Стал город Омск – сплошная рана.
Стал город Омск – сплошная рана.
Поэтическое наследие большого русского поэта Аркадия (Адия) Кутилова (1940-1985 годы) стало полнее. Правда, на одно стихотворение, но зато какое! Этим раритетом в подлиннике омичка Э.Шкорева откликнулась на воспоминания о Кутилове, опубликованные в газете "Вечерний Омск" в прошлом журналистом, а теперь пенсионером Марком Мудриком. В ближайшие дни неизвестное прежде произведение гонимого при жизни творца увидит свет в этом же издании под рубрикой "Возвращаясь к напечатанному", а я тороплюсь порадовать им читателей и авторов "Литературной России". "Ракета с именем "Беда", или Когда мой сын будет диктатором" – такое вот долгое название дал автор этому стихотворению, потому я не выношу его в заголовок чудесной находки, а привожу в предисловии к ней. Да и само стихотворение тоже не назовёшь коротким, но это не строчкогонство, а почти точный биографический слепок с омского периода жизни Кутилова, пусть и подаётся с самоиронией. Он ещё, думается мне, хотел освободиться от боли, терзавшей его душу и совесть, что, впрочем, одно и то же.
Боли собственной и почти ежедневно наносимой ему отвергающими его творчество "братьями по перу", теперь сплошняком причислившими себя к друзьям Аркадия. Именно их подразумевает Кутилов под названием города на Иртыше, а не собственно Омск, как может решить не ведающей о тяжкой судьбе поэта читатель.
Николай БЕРЕЗОВСКИЙ
Аркадий КУТИЛОВ
***
Я Омск люблю легко и пылко,
как любит всадника ишак.
Мне Омск дороже, чем бутылка
и сигарета натощак.
На Луговых[1] украл гитару,
со всем Захламиным[2] дружу...
И по Казачьему базару
с воровкой Эллочкой брожу.
Я здесь любил и ненавидел,
наследство мамы прокутил...
Ты, Омск, сто раз меня обидел,
и я тебе ещё не мстил.
Кустов зелёные причёски
вдоль всех бульваров и дорог...
Но эта зелень – просто розги,
что Омск выращивает впрок.
Я генералам и капралам
кричу по пьянке: "Эй, куркуль!..
Твоя беда уж над Уралом
и держит путь на Исилькуль[3]..."
И в день рожденья мне приснилась
"Беда" – ракета группы "А"...
"Нажмите кнопку, ваша милость!.."
зажглись на облаке слова.
"Да здравствуй, атомная почта!"
вскричал космический упырь...
И вот ракета "воздух – почва"
из Энска двинулась в Сибирь.
Пред нею Рим застыл в поклоне,
Париж исполнил "ход конём"...
Она хвостом вильнула в Бонне,
а в Польше встречена огнём...
Ей удивились даже в Бресте...
А в Омске верить не хотят!..
Локатор грезит о невесте,
транзистор пьян и бородат...
Антенна небу чешет темя,
экран насилует звезда...
И в это сладостное время
над Омском снизилась "Беда"...
Сниженье?.. В норме!.. Цель?.. Отлично!
Форсаж три тучи пропахал...
...Казачий рынок, как обычно,
смеялся, пел, благоухал...
Момент!.. – Мужик в экстазе глупом
хохочет, деньги хороня...
Момент!.. – Казах торгует трупом
давно подохшего коня...
Момент!.. – Ермак, пропивший латы,
метёт базар, смиряя злость.
Момент похмелья – миг расплаты...
И что-то в воздухе стряслось!..
Запахло жареной малиной,
и небо стронцием цветёт...
Нахальный ангел с мандолиной
за пивом очереди ждёт.
Кругом висит гипноз печали,
пожухли овощи-плоды...
Привратник Пётр, звеня ключами,
вошёл в молочные ряды.
Миндаль, и лавры, и орешник...
Светло, хоть гвозди собирай!.
(...Казачий рынок, вечный грешник,
переместился в Божий рай.)
Красотка-смерть взмахнула юбкой,
блеснув ракетой, как ножом.
...Секундой раньше Ванька с Любкой
в кустах лежали нагишом.
И видел чёрный муравьишко,
копаясь в Ванькиных трусах:
любовной судороги вспышка
слилась со вспышкой в небесах.
...Секундой раньше (в ту же среду)
под блеск урановой звезды
завод СК[4] ушёл в планету
на две старинные версты.
В бетон домов с жестоким толком
ударил атомный кулак...
Иртыш мгновенно стал просёлком
от Чернолучья[5] на Черлак[6].
Легко погиб, кто был "под мухой",
кто слепо верил в Божью власть...
А телебашня пьяной шлюхой
по всей Сибири разлеглась.
Стал город Омск – сплошная рана...
Цивилизации – привет!
(Но уцелели, как ни странно,
дурдом, тюрьма и горсовет.[7])
...Я здесь любил и ненавидел,
наследство мамы прокутил...
Ты, Омск, сто раз меня обидел,
а я впервые отомстил!
Р.S. В заключение предположу, что это стихотворение, вполне возможно, написано Кутиловым в предчувствии скорой гибели, и не потому, что довольно пессимистическое. Сравните первую его строчку с завершающей – она явно прощальная, относительно начальной, поскольку даётся в прошедшем времени, а вся последняя строфа почти зеркально повторяет третью, что не может быть случайностью. И ещё – середина 80-х годов недавно минувшего столетия уже, выражусь так, попахивала развалом СССР, что одарённый свыше поэт не мог не ощущать хотя бы гипотетически, а Кутилов и вовсе утверждает, прощаясь с цивилизацией (советской, на мой взгляд), что уцелеют, "как ни странно, дурдом, тюрьма и горсовет".