ОТ ВОЙНЫ СУДНОГО ДНЯ ДО ОПЕРАЦИИ ЙОНАТАН 1973- 1976

ОТ ВОЙНЫ СУДНОГО ДНЯ ДО ОПЕРАЦИИ ЙОНАТАН 1973- 1976

В Судный день 6-го октября 1973 г., самый священный для евреев день в году, Египет и Сирия совместно предприняли внезапное нападение на Израиль. Захваченная врасплох страна столкнулась с самой серьезной с 1948 года угрозой своему существованию. Расположенным на Голанах и в Синае войскам удалось дорогой ценой сдержать наступление арабских армий, превосходящих наши войска количеством людей и боевой техники. После того, как Израиль отмобилизовал резервистов и двинул подкрепление на фронты, в ходе сражения сначала произошла стабилизация, а затем – крутой поворот/

В начале войны Судного дня Йони командовал группой солдат из части, расположенной на Голанских высотах. О первом бое, в котором участвовал Йони со своими бойцами (на второй день войны), есть следующее свидетельство:

"Возле Нафаха (командный пункт Цахала на Голанских высотах) мы обнаружили десант сирийских командос и получили сведения, что мы, по существу, – последние вооруженные силы, защищающие этот пункт. Спешно выехали к месту обнаружения. Стояли на шоссе и высматривали противника, как вдруг сирийцы открыли сильный огонь, от которого погиб один из наших офицеров. Они нас поймали в самой удобной для них позиции, когда они – сидят в укрытиях, а мы – полностью открыты. В этот момент было необходимо, чтобы нашелся человек, который бы начал подавать четкую команду, иначе там могло создаться крайне мрачное положение.

После того первого огневого удара много не стреляли, и было такое чувство, когда ждешь, чтобы кто-то что-то предпринял. Я лично помню, что в этот момент я испугался. Очень боялся. И тогда я увидел картину, которую буду помнить всю жизнь: я вдруг увидел, как Йони поднялся совершенно спокойно, как будто там ничего не происходило. Жестами показал людям, чтобы они тоже поднялись. Все лежали за укрытиями, а он стал продвигаться, как на военных учениях. Он шел выпрямившись, отдавая команды налево и направо. Я помню, как я подумал, будучи его солдатом: "Какого черта! Если он так может, значит, могу и я!". Я встал и начал сражаться".

(Отрывок из воспоминаний офицера)

Бой закончился уничтожением сирийского десанта, насчитывавшего человек 50. Наши силы, числом в 30 человек, потеряли двоих. После того, как было остановлено продвижение сирийцев, наши войска перешли в контрнаступление. Силы под командованием Йони служили для прикрытия и рекогносцировки танковых войск, совершавших прорыв. По ночам, когда измученные боями танкисты располагались на ночевку, отряд Йони охранял их от неожиданного нападения. В одну из ночей отрядом была уничтожена вражеская противотанковая группа. В другие ночи Йони совершал проникновения за линии сирийцев, успешно устраивая засады против коммуникаций противника.

Во время последнего наступления израильских войск при Тель-Шамсе Йони услышал по телефону, что танкист Йоси Бен Ханан тяжело ранен и оставлен на территории противника. Йони вызвался его спасти – и выполнил задание. За этот поступок он в 1974 году получил награду.

Еще одной операцией, в которой Йони играл важную роль, было продвижение на огневые позиции 175-мил- лиметровых израильских пушек, нацеленных на пригороды Дамаска. Командир полка в северной части Голанских высот генерал запаса Авигдор Бен-Гал (Януш) поручил Йони перевезти артиллерию ночью, по очень трудной для продвижения местности между нашими и вражескими линиями. Продвижение артиллерии было точным и успешным, и к утру Йони вернул орудия к нашим линиям.

В конце войны Цахал подготовил захват израильского военного поста на Хермоне, попавшего перед этим в руки сирийских командос. Йони со своими людьми поднялся на одну из вершин Хермона и оттуда несколько ночей следил за действиями противника на указанном посту. Йони доставил разведывательную информацию, необходимую для осуществления атаки сил Цахала, закончившейся захватом поста. Во время самой атаки Йони со своими людьми блокировал подачу подкрепления сирийским войскам, а когда пост перешел в наши руки, убил несколько отступавших вражеских солдат и взял в плен десятки.

Шула, шалом! 7.11.73

Каждый вечер я отмечаю, что опять прошел день, а я все еще у вас не побывал. Я хочу, чтобы ты знала, что происходит это только из-за перегруженности работой. Даже на азкару в четверг мне не удастся приехать.

Странно представить себе нас без Амитая, без его прямой и гордой осанки, без его здорового смеха, без его высокой нравственности и небезразличного отношения к происходящему, без эффективности всего, что он делал, и чувства надежности, которое он распространял вокруг себя, без того размаха, с которым он исполнял любое взятое на себя задание, без его знакомства с каждым из прекрасных уголков страны и без его рассказов о Веред.

Но все это недостаточно выражает то, что я хочу сказать. Ведь больше всего Амитай олицетворял собой здорового, цельного, живого человека.

Г одами мы приучали себя к тому, что за право жить в этой стране, на этой земле, мы должны дорого платить. Мы пытались окружить себя защитной стеной, которая позволила бы нам примириться с зияющими вокруг нас проломами, примириться с тем, что некоторых людей мы перестаем окликать по имени, что с некоторыми »овс»- рищами мы не пойдем рядом.

И теперь, с внезапной пустотой, образованной в нас смертью Амитая, рухнул защитный механизм, который мы так старались привести в действие, – и осталась только боль.

Трудно говорить об Амитае в прошедшем времени. Он все еще с нами, среди нас, часть нас, часть нас всех.

Твой Йони.

Дорогие мама и папа! 17. 11. 73

Это мое первое письмо после окончания боев. В стране все еще не говорят об окончании нынешней войны или о следующей войне, а только о продолжении нынешней (если она возобновится, конечно). Все еще преобладает настроение народа, находящегося в состоянии войны. Резервисты полностью мобилизованы, и на экономике страны это очень ощущается. Легко заметить это также на улицах города, где преобладают женщины, дети и старики и очень мало молодых мужчин. Что сулит завтрашний день? У меня есть четкое мнение о том, что следует делать, но я не уверен, что нынешнему правительству вполне ясно, куда мы идем. Война привела, наконец, к перемене взглядов в значительной части общества, и этот идейный сдвиг – к лучшему. Трудно сказать, насколько это широко распространилось в народе, но вскоре узнаем

– в конце декабря выборы. Я, во всяком случае, смотрю с горечью и злостью на то, как в другой части общества до сих пор живет надежда на мирное соглашение с арабами. Здравый смысл и им говорит, что своей основной цели – уничтожить нашу страну – арабы не изменили, но самообман и самообольщение, всегда вредившие евреям, работают снова. Это наша большая беда. Хочется верить – и верим. Не хотим видеть – и закрываем глаза. Не хотим учиться на уроках тысячелетней истории – и извращаем ее. Хотим приносить жертву – и жертвуем. Если бы не трагические последствия, над этим можно было бы смеяться. И грустно за этот еврейский народ, и раздражает он.

С другой стороны – как сильна нация, как велика онг в минуты кризиса! Вся – как стальной кулак. Весь народ – молодые солдаты, юристы, врачи, служащие, рабочие – превращаются в танкистов, пехотинцев, летчиков и моряков. Это не просто резервисты, явившиеся "из другого мира", а органическая часть единой и сильной армии. Поразительно, до какой степени удалось добиться того, что армия – это действительно весь народ.

Несомненно, это была самая тяжелая из пережитых нами войн. По крайней мере – самая интенсивная, вызывающая больше ужаса и страха (не во мне лично, а в тех, кто менее "профессионален"), с большим числом убитых и раненых, поражений и побед, чем другие известные мне войны. Но именно из-за первоначальных поражений победа была так велика. Я не собираюсь сейчас распространяться о просчетах в оценке военной ситуации, в анализе разведывательных данных, в военной доктрине, говорить о политических ошибках, о беспечности всего народа. Армия сильна и несомненно доказала, на что она способна. И опять же: когда я говорю "армия", я подразумеваю не только регулярную армию, а весь народ. Регулярная армия ценой тяжелых потерь остановила противника, но войну выиграл народ.

Жаль, что "иудейские войны”, то есть войны евреев между собой, начались у нас еще до прекращения боев на фронтах, когда весь народ еще стоял у границ. "Иудейские войны" – всегда безобразнее и тяжелее прочих. Бесцельные споры и оправдания, сокрытие или извращение фактов, отсрочка решений. Несомненно, необходимо новое руководство, более точное видение действительности, ясная оценка намерений противника, четкое и определенное политическое и стратегическое планирование. Не должно быть блужданий в потемках и только тактических действий. Это нас не спасет. Без четко выраженной реальной цели мы можем и не воевать с арабами. Арабам этого не понадобится. Евреи, как обычно, сами себя погубят. Я уже говорил о том, что в обществе замечается отрезвление. Надеюсь, я не ошибся. Может, это наконец произойдет. По правде говоря, я настроен несколько пессимистич но. Я не сомневаюсь в наших возможностях, в нашей мощи и в желании оставаться здесь до тех пор, пока наше пребывание не станет совершившимся фактом. Я также не сомневаюсь в том, что арабы не могут и не смогут в будущем сдвинуть нас ни на шаг. Но я сомневаюсь в способности народа приносить длительное время жертвы. Не в готовности время от времени участвовать в небольших схватках, а вступить в долгую, продолжительную войну с большими потерями, требующую огромного терпения. Народу в .целом недостает терпения, зато слепоты у него хоть отбавляй. Но повторяю – может, на этот раз мы протрезвеем.

Горячий привет Мики и Биби, и не надо слишком беспокоиться. Все будет хорошо. Не забудьте – на нашей стороне сила, правота и бесповоротная решимость, а это очень много.

Надгробное слово сержанту Шаю Шахаму из кибуца Кабри, замерзшему насмерть на Хермоне после войны Судного дня.

Война потребовала от нас тяжких жертв. Кажется, нет в Израиле дома без траура, нет дома без своего покойника. И вот, когда мы решили, что настала передышка, когда надеялись, что пришел конец, вместо этого – мы видим продолжение. Погиб Шай. Вернее сказать – наш Шай погиб.

В ночь на четверг твой отряд пытался достичь новых вершин на Хермоне. Отряд оказался в тяжелых усповиях, не имея возможности уйти. Считая, что из-за плохой погоды положение отряда ухудшится еще больше, решено бы ло послать спасательную группу, которая бы вывела его на нашу территорию.

Тяжелые условия, незнакомые вершины и сильный мороз сделали свое дело. Слишком поздно заметили, как тебе трудно. Возможно, ты уже долго себя чувствовал пло- хо, но предпочел молчать. Таким ты был всегда. До последней минуты ты не дал нам почувствовать, в каком на- когда мы узнали, было поздно. Ты погиб незадолго до того, как группа, которая шла на помощь, до вас добралась.

Помню тебя вскоре после мобилизации. Тонкий, некрепкого сложения, распатланный, в незаправленной рубахе, незастегнутый – что-то в тебе вызывало улыбку.

И я помню тебя через несколько недель, в первую нашу встречу в полевых условиях. Мы шли походным маршем в одном звене двенадцать часов подряд. Помню, что я был поражен скрытой в тебе физической и душевной стойкостью. Ты шел в совершенно разбитых ботинках и все то время вел за собой звено в задаваемом тобою темпе, требуя и от себя, и от других выложиться полностью. Поражало в тебе упорство, готовность молча сносить тяготы и скрытая неисчерпаемая энергия. В ту ночь ты покорил мое сердце.

Но в тебе было заключено много, много другого. Как в трудные, так и в легкие времена ты был объединяющей и ведущей силой. Тебя всегда ценили и любили. Ты мыслил четко и был мудрым. Как ужасно говорить "был"!

Рахель и Шауль, и вся семья кибуца Кабри, трудно вас утешить. Ведь мы бессильны утешить даже себя.

Дорогие Биби и Мики! 2.12.73

Рад, что вы снова вместе*. У нас декабрь чувствуется во всем: и в погоде, и в серости израильской общественной жизни.

Военная атмосфера ощущается очень сильно, и я только надеюсь, что вас не потревожат вторично. Готовимся к войне, и трудно сказать, что будет завтра.

Мне. ясно одно – предстоит следующий раунд, а за ним – еще и еще.

Но я предпочитаю жить в состоянии постоянной войны здесь, чем быть частью народа-скитальца. Каждая уступка приближает конец. Так как у меня нет желания рассказывать своим внукам о том, что один раз за тысячелетия

скитаний существовало эпизодически в лл веке еврейское государство – я намереваюсь держаться здесь изо всех сил.

На днях собираюсь выполнить свое намерение и перейти в танковые войска.

Дорогие папа и мама! 9.12.73

Работа в армии в полном разгаре. Мы в нашей части к этому привычны еще с довоенных времен, но нынче вся армия такая. Поэтому все функционирует живей – есть с кем работать.

В целом я вполне бодр, тяжело работаю и часто дышу свежим воздухом. Воздух – это единственное, что не изменилось к худшему в результате войны, наоборот – он стал приятнее, свежее, прохладнее, и глотаешь его с жадностью.

Надеюсь, что не о чем беспокоиться. Мы переживаем еще одну стадию в войнах Израиля и в следующий раз победим снова. Ведь это почти несомненно. А если так – отнесемся к делу, как к чему-то само собой разумеющемуся и подготовимся соответственно.

Шалом, Натан! 12.12.73 [Подполковнику Натану]

Полагаю, что в нынешний период нашей службы в армии нам больше не придется работать вместе. А раз так, то можно себе позволить несколько добрых слов – никто не заподозрит в лести или в желании извлечь личную пользу.

Я очень ценил внимание и заботу, с какой ты относился ко всем делам, связанным с частью, а также и к назначению меня лично на разные должности в Цахале.

О делах судят по результатам, и их ты, безусловно, добился. Казалось, что в поле твоего зрения есть только одна наша часть, хотя ясно, что мы – малочисленнее других и связанных с нами проблем – меньше.

Не сомневаюсь, что в будущем нам еще придется работать вместе. Что касается меня – я этой возможности буду всегда рад.

До свидания, Йони.

Мики и Биби, шалом! 22.12. 73

Послал вам недавно письмо через родителей. Полагаю, что вы его получили, и отсутствие ответа с вашей стороны воспринимаю как пренебрежение моими творческими усилиями.

Мой перевод в танковые войска, назначенный на прошлую неделю, отложен до завтра, что дало мне несколько дней отдыха. В одну из ночей я принял участие в походе плюс атака, под командованием одного офицера. Все прошло благополучно. Дни отдыха напомнили мне, как удобно быть не в армии. Есть время читать (в настоящий момент я на середине "Ядерной войны и ядерного мира"), сидеть в кресле, лениво покуривая трубку, или шататься по улицам.

Из того факта, что мне приятно быть штатским, далеко идущих выводов не делайте. Нота, прозвучавшая в моих словах – это просто ностальгия, не свидетельствующая о желании изменить статус. Мне нравится быть в армии, и я не вынашиваю предательских планов ее оставить. Я, в основном, так написал потому, что хотел сказать тебе, Биби, что ты, со своей стороны, поступил очень разумно. Хорошо, что ты вернулся, не теряя времени, к занятиям.

Несмотря на Женеву, меня больше беспокоят евреи, чем арабы, и даже чем великие державы, хотя они нам и колючка в бок. Внутренний разброд – вот что сулит беду, если мы его не преодолеем. Кое-что все-таки изменилось, но немногое. Но об этом говорилось у нас еще до войны, так что ничего нового нет. Мы так и не протрезвели.

Любимые папа и мама) 9.1. 74

Начало 1974 года отмечено для нас зловещими признаками. Мне кажется, что новая война неизбежна. Рано или поздно придется воевать. А раз так, то лучше вое* вать сейчас, когда Цахал – во всей своей мощи и все резервы мобилизованы. Но война, по-видимому, отложится и начнется в менее выгодных для нас условиях.

Между прочим, результаты выборов в стране меня удивили. Скандалы в Мапае, как видно, отталкивают общество, и хорошо, что Маарах получил встряску. Надеюсь,

что у них, наконец, хватит ума понять, что речь идет не только об их политической линии, но также о недовольстве тем, как осуществляется руководство внутренней жизнью страны – в смысле просвещения, культуры и экономики. Естественно, что в их способности это понять я сомневаюсь, так как уменье учиться на своих ошибках в нашей партийной жизни совершенно не развито. Альтернатива Маараху, однако, весьма слаба, и мы застряли на полдороге: с одной стороны хотим перемен, с другой – не находим никого, кто мог бы их совершить.

Ваши последние письма я, конечно, получил, и среди них – статью в газете с твоей оценкой, папа, ситуации на Ближнем Востоке. Ясно, что именно так следует представлять в мировой прессе региональную проблему. Сама статья очень плохая, и чувствуется, что, как ты пишешь в письме, она – лишь слабое эхо того, что ты в действительности говорил. Но мне кажется, что если отвлечься от дурного стиля, – сказанное в ней заслуживает внимания. С этим можно спорить. И не так легко опровергать.

На днях начал курс по переподготовке для службы в танковых войсках. Очень интересный курс, и должен сказать, что учу совершенно новый предмет, в котором заключен целый отдельный мир.

Любимые папа и мама! 21. 1. 74

Выдался свободный вечер, а что может быть лучше, чем использовать его для письма?

В настоящий момент я нахожусь посреди огромной песчаной пустыни и собираюсь спать. К нашему великому удивлению, сегодня здесь прошли дожди, и палатка у меня над головой сочится водой. Дуют сильные ветры и вздымают тучи слепящего глаза песка (песчинки бьют с такой силой, что начисто стерли номер стоящей поблизости от нас машины). После песчаной бури полил дождь, который ненадолго прибил пыль к земле. Опять усиливается ветер, и опять бушуют песчаные бури, и все начинается снова.

Снаружи за палаткой происходит встреча резервистов с приезжими представителями университета. У мобилизованных студентов есть, несомненно, серьезные проблемы, не говоря о тех, кто работает не по найму, и мошавников, из них некоторые видят, как пропадает дело их жизни, будь то частный бизнес, фабрика или ферма. Проблема резервистов – очень сложна, и любое ее решение будет неполным.

В настоящий момент у меня нет настроения предаваться политическим рассуждениям. Выскажусь только, чтобы вас успокоить, по поводу размежевания войск. С военной точки зрения мы от размежевания войск пострадали не очень- Положение наше, конечно, не блестящее, но и не слишком плохое. Ценность договора в значительной степени зависит от факторов, неизвестных широкой публике – как например: пришли ли мы к соглашению с американцами по вопросу о продолжении переговоров? Связано ли это соглашение с недвусмысленной договоренностью между нами и ими? От чего будет зависеть дальнейшая поставка оружия? Дай Бог, чтобы я ошибся, но боюсь, что определенных обязательств по этому вопросу мы от американцев не добились. Возможно, что прояви мы в переговорах больше упорства, мы добились бы от египтян лучших условий, но – по моей оценке – это не главное. Линия, разделяющая две армии, то есть та линия, о которой сказано в договоре – лучше той, на которую, как я опасался, согласится правительство.

Дней десять назад мы с Идо и с нашими приятельницами (Дафной и Мири) ужинали в ресторане "Дельфин”. Идо прямо поражает – и своим здравым умом, и большим личным обаянием. Дафна, его подруга, в самом деле очень симпатичная, и видно, им хорошо вместе.

Забыл рассказать, что написал господину Маркуенду в Гарвард и получил в ответ прекрасное, сердечное письмо, суть которого в том, что вернуться в университет я могу в любое время. Требуется лишь уведомить университет за 4-6 недель вперед. Храню письмо вместе с прочими бумагами.

Дорогие мама и папа! 28. 2. 74

Через две недели мне исполнится 28 лет. Упоминаю обэтом просто потому, что мне это вдруг пришло в голову, когда я написал в начале письма дату. В разгаре 1974 год.

Я до сих пор нахожусь в процессе перехода в танковые войска. Несомненно, что при всех недостатках танков, проявившихся в последней войне, это до сих пор – главный род сухопутных войск, и в нем заключены огромные возможности. Главное – это управляющий машиной человек, четкость его мысли и трезвый расче. в бою, здравый смысл, диктующий тактические действия. Наша сила в людях!

Я рассчитываю пробыть в танковых войсках года полтора, а потом вернуться в часть, которой командовал до сих пор. Сейчас мне кажется, что я в нее вернусь, но, в конечном счете, все будет зависеть от моего решения, и возможно, что перевесят другие соображения – если захочу, например, остаться в танковых войсках.

Желание учиться у меня не прошло. Наоборот, оно очень усилилось, и я верю, что придет время, когда я смогу освободиться для занятий. Понятно, что в настоящий момент это нереально – когда все против нас – и враги, и "друзья", а у нас есть только одна страна, и надо тяжело трудиться, чтобы она осталась нашей. Поэтому на этой стадии я откладываю учебу.

Чувствую я себя, кстати, прекрасно. Хорошо быть молодым в Израиле – жить в нем и гулять по нему. В субботу организовал чудную прогулку по Иерусалиму – вдоль стен Еврейского квартала (наславу восстановленного), побывал на Храмовой горе, в Городе Давида, в башне Антонии и у старинных источников воды.

(Биби и Мики) 1.3.74

Братья по несчастью, объединяйтесь!

Надеюсь, что вы найдете время оторваться от занятий и прочих дел и прочесть письмо. Чтобы создать иллюзию, что письмо это – деловое, продолжу его, давая отдельным его частям заголовки.

1. Свадьба.

а) Подраздел части 1-й. Идо и Дафна женятся через неделю (11.3.74), и я очень рад. Шансы на успех – очень хорошие, и удовольствие видеть их вместе. Никогда не видел Идо таким раскрытым и счастливым, и это само по себе достижение, которое запишется на счет Дафны.

б) Клянусь, она очень симпатичная.

в) Жалоба: как это братьям моим удается находить таких жен, а я до сих пор скитаюсь по дорогам страны? (продолжение темы во 2-й части, подраздел а).

г) Короче, производят вместе очень хорошее впечатление.

д) Невеста не беременна (как видно, есть еще в наше время истинная любовь. А я уж опасался, что наше поколение – пас).

е) Параграф этот следует только для подкрепления части 1-й.

2. Личное.

а) Опять я в поисках квартиры (на этот раз сниму комнату плюс шкаф).

б) Отсюда вы понимаете, что я до сих пор женат на своей работе.

в) У меня все в порядке, и жизнью я доволен (тем, что от нее осталось – почему бы и не быть ею довольным?).

3. Армия.

а) На переподготовке – курсант-отличник.

б) Собираюсь несколько месяцев служить командиром роты, а после этого, по моим расчетам, получу батальон. По крайней мере, мне об этом недвусмысленно сказали при встрече Януш и Рафуль (Януш командовал 7-й бригадой на севере и недавно произведен в бригадные генералы. Теперь он – помощник командира дивизии на севере. Человек истинно высокий духом).

в) Полагаю, что служить буду на севере, но до последней минуты это точно не известно (как всегда в армии).

4. В части – все нормально, за исключением обычных неполадок. Если есть время, наведываюсь, чтобы их ликвидировать.

5. Прочее.

Как ваше здоровье? Напишите о занятиях, о евреях и обо всем. Горячий привет родителям.

Ваш Йон*

Раввину Иегуде Амиталю Март 1974

Выношу на Ваше суждение и усмотрение вопрос о сроке демобилизации двух солдат моей роты – Ицхака Ш. и Яира Г.

Я – командир танковой роты (7-й бригады), занимающей в настоящее время ключевую позицию в анклаве, напротив сирийцев (в районе Тель-Мраи). До какой степени важна роль, которую в эти дни играет рота, может, несо* мненно, хорошо объяснить Ицхак.

Совершенно очевидно для каждого, что месяц апрель, с его праздниками и в свете последних международных событий, заявлений сирийцев и. прежде всего, – в свете происходящей теперь здесь войны, будет так или иначе решающим в наших отношениях с врагами.

Рота расположена на самых передовых позициях анклава, в угрожаемом месте, и в случае эскалации военных действий ее роль в сражении по сдерживанию войск противника будет определяющей. Количество танков в моем распоряжении ограничено, еще меньше число опытных, тренированных танкистов по сравнению с молодыми, пришедшими недавно. Я считаю, что Ицхак и Яир вносят важнейший вклад в военную мощь роты, и уход их в такой критический момент нанесет, по моему мнению, серьезный ущерб боевым качествам занимающей буферное положение роты.

В настоящее время здесь идет тяжелая война, и находящиеся в моем распоряжении силы окружены врагами и ненавистниками Израиля, в том числе войсками, присланными из пяти стран (саудовцы, марокканцы, иорданцы, кубинцы – а этим что мы сделали? – и кувейтцы). И все спешат нас уничтожить.

Кто станет на защиту, если не все мы сами/

Моя скромная просьба: мне очень важно, чтобы Яир и Ицхак продолжали до конца апреля выполнять свои обязанности в роте. Это все. Из бесед с ними видно, что они хорошо понимают важность этого дела. Но поскольку они связаны с ешивой и занятия находятся в центре их помыслов – необходимы ваше мнение и согласие.

С глубоким уважением

Майор Йони Нетаньягу, командир роты.

Милая Мири! 3. 4. 74

Время бежит. И не заметил, как настал апрель. Уже почти четыре недели, как не был дома (с некоторым преувеличением), и в свете создавшейся ситуации видно, что пройдет еще несколько дней, пока настанет время двигаться на юг.

Довольно поучительно здесь находиться. Оказывается, идет небольшая война с участием танков и артиллерии. Снарядам нет конца, и непрерывное состояние боевой готовности. Дорон, наконец, уехал (вчера), и теперь я один глотаю из-под гусениц пыль в этом чудном краю. Он и вправду чудный – много воды, холмов и зелени. Жаль, что над всем этим летает так много снарядов. Ботинки снимаем на два часа в сутки и моемся под душем раз в две недели. Но – не так страшен черт…

Странная война, но все-таки – война.

Только что в нашем секторе упал снаряд (сильный и продолжительный бу-ум), и через минуту придется всех усадить в танки. А сейчас еще бум. Но, по правде говоря, сегодня относительно спокойный день, и даже есть время написать письмо (факт!).

Выводы Комиссии Аграната, начальник Генерального штаба, Помпиду, захват двух офицеров ООН (меньше, чем за километр от района расположения моей роты) и прочее – очень любопытно (когда есть время, не забываем даже послушать последние известия), но нет у меня сил особенно в это погружаться, а у тебя, наверное, нет желания читать о моих соображениях на этот счет (хоп, еще бум). Интересно, знают ли в стране, что за война нача- лась здесь три недели назад. Странное дело. Больше всего я беспокоюсь о том, что в один прекрасный день снаряд опустится прямо на палатку, которая служит нам столовой, в тот самый момент, когда мы все внутри. Так как

бункеров, чтобы в них сидеть и смотреть телевизор, у нас нет, то сидим мы в танках.

Этот последний бум грохнул совсем близко. Надо кончать и позаботиться о мальчиках.

Напиши. Хорошо будет получить несколько слов из дому. Месяц, как мне не было писем. По правде говоря, это первое письмо, которое я посылаю отсюда (прилагаю номер полевой почты). Хотя я привык не получать писем, но приятно будет встретить ответную улыбку из большо- го города.

До свидания, Твой Йони.

Дорогая Тути1 12.4.74

В настоящее время я вполне удовлетворен. Нечто вроде полнейшего мира с самим собой. Драгоценная минута покоя в канун субботы, в половине шестого вечера

Снаружи еще светло. Я сижу на стуле у палатки, а передо мной шеренга моих танков. Позади из палатки вырывается музыка, а в руке – книга, которую я, не читая, лениво держу двумя пальцами открытой.

День прошел без серьезной стрельбы, я даже успел помыться в полевом душе. Вчера снаряд упал прямо в столовую и уничтожил ее начисто, вместе с пристройкой-кух- ней.

Только что прошел со счастливой улыбкой мой заместитель: "Шабат, а?" Минуты эти стоит увековечить, и во мне пробуждается желание написать тебе письмо.

Скоро сяду в джип и отправлюсь домой. Прошел ровно месяц, как я получил роту, и с тех пор был дома только один раз на 24 часа. Интересно, что сейчас я даже потребности не чувствую уехать, и по правде говоря, мне совершенно неясно, куда ехать. Жаль. Не вредно было бы мне иметь, к кому возвращаться.

Обычно здесь происходит вполне серьезная война. Хоть и не такая, как известные нам войны, но все же можно запросто наделать глупостей и дорого поплатиться.Рота расположена на довольно критическом участке и делает очень нужную работу.

Несколько дней назад я долго думал о тебе, и сердце мое сжалось. Интересно, что каждый раз, как я о тебе размышляю, я вспоминаю именно те минуты, когда доставлял тебе огорчение и боль, и заново сожалею о них и о недостатке понимания с моей стороны. Не то, что сегодня я способен был бы на понимание, но в перспективе вещи получают иной вес.

Привет Авнеру [муж Тути]. Твой Йони.

Дорогие мои папа и мама! 13. 4. 74

Сегодня выходной. Я – в гостях у новой в нашей семье пары. Встречу мы собираемся отметить совместным ужином в одном из ресторанов Иерусалима.

Идо и Дафна очень счастливы, и я тоже рад – их радости. Убежден, что Дафна вам понравится. Умная и душевная девушка – дополняет Идо и подходит ему. Шансы, что и впредь все будет хорошо – превосходны.

У меня ничего нового. Настоящей пары у меня сейчас нет. Последний мой роман окончен, и так как времени на беготню у меня так и так нет, то, как видно, я пока останусь в одиночестве (пишу это в ответ на твою просьбу, мама, рассказать немного о своей личной жизни). В сущности, я не жалуюсь. Я по горло занят работой в армии, а во время отпусков много путешествую по на шей прекрасной стране.

Мир поражается культурой инков и ацтеков, и недаром. Но пбчти вся она создана после новой эры (что не умаляет ее ценности). Зато у нас, по-видимому, – колыбель человеческой культуры, все даты – давностью в тысячи лет. В одну из прошлых суббот посетил библейский Гивон и видел там замечательный древний колодец (когда приедете, побываем там). Колодец этот упомянут у Шмуэля *, в связ^ с Авнером Бен-Нером иЙоавом Бен-Цруя, которые "встретились у Гивонского колодца”, и там "перед ними играли юноши". И вся наша земля такая!

Дорогие мои папа и мама! 19.4.74

Стараюсь время от времени писать. В прошлую субботу, когда я был в Иерусалиме, у Идо и Дафны, я оттуда писал и даже взял с собой несколько аэрограмм. Надеюсь, что письмо, посланное армейской почтой, не слишком задержится.

Работа трудна и утомительна. Трудности мне знакомы, я испытал войны посерьезнее. Солдаты помоложе учатся тому, что такое обстрел, что такое малая война. В общем, это не страшно, требуется только некоторая бдительность. Ясно, что сирийцам не удастся нас сдвинуть с места, и если начнут войну (возможный вариант), то будут разбиты наголову. На легкую прогулку рассчитывать не приходится, и схватка ожидается нелегкая (особенно в начальной стадии), но шансов у них нет никаких.

Тем временем в израильском правительстве вновь произошли перестановки и, наконец, есть надежда на перемены. Любая перемена – к лучшему. Общество тоже пробуждается, и это хорошо. Мне трудно загадывать вперед, но перемены точно произойдут. Самое важное – это пережитое Мапаем потрясение и то, что новые силы в лице, например, Рабина, захватили в этой партии важные позиции. По моему расчету, партия Труда долго не продержится.

Армия оправилась от войны и окрепла. В танковых войсках (где я в данный момент нахожусь) происходит консолидация и накопление мощи. Стадия, в которой мы находились накануне прошлой войны, – уже пройдена.

Меня торопят кончать письмо, так как задерживается машина (при этом, конечно, терпеливо ждут, но надо кончать).

С нетерпением ожидаю вашего приезда в Израиль. Даже если и ненадолго приедете, все равно будет ¦ чудесно. Так мало удается нашей семье бывать вместе, что каждая встреча – это праздничное и прекрасное событие. Кроме того, сможете лично поздравить Идо и Дафну – пишу все это, будто вас надо убеждать приехать, хотя ясно как день, что вы не меньше нас этого хотите.

[Беньямину и его жене Мирьям] 27. 4. 74

Привет, люди!

Как ваше здоровье? Вечность прошла с моего последнего письма семье в галут. Здесь происходит неплохая война. Танки, слава Богу, в порядке. На столе в моей палатке (посреди неведомых просторов) лежит здоровенный осколок, который с силой врезался в доску (в двух см от того места, на которое я всегда опираюсь, когда работаю). К счастью, за минуту до того я встал со стула.

Обстрел – дело обыденное, к нему привыкаешь (то есть – пока нет пострадавших, а у меня, слава Богу, до сих пор все в порядке). Две недели назад снаряд опустился посреди моей ротной столовой и разнес ее .на куски. Пишу вам это для того, чтобы вы представили себе, что это за война. Неизвестно, когда упадет снаряд, и относиться к нему следует так, как будто он может упасть каждую минуту. В результате – собачья жизнь. Мои солдаты живут в танках, работают в танках, спят и едят в танках. Я сижу возле одной из ракет на юго-востоке энклава и дышу воздухом снарядов. Время от времени наши танки стреляют, и результаты обычно удовлетворительны. Хер- мон в наших руках, и это очень важно.

Не воображайте, что положение слишком мрачно. Это всего лишь малая война, и с ее помощью им не удастся ничего изменить. Требуется только побольше выдержки, терпения и нервов.

[Беньямину) 4. 5. 74

Привет!

Пишу второпях. Очень спешу. Пишу из Старого города по дороге на север (сегодня суббота!).

Недели две назад командир моей бригады предложил мне должность командира батальона у него в бригаде. Должность освободится в результате перемещений месяцев через пять. Предложение меня весьма порадовало. Я ответил, что если за это время освободится должность командира батальона в другой бригаде и мне ее предложат, то я, как видно, ее возьму. Говорил я также и с Д., и он сказал, что если я даже получу батальон в октябре – часть моя меня ждет.

Короче, вчера позвали меня к командиру дивизии и дали назначение с 12.00 сегодняшнего дня командовать батальоном (поэтому я спешу на север). Батальон размещен в энклаве

Дорогие Биби и Мики! 27. 5. 74

Почти месяц, как я командую батальоном. Я произвел здесь серьезный дворцовый переворот. Когда я получил батальон, он гнил и распадался на части (и до какой степени – может знать только тот, кто судит изнутри). Во всяком случае, в бригаде имеются три батальона, и этот был на четвертом месте, приближаясь к пятому.

Короче, вдруг здесь заработали всерьез, в нормальном темпе – то есть, как я привык работать – и положение непрерывно улучшается. Не сомневаюсь, что это будет отличный батальон, и особых трудностей не предвижу. Должность, во всяком случае, интересная и для разнообразия совершенно самостоятельная. Я тяжело работаю, намечая себе отдаленные, промежуточные и ближайшие цели. Только зная, чего желаешь достигнуть, можно двигаться вперед. Иначе погрязнешь в ежедневной рутине и забудешь главное.

Тем временем, война здесь продолжается непрерывно (на днях убит в перестрелке Киршнер, командир батальона парашютистов, знаете его? Очень симпатичный парень).

Подробностей о Маалоте я не знаю. Следует встретиться с ребятами и точно узнать характер операции и предшествующие ей распоряжения. Я так занят, что у меня нет времени это выяснять.

Любимые папа и мама! 27. 5. 74

Несколько недель назад получил под свое командование танковый батальон. Это – силы серьезного масштаба, и моя способность направлять действия и влиять – ощутимее, чем всегда. По правде, говоря, назначение чрезвычайно лестное. Случись это в пехоте, было бы не так удивительно, потому что там меня знают. Но танки – совершенно новая для меня область, которую пришлось изучать с азов. Тот факт, что меня считают достойным командовать батальоном, меня радует. Я до сих пор не отказался от мысли вернуться через год в свою прежнюю часть в качестве командира. Решение, в конечном счете, зависит только от меня, и совершенно ясно, что при желании я эту должность получу. Через несколько месяцев, когда это станет актуальным, я решу, как поступить. На меня пытаются давить, добиваясь ответа сегодня же, но я не собираюсь переходить мост, пока до него не добрался. Ведь решение зависит от комбинации нескольких факторов, которые пока не полностью мне ясны. Спешить некуда.

Тем временем, несмотря на размежевание войск, война здесь продолжается. Так это, во всяком случае, выглядит. Сегодня еще стреляют и есть жертвы. Ежедневная рутина.

Я лично, хотя это у вас звучит не очень популярно, не вижу в размежевании войск на Голанах большой опасности. Во всяком случае, не с военной точки зрения. Мы уступаем территорию, которую можем уступить, а нашей армии требуется время для реорганизации. Правда, что и сирийцам требуется время, но они в войне пострадали меньше (относительно). С политической точки зрения мы теряем много. Но нельзя отделять одно от другого и направлять все внимание только на один аспект. В конце концов, размежевание не такое уж скверное.

27.8. 74

[Полковнику Бен-Ханану и его жене] *

Йоси и Нети, шалом!

•Танкист, которого Йони спас во время войны Судного дня.

Меня вдруг одолело желание заскочить к вам вечерком и сказать "шалом". И это верный признак того, что уехали вы давно.

Надеюсь, что вам удалось акклиматизироваться в этой большой Америке, и что помимо всех сумасшедших, есть там и нормальные люди.

Мы здесь, как обычно, продолжаем готовиться к следующему раунду. Интенсивно тренируемся и достигаем неплохих результатов.

Батальон быстрым темпом превращается в лучший в бригаде. По правде говоря, конкуренция не представляет труда – а жаль. Во всяком случае, я получаю от батальона большое удовольствие. Состояние его улучшается с каждой неделей. Но еще много чего предстоит сделать. Война и ее последствия, и в особенности очень слабое предыдущее руководство, привели к тому, что стартовать пришлось с очень невыгодных позиций. Но давно уже совершен решительный скачок, и мы движемся вперед.

Как ты, конечно, можешь себе представить, в бригаде мало что изменилось- Всех ты знаешь лучше меня. Очень жаль, что тебя здесь нет.

Других новостей, помимо армейски«, нет. Девушки возникают и исчезают, и ничего постоянного на горизонте не видно. Но так как жениться в столь молодом возрасте (как сделали вы1) я не собираюсь, то и не слишком озабочен. По правде говоря, даже если и был бы я озабочен, это бы не помогло, так как у меня нет свободной минуты. Трудная жизнь.

Рад буду, если напишете мне иногда несколько слов.

Ваш, с дружеским приветом, йони.

Дорогие Биби и Мики! 3.11.74

Дрожу за судьбу еврейского государства. Отбросив иллюзии, я вижу, как направленный на наше уничтожение процесс развивается быстрым темпом, как стягивается петля. Процесс этот будет нескорым, хотя силы наши убывают от войны к войне, и возможно (только возможно), что в конце концов, если нам удастся протянуть дело несколько десятков лет, мы выйдем из этого благополучно.

Я тем временем в армии, и уверен, что по крайней мере в данный момент делаю максимум, чтобы продлить наше существование, чтобы предотвратить конец.

Танковый батальон – это дело весьма серьезное. Есть в нем мощь и возможность маневрирования, которые я постепенно узнаю все больше и больше. В смысле армии у меня все превосходно. Батальон нынче признан лучшим в бригаде, и по мнению многих, он также первый на Голанских высотах. И это только начало. У меня есть еще пол- года, чтобы улучшить положение, а дел много.

В личном смысле, то есть в смысле девушек, положение не слишком изменилось, а) У меня нет времени; б) ? По правде говоря, никакого "б" нет. В настоящий момент у меня есть симпатичная девушка, но так как это знакомство новое, то нельзя предвидеть, как разовьются события.

[Брурии] 16.11.74

Ты действительно мне вчера звонила, или мне это только кажется? Проснулся утром с чувством, что говорил с тобой, но все же я в этом не уверен. Помню все подробности разговора, но не помню, состоялся ли он в действительности. Обычно такого со мной не бывает, и вещи я помню такими, как они есть.

Я довольно сильно соскучился.

Нашел время влюбиться! Тяжелый случай.

Погода по-прежнему прекрасная, и кажется, у зимы нет желания наступать. Ночью деревья против моей комнаты безумствуют и как будто гудят вместе с ветром.

[Брурии] 17.11.74

Моя далекая!

Письмецо это будет коротеньким, так как сейчас поздно и я устал, а завтра (в сущности, сегодня) я встаю в пять утра.

Компания 3. меня раздражает и беспокоит. Не работают, как мне бы хотелось, и результаты неудовлетворительны. Кроме того, есть масса дел, которые хочется как

следует потрепать для их улучшения – и это почти во всех сферах деятельности батальона. По правде говоря, такое положение – к лучшему, так как в результате всем придется серьезнее работать. Не то, чтобы сейчас не работали, но…

Какая красота! Только что сверкнула молния и осветила всю комнату, а после нее – гром, а снаружи идет дождь. Я лежу сейчас в постели, прислонив блокнот к книге, и очень по тебе скучаю.

Как ты себя чувствуешь? Совсем забыл – получил сегодня от тебя письмо и приберегаю его для дополнительного прочтения перед сном.

[Брурии] 22. 11. 74

Половина седьмого, вечер пятницы. Снаружи – обычный чудесный ветер бушует в ближних деревьях, а я – на досуге один в комнате, сижу на постели, опершись спиной о стену, и пишу. По радио передают хорошую музыку, а я курю отвратительную сигару, которую купил по дороге, на мне "тренинг", и я радуюсь жизни – один в комнате и не один.

Снаружи ветер – мне им не насытиться! Люблю идти, согнувшись, против него и тащить себя в него с силой или двигаться быстрей и быстрей, так что сзади раздувается куртка. Ветер пробуждает во мне противоречивые чувства, например: удовольствие от того, что я – внутри комнаты, когда он свистит снаружи, и наоборот, – чувство авантюризма, опасности и бури. Он мне также напоминает кое-что из того забытого, что я делал в предыдущий свой период в армии.

Ты писала о фильме "Американские надписи" и о мыслях, которые он в тебе вызвал. Мне понятно, что прошлое всегда привлекало людей. Не потому, что оно спокойнее, безмятежнее настоящего, а потому, что время предает события забвению и позволяет нам рассматривать их сквозь розовые очки, и таким образом все кажется розовым и не режет глаз.

Также и "Последняя кинопостановка" не говорит нам о лучших временах. Наоборот – умышленно выбран тяжелый период материальных затруднений, ожесточения, мировой войны, и на фоне этого периода взяты несколько особенных людей, отличающихся внутренней красотой и особой душой. Эти люди – главное, что есть в фильме. Изображенный период не произвел на меня особого впечатления, а только люди, поднявшиеся над окружающим.

В молодости (а также и теперь) я любил книги Уильяма Сарояна. Чудный и простой писатель, любящий людей и освещающий их особым светом. В одной из его книг ("Человеческая комедия") говорится о мальчике по имени Гомер, который мне больше всего нравится. Чудесный мальчик, любопытный, разумный, бесстрашный, рано проникший в мир взрослых. Он знаком и еще незнаком с существующей в мире болью. Смотрит на происходящее, но оно его не задевает, и взрослеет вместе с миром. Мир там тоже охвачен войной, и городок, Итака, теряет лучших своих сынов и продолжает жить – в том же внутреннем темпе, что и всегда. А окружающий мир только подчеркивает красоту городка. Противопоставление людей окружающему их миру необходимо для осознания их сути и исключительности.

Кроме того, все мы и вправду ищем "другое место – прекрасное и сияющее место, где стоит проснуться". Может, поэтому я так люблю эти строчки. Я люблю ходить по улицам, присматриваясь к детям, люблю шагать, насвистывая, по тротуарам и смотреть на очертания гор или на луга. Все-таки мир полон красоты, и заключенное в нем безобразие только подчеркивает красоту. Если бы не безобразие, мы, может быть, не замечали бы добра и красоты. Но это уже философия – и к тому же слишком упрощенная. Может, не следует искать иного смысла, чем тот, что,есть в нас самих. Я считаю, что цель нашей жизни – в самой жизни. Если кто находит другую цель – тем лучше для него, главное, чтобы не мотаться в лишенном содержания мире. Те, кому не за что ухватиться, всегда недовольны, всегда находят себе идолов, и всегда изменяют им ради других идолов. Счастье их – когда есть у них идол, а несчастье – в том, что длительного удовлетворения их идол им дать не может.- **** – . .^jtgpmirij^Начал писать утром, и вдруг вижу, что пришло время, назначенное мною для объезда местности. Все еще утро, вышли все командиры, машины готовы – а жаль, хотелось бы продолжить. Посмотрим позже.

Бен-Хананам шалом! 23. 11. 74

Весело у нас в Израиле. Чтобы это узнать, вам даже не нужен "Голос Израиля". Насколько я помню, даже наоборот. Со стороны положение кажется хуже, чем в действительности. Военная сторона меня не беспокоит. В этом смысле мы ударим их как следует. Мы достигли хорошего оперативного уровня, а частично даже очень хорошего. Много работаем для улучшения координации между разными родами войск и частями вооруженных сил, и есть недурные результаты. Солдаты хорошо усвоили полученные на войне уроки. В сущности, мы на верной волне. Беспокоят – политическая и экономическая стороны, которые становятся все хуже. Похоже, что в стране не видят выхода из этого положения. Живут со дня на день, от Магбита до Магбита, от одного визита Киссинджера до другого.

Но оставим это.

Порадовался твоему письму. Отложил его в сторону, чтобы ответить в свободную минуту, и, как всегда, свободных минут все нет.