М. А. МЕНЬШИКОВА, журналист ОТ ОРЛА ДО ПРАГИ

М. А. МЕНЬШИКОВА,

журналист

ОТ ОРЛА ДО ПРАГИ

Уральский добровольческий танковый корпус формировался в начале 1943 года. Его называли «особый». Все — от вооружения до последней пуговицы на гимнастерке солдата — было приобретено на средства трудящихся Челябинской, Свердловской, Пермской областей, сделано из сэкономленного, в нерабочее время. Все, что полагается, дали солдатам. Златоустовцы даже каждому челябинцу выковали нож с ножнами.

Бывший командир артиллерийского дивизиона мотострелковой бригады, ныне гвардии полковник в отставке Сергей Иванович Худяков вспоминает:

— Приказом командующего артиллерией УралВО я был зачислен в корпус…

В прошлом рабочий Саткинского металлургического завода Худяков еще в юности увлекался стрелковым спортом, выступал за свой город в зональных соревнованиях на лучшего ворошиловского стрелка. Затем окончил артиллерийское училище. Служил в Челябинске. Участвовал в боях на Халхин-Голе. Командовал противотанковой батареей. В июне сорок первого часть, в которой служил Худяков, передислоцировалась на Кавказ. О начале войны узнали на марше и с марша их развернули на фронт.

Первый бой, первая встреча с вражеской техникой были в начале июля. На позиции ползли короткоствольные немецкие танки и бронетранспортеры с пехотой. Уверенные в легкой победе, они даже не стреляли.

— Перва-ая батаре-е-я! Фугасны-ы-ми по танкам! Втора-а-я батаре-е-я! Осколочны-ы-ми! По пехоте! Огонь! — приказал старший лейтенант Худяков с наблюдательного пункта.

Связи с третьей батареей не было. Он дал ей команду тремя красными ракетами.

Орудия открыли огонь. И немецкие танки тоже начали стрелять. Расхваленные на все лады танки. Неужели сомнут? Неужели дрогнут артиллеристы? И вот наконец один танк загорелся, потом и второй закрутился на месте. Вспыхнул бронетранспортер. Фашисты разбегались, как тараканы из опрокинутой ловушки. «Ну, что, гады, получили?» — торжествовал Худяков.

Атака врага захлебнулась. Это была первая атака. А через каких-нибудь полчаса в расположении дивизиона стали рваться вражеские снаряды. Поквадратно била артиллерия. Снова пошли танки и пехота. Но и эта атака не имела успеха. Тогда над батареей появились бомбардировщики. Фугасная бомба грохнула рядом с наблюдательным пунктом Худякова, взрывная волна ударила его о землю.

Три месяца лечения в госпитале и снова фронт. С. И. Худяков уже в должности начальника артиллерии полка. В октябре сорок первого в одном из боев новое тяжелое ранение. Опять госпиталь. Потом его направили на Урал готовить кадры для фронта. Понимал, что это не менее нужное в войне дело, но сердце заставляло писать один за другим рапорты с просьбой отправить на фронт. И специальная комиссия зачислила его в Уральский добровольческий танковый корпус.

— Артиллеристы располагались в школе и детской больнице, — продолжает свой рассказ С. И. Худяков. — Но там они бывали только ночью, все остальное время — в артпарке. Находился он в лесу. Выезжали на стрельбы. Однажды «меткой» стрельбой перебили линию электропередачи. Но это казус! А на учебу срок действительно дали самый минимальный. Планы занятий разрабатывать командиры могли только ночью.

Каждый солдат чувствовал себя счастливым — ему выпала честь защищать Родину. Считали дни, когда отправят на фронт. В мае на инспекторских проверках были показаны «исключительно хорошая подготовка и знание каждым солдатом своего дела».

Был первый предбоевой марш по опустошенной войной местности, где все разрушено и сожжено, воздух пропитан гарью пожарищ, а вместо сел и деревень одинокие печные трубы и бурьян. У дорог сохранились таблички: «Село Боровки», «Деревня Васино». Что думал каждый солдат, Худяков, конечно, не знал, но видел, что становятся они молчаливее, суровее.

Дивизион расположился в березовой роще. Выставили боевое охранение, копали щели для личного состава, маскировали технику. Худяков, что бы ни делал, постоянно думал, как же поведут себя солдаты и офицеры в бою.

Уральцам предстояло наступать на северном участке Орловско-Курской дуги. Гитлеровцы стояли здесь почти два года, изрыли всю оборону ходами сообщения, блиндажами и дзотами, заминировали подступы, укрепили все высотки, овраги и речушки. Как-то справится с задачей его подразделение?

Перед боем Худякова вызвали к командиру бригады. По дороге случайно встретил Трофимчука, вместе кончали артиллерийское училище. Трофимчук командовал минометным полком, после ранения добирался к себе. Как бывало в таких случаях, посыпались вопросы: «Кого из наших видел? Где сам служишь?» Худяков с гордостью сказал:

— В Уральском добровольческом! Слыхал о таком?

— Ты вроде раньше к хвастунам не относился, — заметил Трофимчук. — Что такое добровольческий?

— А все от малого до большого — добровольцы! Комсомольская и партийная прослойка до семидесяти процентов!

…В три часа дня у командира мотострелковой бригады полковника М. С. Смирнова началось совещание. Еще ничего не было сказано, но в самой атмосфере чувствовалось напряжение. Настораживала даже карта, расположенная на столе комбрига. Начальник штаба бригады отмечал на ней какие-то точки.

Комбриг зачитал приказ. Дивизиону Худякова предписывалось с наступлением темноты совершить двадцатикилометровый бросок в район поселка Луганского и занять оборону. Получили предписание мотострелки и минометчики.

Сложное хозяйство дивизиона: батареи, рации и катушки проводов, машины, груженные снарядами, — к намеченному сроку было в указанном районе. Местность не разведана, и Худяков расположил батареи, сообразуясь с картой и собственным чутьем. Сам решил обосноваться на наблюдательном пункте второй батареи. Перед ним был пологий скат к речушке Орс, которую предстояло форсировать. За ней по всему далекому горизонту горели села.

На передний край ушли разведчики. Они вернулись в полночь и сообщили, что берега реки сильно укреплены. И командир стрелков просит поддержать их левый фланг, пулеметы противника не дают продвигаться вперед!

Худяков доложил комбригу, что дивизион готов к выполнению задачи.

Пулемет за рекой, расположенный на выступе небольшой высотки, беспрестанно строчил. У фашистов был хороший сектор обстрела, перед ними — болотистая местность, непроходимая для танков.

Командир первой батареи А. И. Кислый решил ударить по гнезду, выкатить одно орудие на прямую наводку. Прикинул, кто бы мог выполнить эту задачу. Первое орудие? Наводчик хороший, с первых дней на войне.

Ну, что ж, первое орудие первой батареи начнет бой! Командир батареи не стал скрывать трудности, предупредил:

— Если с первого выстрела не разобьете гнездо, второго — сделать не дадут!

Ночью с пушки сняли щит, немного подвезли ее машиной и покатили на руках чуть ли не к самому берегу. Расположились за ивовым кустиком. Окопы рыть не стали.

Когда начало светать и над рекой потянулся белесый туман, разведчик показал на едва приметный бугорок на травянистом берегу. До реки было метров сто пятьдесят, столько же от реки до бугорка.

Заряжающий протер снаряд, дослал в казенник, наводчик ручками поворотных механизмов навел перекрестие панорамы на цель.

— Готов! — доложил наводчик.

— Огонь! — взмахнул рукой командир орудия.

Фугасный угодил в цель. Весь вражеский берег ожил, ощетинился огневыми вспышками. Это и было нужно батарейцам. На наблюдательном пункте спешно засекали цели.

На участке против деревни Дулебино берега реки были посуше, но мотострелки и танкисты не могли продвинуться вперед.

— Бог войны! Немецкие танки прячутся за церковью! Подкинь огня! — просили мотострелки.

Худяков связался с третьей батареей, приказал командиру взвода Шаталову оба орудия выкатить на прямую наводку. Задача — подавить подвижные огневые точки противника.

Худяков видел, как выкатывали орудия, даже бинокля ему не понадобилось. Расчеты действовали вроде бы и слаженно. И вдруг откуда-то слева стала бить пушка. Ее огонь хорошо был виден Худякову. Последовала команда:

— Первое орудие развернуть во фланг! Орудие! Внимание! Угломер… Прицел… Огонь!

Началась орудийная дуэль. Тем временем фашистский танк вылезал из-за церкви, разворачивался. Снарядом ему разорвало гусеницу, а потом взметнулись языки пламени — другой снаряд угодил в бензобак. «Молодцы, пушкари!» — отметил про себя Худяков. Он продолжал корректировать огонь, мысленно слышал, как расчет у орудия повторяет за ним: «…угломер… прицел… выстрел!» Дуэль выиграло уральское орудие. Наши танки и с ними мотострелки вышли из укрытий.

Худяков побывал в стрелковых батальонах, понял, что мотострелкам держать через него связь с батареями несподручно. Он решил две батареи непосредственно подчинить командирам батальонов, одну оставил в резерве.

Только к вечеру мотострелковая и Свердловская добровольческая танковая бригада форсировали реку Орс и штурмом взяли Дулебино, отбили контратаки немцев. Впереди были реки Нугрь и Моховица.

В этот день произошел случай, о котором долго вспоминали. Во время небольшого затишья на первую батарею подвезли обед. Надо было отнести еду и на наблюдательный пункт в расположении пехоты. Вызвались Виктор Приданников и Александр Суханов, молодые ребята, оба уральцы, из Миасса.

— Может, там немца живого увидим! — говорили они.

Приданников взял два котелка и автомат, Суханов — котелок, автомат и гранату.

— Зачем гранату? — смеялись над ним. — Атаковать немцев собрался?

Им сказали, чтобы шли по телефонному кабелю. Сильно припекало июльское солнце, с выгоревшего поля тянуло пережженным хлебом и землей. Приданников и Суханов шли рядом, молча. До наблюдательного пункта оставалось каких-нибудь метров триста, как из старого окопа на них взметнулись автоматы и картавый чужой окрик «Руки вверх!» заставил их вздрогнуть. Носом к носу столкнулись с гитлеровцами. Суханов швырнул в окоп гранату, она не разорвалась, забыл вырвать чеку, но фашисты залегли. И в следующий миг котелки полетели в сторону, а дула автоматов направились на немцев.

Пленных привели на батарею. Оказалось, это были разведчики. Они пережидали день в окопчике, намереваясь в темноте перерезать провод и захватить связиста, когда тот пойдет искать порыв.

В этот же день вечером радист услышал, как по фронтовому радио в числе отличившихся в боях назвали и артиллерийский дивизион Худякова. Он радостно закричал:

— Товарищ командир! Товарищ командир! Про нас говорят!

Худяков заскочил в машину, но услышал уже только музыку. Командир был доволен итогами дня, но видел он и немало просчетов. Не совсем верно выбраны позиции. В отделении тяги, где командиром старшина Степанов, убило шофера. Безрассудная смелость подвела, не захотел укрываться в щели. Были потери и в орудийных расчетах — троих ранило.

Вечером Сергей Иванович приказом объявил благодарность всему личному составу. Расчет первого орудия поблагодарил лично. Наводчик первого орудия рядовой Горбач на похвалу не отозвался. «Что, устава не знает?» — удивился Худяков.

Д. Горбач прибыл в дивизион уже под Москвой. Его семья, жена и дети, погибла при эвакуации во время бомбежки эшелона. Он сам их хоронил. Вскоре узнал, что родную сестру немцы повесили в Киеве. Вот тогда и настоял, чтобы послали на фронт.

Воевал в пехоте, был ранен, выучился на танкиста, стал наводчиком орудия. Под Сталинградом получил тяжелую контузию. Его хотели комиссовать, отправить в тыл — наотрез отказался. Стал сильно заикаться, потому и не смог отозваться на благодарность командира.

…Из наступательных боев на орловской земле артдивизион вышел изрядно поредевшим. Корпус вывели на отдых для пополнения, а Свердловскую танковую и мотострелковую бригады передали Брянскому фронту.

Мотострелковая бригада вошла в конно-механизированную группу генерал-лейтенанта Казакова. Группе надлежало внезапным броском пройти по тылам противника, перерезать железнодорожные линии к Брянску, не дать ему отступить.

Худякову особенно врезался в память бой за Унечу. Город обороняли четыре вражеских полка, артиллерийские и минометные батареи. Весь лес и кустарник, который подступал к самому городу, был вырублен начисто, дороги заминированы. Накануне прошли проливные дожди, развезло дороги, переполнило речушки.

Немцы наступления не ждали. Город освободили в считанные часы.

— В уличных боях каждое орудие было самостоятельным, — вспоминает Сергей Иванович. — Нам тогда хорошо помогли разведчики капитана Мокрушина. Они ночью побывали в городе, засекли огневые точки. А вечером Москва передавала по радио, что всем соединениям, участвовавшим в боях за город, присвоено наименование «Унечская». Наша бригада стала называться «Унечская мотострелковая».

После Унечи освобождали Клинцы, Новозыбков. Врывались стремительно, внезапно и дерзко очищали улицу за улицей от врага. После освобождения Новозыбкова жители сообщили, что немцы угнали много людей. Вероятно, хотят использовать их как заслон при наступлении советских войск. Вывозили и раньше, как будто заставляли рыть окопы.

Танки развернулись и двинулись в обход. На их броне сидели автоматчики, минометчики и разведчики из взвода управления дивизиона. Мучительно долгим казалось Худякову время, когда он ожидал сигнал. Наконец командир взвода управления сообщил координаты для огня.

Потом рассказывали, что десантники навесным минометным огнем отделили мирных жителей от немцев, а затем по врагу ударила артиллерия. И тогда фашисты открыли огонь по старикам и детям. Наши бойцы без команды бросились в атаку, смели фашистскую нечисть в считанные минуты. Пленных не брали.

Оставшиеся в живых жители города не сразу поняли, что они спасены. А потом… бросились к убитым и плакали навзрыд. Тяжело было смотреть солдатам, разрывалось сердце от ненависти к зверю-врагу, хотелось скорей ринуться в бой и гнать, гнать его с родной земли.

Мотострелковая бригада дошла до реки Сож. Там был получен приказ вернуться в Уральский корпус.

…На большой поляне в Брянском лесу выросла трибуна. К ней принесли много цветов, зелени. На трибуне гости с Урала, офицеры из штаба армии. Командарм читал приказ: за выдающиеся заслуги в Орловско-Брянской операции добровольческий танковый корпус был преобразован в 10-й гвардейский. Красное шелковое полотнище с силуэтом Владимира Ильича Ленина плыло к трибуне под ликующее «ура».

— Это звание присвоили нам после двух месяцев боев, — рассказывает Сергей Иванович. — Мы написали отчет о боевых действиях дивизиона и послали на Урал. Сообщили, как выполняем наказ, который нам давали трудящиеся перед отправкой на фронт, как выполняем клятву.

В артдивизионе особо отличилась вторая батарея старшего лейтенанта Николая Глушкова (он погиб весной сорок четвертого). На ее счету — самое большое количество уничтоженных огневых точек врага, подбитых танков и самоходок. Батарею стали называть глушковской, в честь любимого отчаянного командира.

Потом этой батареей командовал Яков Хардиков, он за тяжелейшие бои в Каменец-Подольском получил звание Героя Советского Союза.

За два месяца боев больше половины состава артдивизиона были награждены орденами и медалями. Сергею Ивановичу Худякову были вручены ордена Красной Звезды и Отечественной войны 2-й степени.

Во время одного из боев снаряд разорвался метрах в пятнадцати от Худякова, второй приземлился на кромке оврага. Ординарец Шамсиев успел столкнуть командира в овраг, прикрыл его, а сам был ранен. Старшина, который отвозил его в госпиталь, потом рассказывал Сергею Ивановичу Худякову:

— Всю дорогу Шамсиев горевал. «Хотел, — говорил он, — вечером командира лапшой накормить! Ведь опять останется голодный!» Успокоился лишь тогда, когда пообещал ему накормить вас.

После боев за освобождение Каменец-Подольского, Львова и завершения всей Львовско-Сандомирской операции, мотострелковая бригада находилась на отдыхе. Приезжала делегация уральцев, привезла орудие от Магнитогорского педагогического института с просьбой вручить лучшему артиллерийскому расчету. Его передали миассцу Владимиру Демидову из глушковской батареи. Из Миасса получили посылки. Пришли письма от рабочих, колхозников.

Много было писем от детей. И в каждом наказ — крепко бить фашиста и с победой скорее возвращаться домой. А до возвращения, ох, как было далеко!

Как-то вечером, осматривая, как оборудована огневая позиция, чем занят личный состав, услышал Худяков давно полюбившуюся ему песню: «Здравствуй, дальня-я ура-а-лочка-а, родная-я, дорогая…» — вполголоса напевал незнакомый сержант, видимо, из пополнения, и подбирал мелодию на гармонике. Это была дивизионная песня, сочинили ее солдаты, сами и музыку подобрали. Шоферы из отделения тяги подпевали:

Ох, не надо, не надо плакать,

Знай, что если долго не пишу,

Это значит — мы идем на Запад,

Это значит — я к тебе спешу…

Особенно нравится Худякову последний куплет:

И одной мечтой живут солдаты:

Поскорей захватчиков прогнать.

Это значит — мы идем на Запад,

Это значит — некогда писать.

Из-за большого валуна тянуло аппетитным дымком. Дивизион давно отказался от кухни, — ее надо было возить с собой, — солдаты по очереди готовили пищу.

— Товарищ гвардии майор, наводчик орудия рядовой Горбач занят приготовлением пищи! — растягивая слова, так он меньше заикался, отрапортовал наводчик.

Рядовой Дмитрий Горбач кормил борщом и командарма Д. Д. Лелюшенко, когда тот прибыл на батарею, и благодарность получил за вкусный борщ.

Командир батареи А. И. Кислый частенько звонил С. И. Худякову:

— Товарищ командир, приходите обедать! Горбач готовит!

Наводчика Д. Горбача посылали на командирские курсы — отказался. Контузия — плохой помощник в учебе, сказал он, лучше быть хорошим солдатом, чем плохим командиром. Он был опытным, умелым наводчиком. Ныне Д. Горбач живет в Миассе.

Перед Висло-Одерской операцией майора Худякова назначили командующим артиллерией бригады. Из его непосредственного подчинения артдивизион вышел, но до самого конца войны оставался родным домом, постоянно тянуло в его подразделение.

Командир 10-го гвардейского Уральского добровольческого танкового корпуса Е. Е. Белов в книге «Сыны отчизны» пишет:

«Освобождение польского города Лисув было частью большого боя по разгрому врага в Петрокове… Лисув танкисты взяли с ходу на рассвете, когда расположенный в городке вражеский гарнизон еще беззаботно спал. Захваченного в плен немецкого генерала привели на КП бригады в одном белье. Однако вскоре выяснилось, что вблизи Лисува стоит крупное танковое соединение СС».

Через полчаса фашисты бросили в контратаку два десятка танков, батальон пехоты, подтянули десятиствольные минометы. Но атака была отбита. Вторая контратака была организована большим числом танков.

Первая батарея артдивизиона стояла на окраине города у мельницы и островерхой небольшой часовни. Во второй половине дня, когда было отбито уже несколько контратак, добрался до нее Худяков. Перед батареей на поле догорали немецкие танки, самоходки. Хороший удар получили немцы, но и от батареи осталось одно орудие и при нем только заряжающий Елычев.

В это время связной Худякова закричал:

— Командир, танки!

Через косогор переваливались, сползали в долину, кое-где поросшую безлистными зимними деревьями, два тяжелых танка, а за ними виднелись еще три пушечных ствола. Худяков отослал связного с донесением к командиру бригады. Крикнул Елычеву:

— Давай снаряды!

— Товарищ командир, снарядов осталось мало. Должны подвезти.

Танки шли на большой скорости. Худяков выбрал левый танк, подпустил метров на пятьсот, чтоб ударить наверняка. Первый снаряд послал между гусениц под днище, второй для верности — в развернувшуюся, будто специально подставленную ходовую часть. Видел, как из люка стали вываливаться немцы. Ударить бы по ним осколочным, но не до них. Надо ловить в панораму другой танк, он полз на орудие.

Худяков работал точно. У танка сначала заклинило башню, а потом языки пламени начали лизать броню, и всю машину заволокло густым черным дымом. Остальные задним ходом пятились на косогор.

— Сколько еще снарядов в запасе? — спросил Худяков заряжающего. Он снял шапку, холодным мехом вытер разгоряченное лицо.

— Десяток есть. Да вот Степанов едет!

К мельнице шла грузовая машина. Осколок зажигательного снаряда угодил в кузов или попала горящая головешка от полыхающего дома, — загорелись доски снарядного ящика. Не видит, что ли, Степанов! Сейчас начнут взрываться же снаряды!

Но Степанов лихо развернул машину и, зигзагами сбивая пламя, помчался на открытое место. Резко тормознул, выскочил из машины, прыгнул в кузов, начал сбрасывать горящие ящики. Отъехал метров на пятьдесят — и в ящиках стали рваться снаряды. Худяков посмотрел на часы — все это произошло за пару минут.

Старшина Кирилл Степанов был из Катав-Ивановского района. Воевал во время финской, тоже в артиллерии. В боях за Каменец-Подольский заменил убитого пулеметчика, лег за его «максим» и тем спас батарейцев. Тогда С. И. Худяков представил его к ордену Отечественной войны 2-й степени.

…Одер, Нейсе, Шпрее, Тельтов канал, остров Ванзее, город Прага — вот путь, который прошел артдивизион в составе 29-й гвардейской мотострелковой Унечской бригады.

Окончилась война. Подполковник С. И. Худяков продолжал нести службу в рядах Советской Армии.

Ныне полковник С. И. Худяков вышел в отставку. Он награжден восемнадцатью орденами и медалями. Среди них орден Ленина, три ордена Красного Знамени, два — Отечественной войны, два — Красной Звезды, один Александра Невского, два иностранных ордена — Монгольской и Польской республик.

Живет С. И. Худяков в поселке Аргаяш, проводит большую работу по военно-патриотическому воспитанию молодежи.