III

III

Что значат для настоящих дней все предшествовавшие рассуждения наши о вреде тарифной системы? Какая польза от этих рассуждений? Дело, наверное, не изменится, неудовольствие со многих сторон, наверное, возбудится, и в результате будет один только говор, и то непродолжительный.

Говор - и довольно этого, а продолжителен он будет или нет, это зависит от степени общего участия. Во всяком случае, печатное слово должно исполнять свою обязанность и стоять за общие интересы, а здесь дело касается всех потребителей, следовательно, если они сами смотрят хладнокровно на окружающие их тягости и неудобства, то это уже их собственная вина, и печатному слову в таком случае остается одно утешение: принять на себя за них удары неудовольствия от некоторых. Но могут начаться споры, доказательства? Вот это всего лучше; в этом крайне нуждается всякое дело и всякая одиночная мысль. Часто бывало и будет, что сотня неграмотных простецов высказывает такие вещи, которые, в применении к жизни, выходят умнее всякой кабинетной мудрости.

Итог, однако ж, выходит такой, что за сделанную укоризну тарифам сожалеть не о чем.

Опять к делу, к труду одиночному, всегда более или менее ошибочному.

Мы остановились на том, что торговля должна быть нравственна и человеколюбива; значит, надо хлопотать об удешевлении цен всех припасов и изделий для покупателей, о поддержании цен для производителей.

Кроме того, надо поставить промышленную деятельность в такое положение, чтоб была возможность упражняться в ней всем тем молодым людям, кои сидят теперь на скамьях университетов, гимназий и других учебных заведений. В России это теперь в особенности нужно, потому что направление понятий изменяется, и молодые люди жаждут дела и деятельности, а не чиновничьих мест; число желающих заниматься частною деятельностью растет с каждым днем. Лишь только проносится слух о какой-либо вновь учреждаемой компании, как и начинают из всех городов сыпаться изъявления желания получить место. В компании жизненных продуктов и черноморского пароходства было столько желающих поместить себя, что предложения во сто раз превышали самую потребность. Надо взять в соображение, что преобразование помещичьих имений и благодетельное уменьшение штатов в казенных местах родит новое огромное количество свободных людей. Надо заблаговременно подумать, куда их пристроить. В благоустроенном гражданском обществе не должен раздаваться вопрос, произносимый целыми массами людей: что нам делать?

Итак, промышленность, если она хочет идти с человечеством рука об руку, нога в ногу, должна предупредить этот вопрос. Не только в России, но едва ли в Европе, за исключением Англии, вполне понята та гражданская сила, которая скрывается в промышленности. Сила эта, при хорошем направлении, развивает все: и внутреннее благосостояние, и нравственные основы, и финансы. Без этой силы - нет государственной силы!

В Европе еще большее, чем в России, число людей, ищущих месть, во всех городах осаждают словесными и письменными просьбами об определении к разным должностям по части промышленности.

Высказанное нами убеждение в пользе свободной торговли всего бы более содействовало образованию ее на общеполезных началах. Но это мечта, - возражают многие. Мы думаем, что это семя, которое даст свои плоды в ростилах общедумия. Пусть только сообразят, что в охранении тарифами нуждаются, например в России, положим, 100 фабрикантов, а в приложении своих способностей к промышленной деятельности нуждается, по крайней мере, 100 тысяч человек; в них напрасно пропадает Божий дар и гаснет жар. Затем через свободную торговлю выигрывают все потребители, то есть все народонаселение. Нет, невозможно, чтобы такое дело могло истаять, заглохнуть, не дать плода.

Представим пока наши личные соображения, которые подсказывает внутренний голос. Пропустив его чрез свою одиночную мыслительность, представляем его, как недодумку, на общее обсуждение.

В России потребно образовать обширную компанию, под названием, положим: Общеполезная Деятельность, положим: Взаимная Польза, словом, под таким названием, какое у кого-нибудь мягко и удачно выговорится и выразит в кратчайших словах цель и мысль. Почему бы, например, не озаглавить такого общества словом: Муравейник?

Цель компании простая и чистая: быть посредником между русским производителем и европейским потребителем по всем главным отраслям торговли и заменить собою те переходы, которым товары подвергаются при нынешнем устройстве торговли. Действие такой компании, развиваясь отдельно от нынешнего устройства торговли, из капиталов, вновь привлеченных к торговой деятельности, положит преграду часто являющемуся в ней характеру монополии.

Обширность компании должна состоять не столько в ее денежных средствах, сколько в изобилии деятелей, так чтобы каждый управляющий какою-либо отдельною частью, его помощник, наконец приказчик, был член компании, одушевленный сочувствием к ее успеху не одною материальною выгодою, но и убеждением, что в общем росте дела заключается личный рост каждого деятеля, что же касается до капитала, то он может ограничиваться при самом начале компании суммою 10 млн. руб., которая будет увеличиваться впоследствии хотя бы до 100 млн. и более, смотря по надобности и по числу лиц, желающих в ней участвовать. Число желающих будет, без сомнения, весьма большое, когда все ясно увидят выгоду в помещении своих капиталов, а выгода эта несомненна, потому что цель проста, чиста, ясна.

После объясним действия компании, а теперь скажем несколько слов об ее составе.

Во-первых, больших капиталистов не надо, а надо молодых деятелей, которые бы, имея небольшой капитал, могли из незначительных складов составить огромное целое и были бы в необходимости разобрать между собою все должности и исполнять их сами. Неужели в России нет двух тысяч лиц, имеющих по 5 тыс. рублей, или тысячи лиц, имеющих по 10 тыс. каждое? Из числа моих знакомых я могу насчитать пятьсот лиц, имеющих умеренные капиталы, а Россия велика, стоит только войти в идею предложения, и тогда общий отклик укажет многих. Что может сделать каждый молодой способный человек, владеющий 10 тыс.? Какую отдельную промышленную деятельность предпримет он с таким капиталом? Ровно ничего нельзя сделать, и по необходимости должно маяться и не двигаться с места; даже тот, кто имеет 50 тыс., ничего не в силах с ними сделать серьезного для развития отечественной промышленности, а между тем у людей, владеющих мелкими капиталами, деятельности, вдохновения больше, чем у лиц, завладевших уже капиталами огромными, которые невольно служат причиною лености, отяготения, привычки идти по старой рутине.

Во-вторых, компанию должны составлять сто голосов, или паев.

Принимая цифру основного капитала в 10 млн. выходит, что каждый пай должен представить 100 тыс. руб. сер. Каждый пай может составляться из десяти лиц, которые свой голос предоставляют из среды себя одному. Дозволение составить одному лицу полный пай, то есть вложить 100 тыс., может быть дано только в том случае, когда недостаточно будет мелких капиталов. Без этого условия могла бы исказиться главная цель - введение в дело возникающих деятелей.

В-третьих, образование управления. Но это было бы теперь преждевременным рассуждением. Вначале нужен отклик на предложение, который обнаружит и самые имена деятелей. Наконец, всего лучше они сами, в общем своем собрании, могут выработать общим умом порядок ведения дел, соглашенный с потребностью и личными способностями деятелей. Теперь можно сказать одно, что узел действий должен быть в Москве; в ней потребно устроить главное правление и сосредоточить в нем получение всех сведений о ценах из контор закупки и продажи всех вообще предметов. Форма управления есть внешняя сторона дела, есть второстепенность, и толковать о ней нечего. Когда явятся люди, проникнутые убеждением в полезности самой основы дела, то они уже сами совладеют и с изобретением внешнего устройства, а навязывать его им, как предварительный плод умозрений, было бы насилие, вредное для всякого действия в жизни.

Начинаем разговор о деле, о том, в чем должна состоять деятельность стогласной торговой компании. Разделим эту деятельность на три пути:

Первый путь, проложенный опытами прежних лет.

Второй, - тот, на который направляют нас обстоятельства.

Третий, - неведомый еще, но который должен уясниться от изучения России.

Вступаю в изложение подробных действий на первом пути, то есть уже известном.

Все вообще сырые произведения русской земли, пока они дойдут из рук производителя, положим земледельца Самарской губернии, в руки потребителя, положим жителя Франции, переходят по крайней мере 15 инстанций, отчего цена их вырастает противу первоначальной, за вычетом необходимого расхода на перевозку, нередко на 300%, к явному вреду производителя и потребителя. Недавно один умный человек, крестьянин Псковской губернии, Максим Афанасьевич П., говоря со мной о переходах, которым подвергается псковский лен, выразился удивительно ясно и верно: "Лен, прежде чем дойдет до иностранцев, проходит пятнадцать рук, и каждая рука накидывает 10%" Далее: "Тот, наш же псковский лен, который возвращается к нам в хорошо обделанном виде, на обратном пути проходит десять рук, и каждая рука опять присмаливает 10%".

Максим Афанасьевич на днях едет в Бельгию и Англию для изучения обработки льна, с намерением ввести эту улучшенную обработку дома, и все то, что присмаливают к себе теперь разные руки, обратить в пользу родной земли. Я познакомился с этим замечательным лицом, потому что он желал получить от меня адрес крестьянина Алексея Михайловича Замятина, находящегося теперь в Шотландии для изучения выделки дренажных труб и укладки их в полях.

Но коснувшись в моей статье этих двух личностей, я отдалился от дела, как скажут многие. Нет, не отдалился, а напротив - приблизился к делу. Позвольте спросить, где же яснее видно истинное пробуждение русской земли, как не в поездке этих крестьян за границу, ради изучения, на последние их гроши, общеполезных предметов? Да послужит это нам справедливым укором и вместе с тем толчком к разработке наших промышленных сил.

Перехожу опять к делу о торговле.

Кажется понятно какую общеполезную услугу может оказать предлагаемая мною компания, когда она станет лицом к лицу как с производителем, так и с потребителем. Затем понятно и то, какие она сама может иметь выгоды.

А выгоды эти привлекут огромное число малых капиталов и расширят объем действий компании до такой степени, что она будет в силах со временем направить несколько тысяч молодых людей на общеполезный труд.

Компания должна иметь постоянные конторы в местах закупки разных предметов, как-то: в Самаре - пшеницы, на Каме и в Моршанске - разных хлебов, в Орле - пеньки, в Саратове и Пермской губернии - сала и т. д.

Из этих контор земледелец будет иметь возможность во всякое время года получать за свои произведения удовлетворительную цену, совершенно освободясь от необходимости продавать их кулакам, мироедам за бесценок, что теперь случается постоянно при осеннем взыскании в казну податей, когда деньги бывают крайне нужны, а зимние базары еще не установились, и настоящие закупщики еще не приехали.

Компания должна иметь склады хлебов и всех сырых произведений земли в русских портовых городах и на всех европейских биржах выставлять каждонедельно ведомость о том, что хранится в ее складах, и что и когда ожидается к поступлению, и по каким ценам продается, дабы каждый иностранный корабль мог отправиться в Россию с полною уверенностью в том, что найдет нужный ему груз по цене, уже известной заранее.

Компания должна иметь свои собственные перевозочные средства, то есть буксирные пароходы и баржи по всем нужным ей внутренним водяным сообщениям в России. Для этой цели необходимо устроить в удобной местности собственный механический завод, который бы производил постройку новых и починку старых пароходов.

Вот и все, что указывает нам в общих чертах путь, проложенный уже существующею торговою деятельностью, но сколько и в этом пути приманчивого для ума пытливого и наблюдательного!

Один молодой человек, член компании положим, поместился в Самаре, стоит лицом к лицу с почтенным земледельцем, покупает его труд, дары природы, без обвеса и без обмера, говорит с ним приветливо, освежается и пополняется его простою и ясною речью, в случае нужды служит ему, разменивая, например, бумажку не на истертую мелочь, похожую на пуговицы, а идет за серебром ясного чекана в казначейство и добывает его там своею настойчивостью, не допуская, чтобы крестьянин был не удовлетворен. В два, три года этот молодой человек снискивает народное доверие; в той местности, где действует, он достигает высокого значения: ему поверяют и горе, и радость.

Другой молодой член компании поместился в механическом заводе и наблюдает за сборкою пароходов; в глазах его смышленый труд русского белолицего, кудреватого молодца вытачивает винт для движения речного парохода, кует, сверлит, плющит металл, как воск. Вот наступает и день спуска поспевшего парохода, и вот он плавает уже от одной пристани к другой при звуках русской песни: "Вниз по матушке по Волге". А песня эта поется уже не с лямкой на груди, не по колено в воде, не от горькой надсады на бесчеловечной работе, при тяге простых барок, а на сухой палубе парохода, в тепле и добре, после сытного обеда и после дешевой и не водянистой чарки хлебной водки, выпитой за здравие Александра II.

Третий член компании действует при складах в портовом городе, продает русское добро без излишнего возвышения цены, но с оглядкою назад, чтобы не продать того, что нужно дома, чтобы не случилось того, что вышло теперь в Архангельске. Там почти весь привезенный из Вологды и Вятки хлеб продали за границу: остаток так мал, что цена в Архангельске более рубля сер. за пуд ржаной муки, а в Пинеге и Мезени и по 2 руб. за пуд нет. Вот отчего и нашли в Архангельске тысячи людей, обратившихся в нищих и не знающих, чем им прокормиться. Нет, третий член не так будет поступать: он знает, что за выпуск хлеба без соображения со внутреннею потребностью все прочие члены стогласнои компании предадут его, как истинного виновного, на общее презрение и скажут громко, всенародно указывая на него пальцем: вот кто причина того, что ваши внутренности жжет голод.

Зато третий член, и в случае голода за границей, будет также рассуждать по-человечески и не захочет брать угнетательную цену, храня русскую честь и зная, что всякий человек, где бы он ни жил, все равно создание Божие, требующее любви и участия.

Четвертый член сидит в конторе, сводит всему счет, хранит сумму и сообщает все сведения о ходе дел, объявляя всем своим товарищам, кто из них на сколько потрудился и чья деятельность что принесла в общую кассу. Затем члены пятой, шестой, седьмой... да что много толковать? - член сороковой, семидесятый и сотый, все спаяны одною мыслью и одним стремлением - быть добросовестными исполнителями принятых ими на себя поручений народного посредничества между производителями и потребителями.

Вступаем в описание действий на втором пути компании, то есть на пути, не пробитом еще практическою деятельностью, а уясняемом только обстоятельствами и мысленным воззрением вдаль.

Здесь мы будем говорить отрывисто. Тому, кто сочувствует основаниям компании, понятна будет вся ее перспектива из одних заглавий предметов второго пути, а кто принадлежит к партии людей отсталых и рутинных, тому сколько ни говори, все будет, по русской пословице: об стену горох.

Почему от пароходов речных не перейти к устройству кораблей для вывоза на них русских произведений?

Почему вместо пшеницы не вводить в обыкновение отправку ее за границу крупитчатою мукой, заведя мельницы в удобных местностях?

Почему не устроить на Волге и Днепре плавучие мельницы для размола пшеницы, по примеру существующих в Майнце на Рейне?

Почему не обратить внимания на упадок пивной торговли, которая составляет теперь 1/8 часть против бывшей 25 лет тому назад? От этого земледелие теряет в сбыте ячменя многие миллионы рублей в год.

Почему не обратить внимания на хмель? Цена русского хмеля от 3 до 6 руб. за пуд, а привозимого из Англии - от 25 до 60 руб. Все дело в том, что у нас не умеют собирать, сушить и прессовать, и оттого русский хмель утрачивает свою силу.

Почему не арендовать степи, втуне пропадающие у казны или у частных лиц, для разведения скотоводства, с употреблением в дело той травы, которую теперь иссушает даром солнечный жар?

Почему семя конопляное и льняное не отпускать за границу обращенным в масло, а выжимками не откармливать свиней и не продавать их в виде ветчины, хотя по половинной цене противу иностранных окороков?

Почему не кормить русских свежим постным маслом и негорьким пшеном, то есть почему не завести маслобойни и круподерки на севере, хотя бы, например, в Москве, Рыбинске, Архангельске, дабы масло и пшено были сейчас сделанные, свежие, а остатки от этих фабрикации употреблялись на корм скоту, разведение коего в северной России необходимо для удобрения почвы?

Почему не обратить внимания на несоразмерно-дорогую цену кирпича в столицах (до 16 руб. сер. за тысячу), которая вдвое выше лондонской цены? Введение кирпичеделательных машин и право занимать казенные глинистые земли значительно бы удешевило и улучшило кирпич.

Почему малороссийское сало, стоящее на месте рубль за пуд, не отправлять в Англию, где оно в десять раз дороже?

Почему к этому салу не присоединить полбенную и гречневую крупу также для употребления в Англии на кашу? Теперь полба продается в Оренбургской губернии вполовину дешевле сена под С.-Петербургом.

Почему все кожи не обделывать дома? В России корье и руки дешевле. И почему из обрезков от них не вырабатывать клей при самых кожевенных заводах?

Почему бы не отправлять за границу хотя половину сала в стеарине и свечах?

Почему бы пеньку и лен не очищать дома от всех грубых веществ и не отправлять за границу то и другое в обделанных волокнах и канатах, а остатки не употреблять на выделку писчей бумаги? Теперь эти остатки валят в Малороссии на дороги, где нет проезда от грязи. Никто не хочет подумать о том, что из того, что валят в грязь, можно бы сделать самые дороги, если б эти остатки от льна и пеньки, называемые кострика, обратить в товар и капитализировать их в деньги.

Почему бы все обрывки от веревок не скупать на местах и не составить из этого статью отпускной торговли? Все это в Англии покупают наподхват.

Почему не идти дальше в этом деле, и не выделывать из этих обрывков пеньковый хлопок для тканей?

Почему бы единственное пространство частных лесов (1.200.000 десятин), находящееся по рекам Ветлуге и Унже и составляющее запас для всей приволжской и южной России, не приобрести в одни руки, чтобы прекратить существующее теперь безобразное истребление этого государственного богатства, и, разделив лес на множество участков, вырубать каждый год только один участок, дабы запас никогда не истощался?

Почему бы гниющие при казенных винных магазинах северных губерний, например в С.-Петербурге, дубовые бочки из-под спирта не скупать, не переделывать на бочки другой формы, какой они нужны за границей, и не отправлять туда, где, по неимению леса, бочки ужасно дороги? Почему бы для помещения в пустых бочках не приготовлять, для зажигательных спичек, дерево, которое у нас ничего не стоит?

Почему бы не выхлопотать разрешения устраивать фабрики для выделки этих спичек на употребление внутри России со взиманием дешевых бандеролей, а то теперь каждый раз добывание огня есть отступление от закона?

Почему бы в Иркутске, где люди ходят по железу, не завести выработку его, чтобы не возить туда гвоздей и прочих железных вещей с Уральского хребта за четыре тысячи верст?

Почему бы не исчислить, сколько живущим на Печоре, приблизительно десяти тысячам голодающего теперь народонаселения, нужно хлеба, соли и других необходимых жизненных припасов, и не отправлять их каждогодно для того, чтобы все это променивать на оленьи шкуры, которые, по Печоре, стоят полтора рубля за штуку, а в Европе впятеро дороже?

Почему бы не снабжать хлебом и все прибрежье Белого моря, получая за то сельди, семгу и треску? Там за пуд хлеба дают десять пудов рыбы: так велик ее улов и так велика нужда в хлебе!

Почему бы не подумать об устройстве, на устье Печоры и в Онежской губе, завода для выделки рыбьего жира и клея? Ведь там в известное время столько появляется белуг, что и на лодке нельзя проплыть.

Почему бы не приготовлять стерлядь герметически и не снабжать ею Россию и Европу из тех мест, где эта рыба аршинной меры по одному рублю за штуку?

Почему бы из вологодских и других, никому не нужных лесов, гибнущих или от гниения, или от пожаров ежегодно на сотни верст, не извлекать древесный спирт (метил), весьма удобный для освещения и приготовления лаков?

Почему бы не вводить освещение городов газом, вместо чуть-чуть теперь мигающих масляных фонарей?

Почему бы не просить разрешения правительства употребить беспошлинно все пни в казенных землях на выкурку или выгонку смолы и тем самым очистить землю для устройства полей? Не говоря о дальних местах - около самой Николаевской железной дороги, какой безобразный вид имеют все земли от торчащих в них пней, препятствующих обработке земли.

Почему бы с некоторыми небогатыми землевладельцами не войти в условие насчет дренирования их полей, на известное число лет, с тем чтоб урожай по лучшему году принадлежал владельцам земли, а излишество делить пополам? Эта опыты лучше всяких словесных и письменных убеждений заставили бы всех заняться устройством дренажа.

Почему бы не подумать о применении паровых машин к земледелию?

Почему бы не подумать о наших старушках, кои вяжут нитяные чулки почти без всякого вознаграждения за труд? А эти чулки и носки гораздо прочнее машинных и считаются за границей редкостью, значит их надо скупать и посылать.

Почему не образовать в Москве и С.-Петербурге магазины народного рукоделия, которое теперь не только не дает выгод и оживления тем селам, где существует, но даже просто пропадает без вести, а между тем многие предметы выработала сама жизнь своим природным умом? Вот их названия:

В посаде Александровске Московской губернии детские игрушки.

В Арзамасе шитье золотом и серебром по бархату.

В Архангельске разные вещи из слоновой кости.

В Великом Устюге черневая работа из серебра.

В Белебее маленькие козлиные шкурки, для выделки лайки на перчатки, на которые теперь употребляется в России исключительно привозная лайка.

Романовские лучшие дубленые овчины, кои на месте стоят 5 руб. за тулуп, а у модных портных за детский тулупчик платится по 20 руб.

Валдайские колокольчики.

Вязниковские салфетки и скатерти.

Екатеринбургские изделия из богатого и разнородного собрания сибирских камней.

Оренбургские шарфы и платки, приготовляемые казачками из козьего пуха, похожие на кружевные мантильи.

Торжковское шитье по сафьяну.

Казанские узорчатые сапоги.

Мценские кружева из ниток, балахнинские из шелка.

Курские шерстяные кушаки.

Нижегородские непромокаемые, валяные из шерсти, то есть целебные, без всяких швов, пальто.

Балахнинское непромокаемое дубленое полотно, весьма удобное для лагерных палаток, потому что непромокаемое.

Макарьевские валяные из шерсти сапоги и калоши.

Вятские деревянные изделия из капа.

Великоустюжские шкатулки и прекрасно-окованные ларчики.

Сольвычегодские замочки.

Вот уже сколько набралось предметов, а мы не перебрали и десятой части России, сказав только то, что подсказывала память. Если всем предметам народного труда дать сбыт, то это улучшит самую их выделку на местах и внесет в тихую, мирную жизнь этих местностей истинное благоденствие, иначе же все то, что выработала жизнь, завянет и исчезнет. Такой печальный пример нам представляет черневая серебряная работа в Великом Устюге. Там остались только два старичка, которые знают этот секрет; все производство угасло, потому что наша промышленность, оторвавшись от народности, оставила его в забросе. В бытность мою в Эдинбурге, на заводе известного г. Мортон-Эллинга, я заметил, что он нюхает табак из великоустюжской табакерки, и завел с ним разговор о табакерке. Почтенный хозяин сказал мне, что эта работа заслуживает удивления и что во всей Англии она в уважении. "Вероятно, тот город, прибавил он, где их выдедывают в России, не успевает наготовиться, и оттого так редко можно находить подобные вещи". По возвращении в Россию я едва отыскал в частных домах подержанную устюжскою табакерку, с видом Москвы, и послал ее г. Мортон-Эллингу, как ценителю этой работы.

Пока писались эти строки, входят в голову уже новые почему и почему. Опять начинаю.

Почему не подумать об устройстве рыбных рынков в Москве и Петербурге, крытых, с бассейнами проточной воды, на коих бы рыба продавалась по цене, доступной для всех? Теперь живой судак большой величины стоит в Москве 10 руб., а в Петербурге 12 руб. Тот же судак на Белеозере стоит 30 коп. Такая дороговизна происходит оттого, что нет мелких пароходов для подвоза в С.-Петербург рыбы из озер Ладожского, Онежского и других; нет потому, что нет стогласной компании, и что торговля свежею рыбою находится в руках простых рыночников.

Почему не подумать о водяном пути из С.-Петербурга к Белому морю в Онежскую губу? От С.-Петербурга до Повенца, посредством озер Ладожского и Онежского, соединяемых рекою Свирью, самое удобное водяное сообщение, а от Повенца до Онежской губы всего 60 верст, и по этому расстоянию множество рек, так что богомольцы более ста лет отправляются этим путем из С.-Петербурга в Соловецкий остров, - а новгородцы более 500 лет, - и где-то в одном месте перетаскивают свои лодки на себе версты три. Ну вот, если бы эти три версты прокопать и воспользоваться обильными запасами боковых вод, то ведь выйдет то, что из С.-Петербурга на пароходе в четыре дня можно быть на Белом море. Тогда и дороговизна на рыбу исчезнет, и будет всякий в состоянии покупать ее, что для русской жизни, соблюдающей посты, необходимо нужно.

А если мы коснулись путей сообщения и тронули тем соображение об удешевлении провозных цен на товары, то невольно являются опять новые почему и почему.

Почему не заняться расчисткою донских гирл, отчего бы Ростов соединился с Азовским морем и доставка пшеницы за границу значительно бы удешевилась?

Почему пароход из Гавра до Кронштадта идет десять дней, а от Кронштадта до Васильевского острова, до таможни, двадцать дней? И этим-то путем движется вся торговля Европы с Петербургом, Москвою и северною Россиею!

Почему русские товары, предназначенные к заграничному отпуску, идут от Ладоги до нагрузки их в иностранный корабль сорок дней? Если бы из Ладоги была железная дорога, по проекту г. Усова, к Финскому заливу, то товары вместо сорока дней поспевали бы в десять часов.

Почему между реками Волгой и Сухоной, на расстоянии 150 верст, нет железной дороги, которая бы соединила Архангельск с Астраханью, так чтобы между этими оконечностями России путь совершался, во время навигации в восемь дней?

Почему бы не обратить внимания на то, что через Волгу ни в Ярославле, ни в Костроме, ни в Нижнем, ни в Казани и т. д., нет ни одного разводного моста, тогда как на Рейне, который быстрее Волги и имеет более пароходов, есть мосты, разводимые в пять минут тремя человеками? Если на Рейне частные люди нашли выгодным построить мосты для взимания в свою пользу за проезд из леса, привезенного морем в кораблях из Норвегии, то как же нам не найти в том выгоды, имея леса почти на берегах Волги?

Почему бы не обратить внимания на то, что во всех приволжских городах пилят на дрова семисаженной длины бревна, а вершины их остаются в лесах без употребления?

Оканчивая наши почему и почему, мы надеемся, что и Европа выскажет свои почему и почему того и того у нее нет. Во время моего краткого путешествия я заметил многие странности, но я их оставлю до времени за собой.

Вот сколько набралось предметов, указуемых мыслью, при рассмотрении потребностей настоящего времени.

Слышу возражения, что компания с десятью миллионами не в силах будет совладеть со всем. Отвечаю: все названные предметы составляют только заглавие предстоящей деятельности; из них надобно выбирать нужнейшие. Здесь я повторяю мысль, сказанную прежде: когда отчет первого или второго года докажет, что вложенный в дело капитал принес, положим, 10%, тогда явятся сотни миллионов и овладеют всеми нужными предметами благоустройства, без всякого затруднения в капитале. Эта компания может вот что сделать: мать, говорящая своему сыну: "Тебя я готовлю в такую-то канцелярию или полк," - будет говорить иначе: "Готовься, мой милый, в Муравейник, и бери с собою туда свои десять или пятнадцать тысяч. Там и жалованье дают, и делу учат, и на капитал вырабатывают прибыль. Иди, трудись, будь муравьем, живи от своего труда; не старайся быть пиявкой, которая сосет сок из жизни людей". Теперь пора сказать уже и о том, что предстоит для деятельности на третьем пути - пути неведомом, который должен уясниться в изучении России.

Об этом пусть уже поговорит сама компания, когда она состоится, а теперь что же говорить, когда промышленное изучение России еще не совершилось? Этот разговор принадлежит уже членам компании, когда они разместятся по обширным углам русской земли, а теперь для первоначального размышления довольно и того, что сказано.

Нам остается пожелать одного, чтобы члены компании приготовили со временем вот что:

Промышленный словарь России, написанный на местах тех городов и селений, кои войдут в описание.

Чтение лекций о политической экономии и торговле и прикладной химии и механике.

Издание особого журнала о действиях компании, с помещением в нем практических статей о промышленности.

Училища для образования детей всех членов стогласной компании в том направлении, какое нужно для пользы дела и развития гражданства.

Клуб промышленности с библиотекой, выставкою картин русских художников и музеем образцовых изделий и товаров, открытым для безденежного входа всем.

Постоянное отправление молодых людей за границу для изучения всего полезного.

На все это могут сказать: мечты. Нет, не мечты, а глубокое убеждение, которое я подтверждаю вот чем: когда при отклике на предложение оказался бы недостаток в капитале, то я заявляю твердое намерение взять пять паев и вложить в дело полмиллиона рублей серебром; пусть этот капитал идет в основу деятельности молодого русского поколения, коему я вручаю эти пять паев с капиталом без всякого раздумья. Окончим тем, что устройство такой компании в России вызовет ответ и в Европе.

С этою целью мы и высказали все наши предположения открыто, ибо секреты в делах общечеловеческой пользы неуместны. Все наши почему есть наше богатство. Выставляем его на вид Европы, вместе с сознанием неразработанности, которое лучше всего свидетельствует о стремлении нашем идти вперед по пути развития. Всякий поймет, что все наши почему требуют труда не только в приложении к практике, но даже и в подробном изложении на бумаге. Мы представляем их как только заглавия, в той уверенности, что явятся практические люди и разберут каждый предмет в подробности. После того мы представим еще новую огромную коллекцию общеполезных предметов, под тем же названием: почему и почему.

Теперь мы желаем только того, чтобы подобная компания, для передачи в Россию европейских товаров, была задумана и в Европе. Тогда товары минуют переходы через множество рук и явятся к нам в дешевой цене, к явному увеличению их сбыта.

Народ и в России, и в других странах Европы благословит эти компании за их цель и полезное направление, которое выразится удешевлением жизненных припасов и необходимых мануфактурных изделий на рынках.

А всякое дело, благословляемое народом, прочно и многоплодно, нет, - более! - священно.

Пусть эта недодумка обработается в горниле общего ума. Более говорить нечего; а будем ждать, что скажет молодое поколение. Нам дорого замечание тех людей, кои готовятся к делу. Желаем одного: чтобы разбор, обсуждение как можно глубже проникали в дело и чтобы критика отличалась полнотою и меткою верностью взгляда.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.