Святитель Митрофан Воронежский († 1709)
Святитель Митрофан Воронежский
(† 1709)
Святитель Митрофан Воронежский.
Икона. XIX в. Центральный музей древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублева, Москва
Своим благородством душевным знать и славить Бога
Время правления царя Петра I часто называют Петровской эпохой. За сорок три года нахождения на престоле царь Петр, по меткому выражению Пушкина, «Россию вздернул на дыбы», и, пожалуй, нет в русской истории правителя, чья деятельность подвергалась бы столь диаметрально противоположным оценкам.
Для одних царь Петр – великий реформатор, пробудивший самосознание российского народа и уважение к России во всем мире.
«Петр обладал необыкновенным нравственным величием: это величие выражалось в том, что он не побоялся сойти с трона и стать в ряды солдат, учеников и работников, когда сознал, что необходимо ввести свой народ в силу, до тех пор мало известную и в почете не находившуюся, – силу умственного развития, искусства и личной заслуги», – выражает эту точку зрения известный русский историк С. М. Соловьев («Публичные чтения о Петре Великом. Чтение первое»).
Для других Петр I – и такие суждения часто встречаются у церковных историков – нарушитель естественного течения русской жизни, грубо поправший народные нравы и обычаи, сломавший православные устои, тот, кто заразил русское общество «иноземщиной».
Многие современники Петра вообще считали его антихристом. В народе говорили, будто бы русского государя подменили при рождении или во время его заграничного путешествия.
Но среди живших в Петровскую эпоху был человек, который с редкой зоркостью и здравомыслием видел все сильные и слабые стороны царя Петра.
Родом из села Антилохово (сейчас это Савинский район Ивановской области), он не был знатного происхождения, не принадлежал к высшему обществу и не входил в число царских придворных. Тем не менее он стал старшим другом, а в некоторых вопросах – и советником государя, хотя жил далеко от обеих столиц, в провинциальном Воронеже.
До сорока лет Митрофан Воронежский (в миру Михаил), родившийся предположительно в семье священника, служил приходским батюшкой в храме села Сидоровское Шуйского района.
Он был женат, имел сына, а после смерти жены решил принять монашество. Его сын Иван тоже ушел из села в Николо-Шартомский монастырь, неподалеку от Шуи.
Монашеский постриг Михаил принял в Золотниковской пустыни в честь Успения Божией Матери и был наречен Митрофаном.
Пустынями в России называли монастыри, которые находились в труднодоступных местах, вдалеке от городов. Обитель на берегу реки Золотоструйки как раз и была такой.
Монастырь располагался в красивом березовом лесу (его историческое название – «в Березовском бору новая пустынь Успения Пресвятой Богородицы»). В его стенах Митрофан, скорее всего, и хотел бы окончить свои дни. Но в Золотниковской пустыни он пробыл всего три года и должен был по послушанию перейти в другой монастырь.
«Очень болезную, что мое обещание жить на одном месте не исполнилось», – напишет он позднее в своем духовном завещании, имея в виду монашеский обет пребывать и оставаться на том месте, где принял постриг.
Строгого, образованного, в крепких средних летах монаха быстро заметили и местные крестьяне – прихожане монастыря, и начальствующее духовенство.
Митрофан был поставлен игуменом в Космин Яхромский Успенский монастырь (на территории современной Владимирской области).
Видимо, в характере монаха Митрофана было то, что всегда ценилось в русском народе: сила духа и некая крестьянская основательность, спокойная рассудительность. Он был из тех, кто не говорил, а сразу делал.
Приняв игуменство, Митрофан взялся за строительство каменного храма в честь Нерукотворного Образа Спасителя, а также новых келейных корпусов. Но прежде всего он стал налаживать внутреннюю дисциплину в монастыре.
В середине XVII века в жизни духовного сословия в России царили непорядок и разлад – это видно из многочисленных указов, которыми власти пытались изменить плачевную ситуацию.
В обителях, особенно удаленных от Москвы, наблюдалось «самочиние» настоятелей: по своему усмотрению они селили у себя мирских людей, имели в кельях запасы для пиров. Злостным пороком русского духовенства было и непомерное пьянство.
В описи Космина Успенского монастыря от 1666 года упоминается направленная в обитель грамота царя Алексея Михайловича, в которой говорится: «Игумена Митрофана во всем слушать и почитать, как и в прочих монастырях властей слушают и почитают».
Этот царский наказ свидетельствует о том, что в Космине монастыре с дисциплиной было неблагополучно.
Почти за десять лет игуменства Митрофана в обители многое изменилось: был воздвигнут новый кирпичный храм Нерукотворного Образа, в старых монастырских храмах обновлены иконостасы, паникадила, вся церковная утварь. Для строительства нашлись и камень, и дорогостоящее железо, и мастера, и деньги.
Расторопному, основательному игумену помогали благотворители из окрестных сел и городов, потому что видели: старания Митрофана направлены на то, чтобы богослужения в монастыре проходили благоговейно.
Появились в обители и дорогие книги, например, печатное, богато украшенное Евангелие с позолоченными изображениями евангелистов на крышке. Жители окрестных сел приносили редкие старинные иконы.
Слухи о преобразованиях в монастыре и ее игумене, муже «благоговейном и добродетельном», дошли и до Москвы.
В 1675 году решением московского Патриарха Иоакима Митрофан был переведен на игуменство в обитель Святого Макария Унженского.
На новом месте он с присущей ему энергией и основательностью взялся за внутреннее и внешнее обустройство монастыря, сильно пострадавшего от пожара во время нападений «воровских людей», как называли шайку некого казака Илюшки, дружка Стеньки Разина.
Своей безупречной честностью игумен Митрофан и здесь привлек к монастырю немало жертвователей из богатых бояр и воевод, в том числе и из москвичей.
Особое уважение к игумену выказывал Богдан Матвеевич Хитрово, дворецкий боярин и оружейничий царя Федора Алексеевича, периодически делавший богатые пожертвования, да и не только он один.
В Унженский монастырь перешел и сын Митрофана, Иван, став во многих делах подмогой отцу, – в документах он значится как подьячий Макарьевского монастыря «игуменский сын Иван».
При игумене Митрофане в Унженском монастыре был построен каменный храм Благовещения Пресвятой Богородицы с шатровой колокольней. Храм был освящен 23 июня 1680 года, и в этом же году неутомимый игумен был вызван в Москву и назначен еще и «десятильником» – управляющим Унженской десятиной, в состав которой входили девяносто четыре храма.
Теперь он должен был регулярно совершать пастырские поездки по селам вдоль рек Ветлуги и Унжи и «дозирать святые церкви в ветлужских селах» – прежде всего, нет ли там раскольников…
Всего шесть лет управлял русской Церковью Патриарх Никон, но начатая им реформа по исправлению богослужебных книг и православных обрядов имела долгие последствия.
«Исправа» богослужебных книг делалась в том числе и по новым греческим книгам, напечатанным в Венеции, которым на Руси никто не верил. А после Ферраро-Флорентийского собора, состоявшегося в середине XV века, когда греки подписали унию с католиками, под сомнение ставили и греческие обряды. И когда по велению Никона крестное знамение должно было осуществляться не двумя, а тремя перстами, это вызвало ожесточенный, никем не предвиденный протест.
«К ошибкам в тексте книг привыкли, это понимали. Но чтобы русские обряды повреждены были в сравнении с греческими, этого никак себе объяснить не могли. Для психологии русского консерватизма это было невероятно и непонятно. Такая порча шла бы вразрез с глубоким обратным и вековым (после Флорентийской унии) убеждением москвичей, что отныне именно в Москве, как в III Риме, русские и сохранили подлинную православную старину… В этом вопросе Никон нетактично слепо погнал корабль церковный против скалы III Рима», – анализирует историк и богослов А. В. Карташев глубинные причины возникшего в православной Руси разномыслия, которое получило название раскола.
К тому времени, когда игумен Митрофан по поручению Патриарха Иоакима обследовал церкви в ветлужских селах и заменял старопечатные богослужебные книги на новые, пожар раскола охватил и самые дальние провинции – именно здесь-то раскольники и пытались прятаться от преследования властей.
Пожар – не только в переносном, но и в прямом смысле: в это время по всей Руси начались великие «гари». Фанатики-раскольники целыми семьями убегали в глухие леса и устраивали самосожжения, иногда прямо на глазах посланных за ними стрельцов. Не жалели даже детей – в самоубиении раскольники видели единственный способ избежать печати антихриста и «спастись».
Первый массовый случай «гари» был отмечен в 1672 году, когда сами себя сожгли порядка двух тысяч человек, и такие самосожжения повторялись по всей Руси.
То тут, то там появлялись новые идейные вожди раскола, подстрекающие верующих сжечь себя прежде, чем наступит «конец мира», и тем самым «очиститься».
Эпидемию самоистребления нужно было остановить, и правительству приходилось прибегать к строгим мерам.
Раскол и истерия наблюдались и среди духовенства. Московский Патриарх Иоаким искал опору в своих действиях против раскольников в здравомыслящих священниках и игуменах, в том числе и в провинциях.
К их числу относился и игумен Макарьевского Унженского монастыря Митрофан, считавший старообрядцев-раскольников, прятавшихся по глухим скитам, «развратниками старой церкви» и смутьянами. Митрофану не раз приходилось бывать в Москве по делам своей десятины, и Патриарх Иоаким относился к унженскому игумену с большим уважением.
В 1681 году в Москве был созван московский церковный собор во главе с Патриархом Иоакимом, на котором государственные и церковные власти совместно решили выработать конкретные меры по борьбе с раскольниками и вообще с беспорядками, царящими в епархиях и монастырях.
По приказу царя Федора Алексеевича следовало произвести осмотр всех нищих «монахов», которых великое множество развелось по всей Руси. Отныне монахам запрещалось без особого дозволения переходить из монастыря в монастырь, собирать по селам подаяние, держать в своих кельях личные припасы и спиртные напитки. Прежние монахи, говорилось в указе, содержали себя своими трудами и еще питали нищих, а нынешние не только нищих не питают, но сами чужие труды поедают.
Собором также не дозволялась продажа сомнительных книг и разных рукописных листов, кроме тех, что были изданы печатным двором. Была принята резолюция о привлечении раскольников к гражданскому суду, а также об учреждении в России новых епархий, что давало бы возможность строже наблюдать за порядком в отдаленных провинциях. По первоначальному проекту предполагалось открыть 72 новые епархии и 20 митрополичьих округов, но по существу после собора 1681 года были образованы только четыре новые епархии: Устюжская, Холмогорская, Тамбовская и Воронежская.
Игумена Митрофана срочно вызвали в Москву, и 2 апреля 1682 года он был поставлен епископом Воронежской епархии, став, таким образом, первым архиереем на вновь учрежденной кафедре.
Прежде Воронежские земли входили в состав Рязанской епархии, однако рязанский архиерей редко посещал Воронеж и его окрестности. Это была глухая российская глубинка, куда бежали старообрядцы, ссыльные, спасавшиеся от суда воры и прочие «беглые люди», скрывающиеся от царской опалы.
«У нас место украинское (в данном случае означает „окраинное“. – Ред.) и всякого чину люди обвыкли жить неподвластно, по своей воле», – говорил епископ Митрофан.
Кому-то нужно было «дозирать» и окраины Руси, доверить такое дело можно было только человеку во всех смыслах надежному.
В Москве епископу Митрофану пришлось задержаться в связи с внезапной смертью царя Федора Алексеевича 27 апреля 1682 года.
Вместе с другими архиереями Митрофан проводил в Москве поминальные службы по царю и, конечно, стал свидетелем развернувшейся борьбы за престол.
Власть должен был унаследовать болезненный царевич Иоанн, сын царя Алексея Михайловича от первого брака с Марией Милославской.
Но другой царский сын, Петр, от второй супруги царя Натальи Нарышкиной, подавал куда более заметные надежды. Нарышкиным, родственникам царицы Натальи Кирилловны, при поддержке Патриарха Иоакима удалось возвести на престол Петра, но в результате Стрелецкого бунта Иоанн был провозглашен первым, а Петр – вторым царем.
25 июня 1682 года в Успенском соборе Кремля состоялось венчание на царство Петра Алексеевича и Иоанна Алексеевича Романовых.
Таким образом, в России оказалось сразу два юных царя: десятилетний Петр и пятнадцатилетний Иоанн.
Волнениями в столице воспользовалась Софья, сестра царевича Иоанна. Стрельцы потребовали, чтобы она стала правительницей государства при малолетних царях.
В Москве епископ Митрофан видел стрелецкий бунт и наблюдал знаменитый диспут с раскольниками, который состоялся 5 июля 1682 года в присутствии Патриарха Иоакима, царей Петра, Иоанна и царевны Софьи.
На публичном споре о вере сторону раскольников представлял Никита Добрынин, прозванный его противниками «Пустосвятом». Но вместо диспута раскольники устроили в Грановитой палате Кремля большие беспорядки и даже драку. Они громко укоряли почивших царей Алексея и Федора в неправославии. Затем Пустосвят ударил по лицу недавно рукоположенного Афанасия Холмогорского и Важеского. С трудом удалось пресечь начавшуюся заваруху. Еще долго раскольники не могли успокоиться и бегали по Москве с криками: «Победихом! Победихом!», якобы празднуя победу в диспуте.
Своей исступленностью (сейчас бы это назвали харизмой) проповедники раскола повсюду увлекали за собой народ. В Вязниковском уезде появлялся чернец Капитон, призывавший верующих к самосожжению, а некий Василий Волосатый в Юрьевском уезде, «мужик-неук», вещал, что никому не надо ходить в церковь и принимать церковные Таинства, а для спасения души следует «поститься до смерти».
Проповедники в то время были в большом дефиците, а уж образованные и здравомыслящие – вообще на вес золота.
В конце августа 1682 года епископ Митрофан прибыл в свою Воронежскую епархию, которая в то время существовала только на бумаге.
Нужно было начинать с постройки архиерейского подворья и решать самые насущные дела. 14 декабря 1682 года был издан царский указ об отведении в Воронеже места под двор епископа, развернулось привычное для Митрофана строительство.
По решению собора в состав Воронежской епархии должны были войти города с уездами: Воронеж, Усмань, Сокольск, Елец, Романов, Орлов, Костенск и несколько других. Но из-за противодействия рязанского митрополита Усмань, Романов и Сокольск были оставлены в Рязанской епархии; границы Воронежской епархии пришлось изменить. Все это требовало от епископа постоянной переписки и хлопотливых согласований.
Из Москвы его поддерживали: в вотчину воронежскому архиерейскому дому были определены 210 крестьянских дворов. 2 октября 1683 года в ведение архиерейского подворья также был передан Карачунский монастырь с двадцатью крестьянскими дворами, а через три года приписан еще и Троицкий Борщов монастырь, за которым числилось 175 крестьянских дворов. Все это постоянно увеличивало доходы епархии, а следовательно, давало возможность строиться и развиваться.
В 1684 году Митрофан подал московскому Патриарху Иоакиму челобитную с просьбой о возведении в Воронеже каменного Благовещенского храма на месте деревянного, безнадежно обветшавшего.
Патриарх благословил строительство собора. По указанию из Москвы на его возведение было выделено триста пудов железа из государственных запасов, а для колокольни царь прислал в Воронеж колокол в двести пудов. Каменный пятиглавый Благовещенский собор освятили в 1692 году. В конце XVIII века это было самое большое и величественное здание в Воронеже.
Одновременно с этой стройкой по инициативе воронежского владыки началось строительство новой каменной церкви в Успенском монастыре вместо трех сгоревших деревянных.
Созидательное начало епископа Митрофана проявилось и в реформировании органов епархиального управления. При нем был создан приказ судный духовных дел и казенный приказ – и не просто «на бумаге»: для выполнения указов епископа в Воронеже появились архиерейские домовые приставы.
Архиерей лично разбирал судебные дела, связанные с неподобающим поведением священников и монахов в епархии, строго пресекая пьянство, тунеядство и «соблазнительное бродяжничество». Вместе с тем он защищал священников от всевозможных притеснений со стороны мирян.
Одной из главных забот епископа Митрофана стало воспитание образованного, благочестивого священства, которое будет пользоваться уважением и любовью в народе.
Епископу-строителю некогда было писать пространные литературные сочинения – все свои наказы и заветные мысли он выразил в составленном им «Духовном завещании», преимущественно обращенном к лицам духовного звания.
«Священный чин всей моей епархии: священноигумены, священноиноки и мирские иереи и диаконы и весь священный чин, – сохраните себя от всяких скверных сатанинских нечистых дел; как говорит Златоуст, отвергните от себя пьянство, объедение, лишитесь тяжбы, и свар, и хулы на друга своего и скверного взяточничества, клятвы и лжи, скупости, и ненависти, и лукавства, блуда и всякой нечистоты избегайте. Со всяким вниманием живите и заповедям Господним внимайте».
Зато устных проповедей Митрофан Воронежский и сам говорил много, и призывал к «учительному слову» всех священников епархии. Слишком часто вместо живой проповеди прихожане в храмах слушали уставные чтения из «Пролога» на малопонятном старославянском языке. Епископ Митрофан велел священникам открывать школы, собирать в храмах и монастырях библиотеки, да и самим повышать свой образовательный уровень.
В 1696 году утвердившийся на престоле царь Петр затеял строительство корабельной верфи в Воронеже.
Вот как описывает первый царский приезд в Воронежские края историк С. М. Соловьев: «В начале 1696 года Петр с больной ногой едет в Воронеж. Опять препятствия, задержки: иностранные лекари пьют и во хмелю колют друг друга шпагами; подводчики бегут с дороги, бросая перевозимые вещи; леса горят именно там, где рубят струги; в Воронеже капитан кричит, что в кузнице уголья нет; мороз не вовремя снова леденит реки и останавливает работы; но Петр не отчаивается. „Мы, – пишет он, – по приказу Божию к прадеду нашему Адаму, в поте лица своего едим хлеб свой“. И этот хлеб он ел в маленьком домике, состоявшем из двух комнат…» («Публичные чтения о Петре Великом. Чтение пятое»).
Многие считали корабельное строительство странной и ненужной затеей молодого царя Петра, а затраты на флот чрезмерными и расточительными. Но воронежский епископ Митрофан поддержал деятельность Петра по созданию флота и лично проводил в верфи освящение построенных кораблей.
Рядом с корабельной верфью находились Успенская церковь и монастырь, который стал мешать развернувшемуся строительству. По приказу царя монастырь был объединен с Алексеевским Акатовым монастырем, туда же перенесены все монастырские постройки, кроме Успенской церкви. Хлопотами епископа деревянный храм был заменен на каменный. Работы проводились по инициативе царя и по благословению епископа.
Царь Петр и епископ Митрофан оценили друг друга.
Несмотря на большую разницу в возрасте – Митрофану было семьдесят, а Петру – двадцать четыре года – в главном они были похожи: два неутомимых труженика, непритязательные в еде и роскоши, умеющие с упорством делать дело и добиваться своего.
«Петр работник, Петр с мозольными руками – вот олицетворение всего русского народа в так называемую эпоху преобразований», – пишет С. М. Соловьев («Публичные чтения о Петре Великом. Чтение четвертое»).
Рядом с ним нужно поставить фигуру еще одного преобразователя. За двадцать лет управления Воронежской епархией неутомимым епископом Митрофаном было построено более пятидесяти новых храмов, основаны два монастыря, открылось множество приходских школ.
Царь Петр, не очень-то жалующий монахов, к воронежскому епископу явно благоволил.
В 1696 году, когда русские войска одержали победу над турками под Азовом, Петр I повелел святителю Митрофану именоваться епископом Воронежским и «Азовским». Тем самым Петр как бы причислял Митрофана к участникам своей победы.
В марте и апреле 1699 года по указу царя Петра к Воронежской епархии были приписаны города с уездами: Усмань, Демшинск и некоторые другие – такая щедрость озабоченному военными расходами царю, который все подгребал в казну, была не свойственна.
Начиная с 1696 года Воронеж постепенно становился центром строительства военно-морского флота. В городе появилась своя Немецкая слобода, поселились иноземные мастера, повсюду зазвучала иностранная речь. Обычаи, другая религия, поведение, одежда – все вызывало у воронежцев удивление, а многие пытались подражать заграничной моде.
Успенский Адмиралтейский храм, Воронеж.
XVI в. с позднейшими перестройками
Должно быть, поэтому в своем духовном завещании Митрофан Воронежский так много пишет об иностранцах, предостерегает свою паству не отступать от Православия и даже не вступать с иноземцами в прения о вере.
«Ведь время бурное и дни лукавы, и люди на зло уклонились…»
Это сразу обо всех: и о раскольниках-старообрядцах, изолировавших себя от церковной жизни, и о тех, кто соблазнялся западными обычаями.
В житии Митрофана описан его конфликт с Петром I, случившийся во время одной из поездок царя в Воронеж.
Однажды царь пожелал видеть у себя епископа Митрофана. Тот отправился к царю, но, войдя во двор, ведущий к царскому дому, увидел статуи греческих богов и богинь, поставленные по царскому приказанию в качестве украшения.
Епископ Митрофан тотчас развернулся и пошел домой. Об этом доложили Петру, который, не понимая, почему епископ Митрофан пошел обратно, снова отправил к нему посыльного с приказом явиться. Но святитель ответил царю через посланника: «Пока государь не прикажет снять идолов, соблазняющих весь народ, я не могу войти в его дворец».
Услышав эти слова, Петр пришел в гнев, начал грозить воронежскому епископу всеми карами, вплоть до смертной казни. Когда угрозы дошли до архиерейского дома, Митрофан спокойно сказал: «В жизни моей государь властен; но неприлично христианскому государю ставить языческих идолов и тем соблазнять простые сердца».
И вскоре царь Петр велел убрать статуи, которые стали причиной его ссоры с епископом. Сразу после этого Митрофан явился к нему в дом, и они продолжили свое общение.
В духовном завещании епископ Митрофан напишет, обращаясь к священникам, чтобы каждый «да со страхом и трепетом все священные церковные службы творит, и пусть не стыдится никого и не боится, даже самого царя».
Царь Петр признал стремление епископа к порядку и «благочинию»: в конце концов статуи – всего лишь «украшательство»… Важно, что молодой правитель, всегда скорый на расправу, сумел побороть гнев, а это было куда труднее, чем расстаться с заморскими статуями.
19 августа 1700 года Россия объявила войну шведам, началась Северная война – армии требовались корабли, пушки, оружие, солдаты.
«Св. Митрофан 4000 руб. экономии отдал на жалование морских солдат, в Воронеже бывших (1700 г.), а в следующий год дал еще 3000. Царь пожаловал ему две грамоты. Впоследствии повелел к его дому приписать многие крестьянские дворы», – напишет А. С. Пушкин в «Истории Петра I».
Эти значительные по тем временам суммы – четыре тысячи, а потом еще три на жалованье ратным людям – были не в каждой архиерейской казне. В знак благодарности Петр наградил грамотами и запомнил щедрость своего старшего друга.
Существует версия, будто бы именно Митрофан Воронежский благословил Петра I на строительство Санкт-Петербурга. Эта сцена запечатлена на новом шестиметровом памятнике святителя Митрофана в Воронеже.
Документально этот факт не подтвержден. Возможно, в устных беседах Петр не раз обсуждал с епископом свое намерение построить новый город на Неве и тот его одобрил.
В августе 1703 года епископ Митрофан тяжело заболел и был пострижен в схиму с именем Макарий, в честь преподобного Макария Унженского, основателя монастыря, где когда-то он шесть лет игуменствовал.
В своем духовном завещании епископ Митрофан написал: «А келейных денег у меня нет… не имам в келии своей ни злата, ни сребра, что дати на воспоминание души моей грешной».
Митрофан Воронежский скончался 23 ноября 1703 года в возрасте 80 лет.
В записи одного из современников читаем: «В лето от Рождества Христова 1703 г. ноября 23 в шестом часу дни во второй четверти, во вторник, между патриаршества, изволением Всемогущего Бога он, преосвященный Митрофан, епископ Воронежский, а в схиме Макарий, отошел в вечное блаженство».
Тот, кто делал эту запись, еще не знал, что период «между патриаршества» растянется больше чем на двести лет. После смерти в 1700 году Патриарха Адриана царь Петр вовсе упразднил патриаршество. В 1721 году будет учреждена особая духовная коллегия под названием Священный синод, подчиненная царю.
А в 1703 году, узнав о смерти воронежского епископа, царь Петр I ускорил свой приезд в Воронеж и присутствовал на погребении Митрофана.
После заупокойного богослужения Петр I обратился к присутствующим со словами: «Стыдно нам будет, если мы не засвидетельствуем нашей благодарности благодетельному сему пастырю отданием ему последней почести. Итак вынесем его тело сами».
Царь лично нес гроб владыки, а после похорон епископа Митрофана в Благовещенском соборе Воронежа грустно произнес: «Не осталось у меня такого святого старца».
Мудрые советы Митрофана Воронежского из его духовного завещания многие знали наизусть:
«Употреби труд, храни умеренность – богат будешь.
Воздержанно пей, мало ешь – здрав будешь.
Твори благо, бегай злого – спасен будешь».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.