С ИСПАНИЕЙ В СЕРДЦЕ

С ИСПАНИЕЙ В СЕРДЦЕ

Шло лето 1936 года. У меня — тогда командира пулеметного взвода — дни проходили в напряженной службе в одном из подмосковных военных лагерей. И, разумеется, я не думал, что назревавшие на далеком Пиренейском полуострове события привлекут внимание всего мира и сыграют роль в моей службе.

18 июля 1936 года в Испании вспыхнул контрреволюционный мятеж. Заручившись поддержкой фашистских диктаторов Гитлера и Муссолини, мятежники начали открытые военные действия.

Весь испанский народ встал на защиту своих завоеваний. «Но пасаран! — Они — фашисты — не пройдут!» — клич, брошенный в эти дни Долорес Ибаррури соотечественникам, стал лозунгом всех прогрессивных людей мира. «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!» — говорила она, соратница легендарного Хосе Диаса. И эти слова тоже облетели весь земной шар.

Я узнал подробности этих событий 3 августа 1936 года на Красной площади, где состоялся стотысячный митинг. Москвичи пришли с лозунгами: «Руки прочь от революционной Испании!» Тысячи людей из многих стран приняли вызов, брошенный фашизмом. И наряду с представителями трудящихся других стран в Испанию собрались ехать многие советские добровольцы. В их числе был и я.

…Дежурный по полку Саша Собакин сообщил мне, много дней томившемуся в ожидании:

— Тебе приказано завтра к 17 часам прибыть…

Он назвал улицу и номер дома.

В назначенное время явился по вызову. Волнуясь, открыл дверь кабинета. Из-за стола поднялся и подошел ко мне комдив Семен Петрович Урицкий. Пожал руку, предложил сесть.

— Нам известно, — начал он, — что вы более трех лет командуете пулеметным взводом в полковой школе… Мы согласны, Александр Ильич, удовлетворить вашу просьбу. Поедете в Испанию. Там нужны пулеметчики. Готовьтесь. В газете «Правда» от 1 сентября опубликовано обращение молодежи Испании «Молодежь мира, слушай!». Читали?

— Да.

— Туда едут лучшие люди. Держитесь, как подобает советскому человеку. Документы получите завтра в 12 часов.

На следующий день, уже в гражданском костюме я вновь предстал перед Урицким.

— Ну вот и камарада Павлито явился, — встретил он меня. — Запомните это. До Парижа вы Родимцев, а в Испании — Павлито Гошес. Вместе с вами отправится еще один товарищ, ленинградец Николай Никифиров.

— Как мы встретимся?

— Он найдет вас на вокзале.

Удостоверение личности, партийный билет комдив предложил сдать на хранение. Прощаясь, он крепко пожал руку, пожелал счастливого пути и потом, немного помедлив, добавил:

— Ждем Героем на Родину.

— Служу Советскому Союзу!

…Я приехал на Белорусский вокзал за пятнадцать минут до отправления поезда. В ожидании попутчика прогуливался по платформе, посматривая на часы, разглядывал отъезжающих.

— Павлито! — раздался за спиной негромкий голос.

Незнакомый человек знает мое новое имя? Пройдя несколько шагов, я остановился: может, это тот самый? «Вас встретит наш товарищ…» Обернулся: коренастый широкоплечий парень, с гладко зачесанными назад каштановыми волосами пристально смотрел на меня, словно хотел убедиться, что перед ним действительно Павлито.

— Разрешите познакомиться?

Я протянул руку, он вручил мне железнодорожный билет и деньги. Поезд уходил через пять минут.

— Торопись, — шепнул он.

Едва я успел войти в вагон, как паровоз дал гудок и состав медленно отошел от перрона. Открыл дверь в свое купе — у окна за столиком сидел тот самый парень.

— Входи, чего растерялся?

За разговорами незаметно летело время, спать не хотелось. Поезд мчался на запад. Когда состав остановился на небольшой станции и мы увидели скромную вывеску: «Ст. Негорелое», в купе вошли таможенники, спросили документы, просмотрели их. Все оказалось в порядке. Они пожелали нам счастливого пути.

Здесь мы пересели в вагон прямого сообщения до Парижа. А там я расстался с московским попутчиком. Мне вручили удостоверение личности и предупредили, что на пути в Барселону меня встретят и скажут, что делать.

В поезде Париж — Барселона ко мне подошел улыбчивый, жизнерадостный человек:

— Будем знакомы: Петрович, Кирилл Афанасьевич. В Испании, Павлито, станем работать вместе. Задания будешь получать от меня.

Много позже я узнал, что энергичный Петрович — это Кирилл Афанасьевич Мерецков, впоследствии Маршал Советского Союза.

На испано-французской границе нас пропустили свободно: документы были вполне исправными.

В Барселоне посадили в автобус и вместе с другими добровольцами повезли в центр города. У небольшого скромного дома в тихой улочке машина остановилась.

— Выходите, — приветливо распорядился шофер.

В доме уже были такие же, как и мы, «гости». Одни, утомившись после долгой и трудной дороги, отдыхали на узеньких диванчиках, что стояли вдоль стен. Другие, столпившись возле единственного телефона, уговаривали строгого дежурного соединить их немедленно с земляками, чтобы как можно быстрее отправиться в часть, на передовую. Группа французских добровольцев расстелила на полу карту и, склонившись над ней, разбирала положение на фронте. На втором этаже было устроено нечто вроде походной столовой. Нам предложили по куску холодной баранины, по стакану вина и апельсины.

— Долго пробудем в Барселоне? — спросил я Петровича.

— Сегодня едем.

На второй день поезд доставил нас в Мадрид.

Картинно красива река Мансанарес. Она словно соревнуется в праздности и беззаботности с раскинувшимися по ее берегам кварталами Мадрида. Бросается в глаза зеленый небольшой островок — парк Каса дель Кампо — излюбленное место отдыха горожан. А дальше, за ним, слышны народные испанские песни. Это поют рабочие предместья Карабанчель. Черноголовые юркие ребятишки целыми днями вонзают здесь деревянные кинжальчики в тряпичных худосочных быков. Профессия тореадора в Испании и романтична, и денежна. Бой быков — это не только развлечение, тем более для бедных, тех, кому ради куска хлеба надо рисковать жизнью на корриде. Это и верный способ сделать карьеру, стать знаменитым. В Испании матадор так же знаменит, как во Франции кинозвезда.

В Мадриде огромный университетский городок. Правда, за учебу надо платить большие деньги. Я бродил по улицам, наблюдал за студентами и не мог, конечно, представить, что скоро здесь, в аудиториях, придется держать оборону. Впрочем, прогулки по городу продолжались недолго: Петрович предупредил, что нас вызывают в военное министерство.

Туда мы отправились втроем, с переводчицей Хулией. При входе, у ворот, нас встретил офицер штаба Центрального фронта. Часовой у контрольного пункта важно перелистал наши документы и, улыбнувшись, похлопал меня по плечу: «Салюд, камарада!»

Мы прошли во двор, потом по широкой мраморной лестнице поднялись на второй этаж к командующему Центральным фронтом генералу Посасу, только что назначенному на этот пост. Пожилой, седеющий, бодрый, он принял нас вежливо и немного шумно, как обычно все испанцы.

В углу его кабинета стояли маленький круглый стол, красивые кресла. В миниатюрные, почти игрушечные чашечки ординарец налил ароматный кофе. Генерал начал свой рассказ о положении дел в стране и на фронте. Он говорил не спеша, с расстановкой, подробно характеризуя состояние войск, техники, вооружения. Хулия быстро переводила.

Командующий сетовал, что у республиканцев нет организованной армии, наспех сформированные и необученные бригады несут большие потери. Разрозненные дружины и милиция еще не окрепли и не выдерживают натиска отборных войск Франко. Дисциплина слабая, отмечаются самовольные уходы солдат с фронта домой. Особенно плохи дела на тех участках фронта, где оборону держат анархисты. Генерал подошел к висевшей на стене карте:

— Фашисты прорвали во многих местах первую линию обороны Мадрида. Они перерезали железнодорожную магистраль у Сиемпосуэлос и при поддержке артиллерийского огня и авиации развивают наступление по Толедской дороге на Хетафе. Остановить этот натиск нечем. Резервов нет. Только коммунисты не опускают рук. Они быстро формируют батальоны и бригады из 5-го коммунистического полка, который стал кузницей, своего рода массовой академией по подготовке кадров для воинских соединений.

Правительство до сих пор медлило с реорганизацией отдельных отрядов милиции в регулярные части, плохо занималось созданием новой революционной народной армии. И коммунисты на примере 5-го полка показали, какой должна быть новая армия. Они не остановились только на том, что собрали людей под одно знамя. Члены партии проводили с новобранцами кропотливую политико-воспитательную работу. В 5-м полку печатались свои листовки, газеты.

Генерал говорил, что не все еще потеряно. Перед самым городом тысячи мадридцев строят вторую линию обороны — роют траншеи, сооружают укрепления, оборудуют огневые позиции. Он считал, что если жители поверят в надежность укрытий, созданных своими руками, то они будут защищать Мадрид до последней капли крови.

Мы узнали от командующего, что в армии не хватает офицеров и младших командиров. На роты и взводы назначаются преданные республике рабочие и крестьяне. Они храбрые, отважные бойцы, но в военном деле разбираются слабо.

— Надо их научить воевать, — сказал генерал.

— Хорошо, — согласился Петрович. — Мы поможем создать учебный центр.

Много разных и неотложных дел свалилось на нового командующего. Его предшественник генерал Асенсио мало занимался военными вопросами, его больше привлекало общество красивых женщин. И новый командующий генерал Посас пытался наверстать упущенное.

Обстановка складывалась крайне тяжелой и сложной для республиканской Испании. Посас показал на карте район, где готовится контрудар. Он планировался в направлении Толедской дороги.

Вечером Петрович дал мне первое задание:

— Завтра рано утром, Павлито, поедешь в Альбасете. Это небольшой городок, около пятидесяти тысяч жителей. Он на линии железной дороги Мадрид — Аликанте. В Альбасете — военный арсенал и учебный центр по формированию интернациональных бригад. Займешься обучением испанцев пулеметному делу.

На следующий день я приехал туда. Меня поместили в номере гостиницы. На всех этажах слышалась разноязыкая речь. Здесь жили англичане и французы, поляки и румыны, болгары и немцы, венгры и чехи, люди других национальностей — добровольцы, приехавшие, чтобы в рядах интернациональных бригад защищать от мятежников республиканскую Испанию.

В гостинице я встретился со своим давним другом Дмитрием Александровичем Цюрупой. В начале тридцатых годов мы вместе учились в кавалерийском дивизионе Объединенной военной школы имени ВЦИК. Мы крепко обнялись, расцеловались и наперебой стали выкладывать друг другу свои заботы, новости, впечатления. Зашли в ресторан поужинать, заняли столик у окна. Митя шепнул, что к нам сейчас обязательно сядут испанцы. Они искренне восторгаются русскими, приехавшими из Советского Союза. Израсходуют последние песеты, но обязательно будут угощать нас. И нельзя отказываться: это обидит их.

Вскоре появилась молодая пара. Высокий парень пригладил черные волосы, поправил небрежно закрепленную на боку кобуру с пистолетом. С ним — девушка в черном платье с белой повязкой на рукаве, с черно-красным галстуком. Они огляделись и направились к нашему столику. Попросили разрешения, сели. Познакомились:

— Франческа, — назвалась девушка.

— Павлито, — ответил я.

— Мигель, — приподнялся парень.

— Фридо, — улыбнулся Митя.

Кивая на меня, Франческа заметила Мите:

— Очевидно, камарада прибыл сюда недавно, я его до этого не видела?

Митя утвердительно кивнул. Мы разговорились.

Полушутя, наши новые друзья рассказывали, как они познакомились, как дружили. Франческа изъяснялась по-русски, а когда ей не хватало слов, обращалась к родному языку. Тогда я просил Митю перевести.

Известие о начале контрреволюционного мятежа генералов во главе с Франко застало Мигеля и Франческу на пляже. Они не обратили внимания на странное сообщение радиостанции, которая передавала сводку погоды. Диктор настойчиво повторял: «Над всей Испанией безоблачное небо» — это был условный сигнал к действиям фашистов.

Примчавшийся на пляж друг Мигеля отозвал его в сторону и по секрету, не желая расстраивать девушку, сообщил о мятеже. Ничего не сказав Франческе, парни убежали. Она обиделась и легла загорать. Неладное заметила только тогда, когда пожилая женщина с гурьбой ребятишек стала шумно собираться домой.

— Разве будет дождик? — спросила Франческа.

Та ответила:

— Хуже!.. Война…

Франческа решила стать пулеметчицей. В большом мрачноватом здании были шум, гам, неразбериха. Немедленной отправки на фронт требовали все. И группа пожилых рабочих-анархистов, и журналист какой-то провинциальной газеты, и стареющий тореадор. Все они энергично размахивали руками, совали в нос друг другу какие-то документы и умоляли выдать им оружие.

Дождавшись очереди, Франческа подошла к дежурному и как можно смелее изложила свою просьбу зачислить ее в пулеметный расчет.

Дежурный смерил взглядом хрупкую девушку с ног до головы и предложил пойти в прачечную воинской части. Она готова была разреветься от такого предложения. Ей казалось, что ее унизили, оскорбили. Ради республики она не боялась черной работы, но стирать белье, когда нужны бойцы в окопах!.. Кто-то пытался шутить:

— Небось — графиня, где уж ей стирать солдатские подштанники!

Она резко одернула обидчика:

— Эй ты, долговязая жердь, прикуси язык! — И твердо повторила дежурному: — Или ты запишешь меня в пулеметчики, или я найду место, где к моей просьбе отнесутся более внимательно.

Франческу зачислили на курсы пулеметчиков. Две недели занятия должны были проходить в Мадриде, а затем вся группа собиралась в Альбасете. Но настроение омрачалось: она ничего не знала о Мигеле. Ее возлюбленный занимался партийными делами, выполнял много поручений, участвовал в создании отрядов милиции, собирался на фронт. И только за день до отъезда они встретились, и оказалось, оба направлены в Альбасете.

Беззаботно и весело было на вечерних улицах этого городка. Работали рестораны, кафе, театры. Возле киосков и табачных лавочек, у кино толпился народ. Будто и никакой войны нет, будто фашистские летчики не бомбят республиканские города. Только кобуры да винтовки добровольцев напоминали, что где-то идут сражения.

Утром я отправился с переводчицей в арсенал на работу. В огромном сарае цепочкой вытянулись узкие столы из шершавых досок, у стен — верстаки. Всюду толпились молодые люди, одетые кто во что горазд. Трудно разобрать: то ли это слесари-сборщики, то ли солдаты. Одни щеголяли в новеньких синих комбинезонах, другие пришли в обыкновенных пиджаках и, боясь их запачкать, надели длинные замасленные фартуки. Третьи разжились полувоенными элегантными костюмами цвета хаки… Добровольцы из разных стран…

Работа шла полным ходом. Кто расколачивал и вскрывал длинные ящики с новеньким вооружением, кто укладывал на стеллажи детали и счищал густую заводскую смазку. Большая группа работала на сборке. На столах валялись пулеметы различных систем и марок мира: «сент-этьен», «гочкис», «шош», «льюс», «викерс», «максим» и другие. Республиканское правительство успело закупить оружие в разных странах, пока не начал свою подлую деятельность лондонский «Комитет невмешательства», который играл на руку фашистам.

Мы шли с переводчицей Хулией по арсеналу, всматриваясь в лица добровольцев. Что чувствуют эти люди, разные по национальности, по характерам, по политическим убеждениям и взглядам? Что привело их в Испанию? Почему они оставили за тысячи километров свои семьи, променяли домашний уют на тревожные фронтовые дороги?

Наверное, причина та же, что и у меня, у всех приехавших в Испанию советских добровольцев — Родиона Яковлевича Малиновского, Кирилла Афанасьевича Мерецкова, Николая Гурьева, Дмитрия Цюрупы, Ивана Татаринова, Дмитрия Погодина, Павла Батова, Николая Воронова, генерала М. С. Шумилова и многих других, — ненависть к фашизму. Эта ненависть и объединила многих людей мира.

У одного стола, собравшись в кучу, бойцы горячо спорили, жестикулировали, что-то доказывали друг другу. Там я увидел Франческу и Мигеля и направился к ним. Хулия шепнула мне:

— Павлито, поздоровайся по-испански: «Салюд, камарада!»

Я несколько раз повторил про себя эту фразу и все же вместо «салюд» громко и неловко произнес — «салут». Но Франческа, звонко засмеявшись, подбодрила:

— Ничего, Павлито, скоро ты научишься говорить по-испански.

Многие вообще не обратили на это внимания: они знали испанский не лучше, чем я. И их занимал вопрос, как собрать замок пулемета «максим». Каждый предлагал свой вариант, но не получалось.

Я взял детали и, не торопясь, показывая всем каждую, медленно собрал замок. Для доказательства спустил курок, он щелкнул: все правильно. Я снял плащ, который мешал работать, засучил рукава и начал собирать весь пулемет. Естественно, что сделал это быстро.

Добровольцы, окружавшие меня, хлопали по плечу, улыбались, жестикулируя, что-то говорили мне, тянули за рукав к другим разобранным пулеметам. Переводчица Хулия объяснила, что камарада Павлито — военный специалист-пулеметчик, профессор своего дела. Для того и приехал, чтобы научить защитников республики хорошо владеть пулеметом.

— А с вашей стороны нужны внимание и дисциплина, — словно строгая учительница, сказала им Хулия. — Вы готовитесь к жестокой, бескомпромиссной войне, к борьбе не на жизнь, а на смерть… Для того чтобы выиграть ее, на фронте должна быть железная дисциплина для всех — для командиров и для рядовых.

Все закивали.

Я предложил, чтобы кто-нибудь попробовал разобрать и собрать замок пулемета. Многие замялись, неуверенно отодвинулись. И смелости набрался мой знакомый Мигель. Подталкиваемый Франческой, он неуверенно взял замок и, тяжело вздохнув, принялся осторожно разбирать.

Воцарилась тишина.

Когда наконец замок пулемета с большим трудом был разобран, Мигель облегченно улыбнулся и вопросительно посмотрел на меня. Я сказал, что теперь осталось так же аккуратно и правильно собрать. Он кивнул и сосредоточенно начал ту же операцию в обратной последовательности. На лбу у него от напряжения выступил пот.

К радости всех собравшихся, он успешно справился. Друзья наградили его шумными аплодисментами, восторженным похлопыванием по спине.

Воодушевленная его успехом, вышла и осмелевшая Франческа:

— Разрешите мне?

— Пробуй. Не боги горшки обжигают, — подбодрил я девушку.

Шум сразу стих. Все собравшиеся следили за тонкими ловкими пальцами Франчески. Она быстро разобрала замок и сразу, даже как-то артистично начала собирать. Вокруг поднялся гул одобрения. Стали подтрунивать над Мигелем: он уступал девушке в скорости. Вот присоединена последняя деталь, остается нажать спуск. Франческа, улыбаясь, давит пальцем на кнопку, но щелчка нет. Она жмет двумя пальцами — не получается. Девушка растерянно оглядывается на Мигеля, на меня. Я осматриваю замок — собран правильно, но она забыла спустить предохранитель. Мигель протянул руку, чтобы помочь ей, но она не дает, сердится:

— Отойди. Сама догадаюсь.

И она снова удивительно быстро разобрала и собрала замок. Но щелчка опять не последовало. В глазах ее появились слезы. Она никак не могла определить свою ошибку и обескураженно вертела замок в руках. Я хотел выручить ее, объяснить, но она отстранила меня:

— Пожалуйста, Павлито, молчите, я сама.

Все умолкли, пораженные упорством Франчески. Все волновались за нее. Она снова, теперь помедленнее, что-то шепча про себя, разобрала замок, затем так же сосредоточенно собрала и спустила предохранитель. Зажмурилась и нажала на курок. В напряженной тишине раздался глухой щелчок.

Все бросились поздравлять девушку. А она стояла счастливая, улыбающаяся и старательно, чтобы скрыть волнение, протирала ветошью и без того уже начищенные до блеска детали пулемета.

Жизнь в арсенале Альбасете была напряженной, но спокойной: сборка пулеметов, учеба, отправка сформированных пулеметных расчетов на фронт. Франческа и Мигель работали на сборке. Прошло несколько недель. С приездом большого количества советских добровольцев нам удалось подготовить и собрать значительную партию вооружения. Отпала острая нужда держать в арсенале много инструкторов. И Петрович командировал меня обучать пулеметные команды для действующей армии. Учебный центр был в 10—12 километрах от Альбасете.

Я укладывал свои нехитрые пожитки, в дверь постучали.

— Входите.

На пороге появились смущенные Мигель и Франческа. Они узнали, что их не посылают в учебный центр, а оставляют в арсенале. Они не попадут на фронт. Казалось, Франческа вот-вот заплачет. Я пытался успокоить их: они в совершенстве владели пулеметом и должны поделиться своими знаниями с другими. Хорошие инструкторы очень нужны.

— О чем ты говоришь, камарада! — кричал Мигель. — Разве затем мы приехали сюда, чтобы отсиживаться в тылу? Да меня мой старый отец на порог не пустит, если узнает, что я не был на передовой.

В один голос Мигель и Франческа стали просить, чтобы я посодействовал их переводу в учебный центр, взял их к себе в группу. На следующий день, за несколько часов перед отъездом, мне удалось уговорить начальника арсенала направить молодых людей в учебный центр. Мигель и Франческа были счастливы.

Полчаса езды… На огромном поле — войсковое стрельбище. Занятия по подготовке к стрельбе боевыми патронами из винтовки и пулеметов. Место для метания боевых ручных гранат. Штурмовой и инженерный городки, где добровольцы обучались преодолевать всевозможные препятствия и ходить в штыковые атаки, рыть окопы и строить блиндажи. В общем, для первоначального элементарного обучения военному делу бойцам были созданы приличные условия.

Мне пришлось нелегко. Передо мной были испанцы разных возрастов: и молодые, и пожилые. У многих богатый жизненный опыт, но они впервые видели пулемет, винтовку. Преподавать материальную часть оружия оказалось довольно-таки сложно. Я объяснял слушателям назначение той или иной детали, переводчица старалась точнее перевести, однако специальные термины сильно затрудняли ее. И чувствовалось, что бойцы плохо понимают.

Поэтому, когда через три дня я увидел в учебном городке своих молодых друзей Франческу и Мигеля, понятно, обрадовался.

— Назначены к вам инструкторами, — сияя, доложил Мигель.

Работа пошла лучше, поднялось настроение и у меня. По вечерам, как и раньше, мы собирались втроем где-нибудь в укромном местечке и разговаривали. Я знал, что у Мигеля и Франчески были свои разногласия. Когда Испания стала республикой, Франческа вступила в партию анархистов. А Мигель стал коммунистом. Они часто спорили, каждый отстаивал позиции своей партии, иногда перепалки кончались ссорами. Однажды мы ждали Франческу, и, когда совсем обеспокоенные, собрались искать ее, она появилась растерянная, раздраженная, злая. Несколько минут мы молчали. Потом она воскликнула:

— Вот подлец!.. Негодяй!.. Хотел меня купить!..

Оказывается, когда группа Франчески ушла на полигон, а она задержалась на складе, к ней подошел незнакомый человек. Он стал уговаривать ее вступить в подпольную организацию. Он попросил девушку оказать услугу «истинной» Испании: вывести из строя пулеметы, предназначенные для интернациональных бригад. Сточить напильником бойки затвора — и «максим» будет щелкать, а выстрелов не получится.

— И ты слушала этого гада? — рассвирепел Мигель.

— Я закатила ему оплеуху.

— Он же мог убить тебя на месте!

— К счастью, в этот момент из склада вышел кладовщик.

— Куда пошел этот тип, ты запомнила его приметы? — спросил я Франческу.

— Я не доносчица.

— А он, если тебя встретит, не пожалеет: повесит на первом оливковом дереве, — сказал Мигель.

— У меня свои принципы, я уважаю свободу личности, — ответила она.

— Опять ты за старое, несешь чушь!

Франческа отвернулась от нас.

— Да это же предатель, предатель испанского народа, как ты не понимаешь? — поддержал я Мигеля. — Разве может честный человек умышленно обрекать на смерть сотни людей? Ты представляешь, в какое положение попали бы республиканцы с испорченными пулеметами! Ждали бы наступления фашистов, готовились бы открыть огонь, а пулеметы в критический момент — молчали. Ты подвела бы и нас, советских добровольцев.

— Вот за это я и влепила ему оплеуху, — гордо ответила Франческа.

Она никак не могла понять, что одними пощечинами «пятую колонну» не уничтожишь. И мы не смогли в тот вечер разубедить ее.

— Жизнь рассудит нас, — холодно попрощалась она с нами.

Мигель, боясь, как бы что не случилось с ней, пошел следом. Я слышал его удаляющиеся шаги и думал о том, как дальше сложится их дружба, насколько серьезна очередная ссора. Мигель всегда очень тяжело переносил такие разговоры. Он испробовал уже всякие методы, стараясь как можно доходчивее объяснять цели и задачи коммунистов. Но Франческа в штыки встречала эти, как она выражалась, лекции: «Опять хочешь обратить меня в свою веру? Нет уж, если любишь — люби такую, как есть. А не нравлюсь — скажи прямо». Каждый день Мигель и Франческа точно по расписанию проводили занятия, учебные стрельбы, а по вечерам дополнительно оставались с теми, кому нелегко давалось пулеметное дело. Оба всецело отдавались работе, не жалели сил, не считались со временем. У меня тоже нагрузка увеличилась: прибыли новые группы иностранцев. Обстановка на фронте ухудшалась, мы готовились отправляться на передовую. Появился приказ о распределении по боевым частям. Франческа попала к анархистам, Мигель — в 5-й коммунистический полк. Я был назначен инструктором в батальон капитана Овиедо.

Мятежники готовились к решительному штурму Мадрида. Крестьяне-перебежчики сообщали, что в районе Толедо фашисты сосредоточили отборные войска и лучшую технику, присланную из Германии и Италии.

О падении Мадрида фашистские радио и печать говорили как о недалеком будущем. Международная реакция расхваливала мощь контрреволюционных мятежников и их наемников, прибывших в Испанию «спасти христианскую религию от красной публики». Проскальзывали сообщения, что у генерала Франко в конюшне уже приготовлен белый конь для победного въезда в город.

Весь ноябрь шли ожесточенные бои за Мадрид. Решалась судьба республики. Уверенные в своих силах франкисты со дня на день намеревались нанести смертельный удар столице. Главное направление этого удара ожидалось с юго-запада, из района Толедо. Стянув сюда большие силы и развивая наступление по дорогам Толедо — Мадрид и Эстремадур — Мадрид, франкисты заняли Навалькарнеро. Их атаки следовали одна за другой. В бой они вводили артиллерию, итальянские танки, немецкую авиацию, марокканскую кавалерию, части иностранного легиона, отряды фалангистов. Генерал Варела — начальник главной колонны мятежников — издал приказ о штурме Мадрида.

Этот секретный приказ попал в руки республиканских разведчиков. Они извлекли его из сумки убитого офицера франкистов. Планы врага стали известны. Но в этот тяжелый и трудный момент правительство республики во главе с Ларго Кабальеро вдруг признало дальнейшую борьбу за Мадрид бесцельной и ночью, покинув столицу, выехало в приморский городок Валенсию. В тихую курортную Валенсию потянулись тяжело груженные фургоны, хозяйственные обозы. Правительство все до мелочей захватило с собой, даже хрустальные люстры.

Защиту Мадрида возглавил Комитет обороны, в который вошли представители всех республиканских партий. Настал и для нас, добровольцев, час испытаний. На баррикадах Мадрида были коммунисты, социалисты, анархисты, радикал-социалисты. Разные дороги привели их в окопы. У каждой партии своя платформа, свои политические убеждения. Но сейчас всех объединяла ненависть к фашизму. Разве что с нас, коммунистов, спрос больше. История потом подтвердила, что самые главные, самые последовательные борцы с фашизмом — именно коммунисты.

Мы приготовились в дорогу. Рано утром едва начало светать, раздалась команда: «По машинам!» Шумные, говорливые испанцы и их друзья-интербригадцы расселись по местам. Солдаты, одетые в новое обмундирование, вооруженные карабинами, пистолетами, пулеметами, обсуждали предстоящее сражение. Огромные грузовики тронулись в путь по Альбасетско-Мадридской автостраде.

Все напоминало наш Крым. То неожиданно скалистые горы, то ровная долина с рисовыми полями, виноградниками, фруктовыми садами. В одной долине машины остановились. Вездесущие мальчишки засуетились возле колес, деловито оглядывали солдатское снаряжение, щупали военные френчи, гладили кобуры пистолетов. К нашему грузовику на дорогу вышел седой сгорбленный старик, медленно поднял кулак — в знак солидарности:

— Салюд, камарада!

Позади него нес огромную кошелку с апельсинами худенький парнишка лет четырнадцати. Дед начал раздавать золотистые апельсины пулеметчикам.

— Бери, бери, камарада, — говорил испанец. — В нашем селе много. Вырастим еще больше… И возьмите с собой моего внука Валентина Розалеса. Смекалистый парень, будет хорошим бойцом.

Мы замялись.

— Может быть, возьмешь к себе подносчиком патронов? — тихо спросил я Мигеля, с которым мы оказались рядом.

Он пожал плечами. Старик настаивал. Положил костлявую руку мне на плечо, умоляюще заглянул в глаза:

— Уважь, камарада. Возьми. Я не могу держать винтовку, он за меня будет мстить врагам.

— Ну ладно, Павлито, давайте его ко мне в расчет, — согласился Мигель.

Валентин Розалес вместе с нами отправился в Мадрид. Дорога, седая, пыльная, отчаянно бросалась под колеса машин. Вот возникли загадочные предметы впереди, можно было подумать, что какой-то шутник воткнул в землю гигантские спички. Когда подъехали ближе, я увидел обыкновенные трубы. Трубы на поверхности, а вся деревня спряталась под землю. Люди жили в темных сырых землянках.

Наш путь близился к концу, когда налетели самолеты противника. Они спикировали на машины и прошили всю колонну пулеметными очередями. Шоферы, выскочив из кабин, бросались врассыпную. Чертыхаясь, выпрыгивали из кузовов пулеметчики, падали на землю. Загорелась головная машина. К счастью на ней не было боеприпасов. И когда самолеты улетели, мы, рассадив «погорельцев» по другим грузовикам, поехали дальше.

Мы забрались в машину вместе с испанцем майором Лопесом. Рядом с нами, сердито отряхивая пыль с френча, сидел грузный французский докер Поль Боде. Докер достал сигарету, сунул такую же мне и блаженно закурил. Огромные руки бережно держали крохотную сигаретку, словно он боялся пропустить хотя бы одну затяжку. Затем он быстро очистил от пыли винтовку, обернул ее в одеяло. На окраине Мадрида, укрепленной окопами, проволочными заграждениями, на дорогу выскочил с ног до головы увешанный гранатами и пулеметными лентами анархист. Револьверным выстрелом остановил колонну, потребовал документы. Он медленно читал наш пропуск. Когда все было изучено и сверено, разрешил ехать дальше.

Едва добрались до места, мой майор Лопес куда-то исчез. Ожидая его, я знакомился с ближними улицами. На углу фашисты только что разбомбили магазин, и возле возник стихийный митинг. Испанцы гневно и темпераментно осуждали фашистов, убивших мирных жителей, стариков, женщин, детей.

Ко мне подошел незнакомец:

— Вы русский?

— Гошес, — сказал я.

— Да, я понимаю, — улыбнулся он. — А меня зовут Миша.

— Где вы учили русский язык?

— С детства знаю.

Разговорились. Родился он в Польше, в районе Волковыска. Мать белоруска, хорошо знала русский язык. Отец — поляк. Сам он приехал в Испанию добровольцем. Служит в интернациональной бригаде артснабженцем. С первых дней на обороне Мадрида.

Не знаю почему, но Миша мне понравился.

— Пойдешь ко мне переводчиком? — спросил я.

— Добре, — быстро согласился парень. Но вспомнил, что он все-таки военный, и добавил: — Доложу своему командиру.

— А кто командир?

— Генерал Вальтер. Тоже наш, поляк. Боевой генерал, хорошо говорит по-русски.

— Ну что ж, попробуем его уговорить. Пообещаем дать ему несколько хороших современных пулеметов с боеприпасами, и он наверняка согласится.

— Конечно, он меня отпустит, если вы дадите пулеметы, — подтвердил Миша.

Он предложил немедленно поехать к генералу. Уверял, что их штаб находится совсем близко, в нескольких километрах от Мадрида. Я объяснил, что пока не могу покинуть команды испанцев, которые приехали со мною. И он недоумевал:

— Что они, маленькие? Подождут!

Едва уговорил его повременить. Тут появился и мой майор Лопес.

— Где вы так долго были? — заметил я ему. — Ничего не сказали, не предупредили…

Но он в ответ только улыбался и повторял:

— Все хорошо, камарада.

Он познакомил меня с офицерами и девушкой, пришедшими с ним. Совсем молодая, низкого роста, одетая в военную форму, она первая протянула мне руку:

— Энкарнасион Фернандес Луна.

— О, какое красивое имя! — растерялся я.

— А вы кто?

— Павлито.

— Превосходно, будем знакомы. Мне поручено принять от вас пулеметный взвод. Остальные направляются в Овиедо. Это командир батальона в пятом полку.

«Значит, удастся побывать на передовой, — подумал я, — посмотреть, как воюют наши ученики, вооруженные «максимами». Записал в блокнот, как найти Овиедо, и пошел передавать пулеметы.

Сержант-испанец принял оружие по списку. Теперь можно было поехать с Мишей.

Шофер, черноволосый, немного сутуловатый от большого роста, испанец Пепе со смелостью мотогонщика нажимал акселератор, и автомобиль стремительно несся по дороге. Удивительный народ испанские шоферы. Неважно, широкая ли это автострада или крутая горная дорога — энергия и темпераментность, присущие испанцу, у водителя почему-то удваиваются, утраиваются.

Пролетели тридцать километров. Впереди появилась зеленая оливковая роща, в ней два дома. Штаб генерала Вальтера оказался неподалеку от монастыря. Он разместился на территории какого-то родового поместья.

Как только машина подъехала к ажурным, металлическим воротам, появился веселый молодой парень. Он весело подмигнул Мише и, перекинувшись с ним парой фраз, пропустил машину в ворота.

— Минуточку подождите, — попросил Миша. — Пойду узнаю, дома ли генерал.

Из казармы то и дело выходили люди. Чуть дальше на плацу унтер обучал новичков владеть винтовкой. Добродушный толстячок неуклюже приставлял приклад к плечу, долго прицеливался, потом снова опускал винтовку и, смахнув пот со лба, начинал процедуру заново. Слышался рассерженный бас унтера:

— Легче Вислу наперстком вычерпать, чем тебя научить стрелять.

— Так я ведь портной, — виновато оправдывался толстяк.

— Бартош — скрипач, а смотри, как стреляет!

Вернулся Миша: генерал Вальтер приглашал к себе. Мы поднялись на второй этаж. Навстречу вышел человек среднего роста, плечистый, в испанской генеральской форме. Он поздоровался, предложил сесть. Во всех его движениях, в словах, рукопожатии чувствовались удивительная простота и искренность.

— Очень рад видеть вас, товарищ Павлито, — улыбнулся генерал. — Не удивляйтесь, что называю вас так. Звонил Петрович, просил помочь вам, но, честно говоря, мы даже не знали, где искать вас. Вот командировал Мишу на поиски. Вы везете пулеметы, а это для нас ценный «товар».

Он сделал паузу, отпил из стакана апельсиновый сок.

«Вот чертяга, этот Миша, — подумал я. — Сделал вид, что встретился случайно, согласился перейти ко мне переводчиком, а сам доставил меня прямо к Вальтеру».

Я был недоволен собою. С таким же успехом меня могли привезти и в другое, совсем неподходящее место. Забыл о бдительности, осторожности, о которой предупреждал меня еще в Москве комдив.

— Ну-ну, не расстраивайтесь, камарада. — Генерал подсел рядом и стал рассказывать о положении на фронте. Обстановка в Мадриде, по его мнению, складывалась тревожная. В городе действовала «пятая колонна» — контрреволюционная группа троцкистов, предателей всех мастей, шпионов и диверсантов. Фашисты, наступавшие на Мадрид четырьмя колоннами, считали эту контрреволюционную группу своей агентурой в столице. Это выражение с тех пор стало нарицательным для обозначения предателей, изменников, находящихся на содержании у враждебных государств и используемых ими для диверсий и разложения тыла той или иной страны.

Провокаторы сеяли панику не только среди жителей, но и среди бойцов республиканской армии. Имея в столице большую разведывательную сеть, фашисты, были хорошо осведомлены о действиях командования республиканских войск. Получая от своих агентов оперативные, сугубо секретные данные, они умело использовали их в своих целях.

Кроме того, в республиканской армии воевали люди разных политических взглядов: коммунисты, анархисты, радикалы и другие. Это нередко вносило разногласия в действия командования. Да, пожалуй, и темпераментность, порывистость, откровенность испанцев мешали им хранить военную тайну. Еще не научились.

В этой сложной обстановке Коммунистическая партия Испании делала очень многое для обороны Мадрида. На улицах города сооружались баррикады, в каждом доме, в каждом квартале создавались комитеты обороны из трудового народа. В армию со всех концов страны записывались добровольцы. Но, к сожалению, не хватало оружия. В некоторых частях бойцы получали винтовки только после того, как их товарищи отправлялись в госпиталь. Да и то возникали споры: раненые не желали расставаться с винтовкой даже на носилках.

Мы долго беседовали с генералом Вальтером.

Вальтер с любовью вспоминал Москву, где жил последнее время.

— Может быть, моя Катя сейчас в Большой театр пошла, — размечтался и я.

Он сразу вернул меня к действительности:

— А нам скоро снова в бой. Франкисты готовят большое наступление.

Вальтер начал подробно расспрашивать о пулеметах, которые мы привезли в Мадрид, о людях, прошедших подготовку в Альбасете. Я рассказал, что все добровольцы направлены в пулеметный батальон капитана Овиедо.

— Лучше бы их к Листеру, — добавил я, жалуясь.

Но Вальтер в ответ только улыбнулся:

— Да, правда: Листер храбрый и умный командир. Но ты напрасно волнуешься за своих питомцев. Если их командир — коммунист да еще из пятого полка — не сомневайся: пулеметчики попали в надежные руки. Овиедо — это уже у Листера.

Затем я набрался храбрости и попросил генерала отпустить со мной Мишу.

— Согласен, — улыбнулся он. — Но придется взять большой, так сказать, калым. Часть пулеметов, которые привезли, остаются у меня.

Я, конечно, понял, что он шутит и что о пулеметах он договорился с Петровичем. Да это и понятно. В руках интербригадцев, умеющих хорошо обращаться с автоматическим оружием, наши «максимы» принесут большую пользу. Тем более если соединением командует такой опытный генерал, как Кароль Сверчевский, воевавший в Испании под именем Вальтера[1].

— Согласен. Берите пулеметы, — ответил я в тон ему. За окном сгущались сумерки. Я поглядел на часы.

— Оставайтесь ночевать, — предложил Вальтер.

— Честно говоря, я еще не договорился о ночлеге.

— Считайте, что апартаменты вам найдены.

После ужина Вальтер предложил сыграть в шахматы:

— Часто проигрываю, но почему-то всегда тянет снова к ним. Злюсь на проигрыш, а сам играю. Шахматы — это и отдых, и учение, и спорт, и искусство.

— Плохо играю, — пытался я отказаться.

— Тем лучше, значит, я наверняка выиграю на этот раз. — И Вальтер принялся расставлять фигуры.

— Какими желаете начинать?

— Мне безразлично.

— Тогда уступите мне белые: я тут один дебютик разучил. Может, удастся.

Фигуры расставлены. Вальтер сделал ход пешкой. Я двинул пешку навстречу. Он быстро выставил правого коня:

— Как вам нравится?

— Ничего страшного. — Я парировал аналогичным ходом.

— Быть может, вас заставит задуматься вот этот выпад? — Он пустил в действие второго коня.

Я ответил тем же.

— Что же вы ходы повторяете? — удивился он.

— Так ведь я второй раз только за шахматной доской.

— Опять я не смог применить свою новинку. Хотите, научу этому дебюту?

И он принялся втолковывать мне шахматные азы. Спать легли за полночь.

На рассвете Миша разбудил меня. Генерал Вальтер пригласил выпить чашку кофе. Провожал он нас до машины и все время шутил:

— Кончится война, приезжайте в Варшаву. Там я уж вас обязательно обыграю в шахматы. Ну, желаю удачи!..

Машина резко взяла с места. Миша задумчиво забился в угол. Я следил за убегающей дорогой и, чтобы прервать неожиданно воцарившееся молчание, спросил своего нового переводчика:

— Где ты выучил испанский язык?

— А кто тебе сказал, что я его знаю? — улыбнулся он.

— Не шути.

— Я говорю по-французски, да и то не в совершенстве.

— Не может быть, — только и вымолвил я. — Как же объяснялся там, при мне, в Мадриде?

— Говорил по-французски.

И мы оба расхохотались.

— Какой же ты помощник? — проворчал я. — Впрочем, делать нечего: приобрел кота в мешке — молчи.

— Да ты не волнуйся, — успокаивал Миша. — Разберемся.

Итак, Овиедо, Листер.

Штаб и больше половины личного состава бригады Энрике Листера располагались бивуаком на окраине заброшенной деревушки. Несколько обшарпанных домов, сильно пострадавших от артиллерийских снарядов. Окна выбиты, крыши снесены.

Отправились искать самого Листера. Наткнулись на группу отдыхающих испанцев. На небольшой зеленой лужайке тесным кружком полулежали, полусидели бойцы и пели тягучую, хватающую за душу песню. Среди них мы и увидели Листера. Коренастый, смуглый. Высокий, выпуклый лоб, черные, с коричневатым отливом волосы, длинные, выгоревшие на концах и небрежно откинутые назад. Он улыбнулся, и на щеках появились ямочки, придававшие лицу добродушное, почти детское выражение. По-русски, с небольшим акцентом, сказал:

— Здравствуйте, Павлито. Давно жду. Еще с утра звонили, что вы выехали. Спасибо за пулеметчиков.

Он познакомил со своим комиссаром, начальником штаба, с офицерами. Все они сердечно трясли мою руку, хлопали по плечу, протягивали сигареты. Мне даже показалось, что они все владеют русским языком. Позже выяснилось, что это было всего несколько слов: «Идите сюда», «Хотите кофе?», «Курите»… Но это не помешало нам стать искренними друзьями.

Энрике Листер говорил много, охотно и темпераментно. Иногда делал короткую паузу, словно собирал силы, и продолжал с еще большей энергией. А под конец полушепотом предупредил меня, чтобы я был осторожен: среди солдат и офицеров есть люди «пятой колонны».

Потом по секрету сказал мне, что завтра утром бригада пойдет в бой:

— Надо захватить монастырь Серро-де-лос-Анхелес. По данным разведчиков, туда вчера вошел франкистский отряд. У них пять итальянских пулеметов, двести человек солдат и офицеров. — Рассказал мне план атаки и спросил: — Как, Павлито, выйдет у нас или нет?

— Выйдет, — говорю. — Только надо во всех деталях ознакомить офицеров на местности: кто, что и когда будет делать. А будет артиллерийская подготовка?

— Нет, не будет, — грустно ответил он. — У нас нет ни одного орудия. Поддержим пулеметным огнем. Атаковать будем на рассвете, когда противник еще спит.

Вечером мы вышли на рекогносцировку местности. Чтобы не привлекать внимания противника, все переоделись в крестьянскую одежду. Ползком вылезли на высоту в полукилометре от монастыря. Листер показал, где и сколько пулеметов поставить, с каким сектором обстрела, посоветовал, где расположить разведывательные группы. Ротам первого эшелона — когда и где взять исходное положение, по какому сигналу и в каком направлении наступать, что атаковать. Были отданы распоряжения и второму эшелону и резерву. Командиры уточнили свои задачи.

Я сказал Листеру уверенно:

— Должны быть хорошие результаты.

Он скептически щелкнул языком:

— Если агенты «пятой колонны» не узнают наш план действий, то песенка неприятеля спета и мы быстро с ним расправимся. Но если узнают… Впрочем, им все равно крышка.

В штаб вернулись поздно ночью. Солдат уже кормили легким завтраком. Выдавали патроны и ручные гранаты. Листер приказал без опозданий выйти в исходный район для атаки. Командиры и комиссары были отпущены в подразделения, я забежал в комнату, отведенную мне. Волнуясь, кое-как поел и прилег чуть-чуть отдохнуть. Но тут раздался осторожный стук в окно. Я встал, погасил свет и, крадучись, подошел к окну. На дворе была темень, южная густая темень.

Я распахнул дверь и, встав у косяка, сказал:

— Кто там? Входи.

— Павлито, — услышал я знакомый голос.

— Мигель? — радостно крикнул я и бросился навстречу.

— Ох и силен же ты, Павлито! — пытался вырваться Мигель из объятий. — Как медведь…

Мигель, оказалось, служит в бригаде Листера. Был уже в бою. Товарищи в батальоне хорошие, надежные, «максимы» действуют безотказно.

— А Франческа где? Ты что-нибудь о ней знаешь?

— Воюет. Вот сегодня получил… — Он быстро достал из кармана френча конвертик. — На, почитай. Почему не хочешь читать?

— Я же по-испански читать не умею.

Мигель начал читать сам, стараясь перевести поподробнее:

— «Дорогой мой и любимый, здравствуй!.. Дела у меня идут хорошо… Жаль вот, в бою еще настоящем ни разу не была. А очень хочется испытать себя, попробовать свои силы. Пока учу пулеметному делу других. Все мои воспитанники тоже рвутся в бой. Мы должны отстоять республику… Нас теперь много. Нам помогают все честные люди мира, и особенно советские добровольцы… Очень прошу, напиши, как у тебя дела. Здоров ли ты, участвовал ли в боях? Напиши обо всем. Может быть, ты слышал что-нибудь о нашем Павлито? Я очень жду письма. Твоя Франческа…»

Вскоре за мной пришел адъютант Листера, и мы отправились на наблюдательный пункт командира бригады, на небольшой высотке. Там были две наспех вырытые ямы. Испанцы не любят зарываться в землю, считая это признаком трусости. Вместо бруствера — мешки с землей, между ними телефонный аппарат — провод к начальнику штаба. От каждого батальона были посыльные: один офицер и два-три солдата, они сидели за скатами высоты.

В назначенное время начали. Видимость была плохая. Послышались ружейная стрельба и взрывы гранат: очевидно, приступили к работе разведчики. Но прошло вполне достаточно времени, чтобы расправиться с охраной, а сигнала от разведчиков не было. Стрельба усиливалась, раздались пулеметные очереди противника. Охрана фашистов, по-видимому, сумела предупредить спящий гарнизон.