ПАРАШЮТЫ НАД ЗОФЬЮВКОЙ

ПАРАШЮТЫ НАД ЗОФЬЮВКОЙ

На следующий день нам привезли штатскую одежду. Хотя она и была предварительно подогнана, но, с точки зрения фасона и моды в Польше, могла бы обратить на нас внимание. Документы на новые наши имена по прибытии на место тоже нуждались в замене.

Вечером 14 августа мы прощались с товарищами. До поздней ночи у нас сидели Анджей Адриан и Медард Конечный, с которыми мы особенно сблизились. Расставаться было нелегко.

После затянувшейся ночной беседы мы встали утром несколько сонными, и только холодный душ поставил всех на ноги. Едва успели одеться, как приехал сопровождающий нас офицер с машиной. Мы наспех позавтракали и выехали на аэродром. Прощальный взгляд на улицы Москвы. Минуем Кремль, Белорусский вокзал и мчимся к Центральному аэропорту. Здесь нас ждет новенький самолет Ли-2. Рассаживаемся в удобных креслах. Дует довольно сильный, порывистый ветер. Через минуту самолет стартует и берет курс на юг.

Еще несколько дней отдыха в Киеве. Мы осматриваем город, по вечерам слушаем сводки о положении на фронтах. Чувствовалось, что продвижение немецких и финских армий под Мурманском и войск группы «Центр» в направлении на Великие Луки несколько притормозилось, но тем не менее гитлеровские полчища заняли Одессу и форсировали Днепр под Черкассами. Возникла непосредственная угроза Киеву. Сопровождавший нас офицер рассказал о громадных потерях советских войск, достигших более полутора миллионов человек. Несмотря на эти трагические известия, люди сохраняли спокойствие и неколебимо верили, что час расплаты наступит.

Наш вылет был назначен на 18 августа. На аэродром мы прибыли в полном снаряжении. Невдалеке стоял замаскированный самолет, вокруг суетились механики, готовившие его к вылету. Несколько взволнованные, мы осматривали и подгоняли парашюты. Где-то в стороне Житомира полыхали зарницы артиллерийских залпов. Немцы подходили к Киеву. К несчастью, самолет оказался еще не готов, и вылет пришлось отложить.

На следующий день на аэродроме нас ждала приятная неожиданность — мы встретили Вацлава Малэго, нашего тренера по лыжам из авиационной школы, которому тоже вскоре предстояло отправиться в Польшу, но в другое место и с другими задачами. Приятно вдали от родины повидаться со старым знакомым. За разговором провели чуть ли не все утро. Наши сопровождающие сообщают, что вылет назначен на двадцать два часа, и, чтобы как-то скрасить томительные часы ожидания, везут нас с собой в Киев.

Вечером мы возвращаемся на аэродром. Снова проверка имущества и снаряжения. Самолет ожидает в полной готовности, экипаж уже на местах. Пристегиваем парашюты и съедаем, так сказать, «на дорожку» последний ужин — вареники со сметаной.

Подходят представители Генерального штаба. Арцишевский строит нас в шеренгу и произносит краткую речь — рапорт о начале боевых действий в тылу гитлеровских оккупантов первой польской воздушно-десантной группы. От имени советского командования словами напутствия отвечает старший из прибывших советских офицеров. Он желает нам успехов в боевой деятельности, которая будет способствовать укреплению между нашими народами дружбы, рожденной в совместной борьбе с общим врагом.

Мы занимаем места в самолете. Контейнер со взрывчаткой, радиостанцией и продовольствием, который должен сбрасываться на шестом парашюте, уже на борту. Ответственный за эту ценнейшую поклажу — Збышек.

Летчики запускают двигатели. Самолет, слегка покачиваясь, выруливает на старт. В окне на фоне неба виднеется темный контур леса. Что сулит нам предстоящая ночь? Как встретит нас родная земля?

Во время полета инструктор пытается развлечь нас беседой — вероятно, вид у нас не слишком бравый. Он рассказывает о своих предыдущих полетах в тыл противника, о зенитной артиллерии, способах ее обхода и кончает фронтовыми анекдотами.

Немного спустя кто-то замечает внизу множество мерцающих огоньков.

— Ну вот и линия фронта! Теперь летчикам смотреть в оба! Если нас схватят прожекторы… — едва сопровождающий успел проговорить эти слова, по небу метнулись длинные лучи прожекторов. Вероятно, немецкие акустики засекли наш самолет.

Чуть впереди темнеют, прикрывая луну, тучи. Успеем ли скрыться в них? На какое-то мгновение кабину заливает ослепительным светом.

— Все-таки зацепили, гады, — инструктор выглядывает в иллюминатор. — Не захватили бы в перекрестие.

— Могли и не заметить, — ответил я.

— В прошлый полет нас трижды захватывали, и ничего, выкарабкались…

Вдруг машину рвануло и затрясло. Лучи прожекторов и огни внизу сразу исчезли.

— Вошли в тучи. Теперь артиллерия не страшна.

Внезапно нас оглушила полная тишина.

— Идем без двигателей. Линию фронта будем перетягивать на бреющем полете, — объяснил инструктор, — так вернее.

Минут через десять двигатели загудели снова. Из-за туч выплыла полная ясная луна. В самолете стало светлее и как-то сразу веселее. Мы еще немного поговорили и начали поклевывать носами.

Разбудил нас Миколай. Слева, где-то далеко внизу, полыхало зарево пожара. Из кабины летчиков вышел инструктор и объявил, что мы летим уже над территорией Польши. Потом, взглянув вниз, пошутил:

— Ого, это, кажется, в вашу честь земляки устроили фейерверк на каком-то заводе.

За бортом дивная ночь. Полная луна заливает серебристым светом землю. Четко вырисовываются контуры лесов, озер, рек, железных дорог. Самолет идет на снижение. Приближаемся к району выброски. Инструктор идет в кабину к летчикам, о чем-то с ними совещается и, вернувшись, обращается к нам:

— Приготовиться к прыжку. Высота восемьсот метров, московское время — два сорок пять, местное — ноль сорок пять.

Он открывает люк. Мы встаем с сидений. Тяжелые парашюты и снаряжение мешают передвигаться в узком проходе между скамеек.

Самолет сбавляет скорость. Еще несколько секунд — и наконец команда: «Пошел!»

Один за другим мои товарищи исчезают в темном проеме люка. Я с силой отталкиваюсь от борта. Лечу вниз головой. Рука на кольце парашюта. Ощущаю сопротивление воздуха. Надо как можно дольше выждать. Считаю до десяти. Пора! Дергаю за кольцо и чувствую резкий рывок лямок. Надо мной раскрывается чаша парашюта. Времени мало, земля совсем рядом. Внизу вижу большое поле, пересеченное дорогой. Похоже на аэродром. Тяну за левую стропу, стараясь соскользнуть в сторону леса. Вдруг прямо подо мной дом. «Нужно подтягивать сильней, иначе свалюсь на крышу или повисну на заборе. Уф… кажется, пронесло…» Едва не задеваю ногами трубу и приземляюсь тут же за плетнем. Оглядываюсь по сторонам и на всякий случай снимаю пистолет с предохранителя. Из дома никто не выходит, и лишь где-то сзади тарахтит по дороге повозка. Сворачиваю парашют и прячу его в зарослях бурьяна.

Ночь на редкость светлая. Отчетливо вижу приближающуюся к домам телегу. Она уже совсем рядом. Укрывшись за плетнем, наблюдаю, как она сворачивает во двор. Доносится фырканье лошади. Кто в телеге? Поляк? А вдруг немец?.. И тут же слышу сочное:

— Тпру!… Стой, пся крев!

Обрадованный этими первыми услышанными на родной земле словами, ползу к лесу разыскивать товарищей. Едва приближаюсь к темным контурам первых деревьев, раздается приглушенный голос:

— Стой! Кто идет?

Узнаю Збышека, называю пароль.

— А мы уж думали, у тебя парашют не раскрылся. Теперь все в сборе. Только контейнер найти не можем.

Подходят Арцишевский и Мицкевич. Контейнера нет. Идем со Збышеком за моим парашютом. Все парашюты надо закопать, чтобы не оставить здесь следов своего пребывания.

На дворе уже все тихо и спокойно. Без труда находим в бурьяне белое полотнище парашюта, сворачиваем его в тугой узел и возвращаемся в лес. Контейнер все еще не отыскался. Мы начинаем тревожиться. Ведь в контейнере радиостанция, без которой невозможна наша дальнейшая работа! Кроме того, если утром его обнаружат немцы, им нетрудно будет напасть на наш след. Рассветает, а поиски все еще не дают результата. Замечаем каких-то женщин, идущих к лесу.

Обстановка неясная, местность совершенно незнакомая. Арцишевский приказывает мне взять у Игоря автомат, гранаты и занять позицию для прикрытия группы, а сам выходит навстречу женщинам. Первой в лес вошла молодая крестьянка и начала искать грибы. Арцишевский подходит к ней и спрашивает, как называется эта деревня. Перепуганная насмерть неожиданным появлением незнакомца, женщина вскрикивает:

— Ой, господи! Откуда вы взялись! Никак с неба свалились?

— А если скажу, с неба — поверишь? — смеется Миколай. — Мы польские солдаты.

Женщина в плач.

— Мы ж вас заждались… Немцы нас совсем замучили…

— Как называется ваша деревня?

— Дык, известно — Зофьювка, а там подальше — Вадлев.

— А до Влощавой отсюда далеко?

— Влощава? Нет… У нас такой деревни нету.

— А какой здесь есть поблизости большой город?

— Вот там, далеко, Лодзь, — показала она рукой. — Нас теперь в рейх включили.

Арцишевский смотрит на карту. К сожалению, Зофьювка уже за обрезом нашей карты. Как видно, произошла ошибка! Нас сбросили километрах в ста пятидесяти, а то и в двухстах от назначенного места. Вероятно, штурман что-то напутал в расчетах.

Женщина тем временем продолжала:

— Я-то мало чего знаю, позову брата, он вам лучше расскажет.

Миколай разрешил ей вернуться домой, а я следил, не сиганет ли кто-нибудь из хаты уведомить немцев.

Через несколько минут явился брат женщины. Его звали Крысяк Тлочек. К сожалению, и он знал только ближайшие окрестности. Но, подумав, предложил привести своего шурина Михала Згида, «тот, мол, всюду ездит и все знает».

Снова ждем, отойдя в лес. Через некоторое время видим направляющегося в нашу сторону мужчину. Миколай выходит на тропинку. Минуту спустя до нас доносится:

— Да здравствуют партизаны! Да здравствует польская армия! Два года вас ждем. Когда избавите нас от швабов?

Новый наш собеседник слегка под хмельком, очень оживлен, полон энергии, и весь его облик как-то не вяжется с этой тихой деревушкой. Выясняется, что это он ехал ночью на телеге, возвращаясь из Гутова, куда отвозил пьяных немцев, приезжавших в деревню конфисковать провиант. Он быстро сориентировал нас на местности, точно указал, где находится Лодзь, и объяснил, что мы оказались на территории рейха, неподалеку от границы Генеральной Губернии[6].

— Вам здорово повезло. В двух километрах отсюда, в Вадлеве, — пост немецкой жандармерии, чуть дальше, в Грабицах, — погранпост, а рукой подать, в Мзурках, — полицаи. Вы угодили в самую что ни на есть середку этого треугольника… Все села вокруг выселяют. Перевозят сюда немцев из Бессарабии и Прибалтики. Нашу деревню тоже начинают помаленьку выселять, да, правда, не больно торопятся — земля у нас бедная.

Он охотно согласился нам помочь и отправился со Збышком искать контейнер. Сейчас это было для нас самым главным.

Згид прекрасно знал местность, и вот наконец радость — контейнер нашелся. Он лежал в поле за деревней метрах в восьмистах от дома Згида. Збышек вынул из него радиостанцию, а все остальное пока закопал. Было пять часов утра. Ниспосланный нам богом Михал Згид вызвался переправить нас ночью через границу в Генеральную Губернию, а пока предложил укрыться и передохнуть в лесной избушке своего соседа Воджицкого.

…Из леса выходим в полночь, разбившись на две группы: первыми идут Миколай и Сташек, за ними — Збышек, Игорь и я. У нас проводником Зигмунд Котёлек и Эдвард Воджицкий, рекомендованные Згидом и сразу же принявшие в нас горячее участие. Идем всю ночь, в темноте переправляемся через какую-то речку, переползаем поле. На рассвете выходим к деревне.

— Это Гомулин, — шепчет наш проводник, — теперь вы уже в Генеральной Губернии. Вон там, за шоссе, вон в том домике, — показывает он рукой, — живут Квапиши. Люди верные, помогут. Идите прямо к ним, а нам пора возвращаться.

Мы дружески прощаемся, и наши проводники растворяются в предрассветном тумане.

Поют первые петухи. Идем к указанному дому. Во дворе тихо, но изнутри доносятся голоса. Стучим и заходим в дом. У печи сидит старик, по избе снует девушка, как видно, его дочь. Здороваемся. Хозяева не выказывают ни малейшего удивления. Видно, они о нас уже знают. Откуда-то из-за печи тут же появляется молодой рослый мужчина и, доброжелательно улыбаясь, протягивает нам руку.

— Тадек Квапиш. Прошу к столу, дорогие гости.

Завязывается беседа. Старик больше молчит, говорит в основном Тадек. По всему чувствуется, что глава в доме он, и договариваться о помощи надо с ним. Впрочем, просить ни о чем не приходится. Молодой Квапиш сам принимает на себя обязанности нашего опекуна и советчика. В самом скором времени мы убеждаемся, что он обладает прямо-таки талантом организатора, отлично знает местность, людей, а главное — помочь нам считает своим долгом патриота.

После завтрака Тадек отводит нас на другой конец деревни в дом своих родственников Дрызков, в сарае у которых оборудован отличный тайник. Наконец-то мы можем спокойно отдохнуть и хоть немного привести себя в порядок.

Отсюда на следующий день Арцишевский выслал в Варшаву Сташека Винского с задачей выяснить обстановку и попытаться раздобыть себе сносные документы. От Винского довольно долго нет никаких известий, и тогда Миколай решает послать вслед за ним Збышека, дав ему адрес, по которому Сташек должен был остановиться у своих знакомых по фамилии Мецуг, живущих на улице Фильтровой.

В то же время Арцишевский пытается быстрее установить радиосвязь с Центром. Тадек соглашается поместить радиостанцию у себя в сарае. К сожалению, в деревне нет электричества. Нужны аккумуляторы. Но где их достать и при этом не обратить на себя внимания?

Неутомимый Тадек вместе со своим другом Юзеком Клюфом, бывшим солдатом, отправляются в Пётркув на поиски бесценного для нас аккумулятора. Преодолев немало трудностей и приключений, они с триумфом привозят целую батарею аккумуляторов, пригодных для питания нашей аппаратуры. В сарае хитроумно устроили специальный тайник. Это была крохотная каморка под соломой, с входом, укрытым снопами. В ней и поместился Мицкевич с рацией. Соблюдая всяческие предосторожности, Игорь развернул аппаратуру и стал вызывать Центр. У входа в сарай с нетерпением ждал результатов первой попытки наладить связь Арцишевский. Я тоже не выдержал и вышел во двор.

Вдруг со стороны Пётркува донесся какой-то отдаленный рокот… Внимательно осмотревшись, я заметил в небе крохотную точку приближающегося самолета. Сеанс пришлось прервать. Минуту спустя точно над сараем пролетел немецкий «шторх», но Игорь в этот момент уже выключил передатчик. Самолет пролетел еще немного прежним курсом, а потом повернул обратно. Не исключено, что на борту у него был пеленгатор, и он мог засечь наш передатчик. Продолжать работу из этого места теперь было крайне рискованно, тем не менее Арцишевский с Тадеком после подзарядки аккумуляторов, решились все-таки еще на одну попытку. Но и на этот раз связи установить не удалось.

В конце концов, было решено подыскать для радиостанции новое место в городе. Помимо опасений, что нас запеленговал немецкий самолет, принимались во внимание и трудности с аккумуляторами. В процессе работы передатчика они быстро садились, и пришлось бы часто возить их в Пётркув для зарядки. А это могло рано или поздно привлечь к Тадеку внимание. Кроме того, возрастала опасность случайного провала в пути, поскольку немецкая полиция в поисках продовольствия часто устраивала повальные обыски всех въезжающих в город.

На рекогносцировку в Пётркув выехал Тадек Квапиш. Проблема и на этот раз решилась по линии «семейной». В Пётркуве жил еще один родственник Михала Згида — Эдек. Этот милый юноша был любимцем бездетного Михала и гордостью всей семьи. Дядя помог ему окончить гимназию, и только война прервала его дальнейшую учебу. Это был очень интеллигентный и энергичный юноша. Поначалу он несколько колебался, но под давлением аргументов Арцишевского все-таки решился, в конце концов, помочь нам в размещении рации. После некоторых раздумий он уступил для нас свою квартиру, которую снимал у Элеоноры Левинской, хозяйки уютного домика с садом. Сам он перебрался на другую квартиру.

Теперь встала новая сложная проблема перевозки рации из отдаленного Гомулина в Пётркув. Многочисленные полицейские и жандармские патрули на оживленном шоссе создавали реальную угрозу случайного провала. Тадек Квапиш и на этот раз проявил немало изобретательности. Рацию перевезли в машине пожарной команды. Пожарников в суть дела, конечно, не посвящали. Они были уверены, что везут для Тадека колбасу на продажу.

Вместе с радиостанцией перебрался на новую конспиративную квартиру и Мицкевич. Он быстро завоевал симпатии и расположение хозяйки дома. Довольно долго она даже не подозревала, кем на самом деле является ее новый квартирант.