Американская интерлюдия

Американская интерлюдия

В 1909 году, когда Юнг заявлял о своей непоколебимой верности, у Зигмунда Фрейда случилась нежданная передышка от его политических забот, причем, что еще более неожиданно, вдали от дома. В пятницу вечером 10 сентября он стоял в спортивном зале Университета Кларка в Вустере, штат Массачусетс, где ему предстояло получить звание доктора права honoris causa. Такая честь стала для Фрейда большим сюрпризом. У него имелась маленькая группа последователей в Вене, а недавно к ним прибавились сторонники в Цюрихе, Берлине, Будапеште, Лондоне и даже Нью-Йорке. Однако среди психиатров они представляли ничтожное, подвергаемое нападкам меньшинство.

Идеи основателя психоанализа по-прежнему оставались достоянием немногих, а большинству казались скандальными, но президент Университета Кларка Г. Стэнли Холл, который организовал церемонию присвоения Фрейду этого почетного звания, был предприимчивым психологом, не боявшимся полемики, а, наоборот, поощрявшим ее. Фрейд называл его тайным покровителем. Энтузиаст и свободно мыслящий человек, Холл много сделал для популяризации психологии, особенно детской, в Соединенных Штатах. В 1889 году его назначили первым президентом Университета Кларка, который благодаря щедрому финансированию стремился подражать Университету Джонса Хопкинса и по числу выпускников превзойти Гарвард. Это была идеальная должность для Холла, скорее неутомимого распространителя и защитника новых идей, чем кропотливого исследователя. Наблюдательный, честолюбивый и неизлечимо эклектичный, Холл как губка впитывал новые течения в психологии, приходящие из Европы. В 1889 году он привез швейцарца Огюста Фореля, бывшего директора психиатрической лечебницы Бургхельцли, чтобы тот прочитал лекции о новейших достижениях, и этот авторитетный специалист рассказал слушателям о работах Фрейда по исследованию истерии. В последующие годы новости психоанализа из Вены сообщали Холлу другие лекторы, а в 1904-м в своем объемном двухтомнике «Подростковый возраст» он несколько раз, причем с явным одобрением, упоминает пользовавшиеся дурной славой идеи основателя психоанализа о сексуальности. В рецензии на «Подростковый возраст» известный педагог и психолог Эдвард Л. Торндайк порицал необычную откровенность Холла и в частном порядке критиковал работу как «изобилующую ошибками, мастурбацией и Иисусом». Автора он, тоже приватно, вообще назвал безумцем.

Таким был человек, который пригласил имевшего неоднозначную репутацию Фрейда прочитать цикл лекций. Предлогом, который выбрал Холл, стало 20-летие основания Университета Кларка. Приглашение получил и Юнг, в то время широко известный специалист по шизофрении и самый видный сторонник Фрейда. «Мы убеждены, – писал Холл основателю психоанализа в декабре 1908 года, – что краткое изложение полученных результатов и вашей точки зрения будет чрезвычайно уместным и, возможно, в каком-то смысле станет началом новой эпохи в истории этих исследований в нашей стране».

В своей краткой импровизированной речи Фрейд, поблагодарив за почетное звание, гордо назвал это событие первым официальным признанием «наших усилий». Пять лет спустя он все еще находился под впечатлением той поездки. Используя американскую щедрость и открытость как средство борьбы с европейцами, мэтр так характеризовал свой визит к Кларку: «Впервые мне было позволено публично рассказывать о психоанализе». Тот факт, что он прочитал пять лекций по-немецки, не растеряв слушателей, лишь повысил его оценку этого события. Не пощадив своих европейских читателей, Фрейд язвительно напомнил им, что «в Северной Америке психоанализ встречали с особыми почестями». Он признавался, что это стало для него неожиданностью: «Каково же было наше удивление, когда мы встретили в этом небольшом, но престижном педагогическом и философском университете не обремененных предрассудками людей, которые знали всю психоаналитическую литературу». Знали и использовали ее в своих лекциях. Потом основатель психоанализа прибавил, смягчая восхищение ритуальным пренебрежением к Соединенным Штатам, характерным для утонченных европейцев: «Какой бы чопорной ни была Америка, в академических кругах тут можно свободно обсуждать все то, что в обычной жизни считается неприличным». Десять лет спустя, вспоминая об этом событии в своем автобиографическом очерке, Фрейд отмечал, что поездка оказалась очень важной для него. «В Европе у меня было ощущение, что меня недооценивают, здесь же лучшие из лучших принимали меня как равного. Когда в Вустере я поднялся на кафедру, чтобы изложить мои «Пять лекций по психоанализу», это было как исполнение невероятного сна наяву». Совершенно очевидно, «что психоанализ не был больше плодом безумного воображения, а стал ценной частью реальной действительности».

Сначала Фрейд решил, что не сможет принять приглашение Холла. Назначенная на июнь церемония прервала бы его практику, уменьшив доходы, что всегда было для него чувствительной материей. Он сожалеет, что вынужден отказаться, писал мэтр Ференци. Но… «Я по-прежнему считаю себя не вправе отказаться от таких денег ради возможности прочесть лекции еще и «американцам». Он выражался предельно откровенно: «Америка должна приносить доходы, а не расходы». Материальные соображения были не единственной причиной нежелания Зигмунда Фрейда читать публичные лекции в Соединенных Штатах. Он опасался, что вместе с коллегами подвергнется остракизму, когда американцы обнаружат «сексуальную основу нашей психологии». И все же приглашение заинтриговало Фрейда. Когда Холл не сразу ответил на его письма, он обеспокоился, хотя поспешно заявил, словно ограждая себя от разочарования, что в любом случае не уверен в американцах и опасается «ханжества нового континента». Несколько дней спустя основатель психоанализа сменил тон и почти с тревогой снова сообщил Ференци: «Никаких новостей из США».

Но Холл сделал свое предложение еще более привлекательным – передвинул торжественную церемонию на сентябрь и существенно увеличил сумму на дорожные расходы. Эти знаки внимания, писал Фрейд Ференци, сделали возможным «и даже удобным принять приглашение». Он снова спросил Ференци, не хочет ли тот сопровождать его. Ференци очень хотел. Еще в январе он сказал мэтру, что может позволить себе эту поездку, а в марте стал задумываться о «подготовке к заморскому путешествию», в которую входило совершенствование его «детективного» английского и изучение литературы о Соединенных Штатах. Шли недели, и волнение Фрейда, завороженного открывшейся перспективой, явно усиливалось. «Америка оказывает решающее влияние на ситуацию», – сообщил он в марте и, подобно Ференци, стал готовиться к приключению, заказывая книги о Соединенных Штатах и «полируя» собственный английский. Похоже, это станет громадным событием. Объявляя Абрахаму, что будет читать лекции в Америке, Фрейд писал: «А теперь грандиозные новости…» Будучи осторожным и опытным путешественником, он начал изучать маршрут и узнавать стоимость. В конечном счете Фрейд выбрал пароход George Washington компании Norddeutsche Lloyd, поскольку до прибытия в Университет Кларка появлялась возможность в течение недели любоваться красотами Америки. «На Средиземное море мы можем отправиться в любой другой год. Америка снова появится еще не скоро».

Фрейд прекрасно сознавал свое двойственное отношение к этому «приключению» и воспринимал его – сам признавался Ференци – как «убедительную иллюстрацию мудрых слов из «Волшебной флейты»: «Я не хочу принуждать тебя любить». Мне совершенно безразлична Америка, но я с нетерпением жду нашего совместного путешествия». Наряду с этим его очень радовало то, что с ними будет Юнг: «Это доставляет мне огромное удовольствие по самым эгоистическим причинам», – писал основатель психоанализа Юнгу в июне, сообщая о приглашении. Ему также приятно видеть, прибавил он, каким авторитетом уже пользуется Юнг среди психологов.

Зигмунд Фрейд взял с собой на летний отдых книги об Америке, но читать их не стал. «Пусть это станет для меня неожиданностью», – объяснил он Ференци и посоветовал Юнгу придерживаться такой же спонтанности. В конце концов единственное посещение мэтром Соединенных Штатов стало наполовину каникулами, наполовину работой по продвижению психоанализа. Но начался этот вояж со зловещего эпизода: 20 августа трое путешественников вместе обедали в Бремене. Юнг начал подробно рассказывать о доисторических находках, откопанных на севере Германии. Фрейд истолковал эту тему и настойчивость Юнга как скрытое желание его, Фрейда, смерти и лишился чувств. Это был не первый раз, когда мэтр падал в обморок в присутствии Юнга. Тем не менее предвкушение приятного путешествия взяло верх, и на следующий день Фрейд, Юнг и Ференци отплыли из Бремена в хорошем настроении. Восьмидневное плавание через океан они посвятили любимому занятию первых психоаналитиков: анализировали сны друг друга. Среди памятных событий той поездки, как впоследствии рассказывал Фрейд Джонсу, был один случай – официант, обслуживающий его каюту, читал «Психопатологию обыденной жизни». Среди причин, побудивших Фрейда написать эту книгу, было желание обратиться к непрофессиональной аудитории, и он оказался доволен конкретным примером, что его работа действительно заинтересовала широкую публику.

Трое путешественников оставили неделю на знакомство с Нью-Йорком, и Эрнест Джонс с Абрахамом А. Бриллом, два психоаналитика из Нового Света, водили их по городу. Джонс приехал из Торонто, чтобы встретить почетных гостей, но их почти профессиональным гидом стал Брилл, который жил в Нью-Йорке с 1889 года. Он когда-то приехал сюда из родной Австро-Венгрии один, с тремя долларами в кармане. Брилл прекрасно знал город – по крайней мере, Манхэттен. Его бегство из Европы было бегством от семьи – от необразованного и деспотичного отца и матери, желавшей, чтобы сын стал раввином. Америка спасла Брилла как от профессии, которой он не хотел, так и от родителей, которые «душили» его. Подростком Абрахам одинаково решительно отверг и веру предков, и отцовский гнет, но, как справедливо заметил Натан Г. Хейл, «сохранил еврейское преклонение перед учителями и мудрецами. Он искал наставника, а не ротного старшину».

Очень бедный, но отличавшийся упорством Брилл несколько лет учился в Нью-Йоркском университете, зарабатывая физическим и умственным трудом, в том числе преподаванием. Он экономил не год и не два, как впоследствии сам Брилл рассказывал Джонсу, но в конце концов решил, что собрал-таки достаточную сумму, чтобы поступить на медицинский факультет Колумбийского университета. Однако у него не хватило денег, чтобы внести плату за вступительные экзамены… «Просьба о помощи или об освобождении от платы ни к чему не привела; он должен был рассчитывать только на себя и еще на год вернуться к преподаванию. Ему было тяжело, но он сказал самому себе: «Тебе некого винить, кроме самого себя; никто не просил тебя выбирать медицину». И он мужественно продолжил свой путь». Джонс не мог скрыть восхищение: «Возможно, он был необработанным алмазом, но в том, что это алмаз, сомнений не было». В 1907 году Брилл смог скопить достаточно денег, чтобы провести год в Бургхельцли, изучая психиатрию. Там он открыл для себя Фрейда, и это открытие подарило ему дело всей его жизни. Брилл решил вернуться в Нью-Йорк и учиться, чтобы стать выразителем идей психоанализа. А еще он добьется того, что труды Зигмунда Фрейда будут доступны на английском языке. Теперь, в конце лета 1909 года, Брилл смог – с энтузиазмом и знанием дела – отдать часть морального долга Фрейду.

Мэтр, у которого сохранилась юношеская страсть к прогулкам по городу, оказался неутомим. Фрейд еще не был до такой степени знаменит, чтобы его осаждали фотографы или интервьюеры, а одна из утренних нью-йоркских газет даже не смогла правильно назвать его имя, сообщив о прибытии профессора Фрейнда из Вены. Похоже, основателя психоанализа это совсем не беспокоило – его занимал Нью-Йорк. Он взглянул на Центральный парк и Колумбийский университет, китайский квартал и Кони-Айленд, выделил время, чтобы осмотреть свои любимые греческие древности в Метрополитен– музее. 5 сентября путешественники прибыли в Вустер. Фрейд – вне всяких сомнений, главный гость – получил приглашение остановиться в элегантном доме Г. Стэнли Холла. Остальных поселили в отеле Standish.

Пять импровизированных лекций Фрейда, каждая из которых составлялась и репетировалась на утренней прогулке с Ференци, были встречены одобрительно. Ораторское искусство мэтра сослужило ему хорошую службу у американской аудитории. Начал Фрейд с великодушной признательности Брейеру, которого назвал истинным основателем психоанализа, – эту признательность он потом, по зрелом размышлении, посчитал преувеличенной. Далее Зигмунд Фрейд изложил краткую историю собственных идей и приемов, сопровождая свой рассказ предупреждением, что ожидать слишком многого от науки, которая еще так молода, нельзя. К концу третьей лекции он познакомил слушателей с основными понятиями психоанализа – вытеснением, сопротивлением, интерпретацией сновидений и т. д. В четвертой лекции Фрейд обратился к такой деликатной теме, как сексуальность, в том числе детская. Никогда еще он не использовал свои судебные навыки для лучшей цели, выложив на стол козырную карту американских связей своей теории. Свидетелем, показания которого он использовал, был Сэнфорд Белл, по счастливой случайности оказавшийся сотрудником Университета Кларка. В 1902 году, за три года до выхода «Трех очерков по теории сексуальности» Фрейда, Белл опубликовал статью в American Journal of Psychology, где многочисленными наблюдениями подтверждал явление детской сексуальности. В отказе от первенства было что-то обезоруживающее… Фрейд сполна использовал этот прием. Цикл лекций он закончил головокружительной смесью критики культуры и прикладного психоанализа, а в заключение сердечно поблагодарил за возможность прочитать лекции и за то внимание, с которым его слушала аудитория.

У основателя психоанализа не было причин жалеть об этой поездке. Большинство из его более поздних жалоб выглядит надуманными, далекими от великодушия и даже от рациональности. Конечно, американская кухня – вода со льдом не в меньшей степени, чем тяжелая пища, – дурно повлияла на его и без того неважное пищеварение. Естественно, Фрейд был убежден, что пребывание в Соединенных Штатах явно обострило его проблемы с кишечником, и Джонс подыгрывал ему в этом. «Я искренне надеюсь, – писал он несколько месяцев спустя, – что ваше физическое недомогание уже в прошлом. Очень плохо, что Америка нанесла вам подлый удар своей кухней». Но Фрейд явно переоценивал неблагоприятное воздействие американской пищи, поскольку уже давно жаловался на пищеварение. Может быть, и причиной ухудшения его почерка стал визит в Америку? Даже верному Эрнесту Джонсу пришлось признать, что антиамериканизм мэтра «на самом деле не имел с самой Америкой ничего общего».

Фрейда в Соединенных Штатах в основном принимали сердечно, как люди, с которыми он встречался, так и пресса. В большинстве случаев к нему отнеслись с уважением. Заголовок в Worcester Telegram («Все собрались в Кларке… Люди с распухшими мозгами иногда улыбаются»), безусловно, представлял собой не лучший образец журналистики, но это можно считать исключением. Среди слушателей оказались люди, которые считали теории сексуальности Фрейда шокирующими, и газеты откликнулись на его четвертую лекцию, посвященную этой чувствительной теме, с подобающей краткостью и благопристойностью. Но у основателя психоанализа не было причин считать, что американская аудитория его игнорирует, не говоря уже о неприятии. Более того, ведущие американские психологи специально приехали в Вустер, чтобы встретиться с ним. Уильям Джемс, самый известный и влиятельный психолог и философ Соединенных Штатов, провел один день в Университете Кларка, послушал лекцию Фрейда и совершил с ним прогулку. Эта прогулка навсегда осталась в памяти основателя психоанализа. Джемс уже страдал от болезни сердца, которая годом позже сведет его в могилу. В автобиографии Фрейд вспоминал, как Джемс внезапно остановился, передал ему свой портфель и попросил идти вперед. Почувствовав приближающийся приступ стенокардии, он сказал, что догонит спутника, как только почувствует себя лучше. «С тех пор, – заметил Фрейд, – мне всегда хотелось и самому проявить такое же бесстрашие перед лицом близящегося конца жизни». Размышляя о смерти, что часто случалось с ним в последние годы, он нашел благородный стоицизм Джемса достойным восхищения и даже зависти.

Джемс следил за трудами Фрейда с 1884 года – тогда он обратил внимание на его совместную с Брейером работу по истерии, «Предуведомление». Теперь, проявив широту взглядов, с которой Джемс обычно относился к теориям, которые считал интересными, но неприемлемыми, он пожелал основателю психоанализа и его сторонникам успеха. Как профессиональный исследователь религии, поднявший опыт веры до уровня высшей истины, Джемс был полон сомнений относительно, как ему казалось, прагматичной и навязчивой враждебности Фрейда к религии. Однако это не ослабило его интерес к идеям психоанализа. Прощаясь с Эрнестом Джонсом в Вустере, он положил руку ему на плечо и сказал: «Будущее психологии принадлежит вашей работе». Джемс подозревал, что Фрейд «с его теорией сновидений регулярно hallucine[106]». Тем не менее он считал, что Фрейд «будет способствовать нашему пониманию «функциональной» психологии, которая и есть настоящая психология». Сразу после окончания конференции в Университете Кларка он писал швейцарскому психологу Теодору Флурнуа, что беспокоится по поводу «навязчивых идей» Фрейда, признавался, что никак не может принять теорию сновидений и отвергал как опасные психоаналитические представления о символизме. Тем не менее он выражал надежду, что Фрейд и его ученики «будут расширять свои идеи до самых дальних границ, чтобы мы смогли узнать, что они собой представляют. Они не могут не пролить свет на природу человека». Доброжелательное, но осторожное и слишком расплывчатое заявление.

Джемс был более высокого мнения о Юнге, симпатии которого к религии совпадали с его взглядами. Вне всяких сомнений, по отношению к философской теологии, в защиту которой так красноречиво высказывался Джемс, лекции Юнга в Университете Кларка, посвященные детской психологии и экспериментам со словесной ассоциацией, были не такими провокационными, как выступления Фрейда. Основатель психоанализа не проповедовал атеизм, но твердо придерживался научных убеждений, которые отвергали любые претензии религиозного мышления на поиски истины. Но именно эти претензии на протяжении многих лет и озвучивал Джемс, ставивший религию выше науки, энергичнее всего в своих знаменитых гиффордских лекциях[107] «Многообразие религиозного опыта», опубликованных несколькими годами раньше, в 1902-м. В отличие от него Джеймс Джексон Патнем безоговорочно поддержал Фрейда и оказался намного более эффективным сторонником психоанализа в Америке, чем Джемс. Патнем, как и Джемс, был профессором в Гарварде и как невролог пользовался у коллег высочайшим авторитетом, поэтому большое значение имел тот факт, что еще в 1904 году при лечении пациентов с истерией в Массачусетской больнице он заявил о том, что метод психоанализа далеко не бесполезен. Его симпатии к трудам Фрейда впервые по-настоящему открыли для идей психоанализа путь в медицинские круги Америки. Однако, к некоторой досаде Фрейда, Патнем всегда сохранял независимость и отказывался менять свои философские взгляды, оставлявшие место для несколько абстрактного божества, на атеистический позитивизм Фрейда. Однако лекции в Университете Кларка, сопровождавшиеся оживленными дискуссиями с основателем психоанализа и его спутниками, убедили Патнема, что психоаналитические теории и методы лечения в основе своей верны. В определенном смысле эта победа стала самым долговременным последствием визита Зигмунда Фрейда в Америку.

После торжеств в Университете Кларка Фрейд, Юнг и Ференци провели какое-то время в доме Патнема в горах Адирондак, где продолжили обсуждение профессиональных тем. 21 сентября, после двух последних дней в Нью-Йорке, путешественники поднялись на борт другого немецкого парохода – Kaiser Wilhelm der Grosse. Погода была не самой приятной, штормовой, но это не помешало Фрейду провести психоаналитический сеанс с Юнгом – как утверждал сам Юнг, с пользой для него. Восемь дней спустя они пришвартовались в порту Бремена, и Америка стала воспоминанием – ярким, но неоднозначным. «Я очень рад, что уехал оттуда, и еще больше рад, что не вынужден жить там, – писал Фрейд дочери Матильде. – Не могу также утверждать, что возвращаюсь освежившимся и хорошо отдохнувшим. Но это было чрезвычайно интересно и, возможно, очень важно для нашего дела. В целом это можно назвать огромным успехом». В начале октября Юнг, признавшийся мэтру, что скучает по дому, вернулся на работу в Цюрих. Жизнь Фрейда тоже вошла в привычную колею. Он приехал домой доктором права, с очевидными доказательствами, что его движение теперь приобрело международный характер.

После таких удовольствий Вена должна была показаться немного унылой. И действительно, в начале ноября раздражение Фрейда своими здешними сторонниками снова достигло наивысшей точки. «Иногда я до такой степени сержусь на своих венцев, – писал он Юнгу, перефразируя слова римского императора Калигулы, – что мне хочется, чтобы у них был один зад, чтобы я мог отлупить их всех одной палкой». Показательная оговорка, которую допустил Фрейд, выдает его напряженные отношения с Юнгом: вместо «их» (ihnen) он написал «вас» (Ihnen), словно именно Юнг заслуживал порки.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.