10 октября
10 октября
Я в больнице. Палата двухместная, и моя соседка Надя, глядя на меня, осторожно спросила: “А вы зачем с чемоданом сюда?” Ну вот, опять этот вопрос. Как это зачем? В чемодане у меня два полотенца и куча теплой одежды и нижнего белья, чтобы не заморачиваться с постирушкой под краном госпитального умывальника. В чемодане термос, чтобы приятно проводить время по вечерам, плеер с закачанной музыкой, учебники английского и ноутбук. Я снова не стала оформлять больничный, договорившись на работе, что буду продолжать редактировать журнал и из палаты. И еще на ноутбук закачаны все мои любимые фильмы. Надя приехала с парой трусов и рулоном туалетной бумаги. Наде пообещали, что ее операция пройдет минут за двадцать и выпишут ее буквально через пару дней. Забегая вперед, оговорюсь, что Надя пролежала в стенах лечебницы больше месяца. Операция оказалась сложной и травмирующей, раны долго потом не заживали, врачи, как и обычно, ошиблись с диагнозом.
И уже утром моя первая встреча с заведующим отделением. Он диагностировал с ходу, пока я не успела до конца и раздеться: “Полная мастэктомия”. Я даже заплакать не успела. А просто побежала искать своего врача. Выплеснула на него все, что думаю о нашей медицине, и услышала в ответ успокаивающее: “Ну что вы плачете? Ведь оперировать вас буду я, а я вам обещал”. А потом мы с Надей залезли в Интернет, чтобы почитать отзывы о наших врачах, и вдруг выяснили, что заведующий нашим маммологическим отделением – по образованию и профилю работы гастроэнтеролог. Вот так открытие! Учился на гастроэнтеролога, кандидатскую защитил по гастроэнтерологии, дополнительное образование получил по пластической хирургии, возглавил отделение маммологии. Но зато многие издания пишут, что он очень эффективный менеджер. Ну что же, вот так и живем. Вот так и лечимся.
Зато хирург мой, пожалуй, душка. Врач, решивший оспорить мнение своего руководства, для меня уже почти герой. Немногие это умеют, и немногие это хотят. Да-да, почти двухнедельные споры с хирургом закончились моей полной победой. То убеждая его по телефону, то совершая личные набеги на его кабинет, я все же смогла добиться согласия на секторальную резекцию. Это название операции, когда удаляют только опухоль. Именно о таком исходе хирургического вмешательства мне и говорили полгода назад. А потом было два курса химии – четыре “желтых” плюс две “красные”, которые, как предполагалось, должны были еще улучшить результат. А вместо этого после окончания неоадьювантного лечения я услышала грозное словосочетание “полная мастэктомия”. И уже даже по одному слову “полная” было понятно, что грудь хотят отрезать всю.
Если честно, наверное, я бы даже не сопротивлялась, если бы о том, что мне отрежут грудь, мне бы сказали изначально. Я ведь все понимаю: хочешь жить, придется чем-нибудь пожертвовать или рискнуть. Но зачем тогда полгода химических мучений, из-за которых у меня уже барахлит сердце, почти отказывает печень, нарушилось пищеварение да и просто произошла потеря всех моих волос? Было плохо, стало еще хуже, и это притом что хотели сделать, как всегда, хорошо. В общем, я подписала бумажку. Это уже третья моя бумага об отказе за последние два года. Сначала я писала, что беру на себя риски, отказываясь удалять щитовидку, вопреки диагнозу “рак щитовидной железы”. Весной отказалась удалять желчный пузырь. Я тогда буквально сбежала с хирургического стола, потому что надо было быстро выбирать – лапароскопическое удаление желчного или проведение очередной химиотерапии. Выбор в пользу химии при онкологии, конечно, очевиден. Сейчас с уже привычными словами “Все риски осознаю и бла-бла-бла” готовлю расписку в связи с предстоящей операцией на молочной железе.
Впрочем, если честно, шепотом я все же подстраховалась. Взяла с хирурга обещание, что если он во время операции поймет, что что-то у меня там неверно, то забудет он об этой моей расписке и грудь, как и было задумано, удалит. Да, теперь я доверяю моему хирургу полностью. А иначе как же ложиться на операционный стол?
Данный текст является ознакомительным фрагментом.