до начала и, не торопясь, пошел мимо контролера в зал. «Ваш билет» — спросила контролер. «Какой билет?» — удивился я — «у вас же сегодня день открытых дверей. Когда у нас в институте бывает день открытых дверей, мы пускаем туда всех без каких-либо пропусков». «Вы не поняли, молодой человек», — попыталась вежливо объяснить мне контролер, — «это у нас спектакль так называется, но билет-то на него все равно нужен». «Нет, это вы не понимаете»— возразил я — «поглядите, здесь нигде нет слова „название“, а все что написано, так это то, что у вас действительно сегодня день открытых дверей, а если это так, то, как у нас в институте и в другом месте, любой желающий может беспрепятственно пройти в здание театра и поприсутствовать на этом дне».

Дискуссия продолжилась к большой радости окружающих, некоторые из которых, кажется, уже начали понимать что к чему, как вдруг у меня за спиной раздался сдержанный женский голос: «Молодой человек, пройдите со мной к окошечку администратора, я выдам вам билет в партер». Мудрая администратор, подоспевшая почти к самому началу нашей дискуссии и, как мне показалось, вполне оценившая мою эскападу, решила таким образом поощрить меня. И это действительно было серьезное поощрение, потому что в то время попасть в театр Образцова да еще на новый спектакль было очень трудно. Преодолев искушение (мне очень хотелось посмотреть спектакль, но я понимал, что мое согласие сведет на нет всю абсурдную красоту ситуации, сведя ее к элементарному интеллектуальному шантажу с целью добыть билет), я вежливо отказался и удалился с гордо поднятой головой.

* * *

Я не бог весть какой знаток современной русской поэзии, но так получилось, что хорошо знаком с творчеством одного очень популярного нашего поэта Д. А. Пригова. Познакомился я с его стихами благодаря моему другу Саше Харшиладзе, который как-то принес мне его знаменитый цикл про «милицанера» с такими замечательными строками:

В буфете Дома литераторов

Пьет пиво Милиционер.

Пьет на особый свой манер.

Не видя даже литераторов.

Стихотворения про народ, Куликовскую битву и многие другие очень понравились мне, и я одно время внимательно следил за его книгами.

Тем интереснее для меня тот замечательный случай, который произошел со мной несколько лет назад в пригородном поезде, идущим из аэропорта Брюсселя в город. В то время я был членом Ученого совета ИНТАСа, организации, которая распределяет совместные гранты для ученых бывших республик СССР и их зарубежных европейских коллег. Членом Ученого совета была тогда также наш знаменитый социолог Татьяна Ивановна Заславская, мы оказались в одном самолете, встретившись еще при посадке, продолжили беседу в поезде, как вдруг какая-то женщина поднялась со своего места и подошла к нам. Оказалось, она встречала раньше Заславскую, они живо приветствовали друг друга, разговорились и вскоре выяснилось, что наша визави прожила очень интересную жизнь в пост-перестроечной России.

Англичанка по паспорту из семьи белоэмигрантов, она с энтузиазмом отнеслась к тем переменам, которые наступили в нашей стране после 1985 года, и приехала в Россию, организовав здесь какой-то благотворительный фонд. Дальнейшее довольно типично для нашего лихого времени: погрузившись целиком в содержательную работу фонда, она не заметила, как постепенно финансовые рычаги организации перешли в совсем другие, далеко не безупречные, руки. В общем, ей пришлось в итоге оставить свое предприятие, но к тому времени она уже прочно осела в Москве, выйдя замуж за гражданина России.

«И кто же ваш муж»? — спросила Татьяна Ивановна. «Он художник и поэт» — ответила ее собеседница, и тут я, ощутив какой-то импульс, вмешался в их беседу. «Наверное, это Дмитрий Александрович Пригов» — сказал я.

«Да» — в наступившей внезапно тишине удивленно сказала Пригова — «А как вы догадались»?!

Мне нечего было ответить, ибо я сам не понимал, как ко мне пришло это озарение узнавания, я отшутился, мы заговорили о стихах, книгах, но долго потом наша собеседница с интересом и легким недоумением посматривала на меня. В конце нашей поездки она взяла мой телефон, пообещав позвать меня на очередное чтение стихов Пригова, но через месяц мой номер сменился, и я так и не смог получить удовольствия от неповторимой приговской манеры чтения, и никогда больше судьба не сводила меня ни с ним, ни с его женой.

Следующая история произошла со мной и моим другом Сергеем Резниченко в Киеве, где мы принимали выездные вступительные экзамены на Физтех в 1981 году. В какой-то из выходных мы отправились с ним в этнографический музей под открытым небом, находящийся в пригороде. Этот музей представлял собой деревенское поселение с типичными украинскими избами, убранством, ремеслами; здесь можно было перекусить, выпить горилки, посмотреть, как работают мастера народных промыслов.

Около одного из них, делавшего деревянные ободы для колес крестьянской телеги, мы остановились и стали свидетелями заключительной фазы этой непростой процедуры: вымоченную в воде заготовку бондарь изгибал, стараясь придать ей форму окружности. Я спросил его, как он рассчитывает длину заготовки, необходимую для изготовления обода нужного диаметра, и получил следующий удивительный ответ. Чисто эмпирически мастер обнаружил, что для этого заготовка должна быть в три раза больше требуемого диаметра и, исходя из этого, действовал. Правда, какое-то чувство неудовлетворенности у него оставалось и узнав, что мы математики, он пожаловался, что каждый раз заготовки немного не хватало, и ему приходилось дополнительно растягивать ее, чтобы уложиться в заданные размеры колеса.

Мы объяснили ему, что отношение длины окружности к ее диаметру равно числу я, которое примерно на 0,14 больше тройки, и надо было видеть ту радость понимания, которая появилась на его лице! Он понял, в чем дело, и долго мучившая его проблема была, наконец, решена!

А мы с Сергеем еще раз убедились в непреходящей практической ценности нашей науки, что бы там ни говорили бурбакисты. Нет, прав все-таки академик Арнольд, когда пишет, что математика — часть физики и т. д.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.