ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ ПЕСТАЛОЦЦИ — СЕЛЬСКИЙ ХОЗЯИН И ПРОМЫШЛЕННИК (1769–1774)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ПЕСТАЛОЦЦИ — СЕЛЬСКИЙ ХОЗЯИН И ПРОМЫШЛЕННИК

(1769–1774)

«Если бы а был князем, я привлек бы Песталоцци в качестве советника по делам крестьян и улучшения их положения, но я никогда не вверил бы ему ни одного геллера денег.

(Лафатер о Песталоцци)

До января 1771 г. Песталоцци с женой, а несколько позже и с маленьким сыном, прожил близ своего имения в Мюлигене Он продолжал строить дом, начал свое хозяйство с разведения марены, сдавал на переработку хлопок и затем продавал готовые изделия. Он соединял в себе теперь, как и в течение всех следующих десяти лет, сельского хозяина, промышленника и коммерсанта. Он все больше и больше знакомится с жизнью крестьян, среди которых он жил. Но своею деятельностью он не был удовлетворен. Почти ничего из того, что он поставил себе задачей, выполнено не было. Пока что он никак не помог крестьянам: ничего, кроме прочувствованных бесед, дать этим беднякам он не мог. Больше того, он объективно, поскольку ему пришлось быть в роли купца, был одним из эксплуататоров того же крестьянства. Надо отметить, что последнего он ни тогда ни позже не понимал.

Песталоцци никогда не был социалистом даже в том смысле, в каком мы называем социалистами Т. Мора и Кампанеллу, одними из первых создавшими утопические повести о том общественном строе, в котором не будет частной собственности, не будет эксплуатации человека человеком. Песталоцци был далек от этого. Никогда и нигде он не сказал ни слова против частной собственности, хотя он отлично понимал, как это видно из его позднейших сочинений, что собственность является источником многих бед и преступлений. Напротив, он считал, что именно через собственность, через укрепление этой собственности может выйти из своего тяжелого положения швейцарское крестьянство. Ему никогда не приходило в голову, что лишь путем уничтожения эксплуататоров бедняки могут коренным образом улучшить свое положение. Ему казалось и тогда и позже, что путем разумных сбережений, путем соответствующего образования, и именно профессионального образования, каждый может обеспечить себе возможность приобретения той или иной собственности, которая создала бы условия сытой и культурной жизни. Неудивительно поэтому, что он не видел ничего дурного в приобретении участка, постройке барского дома, в своих коммерческих операциях и т. д. И то сказать — в этом отношении он «шел в ногу с веком», а дух века был за укрепление собственности, за собственность буржуазную против собственности феодальной. Не разделяя и не понимая взглядов материалистов XVIII в., резко выступая против материалистических и антирелигиозных тенденций своей эпохи, он в то же время разделял полностью принцип священности и неприкосновенности частной собственности.

Песталоцци начал свою работу в деревне с большим воодушевлением. Ему удалось собрать, как было уже сказано выше, достаточное количество средств, половину он получил от банкира Шультгеса, остальное дала ему мать, у которой некоторые сбережения к тому времени еще оставались. Он поднимался рано утром и бежал за несколько километров в Нейгоф (Новый двор), так назвал он свое именье. Он проводил целые дни на стройке, в полях, вел разговоры с крестьянами и выслушивал отчеты управляющего. — некоего Мерки, первостепенного плута, обманывавшего и обкрадывавшего Песталоцци, и лишь поздним вечером возвращался к жене. Ои проявлял большую энергию; весь свой необузданным темперамент, все свое горячее серд-це он вкладывал в новое дело, мечтая о том будущем, когда он станет образцовым хозяином для всего крестьянства, когда он из этого центра поведет огромную культурную работу.

Когда говорят о Песталоцци, обычно представляют себе тот портрет, который был сделан с него тогда, когда ему было больше 50 лет. Некрасивое лицо человека усталого и исстрадавшегося, глубокие морщины, пронизывающие все лицо, страдальческий взгляд «отца Песталоцци». Он не был красивым и в молодости, он впечатлителен. но не истеричен, порывист, но не груб, страстен, но не впадает в то исступление, которое так характеризует его на склоне лет. В тот период, когда ему было 23 года, он еще не знал неудач ему кажется все легко преодолимым, он горяч, смел и весел. Он любим, жена понимает его стремления, она им сочувствует, они вместе проводят долгие деревенские вечера, обсуждая до деталей будущую жизнь в Нейгофе. Они оба из кружка «патриотов» Бодмера, оба мечтают о деятельности для народа, оба чрезвычайно религиозны, хотя не особенно заботятся об исполнении церковных обрядов.

Дни, проведенные в Мюлигене, — одни из лучших дней в жизни Песталоцци. Он еще не знает тех разочарований и тех ударов, навстречу которым он тогда шел. Неприятности, сперва небольшие, потом крупные, начались однако довольно скоро. Банкир Шультгес пожелал узнать, как используются его деньги, и направил двух экспертов для изучения положения дел в имении Песталоцци. То, что эксперты увидели, — а они прибыли в ненастную, туманную погоду, когда кругом была сплошная грязь, — не вызвало у них никакого энтузиазма. Почти голые каменистые поля с редкими всходами посеянных растений, неоконченная, почти аристократическая, в итальянском вкусе, дача, наглый проходимец в качестве главного управляющего, — все это вместе взятое дало им основание написать банкиру Шультгесу самый резкий отзыв о положении дела и предложить ему взять деньги из предприятия. Банкир не замедлил последовать их совету. Это было первым крупным ударом для Песталоцци.

Он приехал в Нейгоф развернул свою деятельность, средства были ему необходимы, он не мог благодаря их отсутствию поставить свое предприятие так, как ему хотелось бы, он стал нуждаться в деньгах, он вынужден был обращаться ко всем своим родным и знакомым за деньгами, а неудачи начали следовать одна за другой. Из посева, не только благодаря неподходящей почве, но и благодаря общему в этой местности неурожаю в течение двух лет подряд, ничего не выходило, коммерсантом Песталоцци был плохим, он не умел, да и не хотел выжимать деньги из крестьян, пользуясь их тяжелым положением, его коммерческие поездки в другие города, которые он время от времени предпринимал, также не давали ему большой выгоды. В результате к концу 1773 г дела Песталоцци находились в совершенно запутанном состоянии.

И. Г. Песталоцци

Однако не это больше всего убивало Песталоцци. Тяжелее всего было для него и для его жены то. что он не выполнял того главного, за чем он пошел в деревню, за чем он пошел в «народ». Он не дал пока что ничего конкретного этому народу, и это было источником нарастающего недовольства самим собою, тяжелых приступов самокритики и самобичевания. Он обвинял себя во всем, считая, что исключительно благодаря его неумению все это не дает тех богатых результатов, на которые он вначале надеялся.

В 1773 г., в самом его конце, Песталоцци, несмотря на всю тяжесть тех обстоятельств, в которых он оказался, решился тем не менее ка смелый шаг, который материально поставил его в еще худшее положение, однако дал ему, хотя бы в течение некоторого времени, то удовлетворение, которого он искал.

К 1774 г. Песталоцци был уже вполне общественно сложившимся человеком. У него были свои взгляды как в области политической, так и в области педагогической. Он еще не выступал в качестве практического деятеля в области воспитания, он пока еще целиком во власти педагогических идей Руссо, но он уже набрасывает схему целой педагогической системы в дневнике, который он в этот период, в самом начале 1774 г. ведет, описывая жизнь своего трехлетнего сына. Хотя этот эксперимент, о котором мы сказали выше, не является в узком смысле педагогическим или школьным, тем не менее полезно, прежде чем перейти к рассказу о нем, познакомиться с дневником Песталоцци, чтобы представить себе, как величайший педагог XIX столетия разрешал педагогические проблемы за 25 лет до своего выступления в качестве профессионального педагога.

Одно предварительное замечание. Хотя дошедший до нас дневник Песталоцци относится к периоду между 27 января и 19 февраля 1774 г., следовательно к тому времени, когда он еще не занимался специально вопросами педагогики, тем не менее он свидетельствует о большой начитанности в области вопросов воспитания и образования. В нем нет ссылок на Коменского, Руссо, Базедова, этих корифеев педагогической мысли, которые в тот век «просвещения» были у всех сколько-нибудь интересующихся воспитанием на устах; известно, например, что учитель Песталоцци Брейтингер был восторженным поклонником Коменского и Базедова. В юности Песталоцци находился под сильным влиянием многих идей Руссо. Он не принимал его религиозной концепции, хотя в своей нелюбви к официальной церковности он был близок к знаменитому женевцу: зато основные педагогические мысли Руссо он тогда разделял полностью. Некоторые из этих идей получили у него свое дальнейшее и углубленное развитие: так, например, он не только принял идею трудового воспитания, которая имеется у Руссо, но он пошел дальше, связав обучение с производительным трудом, он не только вслед за Коменским и Руссо признал идею природосообразности воспитания, но и построил, исходя из нее, свою систему воспитания и обучения. Он не только признавал совершенно правильным требование свободной дисциплины, которая получила у Руссо форму дисциплины естественных последствий, но показал, как эта дисциплина создается в процессе того или другого действия.

Надо отметить, что в этом дневнике не чувствуется главного отличия воспитательной системы Песталоцци от педагогической теории Руссо. Мы говорим о социальности его педагогики в противовес индивидуальной и индивидуалистической педагогике Руссо. Впрочем, иначе и быть не могло. Книга Руссо посвящена воспитанию одного ребенка, изолированного от вредных влияний «цивилизации». Песталоцци писал о своем трехлетнем Жакели, также изолированно воспитывавшемся в его семье. И хотя идея социального воспитания, как показывает его знаменитый нейгофский эксперимент, начало которого относится к тому же 1774 г. (даже, может быть, в его предварительной стадии к концу 1773 г.). уже созревала в сознании Песталоцци, она не получила своего отражения в дневнике, поскольку речь шла о воспитании единственного сына Песталоцци. Возможно, что в этом сказалось и нечто иное. Песталоцци мечтал об общественном воспитании бедняков В течение всей своей жизни он не бросал мысли о создании специального воспитательного учреждения для детей бедных, где последние могли бы получать трудовое коллективное воспитание. Для детей состоятельных людей он не предлагал этой системы и не проводил ее на практике. Может быть и не случайно, что в тот самый момент, когда он вынашивал идею своей воспитательной коммуны для бедных, он в то же время своего собственного сына воспитывал совсем по-другому.

Приведем несколько выдержек из его дневника.

«27 января. Я показал ему воду, легко сбегавшую вниз с горы. Я прошел несколько шагов вниз, он последовал за мной и сказал воде: «подожди меня, вода, я сейчас приду опять»… Мы следовали за водой, и я повторял ему несколько раз: вода сбегает с горы вниз».

Я назвал ему животных, как например: «собака и кошка звери» и наоборот «дядя, тетя, Клаус — люди».

После этого я спросил: «что это такое — бык, корова, теленок, мышь, наш Клаус, юнгфрау Ротт, слон, пастор?» Он на это отвечал в большинстве случаев правильно, и если он отвечал неправильно, то этот ответ сопровождался во всех случаях смехом, показывавшим, что у него было сознательное намерение сказать неправильно».

В этих строках несомненно чувствуется влияние Руссо, требовавшего изучения природы не по книгам, а непосредственно. В то же время здесь предчувствуется теория Песталоцци, которая получила у него потом такое значение — теория «элементарного» обучения, т. е. та теория, которая кладет в основу всего воспитания и образования наблюдение (созерцание) основных «элементов», будь то «элементы» природы, техники или нравственности. Но об этом позже.

«30 января Было довольно скучно заниматься с ним азбукой, однако я себе взял за твердое правило определенную часть времени ежедневно так его занимать, чтобы ом работал хотя бы даже против его желания. Я решил в самом же начале заставить его почувствовать всю необходимость этой работы. Я не давал ему другого выбора, как или проводить эту работу, или же столкнуться с моим недовольством, или с наказанием в виде заключения. Только после лишения свободы он становился покорным После этого он занимался весело и оживленно».

Как видно из этого отрывка, Песталоцци очень рано начал обучать своего ребенка чтению и не стеснялся прибегать к наказанию, чтобы заставить ребенка заниматься скучным и неинтересным для него делом. Форма этого наказания напоминает то, что было в свое время рекомендовано Руссо. В связи с этим небезынтересно привести отрывок из записей от 19 февраля, где он довольно подробно говорит о послушании и свободе. Здесь он стремится пойти дальше Руссо: «Мы должны связать то, что разъединил Руссо» (т. е. свободу и послушание) Песталоцци понимает трудность достижения дисциплины при свободном воспитании и требует от воспитателя тщательной подготовки к этому труднейшему делу. «Твое дитя должно быть возможно более свободным, пользуясь всякой возможностью сохранить свою свободу и спокойствие… Все, решительно все, чему ты можешь учить по (реально-осязаемым) следствиям внутренней природы вещей, должно изучаться без помощи твоих слов. Пусть он смотрит, слушает, отыскивает, падает, встает и ошибается — но никаких слов там, где возможны поступки, где возможно действие; что он может сделать сам, пусть делает сам. Пусть он будет всегда занят и деятелен, но не подавлен тобой. Ты увидишь, что природа обучит его лучше, чем люди». Вопросы воспитания таким образом связываются с идеей природосообразности. По этому поводу в записи от 13 февраля мы находим следующее место: «в свободную аудиторию целостной природы ты поведешь своего сына, ты будешь его учить на горах и в долинах… и в эти часы свободы пусть природа учит больше, чем ты… Если он (сын) почувствует. что природа в данный момент учит его, ты должен с твоим (педагогическим) искусством неслышно итти рядом; в тот момент, когда птица увлекательно чирикает и червяк ползет по листу. — прекрати свои словесные упражнения: птица, червяк учат лучше, учат большему. Молчи».

Эта идея последовательности, законченности обучения, к которой Песталоцци обращался неоднократно в течение своей педагогической деятельности, также находит свое отражение в этих коротких записях.

14 февраля он записывает следующее: «Фюссли сказал мне; «все, что Вы делаете, должно быть цельным. От «а» не переходи в «б», пока «а» не изучено полностью, и так во всем; не торопись итти вперед, оставаясь при первом, пока оно не проработано до конца, и ты избежишь беспорядочной рассеянности». Порядок, точность, законченность, совершенство… как живо чувствую я, что мой характер во время моего первоначального воспитания не был так развит! Именно по отношению к моему ребенку надо избежать опасных попыток следовать за живостью его духа, удовлетворяясь блестящим быстрым движением вперед и забывая благодаря этому блеску, многих ослепляющему, отдельные недостатки, отсутствие развития там, где будто бы идет развитие! Не забудем: все полностью и ничего слишком рано! Порядок, точность, законченность, совершенство!.. Ни одного шага вперед, пока не заполнены все пробелы

Таким образом в момент, когда Песталоцци находился в очень тяжелых материальных условиях, когда его имение грозили поминутно продать с торгов за долги, он находил в себе силы, чтобы, с одной стороны, внимательнейшим образом заниматься воспитанием своего сына, а с другой — приступить к социальному воспитанию детей бедняков. Действительно можно поверить ему, когда он говорит: «я должен сильно страдать, чтобы итти выше»… В моменты наиболее тяжелых переживаний, когда ему приходилось особенно плохо, он находил в себе силу, чтобы круто подняться вперед. Так было в 1774 г… так бывало с ним не раз.