Ужин с олигархами

Ужин с олигархами

Как-то странно получается — вся моя телевизионная судьба вертится вокруг еды и ресторанов. Как рождение, так и гибель проектов зачастую происходят именно там. Помню, во время очередного безобразного поведения акционеров ТВС, из-за непомерной жадности и непрофессионализма которых этот проект был убит, я позвонил Олегу Киселеву и поинтересовался, не собираются ли нам хоть изредка платить зарплату — к этому моменту ее уже не платили месяца три. Его реакция меня восхитила: «Володя, вам разве не на что есть? Ну, давайте я вас приглашу на обед». Я с радостью согласился, пояснив, что приду не один, а вместе со всеми детьми, женой, ну и, конечно, со съемочной группой и с их семьями. Почему-то подтверждения приглашения на обед я не получил.

Мотивация, мотивация и еще раз мотивация. Иногда мы думаем о том, что едим, потому что хотим хорошо выглядеть или чувствовать себя, иногда — потому что жалко денег, а иногда — потому что компания не очень. Один из самых важных ужинов в истории с ТВС состоялся в ресторане «Вельвет» по инициативе господина Чубайса. Со стороны журналистов были Евгений Киселев, Марианна Максимовская, Берман с Жандаревым, Михаил Осокин, Юлия Латынина, Владимир Кара-Мурза и я. Напротив нас сидела мощная группировка младореформаторов, якобы противостоящая жадным Мамутам с Дерипасками и испытывавшая к нам искреннюю симпатию, — Олег Киселев, Анатолий Чубайс и кто-то из их свиты. На встречу был также приглашен и Виктор Шендерович, который — как я узнал позже из беседы с Машей Визитей, тогда его, а позже и моим режиссером, — вместо себя прислал письмо. В письме содержались ведомость, кому из его группы и сколько канал был должен, и вполне ясное указание, что сначала долги надо бы отдать, а уже потом дружеские посиделки устраивать. Если отбросить интеллигентские завитушки, то суть послания была такова: «А не пошли бы вы…» Так как я все равно пришел, то решил досмотреть эту драму до ее логического завершения, но на еду не налегать. Был какой-то вопиющий дисбаланс между бедственным положением людей, многие месяцы не получавших зарплату, и изощренной буржуазности места и меню.

Я понимаю, что со стороны люди, работающие на телевидении, выглядят зажравшимися котами, и грамотно вброшенная в СМИ информация о зарплатах так называемых звезд лишь закрепляет этот образ. Не собираюсь оправдываться. Это тема отдельной беседы. Просто уверен, что эти вопросы правомерны, лишь когда речь идет о народных деньгах, то есть о бюджетных; в любом другом случае это касается лишь работника и работодателя. Так вот, даже в глубоко коммерческих телевизионных структурах количество совсем не высокооплачиваемых сотрудников очень велико. Пропорция «триста к одному» недалека от истины, и когда не платят одному узнаваемому лицу, то ведь и тремстам работникам за кадром тоже ничего не дают. Так что не надо ненавидеть и завидовать всем подряд.

И вот сидим мы, как две армии — друг напротив друга, и между нами стол, который мы вольны накрыть по своей прихоти, ограниченной лишь меню. Последние несколько лет принципиально изменили манеру отдыхать нашего народа, особенно его псевдо-продвинутой верхушки. Теперь застолье начинается с умничанья на тему вина; граждане, воспитанные на особенностях вкусовых различий между ливерной колбасой за 56 или 64 копейки, неожиданно превратились в утонченных ценителей вина, и хотя вкусовые колбочки так и не заработали, на их место пришло покручивание бокала, поцокивание языком и прищуривание глаза. Беседы с сомелье напоминают сцены из дурных шпионских фильмов с произнесением пароля и откровенным непониманием того, о чем, собственно, идет речь, читающимся на лицах актеров. Если бы нувориш вместо упоминания года сбора и местности произносил: «Продается ли у вас шкаф славянской работы?» — то ничего бы не изменилось, для окружающих по крайней мере. После измывания над сомелье дошли до заказа еды.

Я уже и не вспомню, кто что ел, да и не это важно, забавно вспомнить разговоры. Нас всех поразил Анатолий Борисович. Чубайс начал с того, что, конечно, мы сами во всем виноваты, и продолжал в том же духе. Мои коллеги пытались возражать, но это было скорее эмоционально, чем логично; дискуссия принимала все более жаркий характер, что отражалось как на количестве выпитого, так и «закусанного». Не подумайте — никого из участников до смерти не закусали, просто съели немало, по-видимому, желая нанести удар по кошельку олигарха хотя бы таким образом.

Меня постепенно охватывала колоссальная злость. Я никогда не был поклонником Чубайса, мало того — считал и считаю, что долги надо платить. «Олигархический колхоз» же выступал с позицией, мягко говоря, сомнительной: мы никому ничего не должны. Я в своей жизни уже не раз сталкивался с такого рода подходом и не привык воспринимать это как данность. Берман и Жандарев, как и госпожа Латынина, пытались апеллировать к чувствам Анатолия Борисовича, указывая на идеологическую близость и любовь к демократическим ценностям. Меня же в этой ситуации интересовали сугубо прагматичные вопросы. Моя группа отработала уже несколько месяцев без зарплаты. Если это был субботник, то об этом надо было говорить до его проведения, а не после. Тем более что реклама была, и рейтинг какой-никакой мы давали. А в это время мсье Чубайс осаждал Кремль и все ждал некоего тайного знака от Путина, но знака все не было. Вот уже и «олигархический колхоз» раскололся на два, и войны между ними бушуют, и один чудо-«колхозник» говорит другому: «А ну продай или уйди», а второй отвечает ему: «Да сам ты уйди. Правда, денег у меня нет», и Чубайс все ждет ответа от Путина, а тот все не собирается в этом проекте участвовать.

Весь проект ТВС является ярким примером абсолютной беспомощности и редкой жадности олигархов. По прошествии времени фиаско пытаются придать политический оттенок, так нынче модно; я же вижу в нем в первую очередь обычный управленческий крах. Весь подход олигархов был порочным. Они решили, что сейчас всех научат делать телевидение, — как конкурентов, так и ту высокопрофессиональную команду, которая досталась им случайно. Было в истории ТВС довольно много трагикомичного, в частности попытки олигархов привнести собственное понимание в нашу работу, когда за безумные деньги нанимались люди с хронически печальными выражениями лиц — они опрашивали всех нас, желая выяснить, каким мы видим канал, и пытались научить нас жить. В какой-то момент — бесспорно, во время очередного кофе-брейка с неприемлемыми для меня, но обязательными для такого рода случаев печенюшками, — я не выдержал и сказал Олегу Киселеву: «Уважаемый, мы же не учим вас, как пилить бюджетные деньги, так вот и вы нас не учите тому, что мы умеем, а вы — нет». Но они не могли остановиться и продолжали разрывать коллектив и обещать, обещать и еще раз обещать, что вот-вот зарплаты будут выплачены.

Во время исторической беседы с Чубайсом и K° передо мной стояла простая задача — выбить долги, и вся лирика меня не интересовала. В конечном счете я предложил Анатолию Борисовичу простой и ясный механизм, по которому он мог оплатить хотя бы половину, приходящуюся на его часть «колхоза». Идея была несложной — демократы покупали у нас свою часть долговых обязательств и дальше уже сами имели дело с Дерипаской со товарищи. Юлия Латынина пришла в восторг, Чубайс сказал, что это возможно. Но уже в самом конце беседы, когда, по вредной привычке, я подвел итог разговора, Анатолий Борисович изменил свою позицию, сказав, что подумает над этим предложением, и не указав сроков ответа. Такой подход для меня был абсолютно неприемлем, о чем я и сказал, подивившись гибкости необычайной взглядов железного Чубайса. Чтобы подтвердить всю серьезность своих намерений, я попросил отдельный счет за себя и после некоторой борьбы с официантом его получил и оплатил.

Не то чтобы эти деньги спасли голодающих сотрудников канала, но хотя бы я себя не чувствовал обязанным. Мой жест был очень горячо поддержан Юлией и Марианной и с негодованием воспринят Берманом и Жандаревым: Борис возмущался тем, что я хочу остаться чистеньким и этим своим поступком ставлю всех в неловкое положение. На самом деле в неловком положении был бы я, если бы у меня не оказалось достаточно денег, чтобы расплатиться по счету. До сих пор не понимаю, что помешало этим господам заплатить за себя? Правда, они не работали на радиостанции, и я не исключаю возможности полного отсутствия у них денег. Но я себя чувствовал замечательно — благодаря как своему поступку, так и тому, что питался я исключительно по Монтиньяку, что придавало мне сил и экономило деньги.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.