ЗДРАВСТВУЙ, УКРАИНА!

ЗДРАВСТВУЙ, УКРАИНА!

В мае 1930 года по настоянию врачей Богомолец отправляется на кавказское побережье, в Сочи. Купается, жарится на солнце и не ведет никаких «ученых» разговоров. Но долго отдыхать он не может. Немного набравшись сил, тут же садится за вставки в учебник патологической физиологии — готовилось его четвертое издание одновременно на русском и украинском языках. Отцу писал: «Сижу, пишу, гляжу на штормовое море и втайне серьезно подумываю, не перебраться ли мне с несколькими лучшими ассистентами в поисках тихой, удобной для науки провинции в Киев и спокойно там поработать для науки. В Москве не остается времени для этого».

И вдруг нежданно-негаданно — событие, резко изменившее жизнь Богомольца. Тот день навсегда запомнился — первый после затяжного шторма и так и не состоявшейся грозы — 26 июня 1930 года.

Он сидел среди темных, еще не просохших камней. У ног с сердитым шуршанием набегали на берег крохотные волны, а затем, будто испугавшись кого-то, устремлялись назад, в море, волоча за собой гальку и водоросли.

Его окликнули:

— Вам телеграмма из Киева!

Это было известие об избрании его президентом Всеукраинской академии наук.

Богомолец знает, что президентство связано с массой хлопот и неприятностей. Он опасается, что новые обязанности отвлекут его от научных занятий. Да и хватит ли сил, умения? Поэтому на первую телеграмму отвечает отказом. Во второй, уже подписанной чуть ли не всеми членами Совнаркома Украины, говорилось о долге перед народом. Богомолец сдался, тем более что украинское правительство его просьбу о постройке в Киеве специального научно-исследовательского института экспериментальной биологии и патологии сочло нужным удовлетворить.

«О возвращении на родную Украину я мечтал давно, — писал он профессору Воронину, — теперь не хочу упустить возможность. Я никогда не уходил от трудностей, а в данном случае отказ был бы недостойным поступком в отношении собственной родины. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы превратить ВУАН в деятельную научную ассоциацию. Дело стоит, чтобы за него взяться».

В кабинете президента Академии наук на Владимирской улице в Киеве обстановка академически строгая: дубовые панели, темная мебель, массивные книги за стеклами шкафов.

А хозяйничает в кабинете человек отнюдь не академической внешности. Президент очень скромен, просто одевается. Он необыкновенно деликатен и любезен. Говорит тихо, медленно и скупо.

Президент — исключительный эрудит. Он прекрасно осведомлен даже в весьма далеких от его медико-биологической специальности отраслях знаний — математике, физике, лингвистике, музыковедении. Для этого человека не существует ни времени, ни расстояний: может подряд перечислить сотни имен ученых, дат, названий, книг.

На общение с людьми он не жалеет времени. Каждого посетителя встречает пытливый, сосредоточенный взгляд серых глаз. В нем и глубина огромного ума ученого и тепло души простого человека. Ученые, обращаясь к нему, знают, что в любом волнующем их деле встретят и понимание, и заинтересованность, и действенную поддержку.

Академия для Богомольца с первого дня его президентства стала тем, чем для других бывает дом, семья. Трудно понять, как этот человек справляется с массой дел. Одному отцу признается: «Работы столько, что, бывает, теряюсь».

У Богомольца особое чутье на талантливых людей. Он почти безошибочно определяет «потолок» каждого. А поверив в человека, разгадав «высоту полета интеллекта», как он любит говорить, любовно выводит его «на орбиту».

Над Е. О. Патоном коллеги подтрунивают:

— Бросили бы вы свое производство бочек без заклепок!

А Богомолец — иного мнения:

— Вашу лабораторию, Евгений Оскарович, давно пора принять в лоно академии. Сегодня вы варите каркасы молотилок, а там, гляди, порадуете сварными мостами и, кто знает, чем еще.

Люди сами тянутся к президенту, влекомые умом, простотой, доступностью, неизменным желанием помочь словом и делом.

Богомолец требователен к себе. Жене писал: «Сижу в Киеве и обучаюсь президентству. Администратор-то я посредственный!»

Но президиум ВУЦИКа, слушая отчет президиума академии, признал, что Богомольцу удалось за короткий срок произвести подлинную реконструкцию академии и заметно поднять научную весомость всех ее учреждений.

Вместо многочисленных кафедр и мелких лабораторий в состав академии стали входить крупные институты, объединенные в отделы, в том числе новый — точных наук. Ученые впервые в истории академии включились в решение практических задач социалистического строительства — перестройку железнодорожного транспорта, повышение урожайности сахарной свеклы, разведку новых залежей полезных ископаемых. Богомолец сам следит за ходом строительства новых зданий, добывает оборудование. Под опеку академии взял десятки музеев, заповедников, дендропарков.

«Всеукраинская академия наук, — говорится в решении ВУЦИКа, — в течение последних лет прошла сложный путь внутреннего роста и переустройства и уже становится подлинным центром научно-исследовательской работы. Успешная разработка ряда научных и практических комплексных и специальных проблем в различных областях социалистического строительства является участием в историческом деле переустройства Украины».

Григорий Иванович Петровский шутил:

— У вас, Александр Александрович, помещичья страсть к приобретению земель, лесов и людей. Сколько заповедников, опытных станций завел, какие таланты разыскал!

Прощаясь, Петровский советует:

— Вам лично, Александр Александрович, следовало бы снизить темпы собственной «пятилетки». Так недолго и свалиться — вон как осунулся, побледнел.

Но Богомолец — весь в работе. Думает: «Это только начало! Только начало!»

В канун пятидесятилетия ездил в Харьков: где-то кем-то тормозились поставки оборудования для новостроящегося института. Отцу писал: «В ЦК КП (б) У меня неизменно принимают предупредительно. В этот раз тоже разобрались, и горизонт сразу просветлел. Я неотступно думаю о той великой силе, какую представляет партия».

Профессору Н. Г. Ушинскому в те дни писал:

«…Вот уже прожито пятьдесят лет. Много? А я радуюсь и свершенному и в предвкушении новых свершений…

Строим огромный институт, издаем медико-биологический журнал, рассылаем его по Союзу и за границу; в своей крохотной лаборатории в Институте микробиологии изучаю местные аллергические состояния, скоро переключусь на взаимодействие стрептококков с организмом.

Позвал бы Вас к себе в Киев (в родной мне Киев!), но живу по-холостяцки неустроенно. Большую часть полученной квартиры отдал ученикам, себе оставил только комнату. Жилье холодное и неуютное, с никудышными печами…

В Москве бываю все реже и никого не успеваю повидать, так как из Киева увязывается хвост дел.

Молодежь моя кряхтит от всяческих организационных неполадок, но терпит, увлеченная перспективами действительно неплохими. У меня уже обрисовался план поисков для нового института. Основные вехи его вращаются вокруг сути процесса старения, внутренних и внешних причин его и выработки рациональной профилактики преждевременной изнашиваемости организма. В общем снова и снова во главе угла — борьба за нормальное долголетие человека».

Весной 1932 года Богомольца избрали действительным членом Академии наук СССР. Это не было простым актом вежливости по отношению к Украинской академии, а признанием больших заслуг ученого в области развития серьезнейшей из наук — науки о человеке.

Осенью Богомолец в составе делегации советских ученых едет в Германию в связи с русско-немецкой медицинской неделей.

Уже в день приезда в Берлин он выступает с докладом о развитии экспериментальной медицины в Советском Союзе.

Зал замер. Он чутко ловит каждую мысль гостя из загадочной страны Ленина. А ученый говорит об удивительных для западных коллег вещах: о коллективизме в разработке сложных научных проблем, об участии ученых в строительстве новой жизни.

Только в ложе Богомолец заметил несколько недовольных лиц. Они покинули зал, не дослушав доклада.

А утром вышколенный гид, угодливо расшаркиваясь, заменил длинный список предполагавшихся встреч, выступлений, приемов, экскурсий новым — всего с пятью адресами. В Германии начиналась полоса реакции. В этих условиях для берлинских властей выступления крупного советского ученого, «отличающегося, — как писала правительственная газета, — железной марксистской логикой и отличным знанием немецкого языка», были весьма нежелательны.

Официальный прием не осмелились отменить. Профессор Краус, приветствовавший гостей, был обескуражен утренним событием. Он просит не ставить на одну доску с правящими кругами немецких ученых. Но Богомолец далек от этого. Он высоко ценит блестящие работы представителей немецкой теоретической и клинической медицины, «дерзко выдирающих у природы ее самые сокровенные тайны». Вчера они друг друга знали только по печатным работам, а сегодня ведут беседу, как старые добрые соратники. У Крауса — взгляд, полный отчаяния:

— Что ждет Германию? Когда-то о Берлине писали: «В нем ненавидят все, что мешает спать». А теперь говорят: «…все, что мешает воевать». Для меня, врача, это превращение кажется ужасным.

Уже в машине, по дороге в гостиницу, Богомолец сказал своему спутнику профессору Мельникову-Разведенкову:

— Воображаю, какая прелесть сейчас у нас! Главное — воздух чистый, и дышится легко. Нет, лучшей страны, чем Россия, в мире нет!

И в тот же день, получив разрешение главы делегации, он досрочно уезжает домой. Богомолец намерен поделиться впечатлениями от поездки в Германию. Проницательным взглядом ученого он давно разглядел кризис буржуазной науки, особенно явственный в области естествознания и медицины. В Германии дошли до того, что советуют врачам меньше времени отдавать лаборатории, а чаще посещать кирху. Для многих немецких теоретиков патологии вообще не существует. Они считают нормальным все, что объективно имеет место в природе и обществе. Пытаясь оправдать социальное неравенство, они объявляют его нормальным уже потому, что оно существует в странах капитала. А какова цена утверждения о том, что здоровье человека, его долголетие не зависят от условий жизни, а целиком определяются врожденными свойствами?

Нет, это не простое заблуждение ученых. Это сознательная ложь, прямая измена истине! Просто в угоду правящим кругам они оправдывают весь ужас сегодняшнего бытия трудящихся в классовом обществе. Об этом надо говорить прямо и громко.

Отцу Александр Александрович писал: «Немцы неспроста разглядели во мне большевика. Да, я ненавижу все, против чего борется наша партия! Это чувство присуще всей передовой интеллигенции. И правы те, кто полагает, что не такой уж я беспартийный, как представляют меня некоторые».

Внезапная смерть отца — «друга, поводыря, с которым неразлучно прожил с детства до собственной старости», — подкосила Александра Александровича. У него начались тяжелые приступы стенокардии. С трудом поднялся с постели — ссутулившийся, поседевший; сухая морщинистая кожа лица пожелтела и будто просвечивалась насквозь. Близкие с болью в сердце наблюдали разрушающее действие неожиданного потрясения. В августе президенту опять стало хуже — одолел паратиф. Врачи запретили и думать о поездке в Ленинград на XV Международный физиологический конгресс. Только осенью А. А. Богомолец с женой выехали в Рим на I Международный конгресс по вопросам переливания крови. Родные обрадовались, надеясь, что поездка рассеет у больного печаль.

Италия приняла супругов Богомолец гостеприимно. В конце октября было тепло, расцветали розы. Лимонные и апельсиновые деревья стояли, густо унизанные спеющими плодами.

Приезжие не знали устали. «Я с папой ношусь по Риму, как угорелая, — писала Ольга Георгиевна сыну. — Порой нам обоим кажется, что сердце не выдержит, если чудеса красоты не исчерпаются. Папа восхищается и тут же утверждает, что, помимо чудес, здесь много горя и нелегко живется народу под лазоревым небом Италии».

До открытия конгресса Богомольцы успели повидать почти все римские достопримечательности — Колизей, колонну Трояна, развалины Форума. Не могли оторваться от чудес Ватиканского дворца с его сотнями залов, часовен, фонтанов.

Но Богомолец видел не только прекрасные памятники старины.

— Мне гиды твердят: здание воздвигнуто тогда-то. Камни? Пусть лежат! Они пролежат еще тысячелетия. А присмотрелись ли вы, — обращался он к коллегам, — как сейчас живут люди в Риме цезарей и непобедимых легионов? Туристам показывают парадные подъезды, а у страны есть и черный ход. Давайте заглянем в него!

И стал гидом. Водил по улицам-щелям, вглядывался в бледные детские лица и на ломаном итало-французском языке изъяснялся с обитателями улицы. «Работы, жилья!» — эти слова звучали отовсюду. После виденного город померк, посерел. А «гид» в тон своим мыслям, видимо больше себе, чем другим, говорил:

— Горец не замечает высоты окружающих гор!..

На конгресс, созванный миланским обществом переливания крови «Авис», уже съехались крупнейшие гематологи мира — свыше ста человек. Не было английских врачей. Они по каким-то туманным политическим соображениям отказались приехать. Австрийские клиницисты прислали только приветствие — на поездку не нашлось средств.

Девятнадцать стран представили девяносто докладов. Докладывают крупные ученые, целые школы, а новых данных нет. Ничего полезного для себя советские гематологи не почерпнули.

В день докладов советской делегации в строгом лекционном зале одной из римских клиник уже за час до заседания свободных мест не оказалось.

Европейские гематологи знают Богомольца как бывшего директора первого в мире и самого большого в Советском Союзе Центрального института переливания крови, как ученого, сыгравшего выдающуюся роль в развитии на родине в неслыханных масштабах службы переливания крови, как видного теоретика и экспериментатора, первым сполна оценившего огромные лечебные возможности ее стимулирующего воздействия.

Сегодня теория коллоидоклазического шока Богомольца начнет свое победное шествие по земному шару: автор докладывает почтенному научному собранию о значении продуктов распада белков в процессе взаимодействия плазмы крови донора и больного. Руководствуясь этой теорией, клиницисты Советского Союза с помощью переливания крови уже лечат язвенную болезнь, заражение крови, малокровие и т. д.

Трактовка Богомольца сложной биологической реакции нова для западных ученых. Председательствующий именует доклад «исключительным» и замечает, что «аналогичных работ на Западе нет».

Сообщения советских специалистов о консервировании крови, борьбе с осложнениями после переливания, использовании трупной крови скоропостижно погибших людей тоже интересны и оригинальны. Председатель конгресса отдает должное «русским коллегам», но он против утилизации трупной крови.

— Это богохульство! Оно не может быть принято мозгом итальянцев.

— А разве не богохульство не оказать помощь гибнущему, но еще живому за счет уже безвозвратно погибшего? — спрашивает Богомолец и снова просит слова.

— В Москве, в институте имени Склифосовского, в течение пяти лет с помощью трупной крови, вполне жизнеспособной в первые шесть часов после гибели человека, спасено свыше тысячи жизней. Нет, советские ученые не считают богохульством борьбу за каждую жизнь, за каждый ее день и час!

В Милане Богомольца встретил известный ученый профессор Ферментано. О, он склоняется перед талантом русского коллеги. Итальянские гематологи знают, что он уже почти десять лет душа всех поисков советских специалистов в области переливания крови.

Ферментано любезно приглашает Богомольца на собственный донорский пункт. Из его слов гость узнает, что донорским кровопусканием здесь чаще всего занимаются богатые, притом из религиозных побуждений помощи «ближнему» и «искупления грехов».

Богомолец смеется.

— Невелика жертва! Кровопускание весьма полезно донору. Я это проверил целой серией опытов. Отданная кровь легко восстанавливается еще в лучшем составе, чем была.

На самой высокой точке Печерска, на одной из тихих киевских улиц — Виноградной, — к 1936 году выросло четырехэтажное здание Украинского института экспериментальной биологии и патологии.

Тут царство мысли и безупречно точных опытов. Руководит институтом А. А. Богомолец. Большая группа его сотрудников изучает вопросы кровообращения и связанной с ней гипертонии — одного из самых грозных заболеваний, неумолимо сокращающих человеческую жизнь. Несколько человек продолжают работать в области эндокринологии, а остальные заняты углублением учения о физиологической системе соединительной ткани. Сам же академик поглощен выяснением ее роли в предупреждении преждевременного старения человека и совершенствованием методики стимуляции функций организма с помощью переливания крови и антиретикулярной цитотоксической сыворотки.

Иностранные специалисты, приезжающие в Советский Союз, обязательно стремятся посетить институт. «Самое большое впечатление от поездки по Советской стране оставил институт академика Богомольца, — записал в книге отзывов американский ученый профессор Г. Сигерист. — Замечательное за-, ведение, сказочное оборудование, талантливое руководство».

«Здесь, — писали французские врачи, — все оставляет позади самые смелые мечты и идеалы любого ученого».

Прошел еще один будничный год. Тысячи дел обступали ученого — большие, сложные, чаще всего новые и неожиданные. Вычитывал корректуру третьего тома «Руководства по патофизиологии», писал статьи для газет о профилактике рака, развернул новые поиски в области трансфузии крови, на Всесоюзной конференции по аллергии сделал необычный по форме доклад, состоявший из ста вопросов, нуждавшихся в безотлагательном выяснении.

В клинику профессора Зюкова карета «Скорой помощи» доставила тяжело больного скарлатиной ребенка. Родители настаивали на консультации академика Богомольца.

— Вы нас извините, — говорил отец. — Сами знаете, что значит единственный сын. Мы слышали — вы по-новому лечите. Пожалуйста, помогите.

Богомолец не решается произнести «да», хотя знает: пора ответить согласием; пошло второе десятилетие, как он детализирует, углубляет свое учение о физиологической системе соединительной ткани и действии на нее антиретикулярной цитотоксической сыворотки.

Сын его — врач Олег Александрович Богомолец, занятый изучением изменений пластических функций соединительной ткани под влиянием АЦС, — провел интересные по своей убедительности опыты. Группе кроликов с поломанными лапками ввел сыворотку» и костные переломы животных срослись чуть ли не вдвое быстрее, чем у контрольных. А для разрыва костной мозоли, образовавшейся под воздействием АЦС, в первом случае требовался груз в десять-одиннадцать раз больший, чем у контрольных.

Поразительные результаты дали испытания сыворотки на домашних животных в совхозах Херсонской, Николаевской, Запорожской и других областей Украины. Под влиянием ее увеличивалась молочность коров, улучшалась сортность и яйценосность птицы. Ежесуточный прирост недавно еще хилых поросят после обработки сывороткой обгонял контрольных. У лошадей легко рубцевались раны на холках. При заболевании молодняка гриппом и бронхопневмонией после введения сыворотки выздоровление часто наступало буквально в течение нескольких часов. Вместе со специфическими средствами она резко облегчала течение болезни и ускоряла выздоровление животных от рожи, хронической чумы, воспаления легких.

Настало время вывести эксперименты за пределы лаборатории. Сыворотка для людей готова.

В инфекционной клинике профессора Зюкова начинаются клинические испытания.

Ожидание невыносимо, и Богомолец то и дело звонит в клинику. Дежурные врачи понимают академика и, не ожидая вопроса, докладывают:

— Температура падает!

— Мальчик уснул!

Больной быстро поправился.

Сыворотка, введенная еще нескольким только что заболевшим детям, в первые же сутки снизила температуру, и они неслыханно быстро стали выздоравливать. При брюшном и сыпном тифах в половине случаев тоже падала температура, а у остальных больных заметно улучшалось общее состояние.

Так за АЦС прочно укоренилась слава средства, способного при раннем применении обрывать или смягчать течение ряда инфекционных заболеваний. Даже у тяжелых психических больных наступало некоторое просветление.

Особенно обрадовало последнее письмо: в Умани хирурги наблюдали после повторных инъекций АЦС видимое глазом рассасывание раковых узлов на губе. Конечно, рассчитывать на уничтожение массивных опухолей не приходилось. Но Богомолец знал: если бы удалось с помощью сыворотки отодвигать хотя бы сроки рецидивов рака после хирургического удаления первичной опухоли, это означало бы ежегодное сохранение многих сотен тысяч человеко-лет.

— Бьенвеню! Добро пожаловать!

Это А. А. Богомольца еще в вагоне приветствует министр охраны народного здоровья Франции Рюккар. Он не забыл любезного приема, оказанного ему президентом Украинской академии наук в Киеве. Мадам Рюккар была так неосторожна тогда! Он и теперь сгорает от стыда при одном воспоминании.

При осмотре лабораторий его супруга за спиной у Богомольца шепнула сыну:

— Неужели этот русский полагает, что папа больше интересует сыворотка, чем русская кухня?

И, обескураженная собственной бестактностью, замерла, когда ученый на отличном французском языке попросил прощения «за недогадливость», прервал обход института и пригласил гостей к столу.

О, это был достойный урок! Министр бесконечно рад видеть Богомольца среди делегатов II Всемирного конгресса гематологов.

Министру, конечно же, известно, что имя академика уже вошло в историю медицины как имя крупнейшего зачинателя учения о стимулирующем действии перелитой крови! Да, да, Богомольцу, и никому другому, принадлежит в ней самая блестящая страница! Гениальная догадка, пройдя через его лаборатории, в короткий срок успела вырасти в безупречно обоснованное учение о коллоидоклазическом шоке.

Видные иностранные ученые — Интроцци, Шевалье, Бенду, Цаик — с искренним удовольствием приветствуют смело шагающих вперед советских ученых во главе с академиком Богомольцем. Под его руководством советские гематологи вот уже добрых десять лет удерживают за собой ведущее положение в мире.

Докладчики сменяют друг друга, а новости сводятся к пересказу старых данных, вышедших из советских лабораторий. Даже профессор Страсбургского университета Канюи, много лет увлеченный разгадкой механизма действия перелитой крови, к концепции академика Богомольца, обнародованной на Первом Международном конгрессе, ничего прибавить не смог.

Зато Копачевский сообщил, что он повторил некоторые опыты Богомольца и рад засвидетельствовать, что получил полное их подтверждение. Он заявил, что теория коллоидоклазии, как теория механизма действия переливания крови, является вполне доказанной.

А. А. Богомольца зал встречает очень тепло. Последние годы школа его была занята разгадкой механизма терапевтического действия переливаний крови при инфекционных заболеваниях. Он очень торопил своих помощников с выяснением судьбы иммунтел после переливания. Теперь категорически утверждает:

— Борьба организма с инфекцией не проходит бесследно для кровяной плазмы. В ней появляется ряд новых веществ, совокупностью которых в значительной мере определяется степень восприимчивости организма, его устойчивости по отношению к заразе. Таковы нейтрализующие яды антитоксины, растворяющие бактерии бактериолизины, способствующие поеданию микробов лейкоцитами опсонины и другие.

Каждая инфекционная болезнь начинается периодом аллергического состояния — повышенной реактивности и раздражительной слабости. Вывести организм из этого состояния, усилив защитные реакции и одновременно ослабив действие токсинов и поставляющих их микробов, в начальном периоде заболеваний, оказывается, посильно перелитой крови.

Докладчик излагает новые, недавно добытые экспериментами интимные подробности коллоидоклазической реакции организма на перелитую кровь. Его сыну врачу Олегу Богомольцу удалось установить одну из причин нарушения устойчивости и выпадания в осадок старых частичек белковых систем. Она состоит в изменении электрической зарядности их под действием перелитой крови.

— Так вот эти явления флокуляции, — поясняет академик, — при переливании крови всегда налицо.

Терапевтическое действие перелитой крови при инфекциях сводится, с одной стороны, к восстановлению нормальной реактивности организма, а с другой — к частичному обновлению протоплазмы, что способствует уничтожению микробов и их ядов.

Богомолец сообщает, что задумал воспользоваться трансфузией для стимуляции организма рано начавших стариться людей.

Председательствующий, не дожидаясь конца доклада, бросает в зал:

— Опять все новое только из СССР!

— Что ж, — не без гордости замечает Богомолец, — это естественно. Мы представляем новый мир, которому принадлежит будущее, можно сказать, новую страну восходящего солнца!

Советское здравоохранение преуспело не только в области теории. В области практики оно тоже оставило Запад далеко позади. В Париже и Страсбурге число ежегодных переливаний крови приближается к десяти тысячам, а количество доноров исчисляется сотнями. Но что значат эти цифры по сравнению с советскими масштабами? Только Московский центральный институт переливания крови имеет в стране семьсот опорных пунктов с десятками тысяч доноров, а число бесплатно воспользовавшихся этим методом лечения достигло шестизначной цифры! И в каждом случае шла речь о спасении жизни. Разве это не огромная победа над смертью?

В заключение доклада Богомолец с исключительной добросовестностью перечисляет имена своих помощников при разработке учения о коллоидоклазии.

Профессор Интроцци сделанное Богомольцем в области переливания крови оценивает как «самое значительное в гематологии и переливании крови со времени открытия групп ее».

По настоянию врачей сначала май, а потом и октябрь 1938 года Богомолец провел в Гагре. Был так слаб, что к парку его возили на машине. Садился на скамейку в платановой аллее, подставлял лицо солнечным лучам и… скучал.

— Не могу долго жить без дела! — убеждал врачей, запретивших чтение.

С профессором Ворониным по секрету делился: «Помаленьку работаю, но так, чтобы врачи не видели. Что пишу, спрашиваете? Начал разговор с потомками. Как это у Маяковского: «Здравствуйте, товарищи потомки!»

Мысль самому понравилась. Взял и на первой странице рукописи книги «Продление жизни» надписал: «Доктору Олегу Богомольцу и его будущим потомкам назидательно посвящается».

Академик не избегает встреч с журналистами. Беседы с ними помогают время от времени со стороны посмотреть на свершенное и заново измерить путь в будущее. Интервью сотруднику «Курортной газеты» затянулось далеко за полночь.

— Вот заканчиваю книгу «Продление жизни», — говорит, перекладывая исписанные листы, Александр Александрович. — Это деловой отчет о многолетних поисках разгадки тайн жизни и смерти, размышлений и конкретных наблюдений. В ней читатель найдет мои взгляды на причины и суть старения и первые практические выводы.

— Правильно я понял: о многолетних размышлениях и поисках?

— Да. Еще у гроба матери я мечтал о человеческом бессмертии. В 1911 году в Саратовском университете утверждал, что старость к людям в наш век приходит намного раньше, чем организм исчерпает свои возможности. Запас его жизненных сил рассчитан по меньшей мере на сто пятьдесят лет.

С утверждением социалистического строя шансы на удлинение средней продолжительности жизни людей возросли в высшей степени. Мог ли я при этом остаться в стороне от заветной мечты человека жить долго?. Конечно, нет! Вот и взял в осаду саму старость.

— Уже можно говорить об успехах?

— Не следует спешить. Наш институт только начал работу над проблемами, где начинается старость, что происходит в человеческом организме с годами, можно ли отдалить старение. Есть уже первые находки, а в целом о старости, по существу, нам известно очень мало.

В Украинском институте экспериментальной биологии и патологии, руководимом академиком, поиски ведутся в трех направлениях: врачи обследуют долгожителей, в лабораториях ставятся опыты на животных, а в диспансерном отделении сделаны первые попытки ослабить, замедлить уже начавшийся процесс преждевременного старения людей.

В поисках долгожителей сотрудники Богомольца подымались в горы и спускались в долины Абхазии. В 1938 году встретили очевидцев нашествия Наполеона на Россию и современников Пушкина. Все эти люди и после ста тридцати лет жизни сохранили светлый ум и хорошую память.

Но ограничиться только наблюдениями ученый не мог. Путем опытов он добывает все новые данные о возрастных изменениях в тканях, органах, системах и в целом человеческом организме.

В палатах нового диспансерного отдела института уже побывали несколько сот рано начавших стариться людей. Академик поставил перед помощниками задачу затормозить их дальнейшее старение. Режим, спорт, диета и новые лечебные средства — переливание крови и АЦ-сыворотка — во многих случаях заметно улучшили здоровье пациентов. Анализы тоже свидетельствовали о положительных глубинных сдвигах к лучшему.

Особенно разительными оказались результаты применения сыворотки в случаях медленного срастания трубчатых костей у людей преклонного возраста. Организм, рано пришедший в упадок, не в состоянии был скрепить обломки костей. Не помогали никакие врачебные ухищрения: старики годами томились, закованные в гипс. Доктор О. А. Богомолец пришел им на помощь: после нескольких уколов АЦС рентген зафиксировал быстрое развитие костной мозоли, скреплявшей обломки.

— Так это же рождение нового направления в борьбе за нормальное долголетие — с помощью медикаментозных средств! — воскликнул журналист. — Так и разрешите написать?

Богомолец молчит — он думает о своем. Наконец медленно, как бы подчеркивая интонацией, что следует запомнить, говорит:

— Классическое предупреждение Галилео Галилея — «Легче узнать законы движения светил небесных, чем познать законы движения воды в ручейке» — я не забыл. И все-таки верю, что наступит день, когда преждевременную старость будут считать прошлым. Первый кирпич в это дело нами уже заложен. Но только первый!

Богомолец стоит перед растворенным окном. За ним — тихий южный вечер. На черном небе мерцают россыпи звезд. Кажется: они рядом — протяни руку и прикоснешься к ним. «Так и в науке, — думает ученый, — истина кажется близкой, еще усилие, и — вот она! Но то самообман. Сколько шагал и сколько еще шагать к ней, этой манящей цели, к этой влекущей «прочности человеческой жизни»!

— Когда медицине станет по силам предотвращать преждевременную старость, человечество претерпит глубокие изменения. То, что сейчас мы именуем старостью, будет только детством и юностью продолжительного века. Представляете, какой многоопытной и производительной будет зрелость! А насколько увеличатся свершения талантливых людей!

Да и сама смерть, став естественной, перестанет быть трагедией. К здоровым людям старость придет незаметно. Равномерно и безболезненно затухнут все жизненные функции организма, в том числе и инстинкт жизни, и конец придет, как желанный сон. Воистину сказочным будет то время!

Ветер, шелестя пожухлыми листьями, купается в верхушках деревьев, обступивших жилой дом на Виноградной улице, а потом, подхватив вырвавшиеся из окна второго этажа возгласы спорящих между собой труб и флейты, отправляется вдаль.

Александр Александрович отдыхает! Но по привычке к постоянной, очень напряженной работе он не переносит полного бездействия. Его мозг и в часы отдыха нуждается в каком-то занятии. Самое любимое — музыка. Такую же любовь к музыке он привил и своим ближайшим ученикам.

Увлечение музыкой у Богомольца давнее. Когда-то он сам играл на скрипке. В бытность свою в Одессе даже в любительских концертах участвовал. В Саратове профессор числился в списках членов-посетителей только открывшейся тогда в городе Алексеевской консерватории. Сестре отца в 1913 году в Нежин писал: «После науки я больше всего люблю музыку. Она волнует меня, пронизывает все мое существо. Порой воспринимаю звуки почти физически. Тогда сквозь самое сложное звучание чувствую счет — удары сердца симфонии. При этом и мысли подчиняются их ритму. Домой с концертов ухожу умиротворенный, с желанием творить и творить. Я убежден: музыка — наслаждение высшего порядка».

Дела, заботы и все чаще нездоровье мешают Богомольцу бывать на концертах. Но у него уникальная коллекция грампластинок. Ученый гордится ею. Зная о его страсти, уже много лет близкие и друзья постоянно дарят ему редчайшие записи. Годами он сам разыскивает любимые произведения: второй концерт Шопена, партии оперы «Борис Годунов» в исполнении Шаляпина, концерты Грига. Пятую и Шестую симфонии Чайковского и «1812 год» считает лучшими в мировой классической музыке.

В часы «очищения головы» Богомолец сменяет пластинку за пластинкой. Музыка для него — привычный, прирожденный язык.

Киевляне часто встречают президента в обществе известного дирижера Натана Рахлина, который ценит в Богомольце и необыкновенно тонкий музыкальный вкус, и редкую музыкальную память, и почти профессиональное знание истории музыки.

Иногда у Богомольца бывают домашние концерты: на них охотно играют и поют знаменитые актеры и музыканты.

Книга «Продление жизни» разошлась за несколько дней.

Автор считает, что борьба за долголетие может идти по двум направлениям: путем предупреждения преждевременного старения и с помощью медикаментозных средств и методов.

Самое верное из всех искусств продлить жизнь, пришел к выводу Богомолец, — это искусство не сократить ее. Поэтому на первый план он выдвинул «наступательную профилактику» — разумное управление каждым человеком собственной жизнью. Несдержанность, любое пресыщение, переутомление, истощение нервной системы — все это резко приближает роковой конец.

Затормозить же уже начавшееся старение автору книги удалось во многих случаях с помощью переливания крови и АЦ-сыворотки. Опыты показали, что они в сумме самые эффективные из всех средств, когда-либо предлагавшихся человечеству для этой цели.

«Жить сто двадцать пять — сто пятьдесят лет! — призывает автор и добавляет: — Но нет никаких оснований считать и эту цифру пределом. Изучение увядания человеческого организма только началось. Кто знает, что еще оно даст!»

…На единственную в своем роде научную конференцию, посвященную проблеме человеческого долголетия, собралась масса народу. Богомолец всматривается в зал. Всю сознательную жизнь он кропотливо выискивал виновников кратковременности земного бытия человека. Сегодня он впервые увидел многих союзников и единомышленников, шагающих С ним в ногу, — физиологов, морфологов, биологов, клиницистов — свыше тысячи человек, съехавшихся в Киев.

На повестке дня конференции — уникальная тема, впервые в истории человечества ставшая предметом обсуждения собрания ученых: суть процесса преждевременного старения и пути предотвращения его. Сорок докладов значатся в программе конференции. О задачах экспериментальной патологии в борьбе с преждевременной старостью докладывает инициатор конференции — академик А. А. Богомолец.

Он говорит о том, что украинским ученым удалось разгадать еще несколько загадок природы. Участники абхазских экспедиций видели людей в возрасте от 90 до 145 лет. У них почти отсутствовали обычно характерные для стариков болезненные поражения: долгожители не жаловались на здоровье, были работоспособны, жизнерадостны. Об их глубоком возрасте свидетельствовало только равномерное ослабление функциональных способностей систем кровообращения, дыхания, пищеварения, то есть гармоничное увядание всего организма в целом.

Значит, нормальная, физиологическая старость существует, и к ней можно и должно стремиться!

А как же предотвратить, затормозить процесс раннего истощения организма?

Конференция совершенно согласна с академиком Богомольцем. «В деле продления человеческой жизни, — записано в резолюции, — особенно перспективны повторные переливания небольших доз крови и антиретикулярная цитотоксическая сыворотка».

Н. С. Хрущев почтительно встретил президента у порога кабинета. Долго держал его руку в своей и все повторял: «Рад встрече! Рад знакомству!»

У секретаря ЦК КП(б)У — веселые светлые глаза с искорками лукавого озорства, которые так молодят его. Говорит он неторопливо, будто взвешивая каждое слово, смеется молодо и звонко.

— ЦК КП(б)У, Александр Александрович, высоко ценит вашу деятельность. Еще недавно я знал: сидят в академии сорок ученых стариков, что-то изучают, что-то сочиняют, чего никто из простых смертных не читает, так как все равно не поймет. А теперь наша академия — боевой отряд!

— Собственно, я еще ничего не успел сделать! — возражает Богомолец. — Просто за семь лет бюджет академии вырос в десять раз. Реорганизованные институты получили прекрасное оборудование, туда пришла молодежь.

— Скромничаете, дорогой товарищ президент! А новые институты, лаборатории? А освобождение академии от балласта и поиски новых талантов? А новые традиции дерзаний и смелых поисков? Да разве перечислить все сделанное вами, а вы: «ничего не успел!»

Никите Сергеевичу все интересно: и ход поисков в области ранней диагностики рака, и успехи профессора Филатова в пересадке кожи и роговицы, и содержание благодарностей, присланных украинским ученым председателями международных конгрессов математиков в Париже и Лондоне. Он рад и академическому изданию произведений Шевченко, и новым сортам пшеницы, выведенным академиком Сапегиным, и книге академика Холодного о воздействии на рост и урожайность растений микроскопических доз химических веществ.

— Замечательно! — восклицает Хрущев. — И все это сделано в пределах одной республики, и в какие короткие сроки!

Долго беседуют два умудренных опытом человека, два верных сына великого народа. Теперь их помыслы заняты будущим — добычей нефти и бурых углей, использованием энергии малых рек и приумножением рыбных богатств республики, новой технологией производства чистого алюминия и развитием синтетической химии на Украине.

— Я всегда был оптимистом, — говорит Хрущев. — И уверен, что Академия наук серьезно поможет нам. Только вот… — Секретарь ЦК КП(б)У запнулся. — Мне доложили, что вы не бережетесь. Я прошу вас — чаще отдыхайте! Кажется, вы любите охоту? Хотя бы раз в месяц выезжайте дня на два-три! Не то специальным решением Совнаркома периодически будем отстранять от работы!

Сказал и рассмеялся. Богомолец тоже смеется.

— Никита Сергеевич, вы не знаете, как полезен мне воздух академии! К тому же ничего не сделаешь: научная работа по своей природе нуждается в затрате огромного труда, сосредоточения на ней внимания и всех способностей.

— Знаю, знаю, Александр Александрович! «Природа открывает свои тайны только рукам, покрытым «мозолями»? Так, кажется, говорил Пастер?

Покидая здание ЦК КП(б)У, Богомолец с радостью думает о том, что его страстную увлеченность судьбой науки в республике разделил еще один дальнозоркий, умный и энергичный человек.

У Богомольца свои счеты со временем. Его здоровье неумолимо подтачивает туберкулез легких.

Надо спешить отдать людям как можно больше. Задумал на конференциях подытожить все известное в области рака, шока, артериальной гипертонии, физиологической системы соединительной ткани.

Все это проблемы, занимающие ученого десятки лет.

Институты экспериментальной биологии и патологии Наркомздрава УССР и клинической физиологии АН УССР, возглавляемые академиком, давно уже стали авторитетнейшими научными учреждениями страны. Поэтому институтские конференции по своей фактической весомости превращались во всесоюзные съезды.

На конференцию по проблеме шока собралось свыше тысячи человек. Необычайный интерес к ней вызван громадным практическим значением борьбы с шоком, особенно в обстановке военного времени, и крайней неясности представлений о существе шоковых состояний.

Что такое шок? Богомолец утверждает, что обязательным элементом этого патологического состояния является начальное резкое перевозбуждение прежде всего нервной системы, а затем и других клеток организма, тормозящее его жизнедеятельность.

Следующая конференция посвящена физиологической системе соединительной ткани — от начала до конца оригинальному учению, созданному А. А. Богомольцем, — глубоко продуманному новому направлению в патологии и уже отлично разработанному разделу клинической медицины.

Шестьдесят докладчиков — каждый по своей области — свидетельствовали исключительную роль системы в жизнедеятельности организма и тут же признавали:

— Соединительная ткань усилиями Богомольца ожила в наших глазах.

— С учетом состояния системы улучшилась клиническая прогностика.

— По масштабам благодеяний учение выходит на одно из первых мест среди биологических открытий века.

В декабре 1940 года на повестке дня очередной конференции — АЦ-сыворотка, новое на редкость эффективное лечебное средство. Оно не имеет себе равных по универсальности, так как безотказно действует при наиразличнейших заболеваниях — тифах и скарлатине, язвах и повреждениях костей, глазных и раковых заболеваниях, гипертонии и склерозе. Такая универсальность действия сыворотки объясняется просто: она эффективна во всех случаях, когда болезни сопутствует ослабление функций соединительной ткани.

Подобно супругам Кюри, отказавшимся извлечь выгоду из открытой ими радиоактивности, академик Богомолец не брал патента на свою антиретикулярную цитотоксическую сыворотку. Он полностью об народовал результаты исследований и способы ее получения. К началу 1940 года в Советском Союзе сывороткой пользовались уже в 54 клиниках и больницах. Ею заинтересовались и за границей. Богомольцу писали ученые из Германии, Франции, Англии.

Участники конференции горячо поздравили Александра Александровича с успешным завершением длительных научных поисков. Ораторы именовали сыворотку «этапом в развитии учения о цитотоксинах, открытых И. И. Мечниковым», «открытием, делающим эпоху в медицине», «благом для человечества», наиболее пылкие — чуть ли не «самым важным со времени открытий Луи Пастера».

Старость неотвратимо приближалась. Все больше сутулилась спина, совсем белой стала голова. Сеточкой мелких морщин покрылось лицо. Богомольцу — шестьдесят лет.

Юбиляр — давно уже маститый ученый с мировым именем, автор ста пятидесяти научных трудов, основоположник новых отраслей в медицине, создатель новых препаратов и методов лечения. Ученики его уже сами руководят кафедрами, ведут интересные научные поиски. Он депутат Верховного Совета СССР и УССР, член президиума Академии наук СССР и действительный член еще трех республиканских академий, лауреат Государственной премии. После выхода в свет книги «Продление жизни» популярность академика особенно возросла. Он слышал, как мальчик, пристрастившийся к зверям из институтского вивария, сидя на заборе, кого-то пугал:

— Не балуй! Вон по двору сам живой Богомолец ходит!

К 24 мая 1941 года в Киев со всех концов страны съехались сотни людей для чествования ученого. Президиум Академии наук СССР поручил академику Отто Юльевичу Шмидту приветствовать юбиляра.

В кабинете Богомольца диван, стол, подоконник завалены поздравительными адресами, телеграммами, письмами. Их прислали крупнейшие университеты, заводские, больничные коллективы. Пишут колхозники, писатели, артисты, музыканты. И все желают здоровья, долголетия, новых свершений на светлом пути науки.

Торжества длятся несколько дней: юбилейная сессия Академии наук УССР, заседания научных обществ. В конференц-зале академии юбиляр с утра до вечера выслушивает речи на всех языках народов СССР, слова восторженной признательности, восхищения. Ораторы единодушны: трудно перечесть все сделанное юбиляром для человечества. Научные труды его украшают передовую советскую науку. Благородна и величественна его идея продления жизни людей. Вполне может быть названа исторической и роль руководителя Всеукраинской академии наук. Даже теоретические противники и те признали, что «вся научная деятельность академика Богомольца являет собой пример напряженного труда крупнейшего ученого, умеющего сочетать теорию с практикой, имеющего смелость, решимость ломать старые традиции, нормы, установки».

Утренние газеты за 24 мая 1941 года именовали юбиляра «любимцем народа», «ученым-новатором», «героем труда», «полпредом науки». И никто при этом не грешил против истины.

А в завершение — в ночной тишине раздался голос диктора: «Совнарком СССР и ЦК ВКП(б) приветствуют академика А. А. Богомольца в день его шестидесятилетия… В ознаменование больших заслуг перед Родиной Президиум Верховного Совета СССР наградил его орденом Ленина».

Юбиляр скромен.

— Нам, советским ученым, легко работать… — Замолк, обвел всех пристальным взглядом своих прекрасных глаз и сказал: — Обо мне довольно. Я предлагаю тост за процветание нашей Родины — родины большой и светлой науки, служащей счастью людей на всем земном шаре!

Церемония вручения орденов была торжественна своей простотой.

Вручая награду, Михаил Иванович Калинин задержал руку академика и что-то долго говорил ему, щуря свои, добрые близорукие глаза. Богомолец почтительно склонил голову.

Из Кремля награжденные выходили большой группой, когда небо над Москвой уже потемнело и ночные тени распластались под пепельно-сизыми ветвями кремлевских елей. Подошли к Мавзолею и умолкли, будто боялись потревожить того, кто спал здесь вечным сном.

Академик Д. 3. Мануильский в тот день записал: «На Красной площади у Мавзолея встретил А. А. Богомольца. Смущенный, он благодарил за поздравление с награждением и тут же попросил: «Расскажите о Ленине!» Видно, весь день о нем, живом, думал. А мне сказал:

Данный текст является ознакомительным фрагментом.