Пятнадцатый вылет

Пятнадцатый вылет

7 июля встретили тяжелые льды; форсируя их, «Малыгин» получил несколько повреждений.

Теперь уж не было никакой возможности продвигаться. Ледокол сжег почти весь уголь, стал значительно легче и все чаще застревал даже на маленьких перемычках.

Нужно было предпринять что-нибудь решительное. Устроили совещание, подробно обсудили положение и наконец решили пробиться к находившемуся впереди нас ледяному полю, выгрузить на него самолет и при первой возможности попытаться произвести разведку в районе от островов Карла до Шпицбергена.

Целью разведки были поиски Амундсена, судьба которого интересовала и волновала нас, конечно, не меньше, чем участь экспедиции Нобиле. В дальнейшем самолет должен был направиться в район местонахождения группы Нобиле, затем свернуть к предполагаемому местонахождению группы Алессандрини и наконец возвратиться на ледокол. Если в районе ледокола будет туман, мы сможем опуститься на островах Карла у нашей базы и оттуда, выждав погоду и пополнив запасы бензина, вернуться на «Малыгин».

Выгрузили самолет и начали рулить на подходящее для старта место.

Все ледяное поле было покрыто лужами, проталинами, промоинами самых различных форм.

Вот в таких условиях мы рулили около полукилометра. Приходилось сильно напрягать внимание и соблюдать крайнюю осторожность.

Наконец мы поставили машину на линию взлета. После этого путешествия с одной лыжи была сорвана часть обшивки, другая пробита в двух местах, кроме того на обеих лыжах были порезы. Но в общем испытание они выдержали блестяще. Приятно отметить, что эти лыжи – нашего производства.

На борту самолета, кроме меня и Грошева, находился новый радист, прекрасно знающий свое дело.

Мы пошли по заранее намеченному маршруту. Я рассчитывал, если не случится ничего непредвиденного, увидеть острова Карла с левой стороны приблизительно через четверть часа. Но, пройдя около шестидесяти километров, мы нагнали медленно ползущую перед нами сплошную стену тумана. Я несколько изменил маршрут, надеясь найти просвет, и пролетел еще пятнадцать километров. Тщетно. Поднялся на высоту до девятисот метров. Всюду туман. Островов Карла совершенно не видно, не виден уже и ледокол. Если я потеряю ориентировку, придется сесть куда попало. А при подъеме я заметил, что гладких полей почти нет, всюду торосы, сесть на них – значит погубить самолет и экипаж.

Повернул обратно. Туман гнался за нами. Видимость окончательно пропала.

Только бы не сбиться с пути!

Сидя за рулем, я не спускал глаз с компаса и хронометра.

Вот прошло уже время, необходимое для того, чтобы вернуться к «Малыгину». Значит, мы около ледокола. Но где он? Его не видно…

В моем распоряжении было еще одно средство – рискованное и редко применяемое, но в данном случае наиболее правильное: нырнуть под туман к воде.

Это нас спасло. Как только я начал снижаться, в сплошной стене тумана открылся небольшой, совсем небольшой просвет. Он оказался достаточным, чтобы на короткий момент мы могли увидеть контуры ледокола, находившегося, по грубому расчету, километрах в восьми от нас. И тут же стена тумана вновь замкнулась.

Самолет нырнул с высоты девятисот метров на триста, а затем опустился с трехсот до ста метров. Прыжок оказался вполне удачным. Внизу тумана не было, и мы увидели хорошо знакомый и родной «Малыгин».

Возвращение наше на этот раз было совсем нерадостное. Сейчас же мы осмотрели лыжи, эту необходимую часть самолета при полетах над льдами. Увы, последний полет оказался для них роковым. Бока лыж были изрезаны со всех сторон, в правой лыже на днище зиял надлом. Нечего было и думать подняться с такими лыжами с ледового аэродрома.

Пробовали починить. В ход были пущены все средства. Кое-как заделать бока одной лыжи мы еще сумели бы, но сделать новое днище для другой было невозможно.

Самолет выбывал из строя. Как выяснилось, выбывал из строя и наш «Малыгин». Мы уже знали о блестящих успехах «Красина» и Чухновского. Следовательно, значительная часть задания советских экспедиций была выполнена.

У нас дело обстояло совсем неважно. Угля оставалось всего четыреста пятьдесят тонн, то есть на тринадцать-четырнадцать дней хода. К этому времени мы получили задание из Москвы искать Амундсена.

Северо-восток Шпицбергена, в районах которого мог находиться Амундсен, если только он был жив, уже весь осмотрели. Остался неисследованным лишь залив Стор-фиорд, на юго-восточной оконечности Шпицбергена. Стор-фиорд похож на бутылку с узким горлышком. Вход в него плотно закрыт вечным туманом. Внутри залива, как нам было известно, прекрасная ясная погода. Мы рассчитывали прорвать этот туман, войти в залив и пробраться к одному из пунктов, где была возможна якорная стоянка. А там мы попытались бы спустить самолет на поплавках.

В течение нескольких дней мы толкались у входа в Стор-фиорд, но безрезультатно. Английские лоции предупреждают, что Стор-фиорд если и проходим, то только в августе. Английские картографы правильно заштриховывают весь этот залив на своих картах. Помимо тумана, мы столкнулись в горле Стор-фиорда с массой льда, находившегося в движении.

Несколько дней мы толкались во льдах у Стор-фиорда, обшаривая все, что только можно. Никаких следов Амундсена и его самолета мы здесь не нашли. К этому времени уголь подошел к концу. Льдины, куда можно было бы выгрузить самолет, чтобы поставить его на поплавки, не оказалось.

О создавшемся положении сообщили в Москву и получили распоряжение возвратиться в Архангельск.

За все время плавания мой самолет пятнадцать pas поднимался в воздух с ледяных долей.

Мотор проработал, в общем, 24 часа 37 минут, из них в воздухе 18 часов 8 минут. Затрачено времени на поиски 7 часов 5 минут, на организацию базы – 7 часов 23 минуты, на разведку льдов – 2 часа 5 минут и на пробы мотора – 1 час 35 минут. Бензина израсходовано 1 465 литров.

Как выяснилось впоследствии, дирижабль «Италия» потерпел катастрофу севернее Шпицбергена 25 мая, в 10 часов 30 минут. Из-за внезапной потери газа дирижабль стал падать.

Во время удара гондолы о лед аппарат потерял в весе около двух тонн, быстро поднялся и, облегченный, улетел в восточном направлении. Левая часть гондолы осталась на дирижабле; в ней находилось шесть человек – группа Алессандрини. Судьба ее и самого воздушного корабля осталась неизвестной: из этих шести человек спастись никому не удалось.

После падения дирижабля и удара гондолы на льду, севернее Шпицбергена, осталось одиннадцать человек во главе с Нобиле. Один из них – машинист Помелла – был убит при катастрофе. Во время аварии из гондолы выпали на лед большое количество продовольствия и полевая радиостанция. Радист экспедиции делал попытки сообщить на материк о катастрофе, но безрезультатно.

Три участника экспедиции – Мальмгрен, Дзаппи и Мариано – через несколько дней покинули лагерь, намереваясь добраться пешком по пловучим льдам до мыса Нордкап (на севере Шпицбергена), где рассчитывали встретить какое-нибудь промысловое судно.

В ряде стран организовали экспедиции для спасения экипажа «Италии». В спасательных операциях участвовали восемнадцать морских судов, двадцать один самолет и около полутора тысяч человек.

Решающими оказались операции, которые были предприняты советским правительством. Совместно работали ледоколы и самолеты.

24 июня шведский летчик Лундборг опустился на льду у палатки Нобиле и взял лишь одного человека – Нобиле.

10 июля Б. Г. Чухновский, базировавшийся со своим самолетом на ледоколе «Красин», обнаружил на пловучем льду, почти у восемьдесят первой параллели, участников экспедиции «Италии» Дзаппи и Мариано.

Черев два дня «Красин» подошел к месту, указанному Чухновским, спас Дзаппи и обмороженного Мариано. На вопрос о судьбе Мальмгрена Дзаппи ответил: «Это был настоящий человек. Он умер месяц назад. Дайте мне есть, я очень голоден».

В тот же день «Красин» снял со льда остальных участников итальянской экспедиции, находившихся в лагере Нобиле.

Во время розысков экспедиции Нобиле, кроме восьми человек с «Италии», погиб экипаж самолета «Латам» из шести человек, в числе которых был Руал Амундсен. 1 сентября у северных берегов Норвегии был найден один из поплавков «Латама». В пути со Шпицбергена на материк погибли итальянские летчики Пензо, Крозио и Делла Гатта.

Вся мировая печать восторженно писала об арктических полетах советских летчиков. Старт с дрейфующей льдины и возвращение на нее до этого никогда не практиковались. Незадолго перед тем. один из знатоков арктических льдов – норвежский профессор Харальд Свердруп категорически утверждал, что летом посадка самолета на лед невозможна. М. С. Бабушкин блестяще опроверг это утверждение, совершив на одной и той же машине пятнадцать таких посадок.

Лучшим ответом Свердрупу является одна из многочисленных статей М. С. Бабушкина, написанная им после возвращения с «Малыгина».