16

16

У нас с сыном Андрияном не пошло, он у меня Наполеон, тёщиной закалки. Повозил фрукту, овощь два месяца и запсиховал: то ему не так, друго? не так, мене? приказал: «Ты вози фрукту, а то я сплю». Хорошо, я стал возить фрукту, овощи. Но и в магазине у него не пошло с Софонием. У Софония с народом всё отлично, его клиенты сполюбили, я старался даже не мешать, а вот у Андрияна с клиентами уже не так получается, он вечно всех учит, как жить на белом свете, – вот и пошло коса на камень. Однажды он мене? звонит и говорит:

– Я Софоньку уберу, а рабочих наставлю.

– Да ты что, сдурел? Я вместе с рабочими тебя уберу.

– Но приезжай, разберёмся.

– Да так и будет.

Я приехал – Вася ишо был с нами, – спрашиваю у Софония, что случилось. Он толькя одно сказал:

– Я с Андрияном работать не буду. – И больше ничего не добился от него.

– Вася, рассказывай, что случилось.

– Брат, я не хочу в ето дело вмешиваться, но полнико?м здесь Андриян виноват. Он принародно Софония ругал, а Софоний не вытерпел и схватился с нём, и дошло почти до драки.

– Ну, всё я понял, обычно одна и та же песня.

А вот и явился Андриян, и сразу:

– Мне Софонькю не надо, я на его место рабочих поставлю, он такой-сякой.

– Андриян, Софонькю уберёшь, и я с нём уйду.

– А у вас всё заодно.

– Нет, Андриян, надо на поворотах потише, и для клиентов ни ты, ни я не гожие, а вот Софоний их привлекает. А етот магазин мой, он на меня оформлен.

– Ну и что, мы в другим месте откроем, и все клиенты к нам перейдут, ето уже случалось в Ла-Пасе. Я не хочу, чтобы вы здесь были.

– Как так? Я ишо из Аньелё говорил, что мы устроимся в Ринконе, а ты хотел открыть в Кутрал-Ко.

– Раз так, я уеду в Кутрал-Ко, открою ишо больше вашего магазина, рабочих наставлю, и у меня ишо лучше вашего пойдёт.

– Андриян, даю срок ровно месяц, и ты прогоришь.

Андриян слушать не захотел, собрался и всё. Я отдал ему арендованной грузовик и деняг, чтобы начал работать, и он уехал.

Мы остались с Софонием и спокойно продолжали работать. У нас работа шла хорошо, Никит с Марфой и Ларивоном снабжали нас овощами, а что не хватало, доставали в Неукене на оптовым рынке. Нам возил груз Карлос с Моникой и за провоз брал четыреста долларов, мы нанимали его два раз в неделю, а то и три раза?. Карлос с Моникой были очень довольны, что у них работа появилась постоянно. Вот тут и появился Коля. Первы дни он вёл себя отлично, я очень был рад и даже стал расшитывать на него в будущим.

Пришла осень, всё застыло, я семью перевёз в Ринкон на ферму. Но Коля ни Софонию, ни Никиту не понравился.

– А в чём дело? – я спрашивал.

– А он нам всё на вред делает.

– Как так, я вижу, он старается угождает.

– Да, толькя тебе, а нам всё на вред делает.

Вон как, значит, надо проследить, и я стал всё присматриваться.

Андриян хвастает, что у него всё хорошо. Однажды попросил меня дать интервью в радио, я ето сделал. Да, у него народу много, но вижу, что он мало бывает в магазине. Я ему сказал: «Ето твоя ошибка», но он не послушал, так и продолжал. У него часто дети оставались одне, мы с Марфой за ето их ругали. Что же за мать, ей ничего не нужно про детей, она может детей оставить на произвол судьбы, а сама каталась бы с мужем, но ето недопустимо. Мне интересно, что она думает. Мы тоже детей оставляли одних, но ето была сэла проблема, Марфа никак не хотела оставлять одних, и каждый раз был спор с ней.

Вот пошли новости от Андрияна. Как он в магазине – заработки в день доходют до тысяча долларов, а без него двести – триста долларов. Я говорю:

– Андриян, воруют. – Он защищает своих рабочих. – Андриян, открой глаза.

Дома я стал замечать над Коляй. Он когда приехал, не курил, но, вижу, стал курить. В кухне всё грязно, хоть всё пропади, но он не подберёт. В магазине толькя старается работать лёгко и чистенькя, а всю работу грязну оставляет боливьянке Клети, а ета молодес, ей ничего не надо говорить, она сама знает и всё пашет. Что я заметил: Коля и правды при мне старается угодить, но без меня раздражительный и всё делает на вред Софоньке и Никитке. И ишо что увидел: он бреет всё своё тело, как женчина, и подход у него женский, на груди у него татуировка – трёхуголка и всевидящий глаз. Вот тут я задумался: значит, масон. Он часто стал уходить ночами бог знает куда.

Время шло. Карлос с Моникой стали просить меня, чтобы я помог открыть им магазин в Ринконе. Ну что, помог, оформил на себя. Жили оне в нашим дому, я с них ничего не брал, оне довольны, работают в своим магазине, привезли свою дочь в помощники.

У меня есть замашка приезжать врасплох. Однажды приезжаю рано утром в понедельник, захожу – никого нет. Знаю, что Карлос с Моникой и дочерью в Неукене, оне позже приедут, но где Софоний с Коляй? Я стал подбираться в дому, и к восьми часам утра пришли Софоний с Коляй в дрезину пьяны. Я ето увидел, меня всего перекосило, я закричал: «Ето что ишо?!» Софоньке как следует попало, Коля закрылся, но я открыл дверь и твёрдо ему сказал:

– Что я тебе говорил насчёт моих детей? Ты слова не понимаешь? Дак вот, убирайся со дня отсуда, я развратников не выношу, и ты ето чётко знал! – Он промолчал и ляг спать.

Тут подъехали Карлос с Моникой, узнали, что случилось, стали меня уговаривать, но я заявил:

– Я всё прощаю, но разврат никак не прощу, да ишо касается моей семьи. И он чётко знал всё, ему было говорёно.

У Андрияна не пошло, деняг не стало и продукт исчез, всё рабочи обворовали. На вторым месяцы он прогорел, но мне не покорился, стал продавать в Аньелё, но день ото дня стало им чижалея. А у нас, наоборот, всё хорошо. Я уже стал потихонькю мебель покупать, стиралки, плитки, кровати, морозилку, четыре коровы дойны?х, пять поросят-маток, одного кабанчика племенного, одну корову уделили Андрияну.

Слухи прошли, что у Андрияна дети стали воровать деньги и ташшить в магазин. Андриян к зиме перешли в дом к одному испансу, но оказался он жулик. Однажды я приехал к ним, зашёл в дом, меня всего сжало: спят на полу, в дому холодно, вся гря?зны.

– Андриян, ты что, рази так живут!

– А что поделаешь?

– А куда у тебя вся енергия пропала?

– Сам не знаю, что со мною делается, ничего не мило, даже жить неохота. – Да, Андриян стал раздражительный, всё забывает и всё делает не так. Я посылаю его к психиятру, но он не слушает.

– Вот у нас на ферме дом большой, часть дома можете доржать.

Оне согласились, я их перевёз к нам и сказал Андрияну:

– Обрабатывай землю, сади на ней всю овощь, весь расход мой, а твоя работа. В чем нуждаетесь, я помогу. – Он согласился. Я его предупредил: в нашу семью не лезь.

К нам приехал брата Степана старшей сын Мефодий посмотреть, как у нас идёт работа. Но что мне не понравилось: на всё смотрит с завистью, бегает узнаёт, где арендовать магазин, и хвастает, что нашёл зало за тысяча пятьсот долларов и хочет открыть магазин кондитерской. Да, у него жена молодес, она хоро?ша стряпуха, но он сам ни рыба ни мясо. Живёт неделю, две, три, не волнуется, она звонит: сидит без дров, а он – ему ето не касается. Однажды я привёз груз в субботу вечером, смотрю, оне сидят за столом и напитки открыты. Я заворчал:

– Ето что ишо, добры люди молются, а тут пьянка.

Коля скрылся у себя в комнате, Сафонькя сказал:

– Я не пил.

Мефодий возразил, Софонькя:

– Я не пил.

– Ето я пил.

– А что, ты не знаешь, чичас добры люди люди молются, а ты какой пример показываешь?

– А чё, я мале?нькя.

– Но я не хочу, чтобы в моим доме был разврат.

Он голос повысил, не признаёт вину. Я ему строго сказал:

– Я вам не Степан, вы его и за отца на шшитаете, но у меня не так, я быстро с вами рассчитаюсь. – Он сдал и заоговаривался, но я строго сказал: – Ты бы вечерню помолился и привёз к нам домой и выпил бы за столом – я бы и слова не сказал, но ты начал гулять с чернышами, и при Софоньке. Ето разврат. Сегодня можно тебе, а завтра и Софонькя тоже начнёт. В моим доме ето не будет, пока я живой.

– Но прости, дядя Даня.

– Бог простит, но чтобы не повторялось такого.

– Ладно, больше не буду.

– Вот и хорошо.

А Коля уже сэлый месяц дуется и всё прятается, и я решил так: дуйся сколь хошь, но сам к нему был холодный. Однажды Андриян к нему подошёл и сказал:

– Коля, ты натворил делов, и твоя вина, и, хоть сколь дуйся, пользы не будет. А вот покорись тяте, и всё будет хорошо, он добрый, но обозлится – неумолимый. Ты провинился и хошь, чтобы тятя тебе покорился, – нет, етого не жди, а сам позаботься, покорись.

Вечером он ко мне приходит и говорит:

– Дядя Даниель, можно с тобой поговорить?

– Да, пожалуйста, что надо, говори.

– Я знаю, что не прав и во всём виноват, за ето извини.

– Коля, давно бы так. Я тебе желал толькя добра, но ты сам етого захотел и уже передал всё своим.

– Что передал?

– Я не знаю, и меня ето уже не интересует. Но вот у тебя татуировка масонска – ето нам, староверам, враг, и у тебя на мир другой взгляд, он нам никак не подходит. Я тебе купил билет суда и обратно, решай сам, как тебе быть. Деньги завтра получишь последни, а там тебе виднея, что делать.

– Хорошо, дядя Даниель. А что лучше, можете подсказать? И по Интернету нашёл работу в Буенос-Айресе и в Барилоче, куда лучше обратиться?

– Коля, в Буенос-Айрес я тебе не советую, там ты будешь нищим, а вот в Барилоче – ето подойдёт. – Коля меня поблагодарил.

На другой день Софонькя ему деньги отдал по моему приказу, и он уехал, ничего не сказал куда. Получил он за последней месяц тысяча долларов.

Через неделю приезжает нервной и без деняг.

– Ты откуда?

– Да из Буенос-Айреса.

– Ну и что?

– Да ничего не нашёл, а деньги прожил. – Он давай проклинать, что и приехал в Аргентину.

– Коля, каку? работу хошь, скажи.

– Но конечно, кафейну[541] и туризм.

– Хорошо, я чичас порешаю.

Я звоню Артуро, старому другу, у него отелы и туризма, рассказал о Коле и попросил: «На испытку возми, попробуй», он согласился: «Пускай приезжает, посмотрим». Я Коле дал деняг и адрес и наказал, что можно говорить, а что нельзя, нельзя – ето короткий срок. Он уехал довольный. На другой день приезжает и просит:

– Дядя Даниель, пожалуйста, помоги. Артуро не отказал, но хочет пообчаться с тобой в присутствие со мной.

– Но ето хорошо, значит, берёт тебя.

Вечером звонит Артур:

– Даниель, завтре будешь дома?

– Да, Артуро, буду.

– Мы подъедем в первой половине дня.

– Хорошо, жду.

На другой день Артуро подъехал со своей секретаршай Алехандрой, я их завёл домой и Колю позвал. Артуро задал вопрос:

– Даниель, я могу принять Николя, толькя с одним условиям: ето на долгий срок. Хочу, чтобы он работал как русский, а лучше сказать – как вы, но не как аргентинсы. Зарплата пока будет семьсот пятьдесят долларов в месяц, а там как покажет, всё зависит от него. Ежлив он согласен, я его припишу, чтобы его оформить легально.

Я Коле перевёл, но он уже много чего понимал, дал на всё согласия. На тем и остались, что Коля завтра заступает на работу в Аньелё в Артуров отель. Мы с Артуром перешли на другой разговор, о тем о сем поговорили, и Артуро собрался домой, мы расстались с нём.

– Ну вот, Коля, береги работу. – Я ишо дал ему деняг, и на другой день он уехал на работу весёлой.

Мефодий почти перешёл к Карлос в магазин, лясы точит да баклуши бьёт. У Карлос с Моникой в магазине не пошло, оне не умеют с клиентами обращаться, и у них магазин заглох. Дочь стала шляться. Однажды я поздно вечером приехал, у них на столе напитки, с ними Мефодий и Софонькя.

– Ето что, опять гулянки? Мефодий, езжай домой! Карлос, Моника, я вам помог, но етого от вас не ждал. Уже хватит, можете освободить мой дом и жить сами себе, как хочете.

Софонькя за ето меня поблагодарил и сказал:

– Я не хочу. Чтобы у нас никого не было, и всё будет тихо.

Да, ето я уже понял: тут помогаешь, а тебе тут же серут. Но Мефодий здесь много насрал, он Карлос и Монику часто разражал против меня, Софонькя всё ето слыхал, и засеял злобу и уехал. Карлос закрыли магазин, оставили мене? долг и уехали. Карлос инвалид, у него одной почки нету. Он звонит Софоньке и страшшает меня судом, как будьто он мой рабочай. Я напугался: что делать, здесь законы строги насчёт рабочих, что он захочет, то и получит. Андриян взял трубку, позвонил Карлосу, взяла трубку Моника. Андриян стал упрашивать Монику не открывать суд:

– Пожалейте, вы точно знаете, нам нелегко приходится, мой отец сколь мог, столь и помогал.

– Но он нас выгнал.

– Нет, он вас не выгонял, он толькя попросил. Вы сами видели, начинались гулянки, а мой отец за ето строго. Вы поймите, одиннадцать детей нелегко вырастить, не строго нельзя, сами поймите.

Моника возразила:

– Мы тут ни при чём, но нам обидно.

– Я понимаю, но суд у вас не выйдет. Ты, Моника, сама все счета оставила у отца, своей рукой писала, и вы в долгу у отца, да ишо долг за магазин оставили, аренда и налоги не заплатили. Мы всё вам прощаем, но не начинайте судить, ето будет ущерб обоим.

Оне пообещали не судить, и так всё затихло. Вот ишо одна школа.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.