ЧАСТЬ 2 ПУТЕШЕСТВИЯ. РОЖДЕНИЕ МЕГРЭ.

ЧАСТЬ 2

ПУТЕШЕСТВИЯ. РОЖДЕНИЕ МЕГРЭ.

1

«Мы много путешествовали. Мы срывались с места внезапно. Мы внезапно возвращались, – рассказывала Тижи. – В 1929 году целью нашего путешествия были Нидерланды, а шесть лет спустя – весь мир! Нью-Йорк, Таити, Южная Америка, Индия… Сименон сбежал из Парижа сумасшедших лет, охваченного предвоенной лихорадкой, из Парижа, в который, казалось, он врос всеми корнями. И вдруг – труба зовет! В путь!»

Небольшой катер отправился в плаванье. На борту, кроме капитана, Тижи и Буль, огромный датский дог Олаф. На палубе палатка, где спит Буль. А с утра – это кабинет писателя, в котором устраивается раскладной столик и шаткий «туристический» стул. На буксире катер тянет байдарку, нагруженную продуктами, одеялами, кастрюлями. Напечатанный текст Сименон отправлял в издательства в толстых конвертах из каждого почтового отделения прибрежных населенных пунктов. Нескончаемый поток бандеролей.

В 1927 году под псевдонимом Жорж Сим он наводнял редакции газет и журналов своими репортажами, публиковал рассказы и эссе, романы разных жанров. Когда один из его издателей задумал открыть новую газету, он пригласил в ресторан этого литературного феномена для разговора:

– Слушай, Сим, ты сидишь у себя комнате, и каждый день совершаешь втихаря, по сути, цирковой трюк – производишь тексты, словно печешь пирожки.

– Они вскакивают из меня сами. Я только успеваю барабанить пальцами.

– Вот это я и задумал использовать в рекламе своей новой газеты. Блестящий ход! Представь, неподалеку от Мулен Руж мы сооружаем стеклянную клетку и в нее сажаем тебя с твоей машинкой.

– Кто же поймет, чем я там занят?

– Ты будешь писать новый роман для моей газеты – с чистого листа и до конца. И все на глазах собравшейся толпы. Разумеется, наш человек у клетки будет выразительно объяснять толпе, что происходит.

– Толпе?

– Вокруг твоей клетки непременно соберется толпа.

– Извини, а покурить, отлить? С этим как?

– Потерпишь, – отмахнулся издатель. – Главное – реклама твое фантастической одаренности и приличный гонорар, который я тебе за этот подвиг плачу.

– Ну, если так… – Сим вздохнул, – можно и потерпеть.

Этот замысел еще задолго до воплощения настолько оброс слухами, что превратился в легенду: вплоть до начала второй мировой войны многие уверяли, что «своими глазами» видели Сименона в стеклянной клетке, с безумной скоростью барабанившего по машинке, хотя этой идее не суждено было осуществиться. Новая газета обанкротилась прежде, чем смогла пустить в ход забавный рекламный трюк.

Путешествие на катере только разожгло страстью к морю. Сразу по возвращению в Париж Сименон заказал судно по собственным чертежам. Он погрузился в «Учебник капитана каботажного плаванья», учился пользовать компасом и секстантом, ежегодником приливов и отливов и многим другим вещам, обязательным для капитана крупного судна со сложным маршрутом. Судно получило название «Остгот». На нем имелись два мотора и даже угольная печка, на которой Тижи предстояло готовить два года. Сменон признается, что вспыхнувшая у него любовь к морю, может приравняться только к его любви к женщинам. Однако, как ни странно, оба эти увлечения никак не влияли на норматив писательской продукции.

Выйдя из Гавра, «Остгот» направился вверх по Сене до Руана. Проходя Париж, они задержались. На борту три дня не затихали веселые попойки, друзья и знакомые шли толпами. Все ходило ходуном и Сим уже не знал, с кем ночью окажется в узкой койке. Знала Тижи, следившая за супружеской верностью мужа. И, видимо, обошлось без серьезных ссор и угроз расстаться, ибо все в том же составе команда «Остгота» взяла курс на Бельгию, Голландию и в один прекрасный весенний день 1929 года оказалось в немецком порту Дельфзейл. Все это время Сименон, по договору с издательством газеты, писал серию из 13 маленьких детективных рассказиков, финал которых должны были угадать читатели. Редакцию завалили письмами, и викторину решили продолжить.

В Дельфзейле судно пришлось серьезно ремонтировать – заново конопатить и смолить трещины. Пока велись работы, и гордый «Остгот», как ореховая скорлупа, содрогался от ударов молотами, его «команда» оставалась на борту: Сименон не захотел переселиться в отель.

Однако работать ему в таких условиях, все же было трудно. Ясным апрельским утром он сидел за столиком портового кабачка, потягивал можжевеловую наливку и витал мыслями в небесах – бледных, с круглыми смешными тучками. Но привиделись ему не райские кущи, а угрюмый увалень в котелке с неизменной трубкой в дремучих усах…Веревочка фантазии вилась все дальше, выписывая узоры, обрастая грузом подробностей, деталей…Положительно, его мозги не могли существовать без сочинительства, а руки так и зудели, истосковавшись по клавишам машинки.

Где, где же найти укромный уголок?

2

Бродя вокруг порта, Сим приметил канал со сточной водой, забитый бревнами сплавляемого леса. У набережной, застроенной, словно игрушечными, розовыми и белыми домиками с цветниками на окнах, уныло гнила заброшенная баржа. Сим исследовал ее. В трюме плескалась вода, по прогнившим балкам бегали крысы.

– Уютно и тихо. Пованивает тухляком – то, что нужно для детектива. – Решил писатель. – Надо только соорудить рабочее место.

Натаскав в трюм старые ящики, он побросал их в воду таким образом, чтобы на самый высокий можно было поставить машинку. А на другой, поменьше, поместить ноги.

Запах гнили не способствуют вдохновению? Да и плещущая под ящиками вода не похожа на бухарский ковер писательского кабинета. К тому же темновато. Но есть стопка бумаги, растрепанная кудрявая голова, кишащая образами, шустрые пальцы, готовые к бою. Мгновенье задумчивости, и машинка застрекотала, гулко перекатывая дробь ударов по пустому трюму.

…«Монументальная стеклянная крыша не защищала перроны Северного вокзала от гулявшего по ним ветра. Во многих рамах не хватало стекол, и осколки их устилали железнодорожное полотно. Лампы горели вполнакала. Встречающие и пассажиры плотнее запахивали пальто…» – так начал он, описывая картину, поразительно напоминающую прибытие девятнадцатилетнего Сименона в Париж.

Теперь Сименону 26 лет, он набил руку на развлекательных романах и хронике происшествий, его решение написать детективный роман – всего лишь один из опытов, необходимых для подступов к «настоящей литературе». Он особо не морочил себе голову с обдумыванием характера героя, решив, что его полицейский будет обычным человеком, в котором «нет ни хитрости, ни даже среднего ума и культуры, но который умеет докапываться до самой сути людей»

Сим трудился пять дней. Получился роман размером в пять авторских листов, в котором действовал проницательный увалень полицейский – капитан Жюль Мегрэ. Он тоже курил трубку, не отличался хитроумными методами Холмса, но всей душой любил море, простых людей и справедливость.

Первый детективный роман Сименона изобиловал всеми необходимыми атрибутами увлекательного криминального чтива. В нем есть загадочное раздвоение главного преступника, динамичное движение сюжета, перемещение в разную социальную среду, – то в роскошные апартаменты аристократов, то в обиталища бродяг. Меняется и география описанных событий: то Париж, то Фекан, то вообще – российский Псков! Виноваты ли в том русские классики, прочитанные Сименоном, не известно, но «русский след» в романе обозначился четко. В центре построения сюжета – семейство эстонских евреев, с русской бабкой и двумя близнецами, ставшими двойниками в преступных аферах. Родом семья из Пскова и русский язык подозреваемых часто сбивает Мегрэ с толку, озадачивает не на шутку. Хотя он, как отличный психолог, ни минуты не колебался с определением национальности интересовавшего его человека. Параллельное существование двух внешне идентичных, но совершенно разных людей, затрудняет расследование, летящее на всех парах от одного убийства к другому: преступник двоиться, как в треснувшем зеркале. А Жюль Мегрэ – всего лишь комиссар первого ранга, не имеющий своего автомобиля, штата помощников. Все, на что он может рассчитывать – два-три агента в помощь, да и то по специальному запросу начальству. Но отступать отважный комиссар не привык, пусть преступник хитроумен, жесток и чертовски богат, пусть кровоточит свежая рана в груди – Мегрэ идет по следу. У него бульдожья хватка, нюх гончей и смекалка бывалого охотника. Распутать клубок убийств, подмен, преследований совсем не просто. Но храбрый комиссар продолжает расследование. Мегрэ знает, что, дома его всегда ждет верная супруга. И, когда бы он не вернулся домой, «она поцелует его в щеку и отправится греметь кастрюлями на кухню, чтобы накормить ароматным рагу. И лишь после того, как Жюль сядет за стол, жена пристроится напротив и, подперев подбородок руками, может быть, отважится спросить:

–Все в порядке?

Будь то в полдень или в пять утра, обед для него был всегда готов».

Уже с первого романа Сименон отстаивает независимую позицию своего комиссара. Мегрэ – нетипичный полицейский, его гуманизм выше буквы закона. В финале Мегрэ дает возможность пойманному преступнику Гансу покончить с собой – ведь это для него лучший выход, чем томительный судебный процесс, который, скорее всего, закончился бы вынесением смертного приговора. Сочувствие сбившемуся с пути человеку станет неизменной чертой Мегрэ во всех его делах, сочиненных Сименоном.

Поражает наблюдательность и отличное знание жизни двадцати шести летнего автора. Он проявляет далеко не поверхностную осведомленность во всем, что берется описывать: в марках спиртного, в дамском белье, меню фишенебельного ресторана, или устройстве полицейских служб. Он лихо строит сюжет и умело держит напряжение. При всей стремительности действия не упускает точные детали, воссоздающие обстановку, настроение разных эпизодов – ловит запахи, звуки, летучие тени. Если учесть, что писался роман сразу набело и в столь короткий срок, то труд Сименона можно считать феноменальным. Однако факт остается фактом: никаких литературных негров у Сименона никогда не было, даже в годы расцвета славы. А тем более – на затопленной барже.

Уже в первом романе о Мегрэ заметен огромный опыт в уголовных делах, накопленный молодым писателем. Не даром молоденький репортер «Газет де Льеж» не ленился наведываться в полицейское управление, установив прочные связи с органами, ведущими борьбу с преступностью. Почти ежедневно приходил он в кабинет начальника уголовного розыска и присутствовал при утренних докладах комиссаров полиции, психиатрическом обследовании арестованных. Он не тратил времени даром и не скользил по поверхности. Серьезно изучил работу полицейских инспекторов и комиссаров, проник в технические и психологические тонкости их труда, словно чувствуя, что знания и наблюдения в области юриспруденции пригодятся для создания глубоких, обоснованных коллизий детективных романов.

Роман «Питер-латыш» удался. Поставив финальную точку, Сим мог бы удовлетворенно потянуться, хрустя всеми косточками, кабы не рисковал свалиться в протухшую воду. Собрав писательские причиндалы – машинку и готовый текст, он спихнул в воду ящики, служившие обстановкой «кабинета». Во все стороны брызнули по дощатым стенам писклявые крысы. Выбравшись на палубу баржи, хорошо потрудившийся писатель огляделся – всего лишь полдень, начало весны, начало интересного путешествия. О том, что он стоит на пороге феноменальной литературной славы, Сименон не догадывался.

3

Основные развлекательные романы Сименон публиковал у Артэма Фейяра, ему же и послал рукопись о Мегрэ. Красивый мужчина с серебристыми висками считался успешным издателем, у него был опыт и нюх. Успех сделал Фейяра самоуверенным. Его высказывания о литературе грешили категоричностью.

Послав ему рукопись, Сименон ждал ответа в Дельфзейле. Неожиданно пришла телеграмма из Парижа с коротким текстом: «срочно приезжайте».

Жорж поторопился и вскоре стоял в кабинете Фейяра. На столе издателя он увидел свою рукопись.

Матерый профессионал в сфере книжного бизнеса, сделал страдающее лицо:

– Мой дорогой Сим, вы меня удивляете. Поверьте, я знаю, что говорю – издатели всегда знают, что говорят – ваша идея дурна. Вы идете против всех правил, и я вам сейчас это докажу. Во-первых, ваш преступник не вызывает ни малейшего интереса, он не плохой и не хороший – этого-то публика как раз не любит. Во-вторых, ваш следователь заурядная личность; он не обладает особым интеллектом и сидит целыми днями за кружкой пива. Это ужасно банально, как вы хотите это продать?

Сименон лишь усмехнулся и взял со стола папку с рукописью.

– В Париже найдется издатель, умеющий оценить мой роман. – Он держался непринужденно, хотя вовсе не был уверен, что этот опыт с напористым комиссаром полиции оказался удачным

– Ладно, оставьте текст мне. Попробуем опубликовать, посмотрим, что выйдет, – смилостивился Фейяр и, сам того не сознавая, дал «зеленый свет» целой эпохе в истории детективного жанра. Вышло то, чего никто не ожидал – роман раскупили мгновенно и Фейяр решил выпустить целую серию с участием полюбившегося публике комиссара.

В течении двух последующих лет романы о Мегрэ выходили каждый месяц. Когда шеренга книжек в глянцевой обложке выстроилась на книжной полке, Сименон, наконец, решил освободиться от детективного жанра, что бы заняться настоящей литературой. Вернувшись в Париж, он заявил Фейяру:

– Я обожрался всем этим. Хочу проститься с Мегрэ. Я чувствую себя способным написать настоящий роман без трупов и полицейских.

Фейяр, отличавшийся прекрасными манерами, схватился за голову и затопал ногами. Сименон впервые увидел его в бешенстве.

– Не смейте! Не смейте говорить мне глупости! Успех вскружил вам голову, и вы вообразили, что снова добьетесь его, если станете писать не детективы, а психологические романы. Вспомните о Конан Дойле – он не мог больше слышать о Шерлоке Холмсе, а ведь остальные его романы были чуть ли не катастрофой. Вас ждет именно такое будущее.

– Возможно.

– Сименон, давайте проведем простые подсчеты. Если, конечно, деньги вас интересуют и вы не получили наследство от американского дядюшки-миллионера?

– Меня интересуют деньги. Но еще больше – настоящая литература. А не скороспелые поделки.

– Приведу простой аргумент: за каждого нового «Мегрэ» вы будете получать вдвое больше, чем за пять-шесть «умных» романов.

– Но эти романы – мое главное дело.

– К сожалению, настоящая литература всегда плохо расходится. Кого интересуют тяготы и страдания маленьких людей, описанных с занудной дотошностью? То, что вы называете «психологизмом» совершенно не волнует читателя.

– Тогда назовите занудами Золя, Толстого или Достоевского!

– А вы попробуйте продать Толстого или Достоевского! Прогорите, дорогой друг. Пойдем на компромисс: вы крайне продуктивный автор и сможете совмещать оба направления… ну как бы – удовлетворять жену и успевать сходить «налево». У некоторых это отлично получается, – Файяр, наслышанный о похождениях Сименона, игриво подмигнул.

– Попробую. – Нехотя согласился Сименон. – Но серьезную литературу я не оставлю.

Он продолжил работать в двух направлениях: «подхалтуривал» с Мегрэ и писал настоящие романы, изданные Фейяром: «Дом на канале», «Люди в доме напротив», «Красный осел», «Семейство Питар». К сожалению, как и предсказал Файяр, несмотря на глубинный психологизм и все приметы «настоящей литературы», они не пользовались особым интересом читателей.

К 1931 году вышла серия романов о Мегрэ. Сименон писал по роману за месяц и по рассказу еженедельно, считая свой труд «поденщиной». Он и сам не понимал, как далеки столь легко дававшиеся ему истории про комиссара полиции, от литературных поделок. Расследуемые Мегрэ «дела» непохожи одно на другое, для всех книг о нем характерна атмосфера тайны, напряженности. Психологическая проницательность сочетается с динамикой сюжета, а богатство деталей с экономичным использованием повествовательных средств. С бальзаковской наблюдательностью описаны деградировавшие носители благородных имен, снобы из числа буржуа, экстравагантные мошенники. А «простого человека», доведенного до крайности, автор неизменно окутывает искренним теплом и сочувствием.

Судьбе таких людей Сименон посвящает многие из книг серии «Мегрэ»: «Мсье ла Сури», «Человек, живущий вне закона», «Мегрэ и бродяга».

В связи с выросшим банковским счетом на «припаркованном» возле Нотр Дама «Остготе» состоялся грандиозный банкет – «антропометрический бал», прошумевший на весь Париж. Приглашено было четыреста гостей, однако праздновавших оказалось не менее тысячи, виски лилось рекой. В воображении обывателей этот «бал» перерос в невероятную оргию, и пресса с горечью писала о молодом авторе, который «ради внимания публики готов на руках обойти парк Тюильри».

4

Вернувшись во Францию, Сименон некоторое время продолжал жить на «Остготе» – в своем плавучем доме. Найдя спокойный уголок на побережье, он стал на якорь на лоне природы между двумя деревнями. Женщины занимались хозяйством, а он, то в каюте, то на палубе, печатал один за другим романы о Мегрэ.

– Ну что, Сименон, вы хорошо поработали и можете сделать прорыв к известности. – Сказал ему издатель Фейяр. Вам двадцать восемь и пора заявить о себе. Я имею ввиду акцию в Довиле.

– Но в ней участвуют только знаменитости или авторы бестселлеров.

– У нас будет иной вариант: «до» – вы мало кому известный автор 200 развлекательных романчиков, написанных, зачастую, под псевдонимами. «После» – знаменитость и автор десятков бестселлеров о комиссаре Мегрэ.

На самом модным курортом тех лет – в Довиле, к моменту проведения книжной ярмарки собиралось изысканное общество. Там приземлялись на аэропланах богатые англичане. Туда на мощных автомобилях приезжали люди со всех концов Европы. В гостиницах не хватало мест, сдавались даже подсобные помещения. Светские встречи происходили в «Баре Солнца». А на сходнях в двух шагах от него, находился книжный магазин, где каждый год пятнадцатого августа проходила презентация прогремевшего литератора. Писатель, стоя перед магазином за столом из некрашеного дерева, подписывал толпе желающих экземпляры своих книг. Герои акции, одеты в светлые элегантные костюмы, раздаривали улыбки и старались произвести приятное впечатление. Элегантного костюма у Сименона не было. Зато был друг – художник авангардист, сшивший ему блузу желто-канареечного цвета с почти неразличимыми голубыми полосками. А вместо брюк некое одеяние, которое пока еще носили только под названием «пляжная пижама»

С одиннадцати утра, под ярким солнцем, Сименон подписывал читателям романы о Мегрэ. Автографы он давал впервые и писал все, что приходило в голову. Собственно, от безумца в такой одежде и не ждали ничего вразумительного. Но романы о Мегрэ, как оказалось, читали. Один господин из ближайшего поместья подал ему на подпись восемь книг в роскошных переплетах, заказанных им для любимых изданий, украшавших кабинет. Все два часа Сименон пыхтел трубкой, вынимая ее изо рта только для того, что бы набить снова. На публику Довиля это произвело впечатление, и газеты вовсю перемывали подробности поведения экстравагантного автора. Фейяр оказался прав: после акции в Довиле Сименон стал знаменитостью.

Путешествие на «Остготе» продолжалось. Руки в мозолях, одежда пропахла мазутом, на Тижи и Буль, одетых в брюки, испуганно косится население прибрежных городков. А Олаф вдоволь наедается рыбешками, бросаемыми ему с рыболовецких шхун. Расставив могучие ноги, он стоит на палубе, одним взмахом головы ловит селедку и заглатывает ее под хохот рыбаков.

Однажды утром, написав очередную главу, Сим стоял на мостике «Остгота», раскуривая трубку и ощущая себя настоящим капитаном. Судно было пришвартовано у набережной, зеркально-тихое море играло солнечными зайчиками. Тишину раннего утра нарушали лишь крики чаек и отдаленная брань торговок зеленью, толкающих к рынку нагруженные овощами тележки.

Яростный грохот обрушился внезапно – из-за угла узкого переулка вырвался на бешенной скорости гоночный «бугатти» и, взвизгнув тормозами, остановился у самого трапа «Остгота». Из автомобиля выскочил молодой мужчина ангельской наружности и бросился к стоящему на мостике капитану.

Спустившись на палубу, Сим увидел несказанной доброты лицо с сияющими радостью голубыми глазами. Мужчина рванулся к нему, расцеловал в обе щеки, и воскликнул:

– Сименон! Наконец-то! Я – Жан Ренуар. У меня страшной важности дело. Вы никому еще не продали права на экранизацию «Ночи на перекрестке»?

– Н-нет…

Сименон не верил своим глазам – это был сын знаменитого художника Ренуара, ставший известным кинорежиссером. Сименон, любивший фильмы Жана, только сейчас понял, что прославившийся режиссер вряд ли была старше его. На «Остготе» помещения, способного послужить гостиной, не было. Они пошли в знакомый Сименону бар-бисто с окрашенными в красный цвет стенами. Там за бутылкой вина выяснилось, что Жан намерен немедленно приступить к экранизации романа о Мегрэ «Ночь на перекрестке».

– Это будет первый фильм о вашем комиссаре! Не сомневайтесь, Сименон, мы прогремим. А комиссара сыграет мой старший брат Поль – он замечательный актер.

– Я никому еще не уступал права на экранизацию по той простой причине, что никто и не просил. – Жорж засмеялся. – Но вы – самый лучший!

– И я буду первым!

Они проговорили два часа, обсуждая все на свете, и выяснили, что созданы для закадычной дружбы.

В 1938 году Сименон опубликовал двенадцать романов, выпуская по одному в месяц. Остановиться он не мог – просто не умел жить иначе. Персонажи, рождавшиеся в его воображении, были подобны демонам, рвавшимся наружу. «Я никогда не мог ответить на вопрос, что вынуждает меня писать. Я задавал его себе уже с шестнадцати лет, когда писал первые рассказики, а мать спрашивала: «почему ты не пойдешь погулять, вместо того, что бы часами марать бумагу?»

Но 1935 по 1949 Сименоном было написано лишь девять книг о Мегрэ. Остальной массив составляла «настоящая литература» – многочисленные романы, где речь шла о людях, мучимых разочарованием, преследуемых маниями, томящихся одиночеством. Это были серьезные прозаические произведения, относящиеся к особому типу социально-психологического романа. Автор подробно исследовал внутреннее состояние человека, оказавшегося в безвыходном положении и резко враждебной среде. В «Человеке, который смотрел, как проходят поезда» процветающий бизнесмен перестав контролировать свои поступки, убивал двух женщин и начинал верить в то, что убийство – его единственная страсть. Повесть «Кошка» дотошно воссоздавала жестокую вражду двух стариков. Сочувствие, жалость, возмущение ломающими людей социальными обстоятельствами открыли в Сименоне публициста, требовавшего права голоса. Но читатели ждали Мегрэ. В конце концов, писатель пришел к выводу, что именно на эти романы надо делать ставку.

Период наибольшей плодовитости выпадает на «этап больших путешествий» на больших суднах. В течении многих лет чета Сименонов объезжала свет, направляясь от севера к югу от экватора до Лапландии. Они поочередно побывали на пяти континентах, таская за собой старенькую грохочущую машинку.

«Путешествия вокруг света – это, скорей, путешествие не в пространстве, а во времени.

Я отметил, что, скажем, на Ближнем Востоке, где в то время еще скрывались племена кочевников и караваны верблюдов, попадаешь в библейскую эпоху, а в некоторых районах Африки, на Борнео, на островах Фиджи имеются каннибалы, каковыми были в древности и наши предки»

Испытывал ли он неудобства в этих далеко не комфортабельных путешествиях? Не надоело ли скитаться человеку, обремененному не только супругой, но и «литературной повинностью»? Отнюдь. Сименон обладал удивительной особенностью приспосабливаться к обстоятельствам. Повсюду – в хижине из пальмовых листьев, в яранге северного оленевода, в глинобитном шалаше крестьянина и на вилле гостеприимного богача он чувствовали себя как дома. Никакие колебания климата или настроения не мешали ему пустить в галоп свою печатную машинку. Никакой надзор супруги не удерживали от стремления познать всех женщин мира. Ведь расовые проблемы для Сименона никогда не существовали.

В Панаме, на Таити, в Австралии – он пишет в привычном ритме и, таинственным образом изобретает пути к эротическим наслаждениям. Тем более, что верная Буль все это время ждала «Маленького господина» в Париже..

«Чего мы искали? Не экзотику, а людей. Гнались за настоящей жизнью, что бы узнавать ее. – Скажет он в преклонные годы. – Впрочем, я продолжаю путешествовать, но так и не утолил свою жажду».

Он был смел, вынослив, полон энергии. У него была отличная память, аналитический склад ума и зоркий глаз. Жизнь манила, но казалась пресной без труда, к которому он был «призван».