Глава 2 Истоки советского панка

Тогда мы все находились под влиянием Юфы. Никакие панки здесь вообще ни при чем. Юфа был и остался главным идеологом.59

Андрей Панов, интервью Житинскому для книги о Цое, 1991

Советский союз, город-герой Ленинград, конец 1970-х годов. В Автово есть ничем не примечательный пустырь за газопроводом. На нем с виду ничем не примечательные советские граждане обмениваются странными словами: табаш, насос, пайта, передают друг другу квадратные бумажные конверты довольно большого размера. Это знаменитый «толчок» – место, где нелегально шла продажа пластинок с западной музыкой. Толчок – от жаргонного выражения «толкать», то есть спекулировать, продавать что-то частным образом по завышенной цене.

Именно на толчке Андрей познакомился с Алексеем Рыбиным. Рыбин вспоминает, как принес «крутому мажору» в джинсовом фирменном костюме марки «Конвоир» полиэтилен для обертывания конвертов пластинок. Вот как это было: «Чтобы завоевать расположение Конвоира, я вынес с завода имени Ленина Метров десять [квадратных] полиэтилена. […] Конвоир безумно обрадовался стыренному мною полиэтилену».60

Обмен пластинками на толчке считалась незаконным, его часто разгоняла милиция, поэтому «толчок» с пустыря в Автово перемещался на улицу к магазину «Юный Техник» Червонного Казачества, а затем и вовсе в Озерки. Лия Петровна Панова подтверждает это. Когда сын ходил в это опасное место, она всегда волновалась – там ловили, отбирали пластинки и деньги, штрафовали. Однако именно увлечение пластинками и музыкой помогли Панову после окончания двухмесячных курсов продавцов радиотоваров получить место в Доме Радио и стать продавцом именно пластинок и аппаратуры.61

Андрей больше не увлекается марками. Как и все подростки, он страстно увлёкся музыкой, но не классической, а современной. Музыка помогает найти и выразить себя, осознать свои чувства, обрести идентификацию и ответить на извечный подростковый вопрос: кто я? Так что слушал юноша Андрей Панов?

Евгений Фёдоров, основатель коллектива «Tequilajazzz», рассказывает так: «Панов слушал арт-рок: группа Chicago, Fusion, Blood, Sweat & Tears, David Bowie, DEVO, Laurie Anderson и Билли Кобэма… и много чего еще, перечислять можно долго».62

Алексей Рыбин также упоминает Chicago и Кобэма, но к этому списку добавляет еще «Mahavishnu Orchestra», Фрэнка Заппу, Стэнли Кларка. По его воспоминаниям, «Андрей мог легко поддержать любой разговор на тему рок-музыки. Он хорошо разбирался не только в направлении панк, но и в джаз-роке – просто обожал его».63

Рыбин замечал, что культурная среда, в котором рос Андрей, была шире, чем у сверстников, и знал он куда больше своих товарищей.64

Сам Панов объяснил в интервью, что «„Пистолеты“, конечно, уже были, про них все читали, все от них торчали заочно, но никто не слышал. Начиналось все с таких групп, как „Stranglers“, „Damned“, короче, с групп более тонкой подачи».65

Первая пластинка «Sex Pistols», по словам Евгения Титова, появилась у Панова в конце 1978 г. Также в коллекции Андрея почетное место занимал ранний Игги Поп с группой Stooges и первая двойная пластинка Public Image Ltd. с вокалом Джонни Роттена. «Эти группы и исполнители оказали на него самое большое влияние. Но именно Игги Попа Свинья считал лучшим исполнителем, он ставил его в пример всем», – делает вывод Титов.66

Таким образом, Андрей собрал целую грядку виниловых пластинок, выпущенных за рубежом, которые в Советском Союзе не издавались и не продавались, коллекция занимала всю длину от стены до стены. По словам Рыбина, «Андрей был на „толчке“ большим авторитетом, с ним здоровались за руку „взрослые“ коллекционеры».67

Сохранилось фото, на котором юный рокер позирует в темных очках, с сигаретой с портретом Дэбби Харри из Blondie в руке, а за ним на стенах плакаты Sex Pistols и даже Фреди Меркьюри. Следует заметить, что, несмотря на воспоминания многих о значимости Игги Попа для Панова, сам Андрей в 1997 году его уже отрицал. Журналистка от Underground TV задала вопрос: «Даже Игги Попа не слушаете?». Это «даже» удивило Андрея, и он переспросил, а почему, собственно, Игги Поп?

«Underground TV: А потому что в одном же, опять, из своих интервью вы написали, что, впервые услышав Игги Попа, вы взялись за гитару. («Да тот же Игги Поп сразу меня зацепил. Вот, услышав этих людей, я взялся за гитару»)68

Андрей Панов: Вот это да!

Underground TV: Очередное опровержение.

Андрей Панов: Вот это-то полное фуфло».69

Одевался Андрей как в униформу, чаще всего в джинсовый костюм. Лия Петровна вспоминает, как на валютные чеки старалась приодеть его, но он любил только джинсы, остальные модные вещи его не интересовали, висели в шкафу. И в институте – когда приходили сертификаты от отца, мать старалась, чтобы у сына были модные вещи, но в результате все это висело в шкафу. «Кожаный пиджак у него был, дубленка – во всем этом его никто ни разу не видел. Он любил только джинсы. Также отец присылал и собственно из-за границы – и джинсы, и все, что было самым модным тогда, в семидесятые – так он все друзьям раздаривал. Его одежда совершенно не интересовала», – рассказывает Лия Петровна70.

Тут надо сказать, что одежда была частью целостного образа. Очевидно, что Андрей искал свой, и джинсы подходили к нему, а галстуки, рубашки, строгие костюмы – нет, он интуитивно чувствовал это и их не надевал. У Панова вообще был актерский подход, и он был не певец или музыкант, а исполнитель – роли, музыки, текста. Титов приводит важные ориентиры не из мира рок-музыки, а скорее эстрады, где образ более целостно прорабатывается, а также актера, психологически максимально далекого в реальной жизни от воплощаемого им образа. Например, такие: «Еще мы ходили на какие-то эстрадные концерты, например, был такой болгарин Педко Педков с усами как у таракана, это было весело… Вообще, он больше ценил исполнительское мастерство в широком смысле, и поэтому таким же кумиром был для него Гойко Митич, югославский актер, исполняющий роли индейцев в ГДР-овских кинобоевиках. Также ему нравились Клаус Кински, например, Малкольм Макдауэл».71

В 1976 году произошло знаменательное событие, встреча Андрея Панова и Евгения Юфита. Сам Юфит в интервью рассказывал так: «Зиждилось это на энергии двух личностей. Это конец 1976 г., по-моему, я познакомился со Свиньей совершенно случайно, на улице. Кто-то из моих приятелей его окликнул, и так, слово за слово, возник какой-то резонанс, который привел к неожиданным социальным плане провокациям, акциям на улице, эпатажу, провоцированию населения».72

От этих «социальных провокаций» или, выражаясь театральным языком, хэппенингов, сохранились фотографии, дающих о происходившему довольно ясное представление: вот Андрей Панов (уже Свинья)73, выглядывает из мусорного бака, вот с другими «битничками» лежит под колесами стоящего грузовика, вот с веревками на шее компания прилегла отдохнуть на асфальт и шокирует бабушек, сидящих на лавочке перед подъездом.

Компания подобралась довольно большая и бесшабашная. В нее, кроме главных заводил Юфы и Свиньи, входили Кирилл Хуа Гофэн, Антон Галин (Осел), Кук (Сергей Погорелов), Постер (Эдуард Горохов), эпизодически Панкер-Монозуб (Игорь Гудков), Пиночет (Игорь Покровский), Алексей Рыбин и Виктор Цой. Тем, кто интересуется Цоем-панком, можно посоветовать прочитать биографию Виталия Калгина о нем в серии «ЖЗЛ», где все подробнейшим образом описано.74

Антон Галин также рассказывал такой случай, вполне в духе дадаистов – как он, Свинья, Цой и другие культовые фигуры рока ходили в оперу с пивом. Сидели на балконе, пили пиво и слушали оперу. Осёл объяснял, что это было от отсутствия иных развлечений, а не оттого, что это были какие-то особенные люди.75

Сам Панов вспоминает об отличительных чертах битников-ковбоев так: «А потом стали появляться разные плакаты, показали их по телевизору, и мы сразу завелись. Идиотничаем. То в трусах зимой по улице, то обвешиваемся разными „паяльниками-фигальниками“, надеваем одежду не по размеру. Разные глупости. А как-то показали, что они еще и булавками обвешиваются. Нам понравилось. Мы, типа, тоже меломаны, давай булавки».

Мать музыканта вспоминает, как переживала в своё время за сына. Они с друзьями обвешивались булавками, красились, за что не раз попадали в милицию.76

Информация о панках была очень скудной: панков показывали по телевидению в «Международной панораме» и всячески осуждали, Можно было также достать англоязычную музыкальную газету NME, которую, например, регулярно читал Майк Науменко или купить газету французской компартии Humanite. Достать пластинки, чтобы услышать новоявленных западных панков, было почти невозможно, так как в виду редкости они стояли баснословно дорого и тут же оседали у коллекционеров.

Это было, вспоминал сам Панов, когда к нему пришел один из друзей в больницу на медпрактику и принес статью о новом течении. Когда прочитали первую статью: «Я спускаюсь в дурно пахнущий подвал и т.д.», Андрей подумал, как Маяковский в свое время: «Принимаю, мой панк-рок».77

Андрей Панов утверждал, что когда он и его друзья начали жить этой культурой, еще не было никаких панков. Просто один раз ему позвонил Юфит. И сказал так: «Ты знаешь, на Западе появилась группа каких-то кретинов типа нас. Называется «Sex Pistols». Сейчас передали одну вещь по «Голосу Америки» [Юфит всегда его слушал]. На вопрос Свинью, какая именно музыка, описал как «типа Slade, только хуже раз в пять». Андрей решил, что на это не стоит обращать внимания.

Как бы то ни было, Андрей в школе писал только стихи и не владел ни одним музыкальным инструментом. Как сам он сказал в радиоинтервью, за гитару взялся в девятнадцать лет и сразу за электрическую, когда Гудков убедил его, что есть уже ребята, играющие рок на русском – «Аквариум» и Майк, которого он записал. И начать – несложно!

Андрей вспоминал в передаче «Персона Грата»: «А с Монозубом я познакомился, когда Юфа его привел устраиваться на работу. Я тогда был работником торговли по радио и телеаппаратуре, поскольку меломан».78

В «Персоне Грата» Панов отмечает, что взялся а гитару и сразу начал писать песни. Условно первая песня совсем не панковская, а, можно сказать, романс «Рассвет». Написана, как он неуверенно вспоминал, на полу-деке Musima (на самом деле Orpheus).79 Припев в ней звучал так:

Мне приснился наш первый рассвет,

Но тебя я совсем не ждала.

Ведь тебя для меня больше нет

Да и я для тебя умерла.

Сам музыкант рассказывает это про Цоя, но это можно применить и к нему, что процесс этот естественный. Сначала ты много читаешь, потом много слушаешь музыки, учишься играть и снимаешь аккорды и все это не может не вылиться в собственное творчество. «Очевидно, что человек, который жутко много читал и жутко много снимал, должен был и сам начать писать. У меня тогда только намечался первый состав, а сам я в семьдесят девятом первый раз взял гитару в руки. И через полгода уже гастролировал».80

О своем увлечении гитарой он вспоминал сам так: «А я как раз поступал в институт, и тут на мои плечи падают полторы тысячи деревянными – от папы. Мой папа свалил из страны законным путем в семьдесят третьем (на самом деле в 1974). И по их правилам, если ребенок учится, бухгалтерия оплачивает обучение. Финансирует его образование, значит. Конечно, я сразу купил всякого – барабаны там, три-четыре гитары. Все на это ухнул, короче. Взялся сразу за гитару и настолько заразился, что поехал и поехал. Каждый день с утра до ночи. Сейчас фиг так сделаю».81

Летом 1979 года на пустыре напротив дома Панова Покровский и Кук пили портвейн и встретили Андрея. То есть Кука познакомил с Пановым Покровский, так как они были бывшие одноклассники, а со Свиньей он уже общался.

Как пишет Титов: «Привет! Тебе нужен был гитарист? Так вот тебе гитарист!» – и показал на Кука. Они втроем пошли к Свинье домой. И в пустой комнате Свиньи – там ещё не было никакой аппаратуры, они продолжили пить вино и обсуждать планы. Свинья сказал: «Ну, всё! Завтра начинаем репетировать!» И уже через два-три дня небольшая комната серьезно преобразилась – Свинья откуда-то притащил барабанную установку, усилитель, колонки и гитары. Всё это он купил на деньги, которые ему подарили родители за поступление в театральный институт. И они сразу начали репетировать, позвали на барабаны приятеля Эдика Постера (19 лет) из их же с Пиночетом школы, и репетировали втроём. Тогда у Свиньи уже было придумано название «Автоматические Удовлетворители», но было и шуточное название группы – «Х-й».82

Как появилось название «Автоматические Удовлетворители»? Существует несколько версий. Самая распространенная – что это вольный перевод названия «Sex Pistols» на русский язык. Однако кто именно придумал его? Тут мнения мемуаристов расходятся. Авторство приписывается Юфиту, который хорошо знал английский, а также безымянным «битничкам».

Таким образом, в этом составе: Панов – вокал и гитара, Кук – бас-гитара и Постер – ударные, группа репетировала более года и сочиняла свои песни.

Собирались у Андрея, благо места в трехкомнатной квартире было много. Клуб. Слушали пластинки, грели сухое вино в духовке, разговаривали, репетировали.

Играли дома, после «Sex Pistols» стали сочинять песни в их манере. Была записана демо-пленка для Троицкого в 1979, вероятнее в конце года. Иногда на репетициях присоединялись другие приятели. В частности, Максим Пашков, Цой, Покровский и Алексей Рыбин.

«Бомбочка» – то есть пленка с магнитофонной записью группы, поскольку была записана для москвича Троицкого, получила бодрое название «На Москву!» со вторым самоироничным намеком «Дураки и гастроли»: по нему вполне очевидно, что ребята серьезно к себе и группе не относились, но очень хотели поехать выступить в столицу. На самой бобине имелись «Весна», «Выруби Сук», «Шуточки», «Икра», «Появились панки в Ленинграде», песня про Сида Вишеса (название песни никто не помнит, текст был примерно такой: «У меня за стенкой сосед застрелился, а ещё мне сказали, что Сид Вишес отравился»).83

Как вспоминает сам Троицкий, текст другой песни гласил:

«Появились панки в Ленинграде,

То ли это люди, то ли гады.

Они танцуют твист и пого.

Покажите к Роттену дорогу!»84

И отмечает, что это была не демозапись, а «запись квартирного выступления группы „Автоматические удовлетворители“. Троицкий вспоминал, что сам Свин понравился ему больше своих песен. Артемию он показался странным, однако не лишенным обаяния. Критик также отметил хорошие вокальные данные. Выслушав замечания по записи от Артемия, Свинья, сказал, что „живьем“ это все в сто раз круче и что он должен побывать на их концерте».85

Следует сказать, что на бобине были еще записаны отдельно песни Рыбина («Лауреат», «Я пошел в гастроном» и «Звери») и Палаты №6 (скорее всего, две-три песни из альбома «Слонолуние», записанного у Пашкова дома на два магнитофона), которая тогда состояла из Пашкова – гитара, вокал тексты, Цоя – бас и бэк-вокал и Олега Валинского – барабаны). То есть это был сборник трех разных исполнителей, примерно 30 минут, такова длина магнитофонной ленты. Эта запись считается утраченной. Во всяком случае, официально она не издана и в интернете не появилась, за ней охотятся коллекционеры и не теряют надежды найти и выкупить ее.

Причина, как справедливо пишет Кушнир, в том, что «для громких квартирных джемов, записанных на магнитофон „Маяк“, они придумывали броские названия типа „Дураки и гастроли“ (или „На Москву“), а затем искренне поражались, в какое небытие канули их шедевры, „растиражированные“ в количестве одного-двух экземпляров».86

В целом, Троицкий прохладно отнесся к ленпанкам и долго не принимал их всерьез, только в 2010-х гг. он изменил свое мнение о Панове и группе АУ. «Это выдающаяся группа, которая была питомником панк-рока».87

Чтобы лучше понять истоки образа «Свиньи», стоит подробнее рассказать о Евгении Юфите (1960—2014) – режиссере, фотографе, художнике и основателе жанра некрореализм. Юфит или как его называли в компании Юфа, учился в английской спецшколе, что очень помогало в прослушивании «голоса Америки» и ВВС и переводе текстов новой западной музыки.

Во второй половине 1970-х кино он еще не снимал, ибо не имел ресурсов, но вовсю режиссировал действа на улице и фотографировал их. Позднее эта стилистика была им воссоздана в ранних фильмах 1980-х гг.: «Санитары-оборотни» и другие ранние работы.

«Однажды – дело происходило в глубоко застойные времена – школу, где учился Евгений Юфит, посетила западногерманская делегация. Юный Юфит принял в подготовке посильное участие. В частности, убедил одноклассников приветствовать гостей-антифашистов хоровым возгласом „Гитлер капут!“. Едва на пороге появились первые гости, весь класс вскочил и гаркнул. С таким энтузиазмом, что благовоспитанные фрау и увешанные фотоаппаратами герры пулей вылетели вон, решив, что стали жертвами тщательно спланированной провокации. Экстренное комсомольское собрание, обсудив ЧП, пришло к выводу: класс поддался действию необъяснимого массового психоза. Зачинщика не могли найти, потому что, как выяснилось, сам Юфит в последний момент остался сидеть за партой и ничем себя не скомпрометировал».88

Евгений Титов объясняет это творческое влияние так: «Свинья очень ценил Юфу, в чем-то они дополняли друг друга. И очень многое в ранних песнях «АУ» отсылает к эстетике некрореализма Юфита. И эту эстетику потом переняли очень многие наши и панк, и рок, а теперь уже и поп-группы и другие сочинители-исполнители.89

Как точно сформулировали создатели фильма «Нате!»: «Некрореализм – сводный брат русского панка, был вдохновлен эстетикой смерти и разложения. Они имитировали драки и самоубийства для того, чтобы спровоцировать обывателя, выдавить его из зоны комфорта.90

Разъясняя суть своего метода Юфит объяснял: «Мы совершали какие-то неожиданные события, не вписывающиеся в логику повседневности, в логику нормальной последовательности действий обычного советского человека и это вызывало шок и недоумение»

Зачем этим было заниматься? Юфит: «Многие работали, я работал инженером-механиком, в этом и была как раз абсолютно другая жизнь, интерес, что это были две грани человеческого существования, то есть ты ждал выходные и переходил в другое качество, другое измерение, менялось… как вурдалак ждал ночи, чтобы выйти на улицу».91

В конце 1970-х-начел 1980-х годов Андрея Панова вызывали в Большой Дом, вызывали также и Лию Петровну, его мать. Панов-младший якобы был антисоветчик – якобы старший его оставил здесь, в СССР, коварно спаивать молодежь. А молодёжь смеялась: ведь у него никогда больше рубля не было – как он мог их спаивать?!92

Проблемы начались сразу после отъезда отца на Запад. Андрей был на заметке у милиции. Произошло несколько характерных случаев, о которых рассказала Лия Петровна. Таким образом, еще продолжалась меломания – как Панов называл, «меломанство», поездки на толчок, провоцирования населения с Юфой и актерское выражение себя. Дальше это вылилось в желание заниматься музыкой на манер западных панков и поступление в Театральный. Кроме искреннего желания, у юноши была и другая причина – грозила армия.

По словам Фёдора Лаврова, Андрей уже тогда действительно хотел стать актером. Он еще никуда не поступал. А Рикошет, с которым они учились в школе, хотел стать режиссером. Лавров, из семьи художников, решил, что будет заниматься сценографией – декорации делать. Ребята еще мечтали об авангардном театре.93

Андрей серьезно готовился к поступлению, год он ходил в театральный кружок при Доме Пионеров на Невском.94

Представления о кинопредпочтениях дают следующие остроумные ответы на вопросы анкеты: «Любимые кинорежиссеры – Бондарчук и Гайдай. Любимые артисты – Юрский и Назаров. Любимые композиторы – оба Дунаевских, Шостакович и Зацепин. Апогей – это Алла Пугачева. Гребенщиков – революционер. Щукин – это гений, я не понимаю, почему его не расстреляли, Ленин Щукина – это Чарли Чаплин! Любимый государственный деятель – Андропов. Я его слишком люблю. Шевчук – это вокал, это сильно, он в это верит. Любезно-хитрый Кинчев. Кречинский – хороший образ, думаю, в театре я бы его потянул!».95

Летом 1979 г., когда Панов поступал в театральный, он принципиально отказался, чтобы мать помогала ему ставить танец. Какую басню он читал неизвестно, а стихи – кого, как не Франсуа Вийона. Экзаменаторы удивились такому мрачному выбору, но когда Андрей после Вийона спел им «Ой мороз, мороз…», они поняли, что с парнем все в порядке.

Поступал на курс к актёру Леониду Захаровичу Кацману (Михайловскому) с будущим участником группы «Секрет» Максимом Леонидовым. На прослушивании, увидев имя-отчество в документах, спросили, кем юноше приходится Валерий Панов и, узнав, что отец, просто не допустили до следующего тура. Тогда пришлось обратиться к Игорю Олегович Горбачеву, который прослушал юноша, взял обещание, что тот не уедет на Запад – и взял к себе на курс.

Примечательно, что Панов учился в одном институте с Николаем Фоменко. Когда Андрей поступил в театральный, мать приобрела для него синий пиджак и серые брюки, он надевал рубашку, галстук… и вот позвонила Лие Петровне один раз мать Фоменко и поражённо спросила: «Я же знаю вашу интеллигентную семью! Что это ваш сын цепь от сливного бачка себе на шею надел?!».96

Проучившись два месяца, театральный он бросил. Лия Петровна рассказывает: «Он разочаровался, потому что он уже немного начал заниматься музыкой – и вот когда они стали там „жевать камни“ для дикции, он посчитал, что ему это мешает для пения».

Андрей был, без сомнения, бессребреником. Он год проучился в Театральном институте, увлёкся музыкой и решил: «Я ухожу. Музыка мне больше нравится». «Андрей!» – говорила мать, – «Ты пойми – ты ещё четыре года можешь получать алименты! Можешь купить технику, у тебя будет свой зал, студия… мы небогаты». А он сказал: «Я из-за этого учиться не буду». Вот так человек отказался – учился хорошо, педагог – Игорь Олегович Горбачёв – был студентом доволен. Друзья говорили: «Ты ненормальный!», но он сказал – нет.

«Не моё это дело», – говорил Андрей, «я не настолько талантлив, чтобы выбирать себе роли, но не хочу тратить жизнь на то, что я не хочу». (Это относилось к предложенной ему роли образцового комсомольца). И ушел сам. Горбачёв с удивлением отмечал: в жизни это был первый раз, чтобы студент сам ушёл. Лия Петровна хотела, чтобы сын остался – не только из-за алиментов, но и потому, что чувствовала в нем актёра. Впрочем, это, актёрское, Андрей впоследствии ещё проявил…

Также в университете ему дали роль в пьесе «Старший сын», (к сожалению, Лия Петровна не припоминает, роль Сильвы или Володи (то есть Боярского или Караченцова, применительно к фильму) – но это была достойная роль, а потом… Панову стали давать роли образцовых комсомольцев. И он сказал: «Я не настолько талантливый, чтобы отказываться, а играть я это не хочу». В результате Андрей увлёкся музыкой – и ушёл. Преподаватели очень удивлялись, так как это был, пожалуй, первый случай, чтобы кто-то сам ушёл из Театрального. На следующий год (1980) юноша получил возможность поступить ещё раз, к Горбачёву, в Александровском театре, но он уже серьёзно занимался музыкой – и не стал поступать.97

«С великой наколки Майка», как это называл Панов, поехали они в Москву к Троицкому. Майк до этого уже был там с Гребенщиковым, так сказать, под видом панка. А в этот раз – большой толпой давать концерты. Виктор Цой выступил там с «Вася любит диско, диско и сосиски». Но тогда в этих кругах все были против диско (Свинья позже говорил: хорошая музыка). А они удачно выступили с переделкой песни Макаревича «…И первыми отправились ко дну».

Ну а Москва, как иронично заметил Свин, город маленький! Сразу все узнали, схватились за новый приток в музыкальной жизни. И пригласили на квартирник, а потом в маленький клуб. По возвращении в Ленинград оказалось, что и туда уже дошли разговоры.

Панов познакомился с Майком через Игоря Покровского, тоже меломана и коллекционера пластинок и скорее всего поводом стал обмен пластинками западных групп. Как вспоминает Игорь Гудков: «Это был 80-й год, и мы со „Свином“ Пановым вовсю уже слупили панк-рок, хотя все остальные его тогда не очень слушали. Я позвонил, и мне был продан альбом. Потом мы с Гребенщиковым стали меняться пластинками – мы с Пановым давали ему всякий панк – Игги Поп, „Stranglers“, „Public Image Ltd“, тогда мало было таких дисков вообще». Майк жил у родителей на Бассейной, совсем недалеко от проспекта Космонавтов, завязалась дружба.

Рыбин также отмечает, что: «Майк и Свин очень уважали и ценили друг друга. Свина, поскольку он был парнем умным и образованным, удивить отечественным роком было чрезвычайно сложно, но Майка он принял мгновенно, однозначно и никогда над ним не хихикал. Слушал – только головой качал, молодец, мол».98

«Майк даже несколько раз принимал участие в репетициях „АУ“, играл на гитаре и на басу, а однажды (перепутав, видимо, Ленинград с Лондоном) предложил Андрею купить у него песню».99

Это была песня «Белую ночь», и Майк хотел продать ее Свину за три бутылки сухого вина. Панов послушал песню, обдумал предложение Майка и ответил: «У меня и у самого такие песни неплохо выходят».100

Тогдашняя жена Майка Наталья Россовская вспоминает: «Андрюша – Свин неоднократно пытался эпатировать уже ко многому привыкших соседей своими панковскими штучками. А иногда был тих и разговорчив. Майка Свин звал Майваком (чтоб ничего английского!), меня, соответственно, Мойвой (зато не жабой)».101

Это тесное общение вылилось в песню-посвящение «Я не знаю, зачем» (Бу-бу) и позже добавленное разъяснительное название «Песня для Свина». Интересно, что Майк мало кому посвящал песни и делал их именно в стиле исполнителя. У него, например, есть «Лето. Песня для Цоя». Рыбин считает, что это одна из самых слабых песен Майка, потому что стилизована будто под панк-рок – но от панк-рока в ней нет ничего.

А Панкер, наоборот, называет «Песню для Свина» чистым панк-роком. Несмотря на такие разные мнения, песня, несомненно, хорошо передает характерные особенности стилистики ранних АУ и тех песен, которые писал не только Андрей, но и другие авторы. Здесь и безнадежность, и смелое принятие этой отчаянности, и описание того, как все плохо в жизни, и наигранно-равнодушное отношение к этой ситуации. Позднее Панов незначительно переделал текст, сделав более своим, стал исполнять ее на концертах и даже записал.

А закончилось-то всё довольно печально. Как вспоминал сам Андрей, они были друзьями довольно длительное время, тем более что жили рядом. Но за три года до смерти Майка что-то случилось – Свинья и сам не помнил, что же. «Он страшно разозлился на меня, перестал пускать к себе домой и всюду лажал. Может, я что-то по пьяни сотворил, не знаю. И теперь уж и не узнаю».102 Майк умер в 1991 году.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.