Василий Григорьевич Авсеенко Школьные годы Отрывки изъ воспоминаній 1852–1863
Василий Григорьевич Авсеенко
Школьные годы Отрывки изъ воспоминаній 1852–1863
Пропускаю впечатл?нія моего ранняго д?тства, хотя изъ нихъ очень многое сохранилось въ моей памяти. Пропускаю ихъ потому, что они касаются моего собственнаго внутренняго міра и моей семьи, и не могутъ интересовать читателя. Въ этихъ б?глыхъ наброскахъ я им?ю нам?реніе какъ можно мен?е заниматься своей личной судьбой, и представить вниманію публики лишь то, чему мн? привелось быть свид?телемъ, что заключаетъ въ себ? интересъ помимо моего личнаго участія.
Въ август? 1852 года, меня отдали въ первую петербургскую гимназію. Преобразованная изъ бывшаго благороднаго пансіона при петербургскомъ университет?, она оставалась закрытымъ заведеніемъ и въ н?которыхъ отношеніяхъ сохраняла еще прежній характеръ привиллегированной школы. Въ нее принимались только д?ти потомственныхъ дворянъ, въ обстановк? воспитанія зам?чалось стремленіе къ чему то бол?е порядочному, ч?мъ въ другихъ гимназическихъ пансіонахъ; кажется и плата за воспитанниковъ въ ней была положена значительно высшая.
Я былъ недурно подготовленъ дома, и кром? того доступъ въ учебныя заведенія тогда былъ очень легокъ. Начальство находило нужнымъ такъ сказать заманивать учениковъ, во всякомъ случа? встр?чало ихъ съ распростертыми объятіями. Меня проэкзаменовали шутя и предложили принять во второй классъ; но отецъ мой, большой любитель порядка и посл?довательности, предпочелъ пом?стить меня въ первый классъ – чтобъ ужъ непрем?нно съ начала до конца, систематически, пройти весь курсъ.
Выросшій дома, среди соотв?тствовавшей возрасту свободы, я съ большимъ трудомъ входилъ въ условія пансіонской жизни. Меня ст?сняла не дисциплина этой жизни, а невозможность остаться хотя на минуту одному съ самимъ собою. Дома я привыкъ читать; въ гимназіи это было почти немыслимо. Им?ть свои книги не разр?шалось, а изъ казенной библіотеки давали н?что совс?мъ несообразное – въ род? наприм?ръ допотопнаго путешествія Дюмонъ-Дюрвиля, да и то очень неохотно, какъ бы только во исполненіе воли высшаго начальства. Библіотекой зав?дывалъ инспекторъ, Василій Степановичъ Бардовскій – челов?къ, обладавшій зам?чательною способностью «идти наравн? съ в?комъ», только въ самомъ невыгодномъ смысл?. Мн? говорили, что въ 60-хъ годахъ, будучи уже директоромъ, онъ страшно распустилъ гимназію, что и было причиною нареканій на это заведеніе; но въ мое время онъ обнаруживалъ во всей неприкосновенности закалъ педагога-бурсака, и разд?лялъ вс? увлеченія тогдашняго обскурантизма. Розга въ четырехъ младшихъ классахъ царствовала неограниченно, и лишь немногіе изъ моихъ товарищей изб?гли вм?ст? со мною знакомства съ этимъ спорнымъ орудіемъ воспитанія. С?кли, главнымъ образомъ, за единицы. Каждую пятницу вечеромъ дежурный гувернеръ выписывалъ изъ журналовъ вс?хъ получившихъ на нед?л? единицы или нули, а каждую субботу, на первомъ урок?, Василій Степановичъ являлся въ классъ и кивкомъ головы вызывалъ попавшихъ въ черный списокъ. Товарищи провожали ихъ умиленными глазами… Надо впрочемъ сказать, что учиться было не тяжело, и изб?гать единицъ не представляло большихъ трудностей.
Забота о развитіи молодого ума, о воспитаніи благородныхъ инстинктовъ, какъ-то не вяжется съ розгой. И д?йствительно, о такихъ вещахъ заботились мало. О жалкомъ состав? гувернеровъ я скажу дальше; самъ инспекторъ, духъ и руку котораго мы ощущали ежеминутно, хлопоталъ только о водвореніи порядка и страха и объ искорененіи свободомыслія. Поощрять охоту къ чтенію, къ труду не по указк?, не входило въ его программу, и на просьбу о выдач? книги изъ библіотеки большинство учениковъ получало неизм?нный, иногда оскорбительный отказъ. «Занимайся лучше уроками! единицы им?ешь! Да, такъ-съ!» отв?чалъ обыкновенно Василій Степановичъ, повертывая между пальцами серебряную табатерку. «Да, такъ-съ» прекращало всякіе разговоры. Не знаю, самъ ли инспекторъ руководилъ покупкою книгъ для библіотеки, но помню что составъ ея былъ удивительный. Она пом?щалась въ пріемной комнат?, и бывая тамъ я усердно разглядывалъ надписи на корешкахъ книгъ, но постоянно вид?лъ одни и т?-же «Сочиненія Нахимова». Съ т?хъ поръ я долго не могъ отд?латься отъ представленія о Нахимов?, какъ о величайшемъ русскомъ писател?… Достать книгу по собственному желанію было невозможно. Помню, что я долго искалъ, какъ клада, томъ лирическихъ стихотвореній Пушкина. Въ то время Пушкина не было въ продаж?: смирдинское изданіе (плохое, не полное, на с?рой бумаг?) уже исчерпалось, а анненковское еще не появилось; въ моей домашней библіотек? недоставало почему-то одного тома, съ мелкими лирическими пьесами, и я зналъ н?которыя изъ нихъ только по хрестоматіи Галахова. Проб?лъ этотъ просто мучилъ меня, и я н?сколько разъ, рискуя навлечь на себя гн?въ В. С-ча, приставалъ къ нему съ просьбой выдать мн? изъ библіотеки этотъ заколдованный томъ; но инспекторъ, находя такое стремленіе къ поэзіи предосудительнымъ, отказывалъ наотр?зъ. Уже года черезъ два, учитель русскаго языка Серг?евъ – не блестящая, но добр?йшая, славная личность – выхлопоталъ Пушкина для себя, и подъ величайшимъ секретомъ передалъ его на одинъ день мн?. Это былъ, можетъ быть, одинъ изъ счастлив?йшихъ дней моего д?тства.
Литературные взгляды начальства выражались между прочимъ въ выбор? книгъ, раздаваемыхъ въ награду лучшимъ ученикамъ при переход? изъ одного класса въ другой...
Конец ознакомительного фрагмента.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.