Не предусмотрено расписанием

…Как-то в комнате отдыха пилотов Хабаровского аэропорта речь зашла о полётах без разрешения, о не предусмотренных расписанием рейсах, совершать которые лётчики не имели права, но отказаться тоже, по ряду причин, не могли.

– Кому не довелось летать без дозволения начальства! – сказал молодой, но уже известный на Дальнем Востоке лётчик Маслов. – Был и у меня один такой случай, и тоже на Сахалине. Маслов после окончания лётной школы был направлен работать на почтовую линию Хабаровск – Сахалин. На своём: маленьком самолёте он доставлял газеты, письма, срочные посылки и в редких случаях пассажиров.

Конечным пунктом его маршрута была Оха. Зимой там аэродромом служил лёд замёрзшей лагуны. От ледового аэродрома до посёлка – километра три. Обычно Маслова отвозил к самолёту на своих собаках мальчик-нивх, который называл себя Петькой. Этот юный любитель авиации очень подружился с молодым лётчиком. Маслов раза два поднимал его в воздух, и Петька был по-мальчишески горячо влюблён в «своего» лётчика. Заслышит отдалённый гул мотора и быстро запрягает свою тройку собак в парты, чтобы мчаться встречать «крылатого друга».

Однажды весной, когда началось необычно быстрое для этих мест таянье снегов, Маслов собрался в последний полёт на лыжах. Он должен был взять в Александровске одного пассажира и перебросить его в Николаевск-на-Амуре. Там предполагалось «переобуть» машину, сменить лыжи на колоса.

Медлить буквально нельзя было ни часу. Высокое солнце так пригревало, что вокруг «аэродрома» появились предательские трещины. Снег почернел, покрылся твёрдой коркой. Мысль о том, удастся ли сесть на лыжах в Александровске, а затем в Николаевске, тревожила лётчика. Рано утром он пошёл на аэродром, не разбудив Петьку, жившего по соседству.

Но что это? Около самолёта уже стоят нарты и лежат собаки. Неужели Петька здесь, и почему он не зашёл за «своим» лётчиком? Нет, это не Петька! У того всего три собаки, и все они белые, а в этой упряжке пять разномастных псов.

Когда лётчик подходил к самолёту, навстречу ему шагнул старый сторож, охранявший машину, и черноглазый смуглый мальчик в кухлянке из оленьего меха.

– Что это за посторонние на аэродроме? – с притворной строгостью спросил лётчик.

– Это не посторонние, это – приятель Петьки, – поняв шутку, ответил сторож.

– Раз приятель – дело другое! Как тебя зовут?

– Ходжеро, а по-вашему, Ванька, – смущённо ответил мальчик.

– И зачем ты сюда пожаловал? Катать сегодня не буду, не до этого…

Сторож, тоже нивх, ответил за мальчика:

– Ходжеро дело тебе есть. Вчера приехал, вся ночь ждал. Гнал спать – не пошёл, говорит: крылатый друг улетит, видеть не буду.

– И так всю ночь ты просидел здесь? – заинтересовался Маслов. – В чём же дело, Ваня?

– Ома – отец, – тихо сказал мальчик, – надо шибко-шибко везти больница.

– Ну, при чём тут я? – пожал плечами лётчик.

– Медведь задрал отца. Пожалуйста, лети. Шибко вези больница! – горячо попросил маленький нивх.

Из дальнейших расспросов выяснилось, что Ходжеро – Ваня вместе с отцом промышлял в тайге белок, когда на них неожиданно напала голодная и злая весной медведица. Она подмяла под себя пожилого охотника, прежде чем его сын в упор застрелил зверя. Ходжеро дотащил отца, потерявшего сознание, до стойбища оленеводов. Там ему оказали первую помощь. Но отец очень плох, он потерял много крови, медведица разодрала ему голову и спину. Все старики говорят, что он не выживет, если не попадёт в больницу. Надо его срочно доставить в Александровск, и сделать это можно только на самолёте.

Маслов взглянул на часы и задумался. Лететь бог весть куда и без разрешения начальства он не имел, конечно, права. Запросить управление можно будет только через четыре часа, в условленное время радиопереговоров. Тогда будет поздно… Ждать нельзя, жизнь человека висит на волоске… Однако полёт над тайгой с мальчишкой в роли штурмана – предприятие крайне рискованное… Как быстро тает снег… Сядешь где-нибудь на поляне и не поднимешься… Нет, лететь никак нельзя, но и отказаться тоже…

Лётчик покачал головой и серьёзно сказал:

– Хотел бы тебе помочь, Ваня, но как это сделать?

– Шибко, шибко лети, – попросил мальчик.

– Но ты понимаешь, самолёт – не то, что твои собаки, они всюду пройдут, а мне, чтобы сесть, ровная площадка нужна шагов в пятьсот и чтобы со снегом.

– В тайге много полянка… большая есть…

Маслов взглянул в глаза маленького нивха, и у него сжалось сердце. Робкую надежду, и страх получить отказ, и безмолвную мольбу прочёл он в них. По смуглой щеке Ходжеро медленно сползла слезинка.

– Далеко это стойбище? – тихо спросил Маслов.

– На собаках полдня бежал, – ответил мальчик.

– А ты дорогу знаешь?

Ходжеро уверен но махнул рукой на восток.

– И с воздуха сумеешь найти?

Мальчик кивнул головой.

Опять воцарилось тягостное молчание. Его прервал сторож:

– Моя знает отца Ходжеро… Хороший охотник… Жалко…

Маслов вырвал из блокнота листок и, торопливо написав карандашом несколько строк, дал его сторожу:

– Снесёшь на радио. Пусть передадут, что я улетаю в тайгу.

Молодой лётчик многим рисковал. Если даже всё и пройдёт благополучно, за самовольный полёт будут неприятности. А он только начинает свою лётную жизнь. За нарушение дисциплины и за возможную аварию могут снять с линии, и тогда прощай авиация. Но Маслов не думал об этом – ведь жизнь человека была в опасности!

– Давайте грузить собак. В случае чего, сам на них доедешь! – весело крикнул он мальчику.

Умные псы, словно всё понимая, без лая забились в угол кабины.

…Маслов повёл самолёт на восток. Он летел над густым лесом очень низко, до боли в глазах вглядываясь в широко раскинувшуюся тайгу.

Через полчаса полёта он заметил на снежной поляне стадо оленей, а на лесной опушке несколько конусообразных чумов.

Стараясь перекричать шум мотора, лётчик спросил своего пассажира:

– Здесь, что ли?

Мальчик показал рукой вниз.

Маслов, кружась над поляной, стал осматривать её. Сесть вроде как можно. Правда, снег неровный, волнистый, но для разбега места хватит. Олени, заслышав над головой треск мотора, разбежались кто куда.

Лётчик повёл машину на посадку. Самолёт коснулся лыжами снега, подпрыгнул, наткнувшись на надув, но перевалил его и, всё замедляя бег, остановился в двух шагах от могучего кедра.

Мальчик выпрыгнул из самолёта и побежал, проваливаясь в мокрый снег, навстречу спешившим людям.

Лётчик слышал, как они о чём-то громко спорили и махали руками, и не понимал, в чём дело. Он терпеливо ждал, не выключая мотора.

Наконец-то, низко опустив голову, Ходжеро вернулся к самолёту.

– Бей меня, – сказал мальчик. – Ошибку делал. Стойбище дальше, там. – И он махнул рукой.

Как ни сердился лётчик, но делать было нечего, надо лететь дальше. С трудом подняв машину, Маслов пошёл бреющим полётом над мелколесьем.

Ещё два раза садился Маслов на лесные поляны, прежде чем было найдено стойбище, в котором лежал раненый охотник.

– …Чудо какое-то, что не угробил тогда машину, – рассказывал нам летчик. – Доставил всё-таки, правда не так уж «шибко», отца Вани в Александровскую больницу. Потом узнал – выжил он. К счастью, к концу памятного дня внезапно похолодало, и я сумел благополучно сесть на лыжах в Николаевске…

Мы молча пожали руку Маслову.